The show must go on Шоу должно продолжаться Inside my heart is breaking Моё сердце разбивается на части My make-up may be flaking Мой грим, наверное, уже испорчен But my smile still stays on Но я продолжаю улыбаться
Женщина устало прикрывает глаза, договоры - это меньшее, что её может заботить сейчас, но работа есть работа. — Что за автор? Нам серьёзно это нужно? — она складывает руки в замок на своих коленях, пытаясь отвлечься от заполняющей внутри тревоги. Никто не должен знать, как начальница боится части своей семьи. — Сейчас шумиха вокруг этой книги, я обратился по знакомству и мне позволили ознакомиться с романом до его выхода, — шариковая ручка в мужских руках чертит полоски на краю листа, превращая линии в круги и узоры. — И что можешь сказать по поводу этого произведения? — приёмных детей, также как и родных, обучали многим дисциплинам, включающим, в том числе и литературу. Главное отличие было лишь в том, что родных детей подвергли ещё и коллосальной физической подготовке. Патриарх был одержим идеей создания из своих детей лучших версий самого себя. Хотя с виду и не скажешь, что худая Эола владеет двумя видами единоборства, но от базовых навыков и уроков, ей в детстве так и не удалось отвертеться. — Весьма интригует, центральная ветка между двумя студентками, это даже по нынешним меркам сильная повестка и смелое заявление, — хитро улыбаясь тонкими губами, парень замечает вспыхнувший в глазах начальницы интерес. — Ну да ладно, вы же сказали что это не важно, — демонстративным хлопком менеджер закрывает ежедневник. — Теперь важно, — одним резким движением руки, Эола вырывает предмет у парня и он вспоминает, какая сила скрыта под этой худощавой внешностью. — Кто автор то, он явно заслуживает моего уважения за такой прогрессивный ход, — листы шуршат, а нужная страница так и не попадает в руки. — Там уголок загнутый, — помогает, весело наблюдая за происходящим, Мика. — А, вижу, так, издательство ЛостПресс, психологический роман "Прикасаясь к бездне" под авторством...— взгляд жёлтых глаз становится тусклым, она замолкает, не в силах назвать до боли знакомое имя. — Что такое? Ваша знакомая? — женщина продолжает неподвижно пялиться в заметку, учтиво обведённую красным маркером. Музыка становится белым шумом, не слышимы вопросы менеджера, не слышим гул города и жужжание двигателя.Whatever happens, I'll leave it all to chance Что бы ни случилось, я всё оставлю на волю случая Another heartache, another failed romance Ещё одна сердечная боль, ещё один неудавшийся роман On and on, does anybody know what we are living for? Это длится бесконечно... Кто-нибудь знает, для чего мы живём?
— Поставь как можно ближе встречу с ней и скинь мне саму книгу, а также все другие доступные и недоступные произведения, написанные этим автором, — машина тормозит у высокого офиса энергетической компании, как нельзя кстати, помогая переключиться на работу. — Я вас понял, сегодня вечером материалы будут на вашей почте, — улавливая настроение начальницы, Мика меняет тон на рабочий, возвращаясь в привычное русло. К зданию головного офиса их семьи они подьезжают только к вечеру, вымотанные на удивление сложными переговорами с простенькой фирмой, как казалось изначально. Сумерки спускаются на мегаполис, зажигая светодиодные ленты дорог, что расползаются по его огромному организму, подобно кровеносным сосудам. Эола вдыхает как можно глубже, успокаивая себя, и старается не обращать внимания на подступающее чувство тошноты. — Останься в машине, — она не оборачивается на своего менеджера, не видит его встревоженный и обеспокоенный взгляд, наполненный жалостью. Они оба прекрасно знают, чем могут закончится подобные встречи. Кулаки отчего-то сами разжимаются, а обычный стеклянный вход, с вертящейся дверью, начинает представляться пастью чудовища. Она делает неуверенный шаг, затем ещё один и ещё. Лоуренс настраивает себя, погружается в самую пучину своих мыслей. Она взывает, почти молится на то, чтобы её обратная сторона приняла главенствующее положение в личности. Нажимая на сенсорную кнопку лифта, она смотрит в панорамное зеркало на свою криво нелепленную маску. Её достаточно, для того, чтобы Арлекино поверила, достаточно, для того, чтобы она выбесилась с одного только вида этого безмятежного и самодовольного лица. Она чуть ли не бегом преодолевает весь офис с его рабочими кабинками. Под взглядом полуживых работников, шёпот которых проносится словно шлейф за ней, Эола достигает железной двери в отдельное помещение с окнами, созданными, чтобы следить за ситуацией во всём улье. Последний свободный вдох и она нажимает с усилием на металлическую ручку, что неприятно жжёт холодом. В первую очередь в глаза бросается высокая фигура в сером костюме, не шелохнувшаяся при входе младшей. Её волосы переливались под светом люминисцентных ламп то белым, то чёрным цветом, отражая двуличность, сидящей в кожаном кресле, женщины. Рука поднимается и указательный палец указывает строгим жестом на стоящее рядом со столом кресло. — И тебе приветик, Арли, я пожалуй постою. Как поживает моя любимая старая сестра, то есть старшая, извини, часто слетает с языка, наверно заработалась, — Эола бесцеремонно и показательно достает портсигар и, зажав в зубах тонкую сигарету, прикуривает от своей зажигалки. Старшая Лоуренс поднимает ненавидящий взгляд, в котором читается праведный гнев. Однако, всем своим телом, каждым движением, Арлекино демонстрирует гробовое спокойствие. Она медленно поднимается со своего месте, огибает слегка задевая плечом сестру. Её размеренные шаги отзываются ударами сердца в грудной клетке Эолы. Подходя к окну, в которое половина офиса уже нагло глазела на устроенное предсталвение, Арлекино медленно закрывает жалюзи и оставляет семейную сцену без зрителей. — Я тебе не раз говорила...— от её медленного поворота тела внутренности сжимаются в одну точку. Пепел сигареты медленно осыпается на дорогущий паркет, оставляя на нём грязь и прожжённые следы. Она догадывается, что её ожидает, знает и поэтому ведёт себя развязно. Так или иначе ей прилетит, а так, есть шанс хоть как-то насолить перед наказанием. Угрозы и побои, это единственное, что она получала всю жизнь от старшей сестры, которая стремилась быть лучше Эолы во всём. Хоть младшая и просила прекратить эту болезненную и насильно навязанную конкуренцию, Арлекино лишь молча бросала на неё злой взгляд сверху. Наверно тяжело быть лучшей, но не самой любимой, думала Эола, когда оставалась наедине со старшей из Лоуренсов. — Не кури у меня в кабинете,— директор отдела международной торговли выплёвывает каждое слово по отдельности, по её сжатой челюсти понятно то, насколько она сейчас вне себя от злости. — Ой, прости, но мне как-то насрать, — на лице младшей застывает ехидная улыбка, а сигарета одними губами передвигается из одного уголка рта в другой. В подбородок вонзается чужая сильная ладонь, Эола знает, что после у неё точно останутся синяки на щеках от уродливых пальцев этого монстра. — Ты отсюда хочешь уползти или уйти? — они смотрят глаза в глаза, младшей не позволяют отвести взгляд пока не ответит. У сестёр была небольшая разница в росте, но из-за широких плеч старшей и более мускулистой комплекции, чувствовались они рядом друг с другом как доберман и золотистый ретривер. — Уйти, — она не извиняется и понимает, что это фатальная ошибка, когда из её рта вытаскивают тлеющий окурок и вдавливают его в чужую бровь, где-то с краю. Эола подавляет болезненный крик и лишь хрипит, пока пытается вывернуться из сильной хватки. Арлекино держит, чтобы сигарета полностью потухла на бледной коже. — В следующий раз я затушу эту дрянь об твой глаз, — отпустив сестру, женщина отряхивает руки, будто трогала что-то омерзительное. — Твою мать, что тебе блять надо от меня? — маска на лице младшей трескается, будто по ней ударили молотком, крошится и сыпется, показывая ту скрываемую ранимую часть. — Отец просил тебе кое-что передать, если быть точнее, то предупредить, — из кофейника струясь льется чернющий кофе, заполняя пустую кружку, Арлекино при этом выглядит так, будто секунду назад ничего не происходило и они мирно ели пирожные. — Говори что нужно и я уйду, — держась рукой за выжженую бровь и слегка поскуливая, младшая садиться на диван, не в силах сохранять гордый вид. — Ты уйдёшь тогда, когда я тебе позволю, — слышится громкий звук глотания. Арлекино медленно садится рядом с сестрой на диван, вызывая у той волну мурашек. — Отец сказал, что тебе пора жениться, поэтому я тебе позвала, — её тон наконец смягчается, переходя на привычно деловой, тот, который обычно используется для заключения сделок. Будто бы вся тема брака и любви для их семьи чужда. В каком-то плане это не удивительно, отец всегда выбирал себе женщин для брака, исходя из холодного расчёта и физиологических данных. Благодаря этому, у всех членов семьи высокий рост и прекрасное здоровье. Ещё одной причудой их старика было заводить каждого ребёнка от разных женщин, тем самым, у всех детей Лоуренсов был один отец, но разные матери. Сама Эола мало что знала про мать своих братьев или про свою собственную, единственное, что ей удалось подслушать по случайности, это то, что мать Арелкино была главой американской разведки и по слухам, походила больше на робота со списком задач, чем на человека. — Я ещё не определилась, — Эола уставляется глазами в мысы своих лакерованных туфель, пытаясь разглядеть так своё отражение, а заодно, увильнуть от вопроса и нависающего рядом тела, что словно заставляет её саму стать меньше. — Отец настаивает. Он крайне недоволен количеством женщин проходящим через твою постель, — кажется, что давление спало, но сестра всё ещё рядом и в любой момент может сменить милость на гнев, что был в начале. — Это мой способ найти подходящую, — она находит в себе силы вновь улыбнуться, пытаясь показать свой успех в любовной сфере, где старшей до неё точно не дорасти. По лицу Арлекино проходится новая волна чёрной злости и кажется самой настоящей зависти, ведь её заставили жениться ещё в 25 лет, по указу патриарха, из чистой экономической выгоды для клана. Тогда, Арлекино, стараясь угодить, бесприкословно послушалась отца, однако должного признания так и не получила. — Сколько бы волчонок не ел овец, ему не суждено стать волком, — сильная рука рвано хватает и тянет за голубые волосы на затылке, заставляя откинуть голову назад. Эоле кажется, что с неё таким образом стянут скальп, в уголках глаз проступают слёзы. — Найди себе достойную девушку для брака до конца следующей недели или я сделаю это за тебя, — также как и схватила, старшая чуть ли не швыряет сестру в сторону двери. — А если это сделаю я, тебе пиздец, — Эола покидает кабинет молча. Выженная бровь пульсирует, как и затылок, который чуть не остался без волос. Путь из здания кажется бесконечным, столько же бесконечным как испытанное унижение. По щекам предательски катятся градом слёзы и Лоуренс смахивает их рукавами пиджака, стараясь не замечать косящиеся взгляды. Сестра всегда била и издевалась таким образом, чтобы было максимально больно и обидно, но при этом незаметно внешне. Встречая холодный воздух улицы, она первым делом курит, встречая в спешке подбегающего Мику с огромными удивленными глазами, а после и Шмидт с аптечкой в руках. Её засыпают сотнями вопросов, пытаются подлезть и обработать ожог, на что Эола лишь молчит и смотрит сквозь своих подчинённых. Ей предстоит ещё раз подставить одного хорошего человека. Стук костяшек по дубовой двери ознаменовывает конец её долгого ожидания. — Да, да заходите, — давно забытый голос ласкает слух, напоминая какая же его обладательница милая. Эола сглатывает лишние чувства, она должна предстать перед ней в лучшем виде, особенно после их травматичного расставания. Стоит ей перешагнуть порог рабочего, скромно, но со вкусом обставленного кабинета, как слышится звонкий удар падения ручки на пол. Девушка, что сидела сейчас за столом выронила её, разглядев, кто к ней зашёл. — Здравствуйте, мисс Гуннхильдр. Мне же именно так стоит к тебе теперь обращаться? — Эола сияет словно под светом софитов, заливая свою бывшую девушку лучезарной белоснежной улыбкой. — Что ты здесь забыла? Лучше уходи, если это просто твоя шутка, — на лице писательницы отражалась невообразимая смесь злости, обиды и грусти. Эола пропускает в сознании мысль, что Джинн до сих пор не научилась прятать свои эмоции рядом с ней. — Ох, мисс Гуннхильдр, разве так нужно приветствовать своих будущих спонсоров? — стул для гостей по хозяйски занимается Лоуренс, что делает скорее по привычке, чем из желания ещё больше вывести девушку рядом. — Что ты несёшь? О каком спонсорстве может идти речь с ТОБОЙ? — Мика, застыший в дверях в полнейшем шоке от разыгравшей сцены, больше походящей на какой-то сериал, наконец берёт себя в руки, оценивая сложившуюся обстановку. — Прошу нас извинить, мисс Гуннхильдр, мы здесь для того, чтобы заключить с вами договор, — он шустро оказывается рядом со столом, доставая из чёрной папки плотную стопку бумаг и раскладывая её перед писательницей. — Вот, можете почитать, клан семьи Лоуренс предлагает вам условия сотрудничества, можете ознакомится, — парень делает шаг назад, совершая полупоклон, пока Джинн всё ещё шокированно переводит взгляд то на него, то на ехидно улыбающуюся Эолу, что до ужаса невероятно блистает в люксовой одежде. — Мика, мальчик мой, будь добр и оставь нас. Дамам нужно обсудить личные вопросы, — она едва бросает на невысокого блондина взгляд, лениво закидывая ногу на ногу. — Как вам будет угодно. Мисс Лоуренс, — он кивает своей начальнице. — Мисс Гуннхильдр, — кивает незнакомой, но кажущейся ему приятной женщине, и быстро удаляется, заставляя себя отойти от двери подальше и удержаться от весьма грязного желания подслушивать. — И что всё это значит? — Джинн тяжело вздыхает и, надевая очки, уставляется в кипу бумаг, стараясь как можно меньше смотреть на свою бывшую. — Тебе уже всё сказал мой секретарь, — в тишине кабинета между фразами слышен стук больших напольных часов. Лоуренс поправляет галстук и скучающее осматривает помещение. — Если ты всё ещё держишь меня за дуру, то не стоит. Ответь нормально, зачем ты здесь? — голубые глаза скачут по строкам, явно не вчитываясь в суть того, что там написано. Пульс начал учащаться и не понятно что Джинн хочется больше - вмазать по смазливому лицу напротив или покраснеть от неугаснущих чувств. — Я прочитала, — Эола цокает языком, бросая многозначительный взгляд куда-то в район губ Гуннхильдр, без какого либо намёка, скорее с интересом на ответную реакцию. — Спасибо, конечно, но это не ответ, — отворачивается, поджимает губы. Всё вдруг становится таким неправильным и нереальным. Спустя столько лет, они снова сидят напротив друг друга, словно чужие, по всем правилам отношений чужие. Только вот они обе редко следуют правилам. Джинн чувствует знакомый до одури запах дорогих духов и ей кажется, что это кружит голову. Она прекрасно понимает к чему клонит женщина, но не хочет этого признавать. Было весьма безопасно использовать их образы в книге, ведь как низок был шанс того, что они снова встретятся. Судьба же играет с Гуннхильдр злую шутку, сводя всё к сюжету какого-то низкосортного фанфикшена. — И тебя ничего не смущает? — Лоуренс изображает недовольство, весь этот холодный вид заставляет писательницу сжаться. В голове уже возникает ряд последствий с судом за авторские права и другими не менее ужасными событиями. — А что меня должно смущать? Это роман основан на моей жизни, я имею полное право писать о том, через что мне пришлось пройти, — она нервно сглатывает, когда произносит это смело подняв голову и будто бы бросая вызов. Сквозь линзы своих очков она видит как на лице её Эолы появляется тёплая широкая улыбка. Лоуренс закрывая рот ладонью, заразительно, но тихо смеётся, вводя Джинн в ступор. — Ах боже, Джинн, а тебе не кажется, что это и моя личная жизнь тоже? — она вытирает слезинки в уголках накрашенных глаз указательным пальцем, смотря впервые за встречу с теплотой, но лишь на небольшое мгновение. — Там нет ничего от твоего образа, не придумывай, — отодвинувшись от стола, она складывает руки на белоснежной рубашке, будто бы светящейся на контрасте с той чёрной, в которой сидит Лоуренс. — Правда, что ли? — в чертах лица наследницы клана появляется что-то привычно издевательское, а её рука тянется к внутреннему карману своего тёмно синего, словно ночное небо пиджака. Спустя секунду в руках появляется сложенный в несколько раз лист а4. В голове складывается одно к другому и Джинн резко вскакивает со своего рабочего места. — Нет, нет, не смей этого делать, — её голос слегка встревоженно дрожит, она ищет за что уцепиться и в чем найти поддержку, но тут только она и эта пакостная женщина. Один на один, находясь в своём собственном кабинете, Гуннхильдр чувствует, что она не на своей территории. — Ну отчего же нет? Мне вот, например, особенно нравится эта сцена...— Лоуренс комично отодвигает на расстояние вытянутой руки развернушийся лист и, делая приторно поэтичный голос, зачитывает довольно громко и выразительно для того, чтобы услышали ещё и за дверью. — «Когда она села рядом со мной, я тут же почувствовала трепет в груди, которого не было никогда до этого...» или вот это - «Её благородный и величественный вид смог отпугнуть от меня задир одним лишь своим появлением. Она протянула мне руку, а всё, на что я могла смотреть, это её блестящие голубые волосы и словно наполненные тёплым сладким мёдом глаза...» — заканчивая под конец на возвышенной ноте, женщина делает паузу, осторожно переводя взгляд с листа на стоящую у окна Джинн. — Ты закончила этот цирк? Если да то можешь идти, я не собираюсь подписывать бумаги, — вся её фигура напряжена словно пружина, небольшое шутовство явно задело и вывело из себя, заставляя по настоящему рассердиться. — Это самый выгодный контракт из тех, что тебе могут предложить, — тон меняется на серьёзный и почти грубый, словно не она только что устраивала представление надев клоунский колпак. — Мне всё равно, я не хочу тебя больше видеть, — упирается и стоит на своём, не осознавая в какую тягучую тину затянуло. — Как печально, — Эола поднимается со своего стула следом, убирая листы обратно в карман. — Будет совсем удручающе смотреть на то, как затухает молодой талант в самом расцвете своей карьеры из-за вредности и предрассудков, — у Джинн сжимается челюсть. Ну конечно, как это Лоуренс и без своих грязных манипуляций с именем и положением семьи. — Что от меня требуется, только подписать контракт? — издалека слышится смешок, означающий только то, насколько писательница самонадеяна и наивна. — Позволь мне снова быть с тобой, Джинн, — она впервые зовёт её по имени. Прошла кажется вечность, с того момента, когда Гуннхильдр последний раз слышала это вязкое, но в то же время вкрадчивое и бархатистое со стороны своей первой любви. Хочется развернуться и со всего размаху дать пощёчину в красивую бледную скулу, но приходится сдерживать себя, сейчас важнее сохранность неустойчивой карьеры. — Я даю этот шанс только для того, чтобы убедиться, что ты всё такая же заносчивая и непереносимая язва, — она выплевывает эти слова с нескрываемой ненавистью и обидой и Лоуренс не смеет её в этом упрекнуть, что заслуженно, то заслуженно. — А ещё, чтобы не загубить карьеру такого подающего надежды писателя, — напоминает для того, чтобы девушка не забывала своё место. Именно Эола сейчас в выигрышной позиции и на это её учили смело указывать. — На этом всё? — Джинн всё ещё стоит спиной, знает, что вытерпеть вид этого человека просто не смогла бы в подобном разговоре и спустя столько лет разлуки. Нахождение рядом Лоуренс просто выводит из себя, царапает на сердце вспоминая былое. — Можешь подарить мне поцелуй в качестве бонуса за такое взаимовыгодное и удачное сотрудничество, — она делает осторожный шаг вперёд, под лакированной обувью цокает плитка. — Ты серьёзно на что-то ещё рассчитываешь? — Джинн упирает руки в мраморный подоконник сильнее, напрягаясь всем телом. Хочется убить себя за то, как трепещет внутри и клокочет, похоже и на приятное чувство и на сигнал об опасности. — А мне нельзя? — голос оказывается совсем рядом, в непозволительной близости к шее, что благо закрыта воротником стойкой. В следующее мгновение она чувствует на своей талии лёгкое прикосновение таких знакомых ладоней и внутренне матерится за то, что так долго молчит в ответ. — Ммм, нет, не сейчас, — ей достаточно сказать это на предыхании, чтобы осознать, что те невесомые руки отпустили её и женщина покорно отступила назад. — Как пожелаешь, тогда встретимся на анонсе нашего романа, — Гуннхильдр не поворачивает головы, она слышит тихие удаляющиеся шаги и щелканье двери. Ноги в строгих брюках подкашиваются и она оседает на колени прямо перед огромным окном. Джинн с силой закусывает губу, борясь с такими мешающими ощущениями внизу живота, во рту появляется привкус железа. — Нашего романа...— вторит она чужим язвительным словам и мычит от боли одновременно и физической и душевной.