***
Утро выдалось жаркое. Ветер, изредка поддувающий по ногам, был сухим и очень редким. В старой протертой тканевой сумке уже имелся базовый набор: деньги, гребень и тонкая куфия, на случай поднятых песков. Пусть путь до рынка и не считался таким уж длинным, но всё-таки пройтись в компании было бы да куда веселей. Знала бы ты, что несла. В помощь тому вызвалась незнакомая до этого ранее девушка, работающая в медицинской части нашей кампании. Назвалась она как Мерт. И свое имя, — «Любительница тишины», — совершенно не оправдывала. Все 20 минут, казались мне тянущейся смолой, не перестающей течь: она не умолкала ни на секунду. Казалось, Мерт даже не дышала, а все свои глагольствования изрекала на одном вдохе. Она говорила обо всем. Серьезно, я даже не успевала поймать нить темы нашего монолога, как она соскакивала с нее и уже щебетала о чем-то из-вон. На рынке —Храни Ра этот момент! — мы разошлись в разные стороны, как разошлись и по интересам: ей необходимы были лечебные травы, когда мне — калазирис. Шатры продавцов стояли ровной очередью по разные стороны. Я прогуливалась мерно, не спеша, разглядывала товар на прилавках. Где-то оставалась на подольше, что-то проходила сразу же. Мне было некуда спешить, в моем распоряжении был весь день. Благо, Реммао разрешил нам отдохнуть денек, пока сам уехал встречать провиант поставляемый нам из Гермополя и должен был вернуться сегодня к ночи. —Эва, рада тебя видеть. Приглянулось что? Я поднимаю взгляд от сверкающих камней и совсем не понимаю, как я не заметила, куда зашла. —А-а-а-агнес, —растягиваю губы в улыбке, только-только заметив хорошую знакомую. — И тебе здравствуй. Пока просто смотрю, может что и понравится. Как сама? Девушка эмоционально взмахивает рукой и я невольно улыбаюсь шире. —Все как есть да по-мели. У меня новые украшения. Я не разложила еще, глянешь может, а? —Ну давай-давай. Слово по-малу и мы разговорились. Я меряла разные драгоценности, она держала бронзу, чтобы я могла посмотреть на себя и так мы не обратили внимание, как к нам подошел эпистат. В своей привычной накидке, под палящим солнцем он выглядел призрачно, чисто. Он поздоровался с Агнес, улыбнулся. — Умеет улыбаться? Не верю.— Как я поняла из некогда рассказанных мне ею историй, они хорошо общаются, но были коллегами или просто познакомились в одном из пеших туров меж городами я прослушала. Его взгляд остановился на мне, и стало как-то не по себе. —Эва. Думал, гуляешь только во время царствования Апопа. Удивила. — Он усмехается своей шутке, и не дождавшись моего ответа ретируется. Быть может, потому что мой ответ относительно его персоны порой состоял только из грубостей, сарказма и колкостей. Я не знаю, почему реагировала так на него, но то и было особенностью наших взаимоотношений. С рынка вернулась ближе к вечеру. Настроение было испорчено напрочь ровно в тот момент, когда в мою руку вцепилась Феоноя, уводя из толпы и прося помощи. Откуда она вообще здесь взялась?! Помощь эта конечно же состояла в моем положении черномага. Попытка отказаться была грубо прервана короткой фразой из двух слов: «Я заплачу». Жадность. На совести сыграла простая человеческая жадность. Желание возыметь больше чем требуется, ты хотела сказать. Лежа на постели, я думала над своим решением. Не зря ли? Зря. Реммао узнает — собственноручно убьёт. Убьёт. Глаза сами закрылись. Я тяжело выдохнула и стала ожидать ночи. Хотя бы того момента, когда Дия будет спать.***
Отработанная схема: Феоноя засыпает, я в аккурат сажусь сверху прислоняясь своим лбом к ее. После сеанса протягиваю руку уже бодрствующей девушке. Она отсыпает несколько монет и я исчезаю. Уже на улице, обойдя немного пространства, — дура, что тебе мешало сделать это в помещении?! — тянусь спрятать кровные, но меня словно бы оглашает знакомый голос: —Могу ли я воспринимать это все так, как понял? Я замираю с золотыми в руке, не дотянувшись до внутреннего вшитого кармана буквально пару сантиметров. Сердце отбивает последние удары, и как кажется, замирает навсегда. Монеты выпадают и глухо ударяются о песок. —О чем вы, господин?.. — Придурошная, в одной руке у тебя черная пластина, а другой ты держала деньги, стоя на улице в 2 часа от полуночи. Интересно, о чем же он говорит?! —Эвтида. —А-амен, — Голос предательски срывается и хрипит. —Ты… То есть вы… — Я часто моргаю, разрываясь между противоречиями: расплакаться или огрызнуться, но что-то мне подсказывает, что второго он не стерпит и уж тем более не простит. —Что? — В мгновение он оказывается подле меня, захватывая в хватке сильных рук мою кисть. Ту, что держит пластину под маску. Притягивает к себе, рассматривает, убеждаясь в своих предположениях, и усмехается. — Что я, Эва? Договаривай. Неужто все своё рвение ты потратила на ночные прогулки и заказы?— Руку он откидывает, маска вылетает и остается где-то са спиной. Я не оглядываюсь. —Так глупо попасться! — Эпистат зачёсывает челку назад, пропускает ее меж пальцев и истерично хохочет. Звук изрекается из самой глубины. Томно. Тихо. Словно специально, чтобы мне было страшно. Но мне уже. Он хватает меня за подбородок — крепко — сжимает и смотрит прямо в глаза. —Ты хоть понимаешь, что ты натворила?.. Это последняя капля. И первая. Я жмурюсь, по щекам пробегает мокрая дорожка. Первая. Вторая. Темнота. Слышу свой всхлип. Это конец. Я с ужасом жду, что вот-вот меня убьют, всадят мне в живот хопеш и я так и умру: на окраине поселения, истекая кровью за свои грехи, пока над землей царствует Апоп. Но в ответ тишина. Глупая, его не пробрать слезами, остановись! Не унижайся, прими смерть с гордостью за себя. Он отпускает подбородок и тяжело выдыхает. —Пойдём. Не стоит гулять средь ночи. Я приоткрываю глаза. Он отходит от меня, и с полной уверенностью, что я не убегу, поворачивается спиной. Хоть бери да беги к горизонту, честное слово. —Сбегать затея глупая. — Словно прочитав мои мысли изрекает он. —Не убьёшь меня? — Я хмыкаю, подбираю маску, чуть закопанную в крупицы и золото у ног. —Я думала, главарь охотников даже и не слушает своих жертв… —Плохо думала. У тебя вообще со всем плохо. Что с осторожностью, что с письмом. Идем долго. Слух режет звенящая тишина царившая вокруг. —А ведь… Будь здесь любой другой охотник, у него имелось бы полное право убить тебя прямо на месте и оправдаться тем, что ты сопротивлялась. И ему бы ничего не сделали. Он оглядывается на меня. Я смотрю под ноги, словно бы нашкодивший ребёнок, — а в чем отличие? — склоняя голову и раскаивясь. Ты? Раскаиваешься? Насмешила. Ноги сами ведут за эпистатом, и вскоре мы оказываемся у его дома. Пропускает меня вперед, заходит и следом и плотно закрывает дверь. —Сядь. Я без вопросов сажусь на его койку и наблюдаю за ним. Окна одёргивает плотной тканью и разворачивая стул садится лицом ко мне, широко расставляя ноги меж спинкой деревянного жеребчика. —Рассказывай, — вопросительно смотрю на него. — кто знает, подельничает? —Никто… Кроме тебя здесь никто. —Так уж никто? — Он фирменно усмехается, приподнимая уголочек губ, преобнажая ряд ровных зубов. —Никто. — Мотаю головой в подтверждение своих слов, перебарываю себя, чтобы не заламывать от волнения пальцы. Почему он все еще тебя не убил? —А друзья твои? Исман? Наставник? Вот уж в незнаньях? —Да, господин. —И Реммао с остальными щенками совсем не черномаги и действительно он вас письму учит? —Все так. Он горько смеется, ясно давая понять —ситуация его совсем не забавляет, ему не нравится моя откровенная ложь. Он все знает. Или нет? Или… Ará! Амен поднимается со своего места и подходит к шкафам. Что-то рассматривает, трогает, листает. При всем этом начинает говорить, совершенно не отрываясь от дел. —Ты благородная девочка, Эвтида. Гордо со мной пошла, шкуру свою спасать не стала. Он оборачивается ко мне. —Друзей своих не выдала. Но уверена ли, что они готовы проявить такое же милосердие к тебе? Хоть кто-то бы заступился за тебя? Я молча отвожу от него взгляд. А ведь правда. Поступили бы они так же по отношению к тебе, наивная? —…ты ведь даже этого не понимаешь. Выходя из своих раздумий, я понимаю, что какое-то время прослушала часть его монолога. Он подходит ко мне ближе. В его руках какая-то книга, судя по переплёту — старая. Он приподнимает мой подбородок ею же. Заглядывает в глаза и я теряюсь. —Давай сделаем так. Сделка. Ты мне — я тебе. — Сердце бьет как не в себя. — Ты расскажешь мне все что знаешь, а я гарантирую тебе жизнь и даже свободу. По рукам? Я киваю. Ну и эгоистка же. —Отлично. Он убирает книгу от моего лица, ставит ее на полку и снова садится на стул. —Реммао? Его брат и девчонка? Что ты знаешь? —Они не шезму. —Эвтида-а-а. —Клянусь. Либо же я не в курсе. —Он наставник письма? И как давно? —Год. —И за год ты не научилась пригоже писать? — он приподнимает бровь. —С меня плохая ученица, да ко всему прочему не знала что нас потащат куда-то в такое место, как Фивы. —Вот оно как. А Исман? —Исман учится на лекаря. Мы росли вместе, но о моей стезе он не знает. Не рассказывала, как учил наставник. В нашем ремесле каждый готов друг друга предать. —Наставник? Как давно ты занимаешься черной магией? И где же твой учитель сейчас? — Он явно чувствует подвох, Эва, думай резче. —Я была черномагом еще до того как попала к Рему. Тот человек, что стал моим первым нравоучителем умер очень давно в конкуренции. Его убил один из его учеников. Дальнейшая судьба других мне неизвестна. Только теперь я замечаю, что мужчина все записывал. —Больше я ничего не знаю. —Ты умница. — Вмиг он оказывается рядом и… Я чувствую его руку у себя на голове.? Он легко, нежно поглаживает меня. — Очень помогла. Как и обещал, можешь не бояться экзекуции. По телу бегут мурашки. —Иди. Время позднее, не поймет никто если из дома взрослого мужчина под утро молодая неферут выходить будет. Я молча поднимаюсь с постели, ноги ватные, но я иду к двери. Тянувшись к ручке, меня окликает более тихий голос. —И еще, Эва,— Я оглядываюсь, замечая на его лице встревоженное выражение. — Будь аккуратна. Трудно будет, если мне доложат на тебя, а я смолчусь. —Да, господин. Я выхожу. Первые шаги даются тяжело, но я справляюсь и дальше бегу к своему дому.***
В последующий день девушка пропадает из поселения, не сказав ничего ни наставнику, ни друзьям, ни условному брату. Эвтида бесследно испаряется, не находится ни единого свидетеля ее побега. Через пару недель вся столица гудит о пойманной шайке черномагов, вертящихся прямо под носами охотников. Она соврала. Своим побегом она привлекла слишком много внимания. Обрекла близких некогда людей на вечные скитания в Дуат. И ей гоже бы заплатить за свои слова. Но того человека более нет. Эвтиды больше не существует. И только Анубис знает, когда она поплатится за свои деяния. Только он ныне рад слышать ее имя.