Время и пространство.

Первая попавшаяся статья в интернете сообщает, что человека по имени Руфус Барма никогда не существовало. Впрочем, как и его самого. Все это – легенда, сказка, пусть не для самых маленьких, но все же выдумка. "И кому только в голову пришло назвать меня именем персонажа..." – Брейк рассматривает фотографию полотна, написанного пару столетий назад в качестве иллюстрации, и лёгкая дрожь пробирает от проскользнувшей где-то по краю сознания мысли: "Словно в зеркало глянул..." Зарксис из несуществующего прошлого ехидно скалится, оправляя светлые пряди, скрывающие половину лица, и намекает, что от рождения почти не видящий левый глаз у его нынешнего воплощения далеко не случайность (прописанные в раннем возрасте очки, как оказывается после, – тоже). Брейк впервые заявляется в библиотеку добровольно, чем ввергает в шок сидящую там старушку, просит сборник любимых несколько поколений назад историй Риверры и читает, читает, читает, утопая в шелесте пожелтевших страниц. Вокруг проносятся в водовороте времени имена, лица, даты, события, запах пыли сменяется тонким ароматом восточных благовоний, а вместе с ним приходит чувство незавершённой неполноценности, исчезающее впрочем сразу же, когда выпавшие из книги несколько маленьких листков оказываются записками. Место и время встречи, фразы, явно значившие на деле многим больше, чем он сейчас способен понять. Вот аккуратный каллиграфический почерк, ниже приписка на незнакомом языке. Наверное, это послание принадлежит руке человека, который оставлял за собой шлейф разноцветных опавших листьев и нездешних трав. Вот более резкий, небрежно-округлый, странноватый, но по-своему красивый. Зарксис с подозрением косится на лежащий рядом блокнот для заметок, почти личный дневник, – абсолютная идентичность. – Бред какой-то. – потрёпанные бумажки в карман, увесистый том библиотекарю, наушники на голову и бодрым шагом к главному источнику информации в лице лучшего (считай единственного) друга – Лиама. Уж если он не знает, то не знает никто. С Лунеттом Брейк сталкивается ещё на улице: тот оглядывает привычно заявившегося без предупреждения Зарксиса, отвечает сам себе на неозвученный еще вопрос и тепло-тепло улыбается: – А я всë ждал, когда же ты вспомнишь... Рука в руке, проводит в знакомую квартиру, к обычно закрытому на ключ шкафу. Пока он возится с замком, Брейк меняет линзы, придающие его глазам явный алый оттенок, на очки с приличной толщины стёклами. Тут скрывать нечего. У Лиама такие же, но то наследственность. Генетика явно была неравнодушна к ним обоим, щедро одарив близорукостью, а Зарксиса вдобавок белоснежным цветом волос. Лунетт чихает, вынимая наконец стопку журналов: некоторые едва не рассыпаются в пыль, другие новее. Поверх – письма, их-то Брейк и берет в первую очередь. Разглядывает, сравнивает, анализирует. Лиам раскладывает на столе перед ними длившуюся века историю родов Рейнсворт, Лунетт и Барма. – Герцогиня Шерон вышла замуж за моего предка, Рейма, а незадолго до этого, умер Руфус – последний глава дома Барма. Полагаю, ты видел как раз его. Старая фотокарточка, сохранившаяся каким-то невероятным образом в хорошем состоянии. Зарксис ощущает лёгкий холодок, когда берёт её в руки, а через несколько часов изучения предоставленных Лиамом бумаг, прячет подальше в рюкзак вместе с письмами. Чуда не случается. Брейк думает, что подобное было вполне ожидаемо, в конце концов, реальность сурова и не собирается потакать мечтам одного случайно сумевшего обойти её законы мальчишки. Сны растворяются в тишине раньше, чем Зарксис успевает их осознать и запомнить, будто играют в догонялки, наградой за победу в которых станут картины давным давно оборванной жизни. Иногда они подбираются близко-близко, оставляя туманные разводы силуэтов, пейзажей, незнакомых мест... Проходит год, за ним следующий и, кажется, ещё... Брейк сказал бы, что перестал надеяться, но это неправдоподобная, а оттого слишком заметная ложь, поэтому он молчит. Строит своё будущее, хранит дружбу, по-прежнему много шутит, смеётся и пьёт чай минимум с тремя ложками сахара. Носит фотографию близко-близко. У сердца, где когда-то чернела печать. В особенно тоскливые осенние вечера, перечитывает письма, написанные не им для кого-то очень-очень важного и его ответы. Фантомные прикосновения, вспышки, объятия, поцелуи, признания, отчаяние и решимость, обещание...вечно ледяные ладони. Зарксис до сих пор не привык, к утру станет легче, по щекам медленно текут слезы. Это в прошлом. Это было не с ним, а с кем-то совершенно другим. Более взрослым, опытным, ответственным, сильным. Это все – тоже ложь. Лунетт предлагает развеяться, даёт этому миру последний шанс и покупает билеты в страну, бывшую когда-то родиной того человека. Брейк не сопротивляется и собирает вещи. Абсолютно чужой город сияет разноцветными огнями и заметно отличается от привычной Риверры. – Нужно поддерживать связь и быть осторожными. Зарксис согласно кивает, действительно, мало ли что, записывает в заметки адрес отеля и выключает телефон. Лиам вздыхает, скрещивает пальцы на удачу и идёт располагаться в номере. Брейк задумчиво изучает открывшийся вид просто стоя посреди улицы, пока его взгляд не цепляется за смутно знакомый образ. Сердце пропускает удар. Шаг, шаг, шаг, быстрее, бегом. Знакомое до боли, щедро пропитанное кровавыми слезами, само так и просится, слетает с губ и становится невообразимо легко: – Герцог Барма! Руфус! Ру! Поймать за плечо, не задевая алые пряди, заглянуть в тёмные чуть раскосые глаза... Воздух обжигает лёгкие, асфальт скоро расплавится, а ладони у старого знакомого настойчиво просят перчаток. – Все ещё мëрзнешь, Лохматейшество? *** И даже то, что быть не может, однажды тоже может быть.