* * *
Перед церемонией полагается ванная. После, вымытая и чистая, АЕ надевает полупрозрачную красную сорочку и пеньюар, но ни в коем случае не нижнее белье. В таком виде она отправляется на чтение святого писания в гостиной — самую официальную часть церемонии… Самую невыносимо скучную часть, но дающую некоторую передышку и возможность собраться. Полностью командор Т-хелпер зачитывал нужные главы лишь в первый раз. Он не любил долгие вступления. Видимо, в нем было столь сильно развито чувство долга, что он всеми силами торопился его исполнить. АЕ, поглощенная своими мыслями, в этот раз даже не успевает уследить за ним. Чтение заканчивается очень быстро, затем ее, замешкавшуюся, тащат под руки в хозяйскую спальню и распластывают на кровати. Взгляд АЕ упирается в серебристый полог над кроватью жены командора, та же хватает ее за руки, больно впиваясь в них, и зажимает голову между колен. Командор задирает ей подол, как положено, не выше талии и приступает к беспощадному изнасилованию. Он резко входит и сосредоточенно двигается, АЕ сотрясают монотонные толчки. Никто из них троих не получает удовольствия. Ведь это исполнение священного долга. Она лишь сосуд, который должно наполнить. АЕ хочется лишь того, чтобы это все поскорее закончилось. Она даже рада тому, что все происходит именно так: без ласк, без возбуждения. Почему-то ей кажется, что ласки командора были бы в сто крат отвратительнее. Это было бы надругательством не только над ее телом, но и над ее светлыми чувствами, которого она бы не вынесла. Хотя она этого точно не знала. Единственным, что было точно, так это то, церемония будет длиться еще несколько «удачных» дней подряд. До конца. До победного. Пока ее не обрюхатят. АЕ терпеливо ждет, пока командор спустит в нее несколько раз и слезет, поспешно удалившись в ванную. Только после этого цепкие руки его женушки разжимаются, а колени убираются прочь от ее головы, давая свободу. Лицо жены невозмутимо, но АЕ чувствует скрытую за этой невозмутимостью ненависть. Та велит ей убираться прочь, хотя полагается немного полежать, подняв ноги, для лучшего эффекта. АЕ послушно встает, поправляет подол и плетется к себе в комнату, чувствуя, как по ногам стекают соки вынужденной любви командора. Она вдруг задумывается о том, сколько раз с ней такое уже происходило, и понимает, что не помнит. Потеряла ли она память или утратила рассудок? АЕ не знает. Она чувствует себя совершенно разбитой. Возможно, пока еще не до конца сломанной. Живущей призрачной надеждой, если не на чудо, то на возможность жить. Просто жить, как угодно плохо, лишь бы тебя не трогали. Если она родит Т-хелперу дитя, ее социальный статус повысится, станет немного лучше. Тогда ее уже не отправят раньше времени на утилизацию в селезенку, не отправят в углеродные шахты и не распнут в назидание тем, кто помоложе. Такие как она служанки проходили обучение в Центре Красного Костного Мозга. Воспитывавшая их тетушка-макрофаг приговаривала: «Обычное — это то, к чему вы привыкли. Сейчас это может показаться вам необычным, но пройдет время и это станет обычным явлением». Обычным может стать постоянное изнасилование? Да, действительно, что в нем может быть необычного… АЕ лежит на кровати в своей комнате, пытаясь уснуть, и чувствует, как путаются мысли. Ей кажется, что она уже давным-давно на самом деле крепко спит и видит кошмар, ставший столь реальным, что из него уже невозможно выбраться. АЕ прикрывает веки и видит обрывки дневных видений. В пестром калейдоскопе, который постепенно становится черно-белым, мелькают АА, красная мостовая, лотки с фруктами, лежащими в магазине… Т-хелпер, сперва смотрящий на нее поверх священного писания, затем задирающий подол… Ей кажется, что она до сих пор ощущает его толчки. В спальне горит яркий свет — никакого интима, мелькает холодный недовольный взгляд жены командора. Снова появляется тетушка-макрофаг: «Вам нужно остерегаться не мужей, а жен. Вы всегда должны пытаться представить, что они, должно быть, чувствуют; конечно, они будут возмущаться вами. Это естественно, попробуйте их почувствовать». А вот этого совета ей бы следовало послушаться. Но АЕ не может сейчас ни о чем думать, она чувствует, как начинает все сильнее болеть голова, как ее подташнивает, как ноет спина, как наступает апатия. Внезапно над ее головой сверкает убийственный взгляд командорши. Та хватает АЕ, встряхивает и недовольно шипит: — Ты что, забыла, о чем мы договаривались?* * *
АЕ неуверенно стучит в дверь домика над гаражом. Открывает шофер-нейтрофил U-1146 и говорит, что думал о том, что ей не удастся сегодня вырваться. Он и кепку заламывал, и даже подмигивал ей на свой страх и риск, давая знать, что все в силе. АЕ рассеянно моргает в ответ, заливается в темноте краской и понимает, что все сегодняшние волнения были сущим пустяком по сравнению с тем, что ее ожидает. Дело в том, что командор очевидно не способен ее обрюхатить. Его жена же хочет ребенка, но еще больше — избавиться от АЕ, дождавшись ее нового назначения. А еще U-1146, который всецело предан их семье, в тайне нравится Красненькая, так он называет АЕ-3803 про себя. Так рождается заговор, и бедной АЕ, у которой все сегодня в голове перемешалось, вместо отдыха после церемонии с командором, предстоит потрудиться ночью с U-1146. Последний изо всех сил скрывает свою радость и усердно делает вид, что исполняет долг, за небольшую плату. Любовь для них — непозволительная роскошь, но стоит АЕ оказаться в его объятиях, она тает. Как же хорошо получить свою порцию нормальной обычной любви, приятных прикосновений, горячих поцелуев в полутьме! Она и помыслить не может, что могла быть такой развратной. И это ей нравится. С ним она может позволить себе все, что не может с командором. Пускай, у них на это мало времени, пускай, приходится делать это украдкой, опасаясь, что их могут застать. АЕ возвращается к U-1146. Сама по себе, раз за разом, уже без ведома жены командора. Она не ищет оправданий. Измученная жизнью служанки и изголодавшаяся без любви, она поддается соблазну и тайно встречается с возлюбленным нейтрофилом. U-1146 страстен и нежен. С ним она готова проводить церемонию хоть каждый день и без всяких там церемоний. Раз за разом они жарко занимаются любовью, надеясь, что никто об этом не узнает, ведь за подобную порочную связь за спиной командора полагается смерть. Каждый раз они делают это так, словно без тени сомнения знают: следующего раза не будет для них обоих. И следующий раз, наступив, — всегда сюрприз, добавка, подарок.* * *
Когда же подходит время для новой серии церемоний с командором, АЕ закрывает глаза и представляет на его месте U-1146, лейкоцита-куна, который ей нравится, которого она любит. С каждым толчком она начинает постанывать все громче и даже кончает. Т-хелпер не останавливается на достигнутом и отжаривает ее еще хорошенько пару раз к ряду. Регуляторная клетка, брезгливо поправляет свое аккуратное бирюзовое платье и велит АЕ убираться прочь, как только он слезает с нее. Впрочем, как и обычно. Следующим вечером изнасилование повторяется. АЕ закрывает глаза и мысленно зовет U-1146, ей так хочется, чтобы он ее оплодотворил… Далее стонущую клетку накрывает с головой ужасающая мысль: но ведь эритроциты не могут забеременеть, у них же даже ядра нету!.. С этой очевидной мыслью, почему-то не приходившей ей в голову раньше, она стонет еще громче и широко раскрывает глаза, чувствуя, что командор кончил.* * *
АЕ мечется меж всех огней. Она словно бы шестым чувством чует, что командор что-то заподозрил. Неужели в забытьи она выкрикивала имя U-1146? Она ужасно боится мести хозяина, но не может ничего с собой поделать и продолжает бегать на тайные ночные свидания в домик над гаражом. Так продолжается до тех пор, пока Т-хелпер внезапно не вызывает к себе АЕ на приватную беседу. Он сообщает ей о том, что все знает, но не хочет раздувать скандала, поэтому нейтрофила тихонько повесят на стене, а ее он накажет сам. Т-хелпер глядит в полные ужаса глаза АЕ и добавляет, что ему бы не хотелось так поступать, но соседские слуги донесли теткам, а те — начальству выше. Все, что он смог сделать — убедить тех, что шофер сам приставал к их служанке. АЕ чувствует, как земля уходит из-под ног, и падает в обморок, в сострадательные объятия небытия. За окном видно, как за несчастным U-1146 приезжает черный фургон с вооруженными до зубов Т-киллерами. Капитан взвода, нехорошо ухмыляясь, лично заталкивает его внутрь.* * *
Супруги проявляют к АЕ редкостное милосердие: ее не заставляют смотреть на казнь возлюбленного нейтрофила. Однако тетушка-макрофаг, заглянувшая к ним вечером в гости торжественно обещает, что завтра они непременно прогуляются к стене, на которой висит его труп. АЕ ни жива ни мертва, ее голова отчаянно кружится, желудок вновь и вновь выворачивает наизнанку. Но то, что приговор не касается ее лично, не значит, что она не понесет наказание. Т-хелпер понимает, что затея с адюльтером принадлежит его женушке, но отыграться на ней не может — не позволяет статус. Он только ясно дает ей понять, что она будет делать то, что он скажет, без возражений. Так что она в этот раз держит несчастную АЕ, молча наблюдая за перешедшей все формальные границы церемонией, превратившейся в изнасилование, несоизмеримо более жестокое, чем прежде. Командор срывает с АЕ всю одежду и от души выпускает пар. Она извивается под ним и умоляет остановиться, но он только дерет ее все сильнее, желая затрахать до смерти. Во время передышки жена по распоряжению командора берет хлыст и лупит ее по всем местам, затем привязывает покрепче к спинке кровати, после чего изнасилование продолжается. На все мольбы АЕ прекратить, Т-хелпер злобно отвечает, что она, шлюха такая, должна быть благодарна, а не распускать сопли, и издевается над ее горем. Ему невдомек, что та уже понесла от возлюбленного. Ужас оттого, что может потерять единственное, что от него осталось, заставляет АЕ пронзительно кричать. Но командор глух. — Пожалуйста, не надо больше! — из последних сил молит АЕ. — Назови хоть одну причину, по которой мне не стоит вообще убить тебя, — жестко отвечает командор, хватая ее за волосы и засаживая ей до конца. — Я… я… — АЕ пытается вдохнуть воздух. — Я беременна! Это действует как заклинание. Изумленные лица командора и его жены идут рябью, и марево начинает рассеиваться, открывая заслон в старый добрый, привычный мир.* * *
Первым, что видит АЕ очнувшись, — довольная физиономия U-4989, поедающего принесенные ей печеньки, затем белые стены больничной палаты и все остальное. Заметивший ее пробуждение нейтрофил, не переставая жевать, говорит: — Он скоро придет. — Он? — не понимает АЕ, которая плохо соображает. Она хочет потереть лоб и нащупывает на голове повязку, под которой ощущается приличного размера припухлость. Внезапно дверь в палату с грохотом растворяется, и подобно урагану, сметая все на своем пути, в том числе и приятеля с печеньками, влетает U-1146. — Красненькая! — кричит он. — С тобой все в порядке? АЕ смотрит на него затуманенным непонимающим взглядом. — Ох, и здорово тебя бактерия по башке приложила, пытаясь вырвать у тебя посылку! — замечает U-4989. — Шишка просто ужас! — Красненькая!.. — во взгляде U-1146 читается непередаваемая гамма эмоций. — Я думала, тебя казнили! — восклицает АЕ, повисая у него на шее. — За что? — не понимает тот. — За нашу порочную связь. Тебя повесили, а меня замучили церемонией почти до смерти, — сбивчиво объясняет она, ощущая его тревожное дыхание у себя на шее. Это приятно возбуждает. АЕ чувствует, как между ног становится горячо и влажно, даже все штанишки больничной пижамы промокают насквозь. Она решительно не знает, как это объяснить. И стоит ли рассказывать лейкоцит-куну про то, чем занимались они в ее сне, и в чем заключалась та самая церемония, во время которой Т-хелпер едва не заимел ее до смерти. Она безгранично рада вновь ощутить близость U-1146, она просто обнимает его и чувствует, что теперь-то все будет хорошо. Вот они настоящие. Теперь-то она во всем разобралась.