Она же бесконечно доверяет лишь некоторым.
Во льдах ее улыбка редка, ее душа, казалось бы промерзла вместе с приобретением столь же холодной, снежной короны. Она — ниже, однако головы склоняют они, падая на колени. Она — ниже, но Предвестники не возвышаются над ней. Многие пускай и смотрят с высока, но уважают.Она же не может смотреть с высоты Архонта лишь на некоторых.
— Дотторе, останься. Она сама не понимает, почему. Как он может излучать ту же силу? Он старательно прячет свои возможности, маскируется. Он целует ее кисть и склоняется, ухмыляясь. Он не ехиден, не высокомерен, но в разговоре они будто бы равны друг другу. Дотторе остается, каждый раз покорно беседует с ней, каждый раз повторяет те же слова. Однако он будто бы наслаждается бессмысленными беседами с Крио Архонтом. Они оба понимают, что отстраненный светский разговор — все, что они могут себе позволить, дабы не обнажать подозрения. Он — ее Предвестник, она — его Царица.Его Царица.
Дотторе не отстраняется, но не сближается. Он держит то же расстояние, что задает Она. С ним Она чувствует, что говорит с давно знакомым, старым другом. Старым Архонтом. — Ваше Величество, Вам по душе песчаные дюны? Она не знает, что двигало ей, когда она размышляла, серьезно задумалась, только дабы вздохнуть тяжело-тяжело, обдавая ледяным ветром тронный зал. Его собственное притупленное дыхание кажется противоположным. Горячим, сухим, будто могло бы вызвать песчаную бурю.В этот раз они зашли дальше.
— А в чем, по-твоему, разница между снежным бураном и песчаной бурей? Произносит вслух, будто бы невзначай. Их разговоры медленны и неспешны. Они общаются, тщательно размышляя, словно бы в мыслях больше, чем на словах. И это возбуждает все больше сомнений, вопросов. Кто он такой? Не мог бы оказаться сумерский мальчик таким взрослым. Сумерский мальчик, приведенный еле живым, промерзшим и тяжело дышащим, забился бы в угол. Сумерский мальчик хотел бы не видеться лично: его уже предавали боги. Панталоне с Царицей — почти сумерский мальчик, которым она видела Дотторе. Однако сам Дотторе напоминает ей о других богах, даже не адептах, не отчасти божественных сущностях. О богах. К тому же пропитанных древней мудростью, опытом, который не остался целым даже на пустынных обелисках и желтеющих, хрупких папирусах. Он помнит и знает больше, чем она. Он помнит и знает то, о чем сумерский мальчик не мог быть осведомлен.Дендро Архонт опасается его силы.
Дотторе возвращается с двумя гнозисами, разменяв искусственного Бога как небольшой мешок моры. Сумерский мальчик, чьей мечтой было сравнять богов и людей, не отказался бы от эксперимента так просто. Сумерский мальчик никогда не оказался бы столь сдержанным перед тем, кто предал его, он молил Кусанали о помощи; а Дотторе — был знаком с Рукхадеватой. Сумерский мальчик — Дотторе; но Дотторе — не сумерский мальчик. Зандик боялся клейма, наложенного собственным именем, Дотторе воспринимал ярлыки, как забаву. Зандик считал это имя своим, Дотторе считал Зандика временной беспомощностью. — Песчаная буря погубила нацию, Ваше Величество. А снежный буран убежден в том, что укрепляет свою. Дотторе понимает её с полуслова. Он проводит целую ассоциацию, однако это не отвечает ни на один из ее вопросов.Она же бесконечно доверяет лишь ему.
— Сет… — Дотторе. Одной секунды было достаточно, чтобы осознать, им обоим, — его прошлое останется исключительно в его памяти. Они оба ясно видят корону в чужих волосах. Она могла бы обратить его в лед, чтобы любоваться вечность, он — растопить ее полностью. Ей кажется, что она была бы не против. Он уверен, что хочет показать ей пирамиды. Они общаются, тщательно размышляя, словно бы в мыслях больше, чем на словах. Каждый раз они задерживаются дольше положенного ради отстраненной беседы, чтобы сблизиться. Каждый раз они словно возвращаются к отправной точке.В этот раз они зашли дальше.