Громкий садовник

Юра громко сопел и методично выдергивал молодые побеги противной крапивы, проросшей с соседского участка. Солнце жарило белобрысую макушку, наглые бессмертные мошки, наплевав на репелленты, атаковали разгорячённое работой лицо, деда с крыльца осуждающе цокал на футболку со средним пальцем и Юрин огородный вандализм. Юра безуспешно отмахивался от всех напастей сразу и продолжал очищать любимый угол дедовой дачи. Вот повыдергает всё, повесит гамак, и будет красота! Для максимального уровня счастья останется положить в этот гамак Отабека и залезть туда следом. — Юрочка, ну крапиву-то за что? — не выдержал все-таки деда. — Ну на суп же крапива! Зелёные щи! — Отабек любит борщ. А от крапивы покрывается жуткими волдырями, которые долго не проходят. Забыл, какой он красивый в прошлом году ходил? Деда помнил, потому что сам же гонял в город за антигистаминными, когда Отабек пошёл за смородиной и случайно обжёгся притаившейся в кустах заразой. После этого на подмосковной даче появился запас нужных таблеток и персональные резиновые сапоги (в зелёного леопарда, как видел это Юра, в странный милитари, как считал сам Отабек — святая простота). В пизду крапиву. Даже если им, кроме неё, нечего будет есть. Но не будет. Юра что, просто так въёбывал на катке, чтобы деда тут сорняками питался? — А лопухи-то за что? — продолжил деда. — Они знаешь как снимают боли в суставах! «И прекрасно впиваются в задницу колючками», — мрачно подумал Юра, вспомнив уже позапрошлый год. Страсть настигла их с Отабеком безжалостно и беспощадно прямо вот под этой яблоней. БДСМ с репейником не входил в топ его кинков, спасибо большое. — К чёрту лопухи, двадцать первый век на дворе. Я тебе «Траумеля» купил. — Ты приусадебный нацист, Юрочка. Искореняешь своё, родное. — Сталина на меня нет? — засмеялся Юра, плюхаясь задницей в уже выдерганную траву. — Я помолюсь на ночь за эти сорняки, бесславно погибшие от моей руки. Ой, то есть полезные травы, я хотел сказать. — Дуралей, — усмехнулся в усы деда. — Заканчивай давай, а то кроме цветов на участке ничего не останется. — Только пионы, деда, только хардкор. — Хоть кремом от солнца намажься, уже весь красный! — А чё это сразу кремом? На этот случай у нас ничего не растёт? — вытаращился Юра и демонстративно плюнув на кусок лопуха, прилепил его на нос. — Ох, мало тебя в детстве пороли, — вздохнул деда. — Что там говоришь? Борщ? Ну ты тогда и свёклы надёргай, только без фанатизма, исключительно на суп. Юра отсалютовал зажатым в руке пучком крапивы и скривился — лоб сразу же зачесался от кусачих лепестков. Мгновенная карма за всех погибших сегодня собратьев. Но ради Отабека Юра бы в эту крапиву и голой жопой сел, не то что в перчатках прополоть и немного обжечь лицо. *** «Деда сегодня назвал меня приусадебным нацистом», — написал Юра, падая животом на кровать. Всё тело ныло от целого дня активной работы в неудобной позе, но он чувствовал удовлетворение и приятную усталость. Вместо ответа Отабек позвонил по видеосвязи. Увидев любимое смуглое лицо и почти собранный на заднем фоне чемодана, Юра расплылся в счастливой улыбке. — Ты с табуретки пел Раммштайн и с вилами в руках настаивал, что Пётя будет рожать только белых голубоглазых котят? — вместо приветствия сказал Отабек и вопросительно выгнул бровь. В ладонях он держал наполовину сложенную худи, которую Юра так любил отбирать и таскать прохладными вечерами. — Пётя, слава богу, никого рожать не будет. Он кот, — фыркнул Юра. — А Раммы сами себя неплохо споют, когда ты приедешь. Эта чёртова блютус-колонка по-предательски коннектится только с твоим телефоном. А я всего лишь уничтожал сорняки. — Небось ещё и бабочек с капусты потравил. — Конечно! Я эту капусту для тебя ращу, а не для них. Поэтому и бабочкам, и крапиве с лопухами пизда, — Юра рубанул воздух ребром ладони и авторитетно кивнул. — Мой герой, — дёрнул уголком губ Отабек и так тепло посмотрел невозможными лисьими глазами, что у Юры от восторга в груди будто что-то проросло. Та самая крапива, обжигающая изнутри. Только не больно, а горячо и щемяще сладко. «Это ты герой, — подумал Юра, улыбаясь Отабеку до боли в щеках. — Казахстана и моего романа, ха-ха». — Приезжай скорее, — уже вслух сказал он. — Борщ тебя уже ждёт. — А ты? — А я больше всех.