Время — быстрая река, никого не обойдёт. Ждёт невеста жениха. Ждёт, как часа своего. В белый цвет облачена, точно в саване стоит. На покой обречена, свадьбы колокол звенит. Ритуальная песня из фильма «Он — дракон» _________________________________________
Над куполами царского терема разгоралась заря. Начинали свою песнь третьи петухи. Молодой кузнец Микола вышел на крыльцо избы, заразительно зевнул и потянулся. От похмелья гудела голова, но парень не хотел отлынивать от работы. «Гулянье гуляньем, а серпы сами себя не скуют», — подумал он, оглядываясь в поисках ковша с крепким квасом, который загодя поставил охлаждаться на улице. Вчера Иван-царевич наконец вернулся домой. И не один, а с красавицей женой, которую освободил из полона Кощея Бессмертного. А самого злодея окаянного царевич умертвил окончательно. Царь, как про то услышал, чуть ли не заплясал от радости. Велел закатить пир на весь мир. Слуги выкатили люду простому бочки мёда варёного, а купцам и боярам — мёда ставленого да березовицы с вишняком. А в то время царская дружина с порожними телегами поехала за Кощеевым добром. Микола, как и остальные тридевятцы, предприимчивости государя-батюшки только радовался. Кощеев скарб теперь ведь царевича трофей. Честно отвоёванный. Да и чего добру пропадать? Чай сила-то нечистая это богатство у честных людей отобрала. А теперь оно всё вернётся. Микола выпил кваса, ополоснулся водой из колодца и было повернулся к кузне идти, как за сердце схватился от испуга. Посередь двора стояла женщина, укутанная в чёрный платок. Понять, кто это к нему явился, Микола не смог. — Ой, тётушка, вы чего это в такую рань пришли-то? — спросил он, но незнакомка не двигалась и молчала, будто сама смерть. — Чего надобно? Лёгкой девичьей походкой она приблизилась к кузнецу. Из-под платка показалась белая ручка, не знавшая труда. На ладони лежала игла с обломанным концом. — Заново сковать сможешь? Обмер Микола, разом признав гостью по обручальному кольцу. Он ведь сам его и раскатывал, когда стало известно, что невеста младшего царевича из лягушки болотной в красну девицу обращаться умеет. — Царевна, — выдохнул кузнец. — Это что ж, в палатах целые иглы кончились? — Сможешь? Если нет, то скажи, кто сумеет. Сегодня же! — Что ж вы так торопитесь? — засмущался кузнец. — У матушки с десяток запасных в сохране лежит. Сейчас я… — Мне эта нужна! — крикнула царевна так отчаянно, будто от этой иглы зависела вся её жизнь. Обмер Микола, гадая, что ж там в брачной опочивальне младшего царевича произойти могло, коль новобрачная спозаранку с ложа сбежала и шастает по столице с сумасбродными просьбами. Ответа он так и не придумал, но и отказывать гостье не решился. Сенные девки с царского терема поговаривали, будто царевна — могучая чаровница. Не только в лягушачью шкуру влезть может, но и недопитое вино обратить в озеро, а объедки в лебедей. Ну а коль так, то и самого Миколу в какую чудь лесную превратит — и поминай как звали. Повёл он гостью в кузницу. Развёл огонь в горниле, прогрел иголку и бережно сковал. Затем остудил и протянул щипцами царевне. Та схватила да на двор с ней помчалась. Посмотрела на облака и взвыла волчицей. А потом обернулась лебедем и улетела. Спохватились её, как солнце над палатами поднялось. Забегали слуги да сторожевые. Иван-царевич на буланом коне по улице промчался. А Микола всё сидел около своей кузни и гадал, кому же принадлежит то имя, что выкрикнула царевна, перед тем как обернуться чёрной, будто вдова, птицей.* * *
— Время — река, то ты верно говоришь, — произнесла Баба-Яга, помешивая варево в котле. — Но вот плыть против его течения тебе не удастся, сколь сил ты к тому ни приложишь. Никто того не может. Ни в Яви, ни в Нави. Вот понесли тебя воды вперёд, а он обратился камнем и лёг на дно. Если где он и остался, так только в памяти твоей. И перековав иглу, ты ничего уже не исправишь. — Мёртвых можно вернуть! — воскликнула царевна, меря шагами то один угол избушки, то другой. Обхватив дрожащими руками плечи, она будто пыталась согреться. — Сама знаю, что есть Живая вода и Мёртвая. Укажи мне путь к ним! — Плохо он тебя, видать, учил-то, — усмехнулась седовласая старица. — Мёртвой водой можно восстановить тело, а Живой вернуть в него дыхание. Вот только Кощей тебе не рассказал, что оживлённый будет лишь призраком, сотканным из представлений и воспоминаний того, кто решил его вернуть. Тенью прежнего себя. Покорной марионеткой. Но тебя это устроит, так ведь? — Замолчи, старая! — Царевна остановилась и указала пальцем на Бабу-Ягу. — Ты ничего не знаешь! — А чего тут знать? Заигралась ты, девка. Всё стремилась вперёд. Мнила, что там воля, а теперь рвёшься назад. К тому, кого считала своим бичом. А ведь ради твоей свободы Иван-царевич Кощея в прах обратил. — Я и предположить не могла, что Иван не отступится и дойдёт до конца, — прошептала царевна, остановившись рядом с сухими травами, подвешенными у низкого потолка. — Это ведь ты показала ему путь к тому дубу! И про иглу рассказала! — Он — спросил, я — ответила. — Баба-Яга отложила половник и повернулась к сове, сидящей на жёрдочке в углу. Прикоснулась скрюченными от старости пальцами к мягким пёстрым перьям на груди дремлющей птицы. — Не простила, что много веков назад Кощей оставил тебя? Баба-Яга резко повернулась к гостье. Из-под личины старушки скользнула тень тёмной колдуньи — жуткой и вселяющей страх. Царевна не вздрогнула и не отступила. Стали они друг напротив друга, будто Жива и Морена. Молчали. Старуха сдалась первой. — Перед тем как меня во всём винить, вспомни и о своей роли, царевна, — рассмеялась Баба-Яга. — Ивановы руки последний удар нанесли, но не он был погибелью Кощеевой. Иглой той можно было лишь ожившее сердце остановить, а не то, что веками было подобно мёртвому камню. Царевна упала на колени, прикрыв лицо руками. — Не ведала я правды тогда! — крикнула красавица. — Думала, Иван — судьба моя. И не нужна я Кощею, коль он сам меня всё время от себя отталкивает. Совсем молодая была. Глупая. А когда… поняла… Когда открылся он мне, поздно уже было. В тот же миг прахом рассыпался. Царевна сжала кулаки. Поднялась с земли. Вспыхнули молнией синие глаза. — Не верю я тебе, слышишь?! В то, что его вернуть нельзя. Скажи, где источники те! Я на край света пойду! Без твоей подсказки! К Солнцу! К Луне! К Ветру! К самому Змею Горынычу на поклон… Баба-Яга вновь повернулась к сове, взмахнула рукой, и превратилась та в сосуд, который упал прямо в ладони старой колдуньи. Повернулась и протянула его гостье. — Не трудись. Никуда идти не надо. Вот тебе Мёртвая вода. Полей ею его прах — и преобразится он в то тело, которым некогда был. Царевна недоверчиво приняла дар от Бабы-Яги. Осмотрела бутыль и тут же обратилась к колдунье вновь: — А Живая вода? — А Живую воду, царевна, тебе ни один источник не даст, — скрипуче ответила Баба-Яга. — Коль решила вернуть Кощея, то придётся с ним свою жизнь поделить. — Я готова. Баба-Яга вновь рассмеялась, тихо и довольно. Было видно, что страдания царевны были по душе лесной колдунье. — Ну так ступай. Течение в Реке времён непреодолимо, но ты найди путь к Реке памяти. Собери на ней осколки его образа, сотвори из них дух и всели в тело. Вот только магия та тёмная, не сможешь развернуться, коль ступишь на эту тропу. — Укажи мне путь к той реке, — решительно вымолвила царевна, отбросив предостережение. Но Баба-Яга закачала головой. — Коль и правда любишь его, то и дорогу найдёшь, и источник Живой воды в себе откроешь. Сможешь сделать это — получишь то, чего жаждешь. — Открыть источник в себе? — с сомнением переспросила девушка. — Именно так, — кивнула колдунья. — А теперь уходи, царевна. И путь к моему дому забудь. Больно бедовая ты: хаос лишь приносишь. Красавица не прекословила. Сжала бутыль в руках и поклонилась старице. — Благодарю за помощь, бабушка. — «Помощь»? — насмешливо переспросила Баба-Яга. — О нет, царевна! Я лишь хочу, чтобы мучилась дальше, когда поймёшь, что я сказала тебе правду.* * *
Царевна стояла посередь серых безжизненных руин, ветер трепал её платье. Белая шаль, которой она накрыла Кощея, когда выплакала все слёзы по нему, лежала у ног, будто могильная плита. Склонившись, дева аккуратно сняла ткань. Не теряя времени, царевна откупорила сосуд с Мёртвой водой и вылила её без остатка на высокий и худой силуэт из праха. С замиранием сердца царевна ждала, но ничего не происходило. Вода просто полностью впиталась в серый пепел. Царевна хотела уже начать проклинать Бабу-Ягу, посмеявшуюся над ней, как что-то в прахе хрустнуло. Она присмотрелась и поняла, что это кости собираются сами собой, возвращаются на место и обрастают лоскутами мышц. Белая, как снег, кожа покрыла тело. Чёрные волосы с проседью на висках заструились по камням. Во впалых глазницах пролегли тени. Сурово сцепленные губы потемнели. Кощей лежал перед ней во плоти, будто спал. Упав на колени, царевна прикоснулась к нему, но ощутила лишь холод и окоченение мёртвой плоти. Тонкие пальчики прошлись по выступающей скуле и испачкались в чёрной пыли. И тут царевна поняла, что если не поторопится, то тело опять истлеет. Источник Живой воды был в ней — так сказала Баба-Яга. Нужно лишь найти дорогу. Отражение Реки времён, Река памяти — единственный путь, по которому можно двигаться вспять и вернуться в прошлое. Царевна закрыла глаза и положила голову на грудь Кощея. Стала искать внутри себя золотую нить путеводного клубка. И нашла первый его проблеск в воспоминании из детства. Тогда она ненароком подслушала, как отец и мать ночью шепчутся о том, что нужно продать родную дочь Кощею. Ну и что, что мала? Не всему ж семейству гибнуть от голода. Одно ведь помрёт, как последнюю краюху съедят, а так и мешок меди получить можно, а то и серебра. Ведь знамо, что Бессмертный дев похищает, а тут они и сами её ему приведут. А она, Алёнка-то, красива: коса, что пшеница наливная, глаза, как васильки. Сразу видно, что ладной девкой вырастет. Вода в Реке памяти пошла рябью, и отражение в ней изменилось. Следующее, что увидела царевна, как бежала по серой каменистой пустоши, затянутой густым туманом. Ноги путались в длинной крестьянской рубахе. Она упала, разбила колени, но поднялась и поспешила дальше. Крик ворона заставил её оборотиться. На ветке высохшего дерева сидела чёрная птица с жёлтыми светящимися глазами. — Там тятю волки окружили, — дрожащим голосом произнесла девочка, указывая на клубы тумана. Но тут же упрекнула себя за глупость: ворон оставался вороном, хоть и глаза у него были почти человечьими. Страх так скрутил тело, что и не вздохнуть, но она продолжила говорить: — Тятя меня к Кощею везёт. Продать в прислужницы. А только мы в горы подниматься стали, как всё туманом заволокло и завыл кто-то вот так: «Ву-у-у-у!» А потом я бежала, бежала и потерялась. Ворон хлопнул крыльями, слетел наземь и внезапно обернулся высоким мужчиной в чёрном длиннополом кафтане с разрезными рукавами. Алёнка так и обмерла от изумления. У человека-ворона на длинных пальцах с тёмными когтями были надеты кольца с самоцветами, на груди висела длинная цепь с рубинами, а на голове возвышалась корона из злата с подвесками, ложащимися на плечи. Никогда прежде девочка не видела, чтобы мужчина носил столько украшений. Даже царь и то был скромнее. Незнакомец опустился перед ней на колено, и Алёна увидела, что глаза вороньего оборотня остались всё такими же жёлтыми и светящимися, но теперь выглядели птичьими. — Сколько тебе лет? — спросил тот неожиданно приятным и глубоким голосом. — Семь. Весной исполнилось, — смело ответила девочка, с интересом рассматривая дивное существо. Почему-то как посмотрела она ему в глаза, так и истаял страх, будто вешний снег. — А вы, дядюшка, Кощей? Будто подведённые углем брови поползли вверх. Но незнакомец кивком подтвердил её догадку. Тут же Алёнка склонилась перед ним в поклоне и вспомнила, почему прибежала сюда. — Помогите тяте волков отогнать! Спасите! А я вам верно служить буду. Я по дому всё делать могу! Надо воды — наношу, полы помою. Надо муки — насею и тесто замешу. Мама меня ткать учила… Но потом побил град наш урожай и не до того было… — Она сбилась и глубоко задышала. — Волки такие большие и серые. На Машку, лошадь нашу, кидаться принялись! А тятя оглоблей стал махать. Помогите ему! — Значит, сами родители тебя ко мне послали? — Кощей словно и не слышал её сбивчивых просьб. От звука его голоса по телу Алёны вновь словно волна тепла пошла, но в этот раз она не поддалась наваждению. Затопала ногами и стала твердить про отца и волков. Колдун этому удивился, но потом всё же кивнул. На миг взгляд Кощея сделался мутным, словно молочная плёнка, а губы зашевелились, будто он говорил с кем-то, не издавая при этом ни звука. Дотронулся он до плеча Алёны, и мигом перенеслись они к телеге. Отец, увидев их, поднял оглоблю, будто кого пострашнее волков узрел. А Кощей лишь взмахнул рукой, и звери отступили, скрывшись в тумане. Алёна побежала к отцу, прижалась к нему и почти не слушала, о чём говорил Кощей с её родителем. Разобрала только сухое повеление забрать ребёнка домой. Отец начал причитать о неурожае, голоде да о том, что им с женой и кормить-то дочурку нечем. Девочка услышала, как упал у их ног мешок и звякнули монеты. Тут же тятя стал отвешивать Кощею земные поклоны. Но колдун развернулся и молча скрылся в мгле, будто и не было его. Отец быстро подобрал деньги, погрузил Алёну в телегу да дёрнул поводья. Они почти спустились с Черногорья, когда тятя сказал, что коль они так далеко от дома забрались, то завернут до Белограда и купят зерна. Алёна лишь кивнула, всё всматриваясь в туман. Казалось ей, что жёлтые глаза Кощея следят за ней и сверкают то тут, то там. Но отец того не замечал. Стал он толковать, что Белым городом князь добрый правит. И что детей он любит и сирот при дворе своём привечает. И раз Кощей отказался от прислужницы, то Алёнка может и среди княжьих слуг место попросить. А вдруг получится! Какой тогда их семье почёт будет! Тут же заржала их старая кобылка и замерла посередь дороги, будто вкопанная. Отец было кнут поднял, но так и обмер, когда увидел, кто им дорогу преградил. Кощей передумал и забрал её себе в услужение. Отцу же он сказал, что негоже один и тот же товар дважды продавать. Рябь пошла по воде, и Алёна увидела себя уже во дворце Кощея. Бежала она по палатам, оглашая мрачные высокие своды заливистым детским смехом. Кроме неё, не было там людей, но Алёна не скучала: кружилась с летучими мышами и воронами. Не пугалась девочка ни хозяина-отшельника, ни его нечеловеческих слуг. И лишь радовалась, что от безделья новый опекун стал истории рассказывать да учить её чары творить. В Чёрных горах что лето, что весна, что осень, что зима — всё едино. Замерло тут будто всё. Спросила она учителя, почему так выходит, тогда он и поведал ей впервые о Реке времён. Рассказал, что остановить полностью ток её вод он не в силах, но может замедлить. Искривить, чтоб текли они иначе. Много тогда Кощей всего ей говорил да показывал. Научил оборачиваться и кружить в небе вольной птицей. Любоваться изменчивостью людского мира. А ещё было у Кощея зеркало, которое показывало всё, что душа пожелает. И чем старше Алёна становилась, тем дольше она сидела перед ним. Интересовал её мир за пеленой из тумана и той границей, что она пролетала лебедью. Терема светлые, увеселения буйные, танцы да хороводы. А кроме того, хотелось увидеть ей всё то, о чём она читала в книгах. Вот и любовалась она бескрайними жаркими пустынями и людьми, что бороздили песчаные просторы на странных горбатых лошадях. Призывала Алёна видения зелёных островов с огнедышащими горами и снежных бескрайних пустошей, где даже звери носили белые шубы. Присматривалась она и к людям. Особенно к юношам. Да тихо завидовала девушкам, что могли с ними и на лодке прокатиться, и танцевать до упаду. Алёна не знала, сколько зим минуло ей в ту пору, но, когда зеркало становилось обычным, она видела в его отражении высокую и статную фигуру. Сравнивала Алёна себя с другими девами, увиденными в зеркале, и понимала, что ничем не хуже их. Но тогда же и заметила она, как стало меняться отношение Кощея к своей ученице. Чем больше Алёна расцветала, тем молчаливее становился её наставник. Оборачивался вороном и улетал, не беря её с собой, как прежде. Не читал ей больше вслух свои многочисленные книги. Алёну злила эта стена меж ними, ведь она не понимала её природы. — А правда, что ты дев красивых воруешь? — нагло спросила она однажды, когда они ужинали. Перед Кощеем тогда стояло блюдо, но, как всегда, пустое. Никогда колдун при ней не прикасался к людской пище, но всегда сидел на другой стороне длинного стола, составляя ей компанию. Алёна ждала, но вместо ответа Кощей нахмурился и отвёл взгляд. — Мать с отцом про то говорили, когда обсуждали, как отдадут меня тебе, — продолжила она. — Это правда? — Когда-то воровал, — глухо отозвался Кощей. — Давно. — А зачем? Бессмертный лишь грустно улыбнулся. Алёна уже решила, что он так и будет молчать, но колдун заговорил: — Когда я был молод… — А ты что, сейчас старый? — Алёна окинула взглядом наставника. Казалось, что Река времён и его миновала, будто скалу на своём пути. — Не перебивай, — проворчал Кощей, смотря на неё исподлобья. — Хотела ж знать, почему я дев воровал? Ну так слушай. Когда я был по-настоящему молод, то связался с колдуньей одной. Она была старше, опытней и владела чёрной магией куда умелей меня самого. Хотел я сначала просто перенять её знания, но потом… Кощей замолчал и посмотрел куда-то в сторону. Алёна всё поняла и почувствовала, как краснеют её щеки от странного чувства, схожего со злостью. Неприятно ей было слушать про другую женщину, хоть сама этот разговор и завела. — Со временем я превзошёл свою наставницу, — продолжил Кощей. — И в тот же миг, как я это осознал, она стала мне неинтересна. Я решил уйти. Не манила меня жизнь в лесной глуши да власть над живыми корягами в болоте. А та колдунья разозлилась и порчу наложила. Самую обыкновенную, деревенскую, на иголку. И сказала, коль я не вернусь, то сломает её, и тогда моё сердце остановится. Коль не принадлежит оно ей, так пусть и никому больше не достанется. Чары были вроде бы и простыми, но такими сильными, что никак я их обойти не мог. Тогда я обратил своё сердце в камень, и она утратила власть надо мной. Кощей тронул пустой кубок, но всё не решался посмотреть на Алёну. — Иглу я у неё отобрал. И спрятал подальше. А сам наслаждался могуществом и той свободой, что давало мне отсутствие чувств. Брал то, что мне нравится, творил всё, что хотел, не ведая ни границ, ни мук совести. За несколько сотен лет заслужил славу худшего из лиходеев. Но в один день осмотрелся и осознал, что не осталось ничего, чего бы я мог желать. Я забыл чувство радости. Утратил крохи того немного, светлого, что во мне оставалось, после вступления на путь ворожбы. С той поры сама «нежизнь» стала мне не мила. Утратила смысл. Решил я сердце своё оживить из надежды, что это всё изменит. Игла была в моих руках, а средь врагов не осталось никого, кто решился бы бросить мне открытый вызов. Вот только оказалось, что магией уже ничего не исправить. Стал я тогда искать дев, которые смогут хоть что-то во мне пробудить, но и из этой затеи ничего путного не вышло. Кощей замолчал и замер. — И ты совсем ничего не чувствуешь? — грустно спросила Алёна. Кощей лишь покачал головой, смотря в пустоту. И на сердце у Алёны стало так тяжело, будто его тоже в камень обратили. С того дня и пробудилось её бунтарство. Сама того не ведая, хотела она пробудить в наставнике хоть что-то. Юная чаровница летала в мир людей и оказывалась там, где не должно. Кощей приходил за ней. Всегда. И едва они возвращались в его замок в Чёрных горах, Алёна спрашивала одно: — И сейчас ничего не чувствуешь? Но ответ был ей един: — Ничего. А однажды Алёна поспорила со Змеем Горынычем — единственным из нечисти, кто был в силах объявить войну Кощею. Учитель и в этот раз явился за бедовой ученицей. А когда Змей Горыныч потребовал взамен свободы людской нахалки то, чтоб преклонил Кощей колено и попросил прощение за дерзость воспитанницы, наставник сделал и это. Бесстрастно, сразу. Будто даже и не подумал, как это унизительно для владыки. Не этого ждала гордая чаровница. Склонивший голову Кощей был похож на уставшего старика в не таком уж и дряхлом на вид теле. Змей Горыныч тоже это подметил и предрёк, что недолго стоять трону Нави на Чёрной горе. Едва переступив порог замка, Алёна толкнула Кощея в грудь и стала гневно кричать: — Если ты так бесстрастен, зачем забрал меня у отца? Почему не дал мне стать прислужницей у славного правителя Белограда? — Потому что подумал, что у того князя тебе будет хуже, чем у меня, — ответил Кощей, смотря куда-то в сторону. — Плохо он относился к своим слугам. И к детям тоже. — «Плохо»? — со злой усмешкой переспросила Алёна. — Насилью подвергал? Юбки девкам задирал без дозволения? Что ты кривишься, Кощей? Я не ребёнок давно! Заметил бы, если б не был таким чёрствым! Но что тебе мои чувства! Самому-то тебе неведомы ни любовь, ни желание! Кощей отвернулся и стал уходить. А Алёну заполняло отчаяние. Душило оно её, словно вода, попавшая в горло. Хотелось ей схватить колдуна за плечи и встряхнуть. — Сбегу я от тебя, слышишь? К людям! Тебе же всё равно! — кричала она. — Отрекись, и не придётся тебе меня опекать, словно птенца неразумного! Кощей раскинул руки, готовясь обернуться вороном. Но Алёна магией преградила ему дорогу. Забыла обо всём и стала грозить, что расскажет людям про иглу и несметные богатства в подземелье его замка. А эвона как это поможет от мук бесцельной жизни его избавить. Потемнело лицо Кощея. Вскинул он руку, и Алёна почувствовала, как уменьшается. Зарябила вода в Реке памяти, а когда всё улеглось, то сидела Алёна в горнице Кощеевой перед волшебным зеркалом и смотрела на Ивана-царевича, стоявшего перед дубом с ларцом. Никогда не думала она, что этот избалованный царский отпрыск зайдёт так далеко. Посмотрела она на оконце, желая упорхнуть, обернувшись птицею, но чары Кощеевы преградили ей путь. Вскочила Алёна и помчалась по палатам, выкрикивая имя учителя. Не то, каким нарёк его люд, а тем, что он звался до того, как вступил на тропу злодеяний. Отыскала она колдуна в той палате, в которой он учил её постигать азы чар. Без своих украшений Кощей выглядел тенью. Поникли его плечи, словно готовился он принять свою судьбу. Обняла его Алёна и взмолилась: — Сделай хоть что-нибудь! Призови своих слуг! Нечистую силу! Волков! Воронов! Чудовищ лесных! А вдруг как подействует то проклятие Яги на тебя! — Не хочу, — ответил он, опустошённо склонившись и свесив длинные кисти. — Устал. Опустилась Алёна на колени, обхватила его лицо ладонями и заставила посмотреть себе в глаза. — Светодар, не оставляй меня, слышишь? — прошептала она. — Всё равно мне, что сердце у тебя каменное! Что не чувствуешь ничего! Моей любви и на двоих хватит. Просто позволь мне остаться с тобой. Подарить тепло. Забудь всё то, что я говорила тебе! Что хочу меж людей жить. Позволь мне быть твоей! Это всё, о чём я мечтала, едва осознала, что не просто ты наставник мне… Прошла по телу Кощея дрожь. Разбил Иван ларец, поняла Алёна. Но посмотрев на окна, поняла, что наставник всё ещё не выпускал её из башни. Вновь она взмолилась: — Выпусти меня! Слышишь? Я сама этого бездаря на дно морское отправлю! — Не смей! Не впускай в себя тьму, — прошипел Кощей. — Пустит она корни в душе, разрастётся, не вырвешь. Заберёт всё. Оставит только пустоту. Не для тебя такая судьба. — Выпусти меня, молю! — Алёна и не слышала его будто. — Почему ты головой машешь, упрямец?! Не верю я, что ты умереть хочешь! Ты ведь Бессмертный! Если устал, я подбодрю. Если не видишь цели, придумаю! Всё, что хочешь, исполню, только не оставляй меня, Светодар! Затряслось всё вокруг, пошли стены трещинами. Обитель Кощеева вот-вот рухнуть грозилась, но для Алёны ничего это не значило. Сама смерть пугала меньше жизни. — Тьма, как зараза, поражает всё вокруг. Расползается, — всё твердил Кощей, дрожа. — Останешься рядом со мной — и тобой она завладеет. — И пусть! — крикнула Алёна, вглядываясь в его глаза. — Даже если и моё сердце тоже в камень обратится, не оставлю тебя никогда! Коснулся Кощей руки ещё поверх своей щеки. — Глупая ты, моя девочка, — произнёс он с улыбкой. — Разве не поняла? Оттаяло уже моё сердце рядом с тобой. Обмерла Алёна, смотря в его глаза позеленевшие, на поседевшие виски, ощутила наконец тепло от его пальцев. — Ты же живой, — прошептала она. — Благодарю тебя за это, Алёна. — Светодар — не Кощей — поцеловал её в лоб. — Пообещай мне, что никогда не поддашься тьме. Если я был дорог тебе, исполни эту мою последнюю волю. Прощай. В тот же миг обратился он в прах. Настигли колдуна воды времени. Смыли волнами. Рухнуло всё вокруг, но на саму Алёну и камешка не упало. Царевна открыла глаза и села. Тело наставника… возлюбленного медленно обращалось обратно в прах. Ей было горько это видеть, но скрепя сердце девушка терпела боль. Река памяти не помогла ей найти то, что она искала. Вместо этого Алёна поняла, что всё, чего жаждал настоящий Светодар, — это покой. Больно было ей отпускать то, к чему она едва успела прикоснуться, но так… было правильно.***
Царские дружинники поднялись на Чёрную гору на закате. В кои-то веки всё вокруг не было окутано туманом. Не слышалось волчьего воя и карканья ворон. Меж серых камней пробились первые робкие зелёные ростки. Жизнь возвращалась в это некогда проклятое место. Но сколько витязи не искали Кощеева добра и руины его замка, так и не смогли отыскать ничего. Лишь несколько белых лебединых перьев на ровной, как длань, вершине да шаль, повязанную на одинокое сухое дерево.