Вверенный

Крики и плач смешиваются воедино. Задыхающиеся в рыданиях подростки пытаются вырваться, но чужая хватка слишком сильна и удерживает их на месте, как непокорных котят. Омеги протягивают руки к детям… Бён с расстояния видит, как в бессилии чужие пальцы врываются в землю. Комья летят в мужчин, стоящих с оружием наперевес. Альф уже перерезали: тела безвольно лежат в странных позах, словно их вот-вот уложат в коробку и накроют крышкой. Детей оттаскивают чуть дальше, поставив на колени, продолжая крепко удерживать их на месте. Мужчины отходят от омег на несколько шагов назад, направляют дуло в спину и звучит череда автоматических выстрелов. В тело врывается пять пуль. На мгновение крики затихают, чтобы через несколько секунд в сознании взорвались надрывное, почти животное: «Мама!». По позвоночнику будто пустили ток. Бэкхён удерживает плечи каменными, в то время как Кёнсу поводит — пытается стряхнуть неприятное ощущение. Детям перерезают горло. Маленькие тельца заваливаются на землю и некоторое время конвульсивно дёргаются. Некоторых сразу тащат за одну ногу к машинам. Несколько карет скорой помощи стоят на подъездной дороге к особняку. Скорее всего их выпотрошат и выбросят в общую могилу. Возможно, сожгут. Бэкхён сжигал в крематории. Глубоко вдохнув, высовывает руки из карманов и отворачивается. Кёнсу бросает на него взгляд и закуривает, прислонившись напротив него к машине. Они стоят на пригорке. Здесь дерьмовая подъездная дорога к густой посадке, но это лучшее место для наблюдения. Недалеко, но и не слишком близко: им бы не хотелось обозначать своё присутствие.       — Не слишком ли светло, чтобы решать дела?       — По всей видимости, китайца не волнует ни время, ни погодные условия. Три часа дня. За спиной вырезали всю семью, и Бэкхён не знает, за что зацепиться: за хорошо отработанные манёвры, количество нападавших, хладнокровие, расчётливость или мерзкую практичность. Они не успели приехать, как уже началось нападение: огромной толпой обступили особняк по всему периметру высокого забора, взобрались по нему, как по лестнице, и оперативно (практически бесшумно) достигли самого жилого здания. Уже через пять минут хозяев выволокли наружу и прикончили. Бэкхён взглянул на часы и убрал руки в карманы пальто. Им потребовалось девятнадцать минут, чтобы вырезать весь род со стариками, омегами и детьми. Поразительно. Бэк не мог таким похвастаться, но тут и сожалеть не о чем: сейчас они наблюдали за работой профессионалов, явно специалистов с военной подготовкой, а у Бёна не все имели за плечами большой опыт службы. Прошло две недели с тех пор, как на главный склад напали. Бэкхён две недели наблюдал за быстро развивающимися событиями, боясь представить, насколько могуществен китаец. Две недели похорон во всём районе. Чёрные машины, выражение соболезнований, налаживание контактов с другими семьями. Отца приглашали на общее собрание Глав, он посоветовался с Бэкхёном и выразил отказ в письменном виде. Они бы ни за что не смогли работать, объединившись. По одиночке они были сильнее, чем в конгломерате. Бэкхён настойчиво продвигал эту мысль отцу: если китаец задавит весь рынок (объединённый в один общий бизнес), то проиграют все. Абсолютно все. Драться нужно было в одиночку.       — По крайней мере, они сделали за нас нашу работу, — пробормотал помощник.       — У нас не было открытых конфликтов с семьей Хан. Открытых не было, конечно, но Кёнсу прав: периодами они сталкивались лбами на рынке и вели гонку, но чтобы открыто выступать друг против друга и убивать всю семью? Оснований не было. К тому же, их вражда была построена исключительно на бизнесе. За такое не убивают всех. Семьи трогают за личные оскорбления, за упоминания предков и родов, за пренебрежение и подобные этому вещи, но не из-за бизнеса. Бэкхён никогда не убивал и не приказывал убивать из-за глупых бумажек.       — Они настроены слишком серьёзно, — отметил парень, сходя с места. — Они не остановятся, поэтому и прощупывают почву. Он сел в машину, и Кёнсу тут же оказался за рулём, заводя автомобиль.       — Не слишком ли много на двенадцать человек семьи? Они напали целой ротой. С нашего ракурса я насчитал человек сто пятьдесят, не меньше.       — Территория достаточно большая. Возможно, хотели иметь большое преимущество.       — Охрану перебили, как мух, — покачал головой Кёнсу. До думал о том же, о чём и сам Бэкхён: анализировал всё, что увидел, и наверняка сопоставлял с тем уровнем, который имеют лично они. Чтобы напасть на этот особняк, Бэкхёну бы пришлось оставить склады без охраны. Сто пятьдесят человек, это почти половина от общего количества нанятых людей.       — У китайца огромные возможности. Он слишком опасен для нас.       — И не нападает напрямую.       — И не нападает напрямую, — задумчиво произнёс Бэкхён. — Я не удивлюсь, если он разузнал информацию о всех семьях в районе. С таким количеством работников нетрудно убрать пальцы с пульса. Ему нечего бояться. «Это мы должны бояться его», — проглотил Бэк. … состояние Бэкхёна заставляло его напрягаться. Нет, парень стал лучше контролировать себя, но беспокойство отражалось в каждом движении чужого тела. Чанёль представить не мог, в какой обстановке приходится существовать парню, но от мысли, что это длится четыре месяца, у него начинало болеть сердце. Четыре месяца тяжелых решений, перестрелок, разборок, попыток что-либо исправить. Психологически он стал более спокойным и старался не вносить в дом трудности, но даже при том, что парень улыбался и пытался развлекать его, Чанёль нутром чувствовал чужую озадаченность и напряжение. Они стали слишком хорошо чувствовать друг друга. Порою Чанёль не различал, где именно его эмоции: он наполнялся тем, что ощущал, и это смазывало собственные чувства. Бэкхён пытался помочь ему, но от этого они будто ещё больше скреплялись между собой. На днях Пак с удивлением понял, что воспринимает Бэкхёна, как своё продолжение. У него было странное ощущение того, что они знакомы если не вечность, то с детства. Желание защитить, успокоить, позаботиться и как-либо выровнять чужое состояние преследовало его всё время и совсем не вызывало сопротивления внутри. Чанёль чувствовал себя полноценным. Впервые за всю жизнь он вдруг осознал, что именно этого ему не хватало: друга, товарища, партнёра, настоящей семьи?.. Бэкхён, вероятно, думал о том же, но продолжал всё списывать на связь. Чанёль этого не отрицал, понимая, что такой подарок получил только за счёт беременности. Рядом с ним он чувствовал себя лучше, ребёнок переставал бесноваться в животе, и общее состояние будто улучшалось на фоне боли в пояснице и тяжести в ногах. Ему чертовски сильно хотелось замедлить жизнь, чтобы успевать за протекающими мимо сутками. Бён приходил к нему, когда был задумчив или озадачен. Он был рядом, когда чувствовал себя неуверенным или испуганным. И всё так же продолжал избирательно позволять себе обнимать его и прислоняться виском к плечу. Эти потрясающие мгновения смазывали все ощущения. Разваливающийся вокруг мир застывал, когда эмоции утихали. Чанёль не мог отделаться от мысли, что всё это пропадёт после родов. Он очень надеялся на то, что Бён не отстранится от него, потому что потерять (по ощущениям) лучшего друга будет смертельно больно. … лицо Чондэ вызывает раздражение. Бэкхён старается на него не смотреть. Брат настолько ошарашен и раздражен тем, что на него напали, что это не влезает в привычные рамки поведения Бёнов. Бэк в который раз напоминает себе, что Чондэ носит фамилию Ким, но всё равно не может отделаться от мысли, что этот раздражающий его мужчина всё ещё является его братом. Пусть и названым. Вопросы «Как они посмели?» и «Чего они добиваются?» вынуждают закатить глаза. Мысленно. Джэхан даже одёргивает его, мол, успокойся уже, но Чондэ несёт дальше до тех пор, пока отец не поднимает на него равнодушный взгляд. Бэк знает, что за равнодушием теплится смирение и горечь. Они потеряли людей, снова придётся выражать соболезнования семьям, снова просить прощение за то, что не уберегли. Разумеется, Чондэ не будет этого делать. Вероятно, он появится на церемонии минут на двадцать, прежде чем посчитает, что выполнил свой долг. Наверное, именно поэтому отец оставляет его в кабинете и просит оставить их наедине. Отец как обычно молчит некоторое время. Собирается с мыслями, возможно. А может просто наслаждается тишиной после торопливой и возбуждённой речи Чондэ.       — Поезжай на похороны вместо Чондэ. Он уедет слишком рано, чтобы это было приличным, а мы… мы слишком провинились перед семьями этих людей. Тринадцать погибших. Недопустимо. Чондэ думал лишь о том, что его территорию замарали. Он поддерживал «чистоту» в своём бизнесе долгие годы, и вдруг происходит «такое». «Такое», по его меркам, для него было недопустимым, а то, что Бэкхён сталкивался с этим уже на протяжении долгих месяцев, его не волновало.       — Сделай всё, как Бён. Этот не понимает, как нужно.       — Как прикажешь, отец.       — У тебя затишье?       — Да. Две недели наблюдал за тем, как срезали под корень полные семьи. Китаец слишком кровожадный, отец. На каждый дом посылает от двухсот человек, — Бэк качает головой, — слишком кровожадный. Он монополизирует рынок без оглядки на совесть. Отец вздыхает, скрещивая пальцы в замок. Его взгляд привычно направлен вниз. Даже если захочет, Бэкхён не смог бы вспомнить, какого цвета отцовские глаза. Глава так редко поднимает на кого-то взгляд, словно боится обжечь или обидеть.       — Раньше, если кого-то убивали, его омеге отправляли траурные цветы. Теперь убивают вместе с омегой. Бэкхёну нечего ответить, поскольку он грешит таким же отношением. Отец не рассказывал о том, как жил раньше, но с тех пор, как у него появилась полноценная семья с сыновьями и женихами, безопасность стала на первое место. Охране было приказано достигать цели любой ценой. Даже такой суровой и беспощадной. Парень вдруг вспомнил о своей просьбе и прервал тишину:       — Мне нужен Чонин. Отдашь мне его на время? Кёнсу нужен помощник.       — Твоему помощнику нужен помощник?       — Я сбросил на него слишком много дел. Парень забыл, когда в последний раз ночевал дома. Так нельзя. Отец кивнул. Недолго подумав, он согласился:       — Я поговорю с Чонином. Думаю, он не откажет.       — И ещё… — Бэк поджал губы, после чего вопросил: — Хвиён в порядке?       — Перестраивается. Сейчас он ошарашен тем, что пережил. Немного паникует от того, что начал ощущать себя иначе, но он в порядке. Начал есть, взгляд прояснился, говорить не торопится — пока молчаливо держится около меня. Бэкхён облегчённо выдохнул:       — Хорошо. Замечательно. Надеюсь, ему станет лучше.       — Станет, — убеждённо произнёс отец. — Ещё пара недель, и он восстановится. Таков прогноз врачей. Недолго обсудив затишье в доме, Глава отпустил его. Бэк проглотил желание закурить и двинулся по дорожке вниз. До стоял на парковке рядом с водителями советников и брата. Он ощутил его на расстоянии и тут же прервал разговор, возвращаясь к машине. Уже оказавшись внутри, Бэк вздохнул и уткнулся затылком в подголовник.       — Есть дела, господин?       — Добавь в расписание похороны. В четверг. Время нужно уточнить у советников. Вряд ли Чондэ будет заниматься церемониями. И ещё попросил у отца дать Чонина тебе в помощники.       — Мне не нужен помощник, — твёрдо заверил До.       — Когда ты в последний раз был дома?       — Я не люблю свой дом, господин. И дело совсем не в этом.       — Когда ты там был, Кёнсу? До проглотил желание возразить, напряженно уставляясь в лобовое стекло.       — Вместе с тобой. Когда Глава попал в аварию.       — Ты не доверяешь Чонину?       — Я с ним не сталкивался лично, чтобы сложить мнение о парне.       — Он старше тебя на год.       — Это не показатель доверия и способности выполнять оперативную работу.       — Окажется помехой — скажешь мне, и Чонин вернётся к своей привычной работе на территории родового дома.       — Мы можем избежать этого прямо сейчас. Пусть каждый занимается своей работой.       — Ты сильно успеваешь вести сотню дел, Кёнсу? — раздражённо вопросил Бэкхён. — Я переложил на тебя почти всё руководство. Единственное, что я делаю, это подтверждаю твои планы и наши дела по бизнесу. Я не могу отступить от Пака ни на шаг. Второй триместр в самом разгаре. Я связан с ним по рукам и ногам! — возмущённо воскликнул парень. — Нет ни минуты, чтобы я не думал о том, что он сидит один дома. Чёрт, вся моя голова забита мыслями о китайце и Паке. Чего вы все от меня хотите, блять? Бэкхён тяжело выдохнул скопившееся напряжение и потёр лицо ладонями.       — Послушай, — более спокойно произнёс Бэк, — Чанёль сейчас имеет на меня огромное влияние. И так будет до самих родов. Всё, спокойные дни закончились, дружище, альфа всецело сосредоточен на беременной омеге. Я не могу это проконтролировать, понимаешь? — До кивнул. — Я пытаюсь облегчить нам дальнейшую работу: ты свалишься без сил, если сутками напролёт будешь работать в одиночку. Да, Чонин не сталкивался с этой работой, но ты можешь поручить ему выполнять, контролировать, обрабатывать мелкие задачи. И я прекрасно понимаю, что ты привык всё делать сам и со своим педантизмом никого не подпустишь к важной работе, но так нужно. До этого мы уже совершали ошибки и в охране, и в ведении дел, и с Хёнха застряли непозволительно долго — больше этого не повторится.       — Несовершенство системы, господин. Мы исправим эти ошибки. Бэкхён зарычал, заводясь вполоборота.       — Эти ошибки могли стоить мне жизни омеги и ребёнка, — зашипел Бэкхён. — Как мне защитить их, когда даже это проконтролировать не могу?       — Усилим защиту в несколько раз, — тут же предложил До.       — Чтобы он задохнулся? Он и так задыхается в четырёх стенах из-за того, что я не справляюсь.       — Перевезём в другое место?       — Забеспокоится.       — Зато останется жив.       — Не говори эти слова в таком контексте, — рявкнул Бэк, взмахнув рукой. — Я не в состоянии всё проконтролировать. Я никому не могу доверять, кроме тебя, но я не могу разорвать тебя на части. Ты нужен мне и тут, и там. Помощник замолчал, видимо, почувствовал, что он уже находится на грани. Конечно! Попробуй быть спокойным, ожидая удара в спину от всего окружения! Ему мало было Хёнха, так теперь китаец черти что творит на рынке! Сколько семей он вырезал за последние недели?! А скольких ещё тронет? И какой по списку у него сам Бён? Чёрт бы их всех побрал…       — Я вообще не понимаю, чего я распинаюсь перед тобой! — возмущённо крикнул Бён. — Нет, чтобы согласиться, блять. Начал мне нервы делать! Заводи машину! У нас куча дел. Эмоции буквально бурлили в теле. Бэкхён почти дрожал, пытаясь удержать эмоции в узде. Он запретил себе терять контроль и теперь всё время держал его с такой твёрдостью, что голова раскалывалась на части. Наверняка Чанёль думал, что он удерживает себя естественным образом, а Бэкхёну приходилось становиться стальным, чтобы не влиять на состояние Пака. Омега был на шестом месяце беременности, до родов осталось совсем немного. Опасность воздействия в последние месяцы была крайне велика. Бэкхён пытался успеть везде и всюду, а толка никакого не было. Парень зарычал и приспустился на сидении, принимая свою любимую позу, подпирая болящую голову ладонью.       — Едем к Паку, — бросил Бэкхён, почувствовав нужду лично убедиться в состоянии омеги.       — Выполняю. … Чанёль удивлённо уставляется на парня, так и замирая посреди коридора с чашкой и жменей конфет в руке. Бэкхён глубоко вдыхает. Его грудная клетка поднимается и плечи расслабляются, когда он выдыхает. Чан озадачено хмурит брови, мол, ты чего? И действительно, чего это он: Пак проводил его на работу всего два или три часа назад, а парень уже вернулся.       — Лучше бы бананов поел. Малой опять будет отбивать ритм вечером. Ёль надулся и отвернулся, продолжая свой путь к дивану, пока Бэкхён быстро снимает пальто. Хлопнули тапки по полу. Парень умудрился сесть на диван быстрее, чем сам Ёль! Чёрт, он становится супер-медлительным.       — Что-то случилось, — спокойно констатировал Чанёль, садясь рядом с Бэком.       — Раздраконили меня, — недовольно буркнул парень, подавая ему ладонь. Чанёль скрестил с ним пальцы и сжал ладонь чуть сильнее, успокаивающе проговаривая:       — Мог бы просто позвонить.       — Хотел убедиться лично.       — Со мной всё нормально, в отличие от тебя, — пожал плечами Ёль, подавая ему конфету. — Вот, возьми. В следующий раз просто съешь её и позвони мне, чтобы не тратить время.       — Ты что, не рад меня видеть? — удивлённо вопросил Бён.       — Что ты такое говоришь? — уставился на него Чан. — Я тебя жду до ночи каждый день, переживаю, чтобы ты вовремя вернулся домой, а ты приезжаешь посреди дня и отсрочиваешь своё возвращение на неопределённый срок! Чтобы ты знал, мне лучше спится, когда я знаю, что ты дома. Бэкхён тяжело вздыхает и приспускается на диване, чтобы уткнуться в плечо носом.       — Ты не ходил в душ?       — Нет ещё, — смущённо произнёс Чан. — Так лень, честно говоря. Прилагать усилия и всё такое. Мне и в пижаме комфортно.       — Мне всё равно, — пробормотал парень, продолжая вдыхать его запах. — Меня всё устраивает. После сна концентрация твоего запаха увеличивается. Мне будто нанесли на рану мазь с лидокаином. Господи, как же дома хорошо… Чанёль слабо усмехнулся, опуская голову, чтобы взглянуть на парня. Если Бён позволял себе получить какую-то дозу поддержки, то всегда принимал такую позу. Из-за разницы в росте он казался меньше, но при этом мощи в нём было столько, что Ёль иногда задыхался рядом с ним. Уткнувшись в плечо носом, он закрыл глаза и размеренно дышал, успокаивая нервы. Пак уже видел, как Бэк выровняется и помчится решать свои дела, а ему потом до самой ночи ждать его, чтобы покормить и спокойно лечь спать. Так и живут уже который месяц. Интересно, у них когда-нибудь будет график совместного приёма пищи, или они всю жизнь так и будут есть раздельно?.. Бён немного сдвинулся, и Чанёль решил, что терапия закончена.       — Уже уезжаешь?       — Ещё минуту, — вздохнул Бэк. … похороны всё ещё самый нелюбый повод для встреч. Бэкхён приезжает чуть раньше нужного и дожидается около машины, периодами стряхивая с плеч прохладу. Гусиная кожа под рубашкой пытается вывести его из строя, но он упрямо держится на ногах, засунув руки в карманы пальто. Чондэ приезжает минута в минуту. С мрачным выражением лица окидывает церемониальный зал взглядом и входит внутрь. По правилам сначала выражает соболезнования он, как работодатель, затем уже подходит Бэкхён. Родители разбиты, омеги с детьми на руках в ужасном состоянии — убиты горем. У Бёна разрывается сердце от боли. Истинные партнёры застыли в вегетативном состоянии. Первым же делом парень заверяет старших в семьях, что окажет поддержку от лица Главы семьи. Старики едва сдерживаются, чтобы не заплакать ещё сильнее, но уже от облегчения: у большинства в семьях есть женихи, невесты, дети. Их тоже нужно как-то содержать. Кёнсу берёт все на заметку, тщательно фиксируя всё в блокнот. Чонина рядом нет, сегодня он остался в офисе. У него первый рабочий день и начинать его с похорон показалось Бёну не совсем правильным. Пока он диктует помощнику, что и как сделать, след Чондэ теряется среди множества людей. Поразительно, как быстро он посчитал своё присутствие приемлемым для выполнения обязательств и уехал. Бэкхён не хочет злиться на похоронах, но у него бурлит кровь в венах от наплевательского отношения к погибшим. После завершения церемонии, семьи отправятся в крематорий и в одиночестве проводят родных в последний путь. К этому моменту команды специалистов будут готовы. Кёнсу выходит вместе с ним из здания и становится около машины, внимательно просматривая свои записи в блокноте.       — К вечеру психологи будут готовы работать с омегами. Семьи будут снабжены необходимыми продуктами. Ребята так же осмотрят дома, оценят обстановку. Если есть в чём-то нужда — окажем помощь.       — Поделись этими данными с помощниками отца. А как только будет составлен список всего необходимого, отправь его им: они всё просчитают и разобьют между нами расходы. Кёнсу кивает. Его взгляд сдвигается вправо и он тут же выравнивается, резким отточенным движением заводя руку за спину под пальто. Бэкхён резко оборачивается, встречаясь взглядом с каким-то странным парнем в дутой куртке с надетым капюшоном. Шапка скрывает брови, взгляд едва видно. Парень опасливо подходит к ним, и Бэк напряженно отпускает контроль, замечая, как вздрагивают чужие плечи.       — Он всем соврал. Бэкхён прищуривается, отказываясь задать вопрос.       — В тот день на складе всё было совсем не так, как он говорит. Он не выставил охрану сразу. Там никого не было. Мы приехали, а он уже был опустошен. Как такое может быть, если составляются полноценные графики выходов в смену? — парень медленно приподнял шапку, показывая запуганный взгляд. — Я выжил. Он не знает, но я выжил. Господин Ким всем соврал. Нахмурив брови, Бэкхён по прежнему продолжает молчать. Парень растерянно переводит взгляд с него на Кёнсу. Явно не знает, что сказать ещё, чтобы заинтересовать, но дело в том, что Бён уже заинтересован, разве что не намерен показывать эмоции.       — Вы обо всём знали, — пораженно произносит тот, медленно отходя. — Это всё был ваш план? Вам нужно было убить людей. Вы нас подставили, все вы… Бёны, Кимы, будьте вы прокляты. Я вас всех ненавижу, вы сумасшедшие твари, нелюди… Он срывается с места и стремительным шагом ныряет в проулок. Бэкхён поворачивается к помощнику и говорит только одно слово:       — Проследи. Бросив блокнот прямо на машине, Кёнсу быстро достаёт пистолет и заряжает его. Он следует в проулок и теряется там, в то время как Бэкхён вздыхает, доставая телефон из кармана.       — Чанлэ, мне нужны записи с камер видео наблюдения, которые находятся на складе моего брата. Тот самый склад, на который было совершено нападение… Да, но возьми не тот самый день. Просмотри и записи, сделанные накануне… Занимайся, родной. Сбросив вызов, Бэк убирает телефон обратно в карман и устало упирается ладонями в ледяной корпус машины. Низко опустив голову между руками, он немного сгибается и пытается контролировать сбившееся дыхание. «Да что за хуйня тут происходит?», — мелькает в пустой голове мысль. Бэкхён убирает блокнот в машину, вытаскивает ключи и передаёт их своему человеку. Он просит его дождаться Кёнсу и приехать с ним в офис. Вторая машина готова к отъезду, Бэкхён садится на заднее сидение и командует ехать в офис. Пока они едут, Бэкхён ещё раз звонит старшему смены и просит скомандовать ребятам сходить на разведку на территорию Чондэ.       — На предмет чего, господин?       — Небольшое расследование относительно последнего происшествия у них на складе. Пусть свяжутся с теми, кто выжил. Узнайте список тех, кто вышел в смену и как всё произошло.       — Выполняем, босс. Кёнсу звонит ему, когда они подъезжают к зданию. Докладывает, что проследил за парнем, тот живёт неподалёку, зашел в квартирный дом на шестом этаже и не выходит.       — Возможно ли такое, что нас отвлекают от чего-либо? — усомнился Бэкхён, выходя из машины. — Тебе не кажется это странным?       — Кажется, но проверить стоит. Ты будешь инициировать расследование?       — Да, все уже работают. Ради проверки, конечно, иначе… — Бэк вздыхает, потирая глаза пальцами, — слушай, я не знаю. Я нахожусь в таком состоянии, что меня сейчас всё что угодно может вывести из себя. Пока не доберусь до сути, не смогу спокойно существовать.       — Тогда отставим моральную сторону вопроса. Вероятность того, что наших людей засекут, крайне мала. Аккуратно спросят, аккуратно уточнят и пройдут по территории. Нам нужно обезопасить себя, если Чондэ что-то мутит…       — В том-то и дело, что на такого трусливого человека это не похоже. Ты ведь сам мне об этом говорил, — вздыхает Бэк. — Я слишком быстро взялся за это дело. Кто-то пользуется моим состоянием и заставляет меня рыть ненужную яму.       — У тебя паранойя, босс.       — Вытащи придурка на божий свет и привези сюда. Я оставил около машины Сынхана, позвони ему, пусть подъедет куда нужно. Будь осторожен.       — Выполняю. Бэкхён влезает в офис в таком состоянии раздрая, что Чонин спотыкается на ровном месте, ошарашено уставившись на него. Сбросив пальто, Бэк просит его сделать кофе и закрывается в своём кабинете, опуская тонировку на стёкла. Паранойя? Он не удивится, если это действительно она. Разве он может кому-то доверять, если не доверяет самому себе?.. … Чанёль медленно обходит дом по тропинке, вывернув локоть и приложив руку к пояснице. Тёплые вещи хорошо греют, отгоняя холод. Он позволяет себе идти настолько медленно, насколько это возможно. Не то чтобы он куда-то спешил, но позвоночник в последнее время в шоке, не говоря о ногах. Проявляющаяся отёчность сбивает любое желание пройтись по дому, не то что выйти наружу. Встречающиеся на пути охранники здоровались с ним в голос, вызывая улыбку. Всё-таки приятно, когда тебя замечают. Наверняка бы он снова расстроился, если бы они смолчали. Рядом с Бёном они будто в рот воды набирают. Чан не первый раз замечает, как вся смена выравнивается и раздаётся в плечах, стоит Бёну вернуться домой. Один из мужчин, проходящий по заднему двору, останавливается, внимательно оглядывая лес. Пак морщится от неприглядного с виду костюма.       — Вам не холодно? — интересуется он. Охранник оборачивается к нему, и Чан удивлённо уставляется сначала на густую черную бороду и тяжелые брови, затем обращает внимание на восточную наружность человека.       — Привык, — мрачно произносит он с сильным акцентом.       — Эта зима холоднее обычной, — лепечет Ёль. — Извините, если отвлёк Вас от работы. Охранник тут же отворачивается, устремляя взгляд к деревьям.       — Нам нельзя разговаривать с вверенными.       — Всё ещё? — удивляется Чан, становясь рядом. — Разве господин Бён не должен был смягчить все эти инструкции и правила? Мужчина кривит губы, насмешливо скосив к нему взгляд, но тут же отворачивает голову.       — Ясно. Да, это было очевидно. Но по крайней мере со мной стали здороваться — уже что-то, — вздыхает Ёль.       — Матти! Пак дрогнул, оборачиваясь на чужое рычание. Один из парней, проходящих по своей траектории, стоял на месте, глядя на них.       — Прошу прощения, что отвлёк от работы, — поспешно проговорил Ёль. Отвернувшись от охранников, Чан снова ступил на тропинку и пошёл дальше, слыша, как позади начался классический разговор. По-моему, Бэкхён сильно преувеличил. Разве он не считает этих мужчин своей семьей? Так почему Чанёль не может с ними познакомиться, чтоб иметь хоть какое-то представление о людях, защищающих его и в мороз, и в жару?.. … Кёнсу входит в кабинет, вытирая лицо салфеткой. Бэкхён молча поднимает взгляд к потолку, мысленно спрашивая, за что ему эти наказания. Пацана грохнули буквально около подъезда. До только подошёл к нему, как прозвучал выстрел и бессознательное тело мешком свалилось на ступеньки.       — Это происходит во второй раз, — вздыхает Бэк, поднимаясь с места. — Чонин, кофе! Взглянув на него через стекло, парень кивает и протягивает руку к чайнику. Бэкхён устало прислоняется спиной к шкафу и скрещивает руки на груди.       — Пацан точно является работником Чондэ. Чанлэ со своими парнями разбирается с записями. Несколько наших товарищей пошли на разведку к складу, — произнёс парень. — Всё это время я сидел и думал: с чего вдруг я усомнился в Чондэ? Не могу найти достойную причину для того, чтобы посчитать его предателем. Кёнсу бросил на него выразительный взгляд.       — Мне не говорили о том, что он предатель.       — Пацан всё испортил.       — И поплатился за это, — хмыкнул помощник.       — Ума не приложу, зачем кому-то клеветать на Чондэ. Разве у него нет врагов? Он ведь в нашей семьей единственный супер-классный руководитель, — закатывает глаза Бэкхён.       — Пару недель назад у него были сложности с некоторыми внутренними судами. Кёнсу, как и Бэкхён, встрепенулся. Чонин поставил две чашки кофе на стол и забрал пустую чашку.       — А подробнее? Парень пожал плечами, взглянув на него.       — Тонкостей не знаю. Услышал разговор вечером. У Чондэ зазвонил телефон, и он вышел через кухню на задний двор, а я пошёл ставить чайник. Я слышал, как он пытался с кем-то договориться, но, по-моему, ничего не вышло — после разговора он долго ругался и переписывался с кем-то в телефоне.       — На улице? — уточнил Кёнсу. Чонин кивнул.       — Супер. Ты уже обедал, родной? Закатив глаза, парень отмахнулся от них, сказав, что не будет лезть куда не надо и не нужно избавляться от него ненужной заботой. Покачав головой, Бэк приобнял его за плечо, заверяя, что забота искренняя.       — У нас тут мало кто вовремя ест, — буркнул он, скосив взгляд на Кёнсу.       — Что? Я поел, пока ехал сюда, — заверил До. Чонин покидает кабинет и закрывает за собой затемнённую дверь. Бэкхён глубоко вдыхает и его нервы натягиваются до предела, указывая на что-то очень сильно неправильное. В голове не складывается картинка, пока он пытается совладать с обонянием и собственными мыслями.       — У тебя нет чувства, будто тебя от чего-то отсекли только что? Кёнсу вздёрнул бровь. Это всё, на что его хватало, чтобы выразить весь спектр удивления.       — Ладно, — вздохнул Бэкхён, потирая лицо ладонями. — Мне нужно домой. У меня едет крыша из-за Чондэ, из-за Чанёля, из-за всяческих предательств, из-за Чанёля и…       — Снова из-за Чанёля?       — Клянусь, ты будешь в шоке, когда станешь отцом.       — Я не стану отцом, — убеждённо произнёс помощник.       — Мы над этим поработаем, но чуть позже, — заверил Бэк, накидывая на себя пальто. — А пока отнеси кофе Чонину, выпей свой и разузнай что-нибудь об убитом. Может, накопаем что-нибудь. … Бён успевает к ужину. Чанёль чувствует, как градус эмоций поднимается. Кажется, зря он думал, что сегодня останется есть в одиночестве. Чужое состояние сегодня несколько взвинчено, но Ёль снова и снова пропускает это мимо ощущений. Впрочем, когда Бён заводит разговор за ужином вместо привычной тишины, это вынуждает его присмотреться к парню получше.       — Ты выходил гулять.       — Да, в обед, — подтвердил Чан.       — Ты разговаривал с охранником. Бёновский взгляд коснулся его глаз, но это не внесло ясности в диалог.       — Я бы не назвал это разговором, — недовольно ответил Ёль. — Я спросил его, не замёрз ли он, а он сказал, что ему нельзя со мной разговаривать. Супер поговорили. Парень усмехнулся.       — Так и должно быть.       — Я не могу даже узнать их имён?       — Зачем? Они снаружи, а ты внутри.       — Но так ведь будет не всегда, — ответил Пак, откладывая столовые приборы. — До родов осталось совсем немного, после них я буду выходить на улицу с ребёнком. Ему нужен будет свежий воздух. Это я могу сидеть взаперти, а он нет. Я не хочу, чтобы он был таким же затворником!       — Вас никто не будет ущемлять в праве выйти на улицу, — успокаивающе произнёс Бэкхён, — но это всё ещё не причина для того, чтобы знать все смены поимённо.       — А если что-то случится? Со мной или с малышом, я что, буду кричать «Эй, ты!». Я цивилизованный человек, в конце концов, и не свалился с небес с короной на голове. Бэкхён тяжело выдохнул.       — Если нужно будет, так и обратишься, но удерживать дистанцию необходимо.       — Почему?       — Потому что они альфы, а ты омега, — припечатал Бэк. Чанёль почувствовал, как внутри всё натянулось, и неприятно скривился.       — Я помню о том, что мне нельзя иметь отношений. Пожалуй, только этого мне и не хватало во всей этой ситуации, — раздраженно произнёс Пак.       — Имена, обращения, разговоры предполагают личные контакты. Я не хочу наблюдать за тем, как ты влюбляешься в кого-то из тех, кто может умереть за тебя в любой момент. Ёль с трудом заставил себя закрыть рот. Глаза наполнились слезами в одно мгновение, но он решительно отвернул голову, не глядя на Бёна. Он был с ним несправедлив. Чанёль никогда не был настолько легкомысленным, чтобы бросаться на альфу, зная одно лишь только имя. Они все как бездушные куклы охраняют его, не имея ни запаха, ни собственного мнения, ни даже дозволения говорить. И Чанёль должен влюбиться в такого человека?.. Бэкхён не пытался его успокоить, настаивая на своём. Пак и это отметил, чувствуя, как внутри всё загорается обидой.       — Я тебя услышал, — произнёс Чанёль, поворачивая голову и утыкаясь взглядом в свою тарелку. — Хорошо. Огради меня от всех людей в мире. Оставь меня у двери как собаку, дожидающуюся хозяина, чтобы получить возможность произнести за весь день хотя бы слово и услышать ответ. Пусть я буду навечно одинок, — огорчённо выплюнул парень. — Но я попрошу тебя не забывать о том, что я жертва обстоятельств, а не твоя собственность. Вставать из-за стола было не в правилах Паков. Чанёль помнил, как папа высказывался отцу, но всегда оставался за столом. Он не отказывался от пищи, показывая свою обиду. Папа всегда терпел и становился мягким после того, как отец предпринимал попытки помириться. У Чанёля была хорошая семья. Своеобразная, но твёрдо стоящая на своём. Поэтому Пак взялся за приборы, сморгнул слёзы, потёкшие по щекам, и начал есть. Так делал его папа, так будет делать и он. Бэкхён вздохнул.       — Прости меня. Чанёль невозмутимо пережевал и сморгнул пелену с глаз.       — Нет.       — Нет?       — Нет. Ты совсем не понимаешь, в каком я положении, поэтому я говорю «нет». Мне не за что тебя прощать, пока ты не окажешься на моём месте.       — Вероятность того, что я окажусь на твоём месте, крайне мала.       — Значит, когда эта малая вероятность появится, тогда и попросишь прощение. А сейчас я хочу спокойно доесть свой одинокий ужин в тишине и пойти спать в свою одинокую комнату. В одиночестве. Уточняю для успокоения возникшей в тебе натуры собственника.       — Ты перегибаешь.       — Ладно, — легко отозвался Чан. — Прошу прощения.       — Нет. Чанёль бросил палочки на стол, возмущённо обращая взгляд на Бёна.       — Ты выйдешь за пределы дома — я не выйду. Ты заговоришь с кем угодно — я не смогу. Ты посмотришь в глаза — я не посмотрю. Тебе ответят — при мне даже рот не откроют. У тебя будут партнёры — у меня нет. И если нас не грохнут на пути взросления моего ребёнка, то он выйдет из дома точно так же, как и ты, а я всё ещё буду здесь. Ждать тебя, заглядывать в окна и трястись от мысли, что тебя могут убить.       — Он не выйдет за пределы дома, как и ты, — тихо произнёс Бэк.       — Тогда нет смысла его рожать, — качнул головой Чанёль. — Приятного аппетита, господин Бён.       — Я не виноват в том, что всё это происходит! — воскликнул Бэкхён.       — Да! Но ты можешь стать мягче! Можешь подвергнуть всё это традиционное дерьмо изменениям! Я в твоей власти! Вся моя жизнь принадлежит тебе! — закричал Чанёль, взмахнув руками. — Мы не твоя собственность! Ребёнок толкнулся с такой силой, что Пак согнулся, едва не влезая в тарелку рукой. Судорожно вдохнув, он приобнял живот ладонью и с силой закусил губу.       — Что такое? Что такое, Чанёль? Парень скорее почувствовал, чем увидел, как Бэкхён присел рядом. Он помог ему повернуться на стуле и подал ладонь, в которую Чанёль вцепился так, что самому стало больно.       — Поедем в больницу? — Ёль покачал головой, чувствуя, как ножка уткнулась в живот прямо под ладонью. — Мне позвонить врачу? Вымучено промычав, он прикладывает чужую ладонь к животу и делает осторожный глубокий вдох. Бэкхён уставляется на живот так, словно ощутил что-то божественное. Напряженный взгляд смягчается.       — Как ты можешь говорить такое, когда он внутри? — недоумевающе произносит Бён.       — Как ты можешь говорить такое, когда он внутри? — шипит Чанёль, всё ещё плохо себя чувствуя. — У тебя что, кризис начался? С чего ты вдруг так озадачился вопросами моего общения с охраной? Я выхожу на улицу два раза в месяц: в больницу и на прогулку.       — Это всё традиции. Я знаю, как должно быть, и следую этому. Я ограждаю тебя от всех, чтобы ты не завёл себе семью. Это правила, Чанёль. Клянусь: я не могу по-другому. Это то, что я должен делать: удерживать тебя в рамках, — парень вздохнул, отнимая пальцы от пропавшей ножки. — Когда я рассказывал тебе о том, кем ты теперь являешься, я сказал тебе, что вверенный становится частью семьи, принадлежит ей и не может заключать с кем-либо брак. Я сожалею о том, что произошло с тобой, но не я вверил тебя себе. Я просто делаю то, что должен и контролирую то, что обязан.       — Я сойду здесь с ума, — шепнул Чан.       — Я обещал тебе ту свободу, которую смогу тебе обеспечить. И я это сделаю. Клянусь, что дам тебе вдохнуть. А пока удерживай дистанцию, и мы не будем ссориться, хорошо?       — Я ненавижу тебя.       — Нет, — слабо улыбнулся Бэк, погладив его по колену, — я тебе нравлюсь, и ты тоже мне нравишься.       — За тебя говорит связь.       — Я бы не хотел, чтобы всё было только из-за неё. Чанёль грустно усмехнулся, понемногу выравниваясь.       — Я правда очень одинок, Бэкхён.       — Мне очень жаль. … записей за последнюю неделю нет.       — Парни разузнали обстановку, говорят, что Чондэ настоял на том, чтобы изменили устройства. Этот участок, попадающий под камеры с тремя складами, оказался на ремонте накануне нападения, так что обстоятельства не были зафиксированы. Обвинить в чём-либо Чондэ мы не можем, — подытожил Кёнсу.       — Как и задать вопросы, — добавил Бэкхён. — Это могла быть случайность. Могла ведь?       — Могла, конечно, но это догадки, как и то, что Чондэ сам себя подставил, позволил себя обокрасть, убить своих людей и продать товар на стороне. Стоит отметить, что товар был нашим.       — Хочешь сказать, что китаец попробовал воздействовать на нас через Чондэ?       — Я не… — Кёнсу удивлённо закрыл рот, уставляясь на него. — Не предполагал такой вариант событий.       — Китаец слишком могущественный. Он может уничтожить нас щелчком пальцев — это приходится признать, — вздохнул Бэк, — но при этом он этого не делает. Мы решили, что за последними нападениями на склады стоит именно он, и это действительно оказалось таковым, согласно проверке, но что-то не сходится, не находишь?       — У нас проблемы. Вот, что я понял из всего происходящего, господин.       — И мы не можем их решить, пока не столкнёмся с ними лицом к лицу. Бэкхён заваливается на кресло и накрывает лицо ладонями.       — Нам нужно какое-то решение. Мы не можем припереть брата к стене и устроить допрос, для этого должны быть весомые доказательства.       — Если кто-то хочет столкнуть вас лбами, то у него это успешно получается, — отмечает Кёнсу. Недолго помолчав, он продолжает: — Раз к этому всё и идёт, то предлагаю установить трекер на машину Чондэ, наблюдать за передвижениями, следить и прослушивать. Также не помешает свой человек около него. Парень устало приставляет кулак к виску и приспускается на кресле.       — Не вижу другого выхода, — говорит он, — я уже вообще ничего не вижу и не могу решить.       — Есть проблема?       — И не одна.       — Матти?       — Его обработали? — Бэк хмурится, вспомнив о мужчине.       — Я лично поговорил с ним этой ночью.       — Ты влез в его дом?       — И приготовил ужин, — хмыкает помощник. — У нас был мирный разговор, ничего предосудительного. Бэк потирает лицо ладонями и поднимает уставший взгляд на Кёнсу.       — Чанёль не вписывается в рамки традиций.       — Впишется, если ты заставишь.       — Я не буду на него давить, — категорично ответил Бён. Кёнсу поднимается с места вместе с блокнотом, намереваясь вернуться к себе в кабинет.       — Тогда не жалуйся, господин. … в десять утра приносят цветы. Чанёль вздыхает, глядя на большой букет белых роз, но стаскивает его с кресла и идёт искать вазу. Он мысленно благодарит охрану за то, что не поставили около двери, а уложили на кресло — не нужно наклоняться, хотя стебли очень длинные. В обед приносят пионы. Пак озадачено осматривает кресло и думает, сможет ли он поднять этот огромный букет. Приходится разделить цветы на две вазы, потому что они абсолютно не влезают в одну большую! После обеда он засыпает и просыпается ближе к четырём, после чего лениво ворочается, пытаясь уговорить себя подняться. Ещё пару часов проводит в телефоне, то играя в игры, то рассматривая одежду и мебель для детской комнаты. Он устало выходит в коридор, доходит до лестницы и останавливается, упёршись взглядом в шесть букетов. Все сложены друг на друге. Чанёль стонет, не зная, как выдерживает кресло, но его чувства не выдерживают. Он героически разбирает цветы по вазам и на всякий случай пересчитывает оставшиеся — есть ещё четыре вазы, и это только на веранде! А ведь ещё есть столовая, гостиная, несколько штук в коридоре второго этажа, в библиотеке!.. Надеясь, что больше наплыва цветов не будет. Чан расставляет цветы в гостиной и идёт на кухню перекусить. Когда он выходит в коридор, один из охранников тихонько закрывает дверь и поворачивается к ней спиной. На кресле лежит корзинка орхидей. «Перестань терроризировать наш дом цветами», — сдаётся Пак ближе к семи вечера. «У нас нет столько ваз!!!». Бэкхён ничего не отвечает. Чанёль успокаивается, включая телевизор и залипая на сериал долгие сорок минут, после чего слышит, как открывается входная дверь. Он удивлённо проверяет время, не ожидая Бёна так рано, но никто не показывается в поле зрения. Пока Чан поднимается с места и проходит в коридор, все звуки исчезают и дверь тихонько закрывается. Ёль со вздохом прислоняется к стене плечом и вздыхает, глядя на десять ваз со стоящими внутри букетами. Красные, розовые и белые розы, ирисы, гиацинт, каллы, белые лилии, снова пионы, красные и пёстрые тюльпаны. От обилия цветов разбегаются глаза. Чанёль фотографирует это цветовое безобразие, чтобы отослать Бёну и пожаловаться на то, что ему придётся всё это носить, но палец застывает над клавишей отправки. Он удаляет текст сообщения, убирает фотографию из вложений и вздыхает. «Возвращайся пораньше. Жду тебя домой». «Я уже еду». … первый отчёт о передвижениях Чондэ помощник предоставляет через две недели, тридцать первого января. Бэкхён внимательно просматривает каждую строчку, мельком глядя на фотографии, и застывает в таком положении на долгие двадцать минут. Кёнсу молча сидит напротив него. Чонин сидит рядом с ним. Теперь он тоже вовлечён в их дела и выражает всяческое недовольство касательно того, что они следят за братом.       — Ничего, — констатирует Бэк, просматривая последние строчки.       — Ничего, господин, — соглашается Кёнсу. — Стычку у ресторана настолько грамотно разрулили, что не осталось даже памяти об этом. Чондэ слишком аккуратен и труслив, чтобы втягивать проблемы в семью.       — Поразительная чистота и непостоянство. И что, ничего предосудительного?       — Совсем.       — Я же говорил, что у него всё в порядке с головой. Чондэ достаточно грамотен, чтобы понимать основы. Он никогда не забывал о том, что дал ему отец. Так-то оно так, но Чонин полагается на то, что видел, а видел он слишком мало. Судя по тяжелому взгляду Кёнсу, Чонина ждёт небольшой разговор с помощником. Не помешает, ибо выслушивать чужие реплики без надобности уже невыносимо.       — Продолжаем слежку?       — Продолжаем. Чонин вздыхает и поднимается с места. Кёнсу посуровел на глазах, но Бэк взмахивает ладонью, мол, пусть идёт.       — У меня чувства сбоят рядом с ним, — вдруг говорит До. — Взять его в помощники было плохой идеей.       — У меня тоже сбоят чувства, так и не разобрался, в чём дело. Думаю, из-за связи.       — Но я-то ни с кем не связан, господин.       — А тебя он просто раздражает, — хмыкает Бэк. — Поговори с ним. Может, вникнет в суть нашего существования. Кёнсу улыбается так жутко, что Бён закатывает глаза.       — Только палку не перегни. Это сын вверенного нашего отца, на минуточку. Помощник кивает, поднимаясь с места вместе с ним.       — Я еду домой. Обещал Джихё свозить близнецов в парк.       — Заходишь со стороны жены, босс? Бэк наигранно возмущается, надевая пальто.       — Я же их дядя, Кёнсу! Как ты можешь так говорить?