***
На старой белой конфорке кипел чайник. Прибор чуть потрескивал, издавал странные звуки, булькал, но главное кипел. Горе, сидевшая на старой табуретке около деревянного окна рассматривала вид с пятого этажа. Под домом был небольшой сквер. Там располагались маленькие скамейки, посреди пожелтевших жухлых берёз. Их листья медленно падали, иногда их срывало порывом ветра и они в танце плавно опускались на мокрую осеннюю грязь. Парк освещали несколько фонарей, один из находился над подъездом дома, обливая своим светом пространство под окном. По деревянным вставкам ненавязчиво барабанил ливень, чьи капли медленно стекали на карниз и оставались где-то там, разбиваясь на тысячи хрустальных осколков. Около конфорки крутилась Эля, возясь с заваркой. —Вот чёрт, тут только один пакетик...—блондинка закатила глаза, цепляя мутным взглядом одинокую тусклую лампочку в потолке,—Горе, ты не против одной заварки на двоих?—голубоглазая обернулась на соседку в ожидании ответа. —Ау? Не, не против. Мне впринципи всё равно, главное чтобы чай был—ответила шатенка, тоже повернувшись к Эле лицом. На секунду их взгляды пересеклись. Лазурные, бесконечно глубокие глаза зацепились за тёмные, цвета горького утреннего эспрессо, и около тридцати секунд этот контакт не прерывался. Представьте тёмный, горький шоколад, что неторопливо расстворяться в глубоком океане, мешаясь с контрастом синей глубины... Наверное именно так выглядел этот зрительный контакт. Выразительные голубые, словно океан на райском острове и глубокие, словно гуща черного крепкого кофе, глаза в переплетении. Эля чуть смутилась. Девушка не совсем умела держать зрительные контакты, потому вновь занялась чаем. Старичок на плите наконец вскипел и блондинка залила заварку кипятком. Добавив чуть прохладной воды она опустила кружки на сероватый , когда-то бывший белым стол, с клетчатой голубой скатертью. —Держи свой любимый мятный. Я туда ещё мед добавила —чуть улыбнулась голубоглазка, —и чего тебе в час ночи так чаю захотелось?—поинтересовалась она. —Не знаю. Просто резко подумалось —ответила Горели. Взгляд шатенки вновь был потерянным. Глаза метались по комнате, будто-бы в поиске чего-то такого, что смогло бы избавить девушку от этого состояния. Вновь заметив такое смятение, улыбка покинула лицо Эльвиры. Пора бы наконец серьёзно поговорить о том, что происходит. —Горе, да что с тобой такое? Ты реально очень странно себя ведёшь в последнее время. Как будто потеряна для мира. Ладно может кто-то и не заметил, но не я же! Мы очень близко общаемся и сложно не заметить такие изменения!—Эля серьёзно посмотрела на подругу, насколько только умела смотреть кому-то в глаза. —Эль...—Горе начала теребить край чайного пакетика в кружке. —Пожалуйста, не надо сейчас врать, что все в порядке! Видно, когда человек просто устал и когда с ним что-то происходит. Шатенку словно сдавило в угол. Впервые она видела Элю настолько серьезной. Это было настолько неожиданно, что даже кареглазой с её стальным характером сложно было держаться под таким напором. Подруга буквально сверлила Горе взглядом, ожидая ответа. Увидев такую растерянность, голубоглазая смягчилась. —Горе...—Эля потянулась к руке подруги и нежно взяла её за запястье, чуть сжала аккуратные пальчики девушки,—я правда очень переживаю за тебя и хочу помочь... Ты никогда себя так не вела и мне очень трудно видеть тебя такой.. Если это не слишком трудно для тебя, прошу, расскажи... Я клянусь, это останется только между нами. Я постараюсь помочь. Горели вновь посмотрела в голубые глаза. Те глаза, что придавали ей силы и мотивацию, те, что вызывали новые чувства, но рушили всё одновременно. —Я правда не знаю, как объяснить... Это так сложно.. Эля, я...—шатенка тяжело вздохнула. Было видно, что каждое слово давалось ей с трудом. Эльвира продолжала смотреть на подругу. Вид у Горе сейчас был настолько несчастным, что ей хотелось её просто обнять, приласкать и успокоить... Но Эля знала, что подруга ненавидит всё это. Точнее уже очень давно не просто подруга... Шатенка пыталась сосредоточиться, но у неё не выходило. Сотни мыслей в голове, смешивались, путались, сливались во что-то одно. Слова не приходили в голову, а если и приходили, то не лезли в горло. В душе творился абсолютный Хаус и всевозможные стихийные бедствия, мысли и раздумья превратились в огромный пчелиный рой, но каждая из них заканчивалась её именем... Весь этот Хаус превратился в эмоции, которые шатенка уже столько времени копила в себе. Каждый рано или поздно сдаёт позиции. К карим глазам подступили слёзы, в носу закололо, в горле застрял ком. —Горе... Прозрачные струйки закапали поочередно в фарфоровую кружку. Соленая вода смешивалась с горячей мятной заваркой, превращаясь во что-то непонятное. Как бы шатенка не старалась сейчас подавить свои слёзы, ничего не выходило. Колкие чувства настигли девушку, собираясь долгое время и сейчас с диким, оглушающим грохотом падали на её голову. —Ты чего...? И после этого вопроса вся сила воли дала стоп. Слова будто стали спусковым крючком: Горе громко всхлипнула, и резко упав со стула на пол, беспомощно разрыдалась во весь голос. Девушка агрессивно старалась сбить свои слёзы с глаз, пыталась сглатывать их и выровнять дыхание, но все было без толку. Это было то, что она так долго держала в себе, то, что уже невозможно было подавить. —Горе!—Эля просто слетела со стула, испугавшись так, как не боялась никогда в своей жизни. Голубоглазая схватила подругу за плечи, упав на колени и шёпотом повторяя её имя. Шатенка продолжала плакать, задыхаясь в истерике, как вдруг резко упала на Элю, уткнувшись носом в её плечо. Блондинка опешила от такого действия. Это словно была другая сторона Горе. Такая сильная физически и морально, готовая всегда постоять за своих друзей и себя, крепкая духом сибирячка, со взрывным характером и ее близкая подруга сейчас просто лежит на полу и плачет, уткнувшись в ее одежду. Горячие слёзы падали на белую, чуть с пятнами домашнюю футболку, пропитанную ароматом... Её ароматом. Любимым запахом Горе. С того момента, когда Эля только пришла в команду. Сколько времени прошло... Сколько пройдет ещё? Взаимны ли её чувства...? —Эля, я влюбилась...—сквозь всхлипы проговорила кареглазая. —Впервые за 19 лет... И я не знаю, может ли между нами что-то быть, но скорее... Блондинка осторожно приподняла маленькую головку с взъерошенными волосами со своего плеча и аккуратно пальчиком вытерла слезы с горячего лица. Младше, но выше. Какая же ирония для многих пар... Горе вопросительно несчастно посмотрела на неё. —Горюшко ты луковое, какая же ты глупышка.. Ты моя... А я твоя. Я люблю тебя с первой нашей встречи... Впервые и тоже по настоящему... Настолько сильно и крепко, Горь, я, я просто...—слова сдавливали горло, застревая где-то в нём и упорно отказываясь выходить наружу, но кажется, в продолжении уже не было необходимости. Шатенка на минуту замолкла, больше даже не всхлипывая. Горе вообще поверить не могла,что они с Элей смогут быть вместе. Шестнадцатилетняя Эля, полностью противоположная ей, но такая любимая и родная... Самый близкий человечек... Голубоглазая убрала прилипшую каштановую прядь с мокрой щеки. Девушка нежно провела по бледной коже рукой и прильнула своими губами к влажным от солёных слез губам возлюбленной. Эля осторожно увлажняла их сильнее, углубляя поцелуй, подключая руки, которые она осторожно положила их на талию шатенки. Горе закинула свои ладони на элины плечи, затем отрываясь и нежно покусывая шею своей любимой. У обеих это был первый, и лучший поцелуй который только мог быть. Пусть и неумело, неуклюже, без опыта, они были счастливы, не прерывая его ещё очень долго...***
Стоя на старом скрипящем балконе, девушки смотрели в небо. Тучи наконец разошлись, небо чуть прояснилось и вышла круглая бледная луна. Светило освещало промокший до нитки сквер с наполовину оголёнными деревьями... Прохладный ночной ветер распахнул окно, бесцеремонно ударив в лицо. Горе сняла с себя чёрную олимпийку, и осторожно накрыла ей спину Эли. Та притянула свою девушку к себе, накрыв ее с другой стороны этой же кофтой. Пара долго стояла, рассматривая небо. Такие разные... Шатенка и блондинка, высокая и не слишком, голубоглазая и кареглазая, нежная и дерзкая... Но обе любимы друг другом до безумия. Эля сильнее обняла Горе, прижав ее к себе, и не отрывая взгляда от ночного неба тихо произнесла: —Луна сегодня красивая... И, не думая долго, шатенка ответила: —Она настолько красива, что умереть можно.