I'm a person. I was somebody before I went under
the surgeon's knife. And I have to love someone.
Дэниел Киз
Глянцевый журнал, что лежал на маленьком столе, резко ухватили пальцы молодой девушки. Это был не модный журнал, а вестник из мира науки, где печатали диссертации и статьи для таких же людей, как и та, кто их только что читала. Девушка открыла журнал на случайной странице, которая спустя некоторое время ей надоела, ведь тема статьи была ей попросту не интересна. Перелистнув на следующую, она замечает свою собственную диссертацию и портрет крупным планом. Она поняла, что не особо всматривалась в это фото, а потому решила разглядеть его внимательнее. Её фирменную блузку, с синими полосками ленты на воротнике, прикрывает белый халат, что показывает её принадлежность к сообществу светлых умов. Её имя созвучно с японским словом «Каштан», а потому казалось, что оно было подобрано удачно, ведь у девушки волосы были схожи по цвету с плодами этого дерева. Однако больше всего она вглядывалась в свои ясные глаза бледно-фиолетового оттенка. Её взгляд словно бросал вызов самому всевышнему, уж настолько в нём читалась гордость. — И что же делает мой ассистент? — неожиданно раздался голос из входа в арендованную каморку. — Окабэ! — вздрогнув крикнула девушка, — какого чёрта ты так пугаешь? Молодой студент Токийского технологического университета, тоже носивший белый халат, начал причудливо глядеть на его «ассистента», что любовалась своим портретом в страницах научного глянца. Скорчив достаточно странное лицо, он сделал характерную позу, словно из какого-нибудь пафосного аниме, и выдал: — Не следует оправдываться, мой ассистент. Я прекрасно обо всём догадываюсь. — И что ты мне хочешь выдать в очередной раз? — раздражённо фыркнула выпускница американского института, зная, что тот снова над ней издевается в облике учёного сумасброда «Рокового феникса». — Готов признать, что ты, участник лаборатории ноль-ноль-четыре, аутофилка! — направил он свой указательный палец на девушку, что раскраснелась от этих слов, — разве я не прав, Кристина? — С чего ты это взял?! — крикнула учёная — сам придумал эту ересь и в неё же поверил! — Хо-хо, боюсь вы просто не готовы признать вашу развратность. — позируя, как пафосный аниме-персонаж, выдал тот, — А я ведь ещё при нашем первом столкновении вам говорил, что ты гениальная извращенка! — И на этой же первой встрече мы договорились не называть так друг друга. — вступила в дебаты, девушка-гений, — Но раз ты нарушил наш договор, тогда я тоже подключаюсь, роковой извращенец. Споры этой пары были самыми пылкими и разъярёнными, в их небольшом кружке. Казалось, что они готовы перегрызть друг другу глотки, но за фасадом вечных битв и дебатов скрывалось что-то совершенно иное.***
Летняя жара в Японии — страшная сила! Так что Курису с радостью вошла в свою нескромную квартиру, когда её поприветствовали прохладные дуновения кондиционера. Никогда в жизни споры с Окабэ её ещё так не утомляли, а потому она поспешила раздеться и лечь на белую простыню. «Почему Окабэ вечно строит из себя не пойми что?» — думала девушка, пока снимала с себя чёрные шортики. Она прекрасно знала, что он никакой не «Роковой феникс», а Окабэ Ринтаро — самый обычный студент, у которого явно прослеживался синдром восьмиклассника. Она просто не знала причины его странного поведения, которые были достаточно печальны и таили свои подводные камни. Впрочем, из-за постоянных дебатов, она ничего и вовсе не знала о Ринтаро. С расстёгнутой блузой и прозрачными капроновыми колготками, она устало улеглась в постель. Жёлтоглазый молодой человек всё никак не уходил из головы девушки, она всё думала о нём. Наконец в её доме, в её покоях, она могла полностью отдаться своим мыслям и не бояться того, что за её действиями и размышлениями будет смеяться он. Вспоминая его глаза, в которых явно читался ум, она понимала, что юноша далеко не глупый, но чудной так точно. Курису не раз была свидетелем не только его странных выходок и цитаток, а-ля его фирменное «Эль псай конгру!», но и того, как в речах «рокового феникса» мог прослеживаться истинный Окабэ Ринтаро. Истинный Окабэ на деле был немного неуверенным в себе, ведь с социальными навыками у него всё было не гладко. Особенно в тот день, когда тот на коленях упрашивал девушку о том, чтобы та помогла ему с выбором одежды (ввиду постоянного ношения одного и того же «костюма», он начал источать неприятный запах пота). Именно в тот день, до неё дошло, что Окабэ вызывает в ней те самые сложные чувства, увидев его ухоженного в проекциях для подбора одежды. Девушка лежала, а на неё падал вечерний свет из широких стёкол. Казалось, что жара уже должна была сгинуть, но она продолжалась по всему телу. Нет, это не было простым скачком температуры, а будто бы снизу накапливалось влажное тепло. Каждый раз вспоминая Окабэ, её пронизывала колкая дрожь по спине, словно мозг отдавал импульсы, а она их ощущала. Она понимала, что влюбилась в него, но до последнего не хотела признавать этого. Она терпела, но не смогла: томные покалывания были сильнее её воли и поэтому руки непроизвольно потянулись вниз. Они тянулись, чтобы избавиться от жара, что уже пронизывал всё тело; чтобы простыми движениями дойти до приятной точки невозврата. Она представила, как Ринтаро избавляет её от тех тряпок, что люди создали для того, чтобы скрыть свой грех. Да, девушка влюблялась, но не в настоящих личностей, а в персонажей: в кучу пикселей, к которым люди строчат по несколько абзацей биографии и характеров. Да и уж чего греха таить, она не раз избавляла себя от «жарких страданий», но никогда не представляла, чтобы это делал кто-то с ней. Она просто включала взрослые фильмы или читала японскую клубничку, если ей заходила мысль о том, чтобы предаться утехам наедине. К тому же, ей всегда было стыдно от таких вещей, ведь она учёный, тот на кого возлагаются все надежды человечества и она должна быть выше этого. Но чем чаще она об этом думала, тем сильнее разгорались страсти в ней. И вот уже протяжные вздохи, что та пыталась скрыть, заполняли комнату. Слышался и неприличный хлюпающий звук, что повторялся и повторялся. От стыда она закрывала глаза, ведь не хотела видеть то, какое безобразие происходит прямо сейчас. Она не хотела видеть в себе того самого человека, что вкусил алый плод познания, тем самым познав грех сладострастия. Но остановиться тоже нельзя было, так как та испытывала самое настоящее наслаждение, которое она ещё никогда не ощущала. Неужели даже фантазии о конвергенции сознания в постели приятнее, нежели в одиночестве? Что ж, конкретного ответа дать не выйдет, так как люди — существа индивидуальные. Несмотря на явное удовольствие, в душе она корила себя за многое: за то, что та самоудовлетворяется самым грязным способом; за то, что она принадлежит к роду homo sapiens; за то, что та посмела влюбиться в чудака, как Окабэ Ринтаро. Если студент прознает об её влечении к нему, то он не воспримет это всерьёз и будет ещё хуже её дразнить. Именно поэтому она чересчур саркастична в его присутствии, так как она не хочет, чтобы тот догадывался о её симпатии. И в то же время, ей так болезненно это воспринимать. Вместо того, чтобы читать научные статьи или самой исследовать что-то, она путешествует по седьмому небу, что вот-вот готово сослать её обратно на землю за «отвратительное времяпровождение». Ведь она учёный, и должна быть идеальнее и выше самого всевышнего, а не унижаться так, подтверждая всю распущенность рода людского. Но чего точно не отнять у людей, так это их искусства любить. Именно благодаря столь странному чувству, люди готовы на пожертвования или порождают шедевры, будучи окрылёнными этим ощущениями. Учёный — это благородная деятельность, но не сама человеческая личность, а потому даже светлые умы имеют право на любовь. А девушка уже спустилась на землю, ведь её дело уже встретило развязку. Она была не в состоянии уже анализировать произошедшее, но она опять чувствовала одно: стыд. Ринтаро при их личной встрече был прав, что она та ещё извращенка. Хотя плевать, ведь главное, что она сумела достичь апогея блаженства, а её мозг был готов отправиться в долгое путешествие по тёмному и бездонному бессознательному.* * *
Спустя время, Курису резко вскочила с кровати. Ей приснился кошмар. Комнату пронизывала тьма синего цвета. Ей снился Ринтаро, что расщеплялся на атомы. Когда она видела этот сон, то испытала ужаснейшее отвращение, которое последний раз она чувствовала, когда смотрела американские хоррор-фильмы восьмидесятых. Но самое главное, ей было страшно от мысли, что она сможет его потерять. А ведь и в правду, видеть то, как человеческая плоть расщепляется на мельчайшие частицы, обнажая внутренности, кости и бурлящую кровь с лимфой, действительно страшно и отвратительно. В деталях вспомнив кошмар, что пришёл к ней после райского пика наслаждения, она прижала руку к груди, мокрую от холодного пота. Задыхаясь, та лишь выдала жалостливым шёпотом. — Окарин…