Дорога домой

      Город окутала мягким одеялом ночь и в окнах загорелись светлячки. Вы знали, что каждый свет в этих рамах особенный? Он таит в себе тепло и холод, счастье и тоску, спокойствие и бурю. Каждый светлячок — это целый мир. Вы задумывались, что без людей и их забот это самые обычные огоньки? Но стоит только человеку вдохнуть в вещи жизнь, наделить их историей, исписать палитрой собственных красок, как всё вокруг становится необычайным и невероятным. Пожалуй, иногда стоит замереть и насладиться таким моментом. Вот и зажглись фонари на улице, на совсем обычном дворе, освещая детскую площадку пушистым тёплым светом. А в одном окне на седьмом этаже, словно переклёкотом, загорелась крохотная искорка. Да, именно искорка, что заливала комнату волшебным светом. А может, волшебными были мгновенья ребёнка и матери, что читала на ночь сыну сказку? Кто знает. Мягкий женский голос обволакивал своего маленького слушателя, что ресницы трепетали, представляя невообразимые картины, и с каждым новым предложением рисуя новые витки и линии. Мальчик так увлекся, что почти провалился в дрёму, как неожиданно встрепенулся и стал внимательно вслушиваться в картину, что писал голос матери. —«…Время приходит быть Кощею Бессмертному; мать спрятала его. Вдруг Кощей Бессмертный входит в дом и говорит: — Фу, фу! Русской коски слыхом не слыхать, видом не видать, а русская коска сама на двор пришла! Кто у тебя был? Не сын ли? — Что ты, бог с тобой! Сам летал по Руси, нахватался русского духу, тебе и мерещится, — ответила мать Ивана-царевича. А сама поближе с ласковыми словами к Кощею Бессмертному, выспрашивает то-другое и говорит: — Где же у тебя смерть, Кош Бессмертный? — У меня смерть, — говорит он, — в таком-то месте; там стоит дуб, под дубом ящик, в ящике заяц, в зайце утка, в утке яйцо, в яйце моя смерть.» Кудрявая макушка повернулась к лицу матери. —Мама, а Кощей у-умлёт? —самый настоящий страх просачивался сквозь маленькие ручки, что сжали пёстрое одеяло. Женщина не знала, что могло заставить сына в обычной сказке испугаться настолько сильно. Да и как ребёнок может понять смерть? Как может её бояться? Но были произнесены совсем другие слова: —Где ты услышал такое слово? —Мне Мила сказала, что все злодеи умилают. Кощей злодей? Почему он умлёт? — вопросы, что сыпались с ребёнка, и блеск в глазах, предвещающий скатиться по щекам, заставили женщину собраться. Она не знала ни что вызвало такую реакцию, ни причин неожиданного интереса сына к сказкам про Кощея. В конце концов, она решила отложить книгу, переключив лампу на ночник. —Да, Кощей — злодей. Он держал маму Царевича в заточении и не давал ей видеться со своим сыном. Скажи, это плохо? Неуверенность и внутренняя борьба метались по глазам мальчика. Растерявшись между противоречивыми чувствами, ребёнок стал искать ответы внутри себя. И добравшись по течению до источника, уверенное и сердитое лицо встретилось с замешательством женщины. —Плохо. —Значит?.. —Он будет стоять в углу. Детская непосредственность защекотала бока женщины, что из неё невольно вырвался солнечный зайчик, пробежавшийся по губам. —А Кощей не слишком взрослый для этого? —Нет. Нет, так нет. Не спорить же с уверенностью маленького гиппопотама? Особенно в ночь перед садиком. На этом женщина и решила. —Хорошо, пусть Кощей стоит в углу, а нам уже пора спать. Успокоившаяся детская голова осторожно легла на подушку, однако цепкие лапы тревоги всё ещё сжимали сердце: —Мама, а Кощей точно не умлёт? —Точно. Женщина подоткнула одеяло и чмокнула сына в лоб на ночь. Так лапы коварного зверя были отброшены спокойствием и уверенностью взрослого, и повсюду стали танцевать звёзды, впитавшие в себя силы дня. Ещё немного любуясь лёгким плясом, мальчик, сам того не замечая, закрыл глаза. А что до сказки? Сказка — ложь, да в ней намёк, для каждого в ней свой урок. —Алло, Хьюстон? У нас проблемы. Милки Вэй снова потерялась, ты не мог бы найти её во дворе? Да, она снова увязалась за собакой. Мгм. Да, я сейчас в центре, скоро буду. Спасибо.       Проходя через улицу ларьков и магазинчиков, студент остановился. Сделал глубокий вдох и выдох, посмотрел на витрины. Мерцающие огоньки рысцой огибали сладости, запутывались в лицах прохожих, и превращали белые клубы пара изо рта в причудливую вату. Жужжание человеческого роя постепенно стихало. Юноша завороженно наблюдал через стекло за ребёнком, что искал в карманах исшарканных брюк купюры. Наверное, он их откладывал с праздников. Получив желанные сладости в аккуратном пакетике от кондитера, мальчишка на ходу закинул их в свой рюкзак и выбежал на улицу, прозвенев дверным колокольчиком.       Мираж спал, и студент двинулся дальше. У него больше нет человека, которому он бы привозил подарки на каникулах. Давняя горечь вязалась в причудливые узелки и вела молодого человека всё дальше и дальше, порой заводя его в совершенно непонятные закоулки. Когда был завязан последний узелок, наступили сумерки. Липкие и холодные порывы ветра проникали сквозь шарф и куртку. Глаза слезились. Зима здесь была совсем другой. Грязной, дождливой и ветреной. Если снег и падал, то быстро таял, образуя на гололёде лужи. «Вот тебе и юг.» прошелестело в голове голосом друга напоследок, прежде чем юноша замер. Он понятия не имел куда забрёл. А сдавливающие грязные стены не давали ни бита информации. Наступила лёгкая паника. —Теперь понятно, как ты в знакомых дворах теряешься, — собственное бурчание сопровождало шаги и вскоре человек вышел к концу улочки. Вместо ожидаемой стены из бетона или кирпича там была лестница в цокольный этаж, а также яркая вывеска, что совсем сбивала с толку. «It`s not my cup of tea» насмешливо светилось над входом. Не самое лучшее место для лавки. Если это конечно лавка.       Он мог развернуться и дальше искать выход в лабиринте стен, но, очаровав потерянного мотылька загадочным светом, неизвестность приятно манила теплом. Сам того не замечая юноша толкнул внутрь дверь. Ароматные порывы тепла пробрались под одежду и запутались в волосах. Ему повезло, это и вправду была лавка. Помещение было просторным, стены украшала восточная роспись, переливаясь мягкими тонами. В зоне посетителей была парочка столиков, гирлянды и цветочные горшки. Однако не это бросалось в глаза. Повсюду были стеллажи если не с крупными жестяными коробками, то с маленькими картонными. Этикетки пестрели бликами. На прилавке тоже стояли жестянки, а на их крышках были стаканчики полные различной травы. По запаху и правда напоминали чай, но студент не решился бы его попробовать. На звук из-за ширмы вышел мужчина с проседью на висках и уставшими глазами, которые на мгновение оживились, завидев покупателя. Черная с иголочки рубашка и коричневый фартук — необычный выбор для восточных магазинчиков. —Здравствуйте, вам помочь с выбором? — приветствие и интерес владельца цепким дымом приковали ноги гостя к каменному полу, что почти физически ощущалось холодным покалыванием лодыжки. А может этому виной было собственное треклятое любопытство. —Здравствуйте, эмм, нет, вы можете подсказать где я? Мужчина саркастично хмыкнул и сделал вид, что вовсе не обращает внимания на скомканные движения посетителя и его замешательство. Шелестели страницы учётной книжки, а росчерк чернил выжидающе дышал. В конце концов, убедившись в своих догадках, продавец ответил: —Так ли важно где вы сейчас, если вы уже здесь, значит так должно было случиться. —Простите? — человеку казалось, что он ещё никогда не чувствовал себя так нелепо. —Видите часы? — неопределённый взмах руки на стены ввёл в ещё большее замешательство студента. Обернувшись по сторонам, он не увидел ни часов, ни каких-либо механизмов, отдаленно их напоминавших. —Нет. — с сомнением протянул гость. Ему стала казаться иллюзорность всего происходящего. Насмешливая вывеска. Странный магазинчик. Странный мужчина с не менее странными вопросами. Может это всё сон? —Здесь никогда не идёт время, поэтому можете присаживаться до третьего свиста. — по-хозяйски кинул мужчина и принялся взвешивать траву на весах. Было ясно, что владелец этого места никуда не торопится. И давать ответы тоже. Гость сглотнул и, переступив через прилив тревоги, задал вопрос: —Кто вы? —Все меня топчут, а я всем в пути помощник. — лукаво улыбаясь ответил мужчина, снимая засвистевший чайник с примуса. Гость придвинулся ближе к прилавку. —Кто Вы? —Не мой бы труд, не мой бы век, ты плохо жил бы, человек. Но в век машины и мотора, боюсь, в отставке буду скоро. — просвистел себе под нос владелец, расставляя чашки. Гость же упорно придвинулся ещё ближе и, глядя прямо в черные глаза, вкрадчиво повторил свой вопрос: —Кто. Вы. —Её веянья тем сильней, чем ближе птичья трель. — наливая кипяток в чашки и всё также улыбаясь, ответил мужчина. Юноша продолжал сверлить взглядом. Чертовщина какая-то. Лавочник не успел поставить чашку перед гостем, как в помещение со свистом ворвался ветер, нараспашку открыв дверь и опрокинув своими порывами большинство жестянок, неприятно загремевших при столкновении с каменным покрытием. —Вот встречи вашей назван час, слуга Вазир покинет вас. — произнёс в голове студента голос, унося с собой лавку в призрачную дымку и возвращая гостя на улицу. Юноша пару раз проморгался. Он всё также стоял возле витрины кондитерской. Пытаясь безуспешно списать произошедшее на больное воображение, студент двинулся в поток людей, желая поскорее оказаться дома. Щелчок двери. —Ты что-то поздно, мы уже сходили за газировкой. — раздаётся из кухни вместе с бряканьем посуды. Дом. Быстро сбрасываю обувь и верхнюю одежду, словно это поможет окончательно прогнать липкий туман улицы. Включаю кран и с силой тру ладонями лицо, попадая каплями на рукава свитера. —Всё в порядке? — вполголоса подходит к дверному проёму Серый. Осторожно и тихо, как и всегда, так чтобы не услышала Мила и не устроила допрос с пристрастием. —Да, всё в порядке, просто устал, —вздёрнутая бровь скепсиса обернулась молчанием и моим неловким смешком. — Постигал одарённость Милки. —Хватит стебать меня за спиной! — возмущение, растворенное в быстром клацании компьютерных клавиш. —Ты же в наушниках сидишь! И вообще ты сказала, что фильм найдешь. — перекинул Серый полотенце из рук на плечо, уходя на кухню. —Пока вас ждёшь сто лет пройдёт, — отъехало стулом от монитора топографическое недоразумение и последовало хвостиком за другом, — Привет Вань. Я наскоро вытер лицо полотенцем, и убрав за собой беспорядок, пришёл на запах горячего масла. Серый методичными движениями распределял массу зёрен по сковороде, а Милка, сев по-турецки, держала огромную ёмкость. Где она только нашла такую миску? Лампочка привычно подмигивала. Шторки двигались с потоками свежего воздуха. Небольшая кухня приятно отдавала сердечным тактом. —Нас всего трое. — утверждение, больше протянутое риторически. —Тазик попкорна — это тазик попкорна, — с мудрым видом бросил очередную волчью цитату Серый, накрыв сковороду крышкой. Из всех людей, что я знаю, Серый единственный, кто умеет вкусно готовить попкорн, да и не только. —Вот именно. Кстати, слышали, что весной откроют ферму рядом с городом? — качая головой в такт внутреннему мотиву, поделилась новостью девушка. Она посидела ожидающе пару мгновений и, не получив ничего кроме недоуменных переглядок и мотков головой, глубоко вздохнула. Ферма и ферма. Мало ферм что ли? —Это конеферма. Читала, что откроется в мае. Можем съездить, на лошадках покататься. — девушка едва ли не подпрыгивала на месте от энтузиазма. Раздались первые глухие хлопки кукурузы. —С этого и надо было начинать. Я за любой движ. — успел только договорить, как эти двое, словно сговорившись, приставили палец к носу. Твою мать. Довольные улыбки расползлись по лицам друзей. —Почему еду проверять снова я? — бурчание под нос, уже давно смирившееся в медлительности своих реакций вечером. —Да, ладно тебе. Всё равно из всех нас май самый лайтовый у тебя. — подпрыгнуло в воздухе вместе с конфетой, которую Милка закинула в рот. —Не поспоришь. О, тогда вы идёте за конфетами на рынок, — пролетело фантичным самолётиком в воздухе между Серым и Милой. Они оглянулись на нашу стеклянную конфетницу в виде тыквы, что почти опустела — на дне осталась горстка нелюбимых конфет, — и согласно кивнули. А тем временем под крышкой сковороды набирал обороты оркестр, что совсем скоро окажется в огромной миске в руках троих закадычных друзей за просмотром фильма.       Салон опалил жаром стёкол и духотой старого автобуса всех заходивших пассажиров. Их обнадёживала лишь мысль о приближении вечера, что неторопливо двигался за полуденным солнцем. Звук мотора и застоявшийся воздух проникали и впитывались в сознание пылью, ровно, как и занавески, которые висели наверняка ещё с нулевых. И один из пассажиров, что оказался здесь впервые, перекатывал все ощущения на кончике языка, запоминая как первый колосок во рту у бабушки на даче. Пейзаж тем временем менялся со строгих сухих линий, на хаотичные и живые. Включив музыку и устроившись поудобнее, юноша перепрыгивал по колоннам с проводами взглядом, порой подолгу задерживаясь на полях с подсолнухами и на степных просторах, с редкой проседью леса. Всё проснулось и жило вместе с вздымающейся грудной клеток, и в лучах весны это чувство ощущалось особенно невероятно. Тяжёлые времена и мысли отпрянули с первой птичьей капелью, оставляя место для дыхания и надежды.       По инерции стукнувшись о стекло, человек бережно перешёл во владения дрёмы. Он видел дивный сон, который порой становился кошмаром: словно он Царевич, оставшийся в заточении вместо сестры у какого-то Кощея. Перед юношей разливались настолько реалистичные картины, что он не сразу понял своё пробуждение. Внутри словно катком проехались, а в горле сперло комом. Глаза были на мокром месте. Не помня сон, Ваня попытался разобрать свои ощущения и реакцию тела, как автобус остановился. Будучи всё ещё спросонок, он оглядел пустой салон, остановку и её табличку. Поняв, что здесь что-то не так, юноша подорвался к водителю. —Извините, а это конечная остановка? —Етить твою матрёху, — подскочила загорелая женщина, роняя книжонку со сканвордами вместе с карандашом, явно не ожидав ещё не вышедшего человека, — Ты мне сейчас чуть конечную не устроил, парень. Ты что проспал остановку? —Кажется да. — неловко прочистил горло юноша, всё ещё пытаясь избавиться от неприятных фантомных ощущений. —Ну тут давай сам, я сама жду мужа, чтобы эту развалюху хоть как-то завести или на худой конец отбуксовать. А тебе куда нужно было? — пухлой рукой она подобрала упавшие вещи и закинула их в бардачок. —На конеферму. —А, так тут тогда тебе недалеко, через пролесок километра два, не больше. Ты бы лучше ускорился, если хочешь успеть на лошадях покататься. — подмигнула женщина напоследок своему последнему пассажиру, прежде чем он вышел на дорогу. Здесь, окруженный по большей части степью, воздух гуляет вовсю, принося с собой прохладу в знойный день. —Спасибо большое! — крикнул человек и стал пересекать молодую траву поля быстрым шагом. —И да, когда пойдёшь по тропинке, не думай оглядываться! — донеслось сзади вдогонку и растворилось где-то на задворках сознания знакомым голосом.       Вскоре Иван вышел на тропинку, что уходила в глубь леса. Перед ним раскачивались в лёгком вальсе васильки, что бередили память души и картины минувшего сна. Топ. Топ. Треск ветки. «Ваня, не оглядывайся». Знакомый голос, что вызывал спазм забродившей боли и что-то огромное, тёплое, раскинувшее свои лепестки на всю его сущность, незримым путником вёл его через пролесок. Васильки щекотали ладони своими небесными корзинками. Треск. Треск. Рычание. «Иди только вперёд, не сворачивай». И человек шёл. Правда он не знал: идёт ли он сейчас по живому лесному массиву или по картинам прошлого, что проносились в сознании кинолентой. Страх. Беспомощность. Отчаяние. Боль. Обещание. Неверие. Смятение. Надежда. Чувство. Смерть.       Аккорды памяти закончили свой пируэт с рёвом зверя позади. «Не останавливайся!» — со всей мочи просил голос. Но человек больше не шёл, нет, он бежал уже к судьбе и своему проклятию, а не от него. Не так страшны звери, как люди. Не так страшно найти, как что-то потерять. Не так страшно вместе сгинуть, как жить вечность без родной души. Узнал. Вспомнил. Ветки били по лицу юноши, а лес наполнялся какофонией жутких звуков, прерываемых гулким биением сердца, что пело и плакало одновременно. Быстрее. Солнечные лучи уходили с земли к верхушкам деревьев. Быстрее. Светлым пятном виднелся конец пролеска, каймой опутанный тенями. Вайи папоротников цеплялись к ногам, замедляя бег. Ещё чуть-чуть. Поле. Ржание кобыл. Полёт шмелей над клевером. Закат. Падение. Юноша лишь слышал, как к нему галопом приближалась лошадь и остановилась поодаль. Всадник спешился и подбежал к человеку, крепко обхватив того руками и уткнувшись лицом в пшеничные волосы. Нашёл. Нашёл. Нашёл. Мягко перехватив под коленами, фигура подняла тело и водрузила его на лошадь. Сев сзади, руки всадника аккуратно, но уверенно, держали Злато всей своей жизни. Мерно покачиваясь, две закадычные души направлялись в общее будущее. —Кощей, я клянусь, ещё раз шлёпнешь меня по заднице — пеняй на себя. — взъерошенное гнездо заваривало кофе и делало завтрак на двоих. Подозрительная тишина. И стоило Царевичу обернуться, ожидая подвох, он был притянут властными тягучими руками за талию к телу. И всё бы ничего, но шлепок звучно пролетел по комнате. —Не могу устоять. — мурчащая самодовольная улыбка пакостного котёнка. Набрав негодование в грудь, пока оно не успело раствориться под взглядом любимого лица, Иван повёл своё счастье в коридор. Лёгкое недоумение играло на бровях нежити. —Ты будешь стоять здесь и думать над своим поведением, пока я готовлю завтрак. — со всей серьёзностью заявил Ваня, поставив бессмертного в угол. Смешинки, вспомнившие детство, заискрились и слетели лёгким светом из морщинок улыбающихся глаз. И позже они переросли в заливистый смех, что сияющим ручейком окутал комнату. Знаете, а порой светлячки могут светить из окон даже днём.