И-Д-И-О-Т

Петрова ненавидит Смирнова. Это факт, известный пожалуй всей школе, единственный правдивый среди всего этого моря сплетен и поливаний её грязью. Она действительно его ненавидит. Всей душой и сердцем. В критичные момент даже опускается до того, чтобы про себя пожелать ему смерти. Она ненавидит в нём всё. Его прилизанные волосы, аккуратную форму, ехидную змеиную ухмылку и приторно-сладкую манеру речи. Его ”доброту”, которую он проявил, когда сказал якобы правильный ответ на вопрос, его ”беспокойство”, которое он показал, когда в очередной раз пошутил про психическое состояние Тони, что мол из-за этого она в школу и не ходит. И он прав. Её психическое состояние даёт трещину безумия и злости, когда этот приторный маменькин сынок оказывается рядом. Тогда его хочется ударить, толкнуть, сказать что-то острое, резкое, бойкое, что-то, что заткнёт его навсегда. Порой, у Тони проскальзывает мысль подговорить кого-то из мальчишек, да тех же Ромку с Бяшей, чтобы они его подкараулили после школы и нещадно его отпиздили. Что бы ему сломали нос, оставили синяк под глазом, под рёбра ударили, заставив корчиться от боли. Ей даже Ромка с Бяшей казались менее отбитыми, чем эта тварь. У тех хотя бы принципы есть, через которые они переступают только в крайнем случае. Они-то сплетен не распускают, не перемывают кости каждому встречному, не опускаются до того, чтобы девчонок дразнить. Младшаков задирают, это факт, но и то не часто, да и порой, им это всем выгодно. А вот Костю Петрова ненавидит настолько, что однажды, когда Бяша из-за ”слегка неадекватной” матери свалил домой, оставив Ромку одного проводить до дома Тоню, то последняя чуть ли не рыдала, когда на Смирнова жаловалась. Казалось, Ромка тогда чуть не озверел. Хотел на следующий день к нему за школой подойти и решить вопрос ”по-пацански”. Тоне его чудом удалось отговорить(хотя очень не хотелось, но Петровой Рома нужен больше на свободе, чем за решёткой) В какие-то моменты всё заходило слишком далеко. Костя начал откровенно борзеть. Переходить все рамки, переступать все границы и он, буквально над пропастью стоял, и только последняя ниточка Тошиного терпения держала его. И в эти моменты, Тоне очень хотелось подойти к Роме, одолжить на пару минут нож-бабочку и увести Костю в тот самый тупичок около раздевалок, и прижать нож к горлу, угрожая, искренне надеясь, что он прекратит. В эти моменты в Тоне просыпался зверь, почти всё человеческое отходило на задний план, и лишь то немногое, людское, что всё ещё оставалось у неё в голове не позволяло это сделать. — Я оставшимися зубами клянусь, когда-нибудь он Тоху доведёт, на... – бросает Бяша, смотря на то, как Смирнов опять к Петровой пристаёт. А Рома лишь тяжело вздыхает. Как же ему Смирнова отпиздить хочется, да так, чтобы недели две не вставал из постели. Но он уже Тоньке пообещал, что никого без её ведома не тронет. А Ромка, в отличие от Костяна – не трепло, слова на ветер не бросает. А потому, сможет потерпеть, и ебало ему набьёт, когда Тоня наконец-то сорвётся. — «Харе терпилой быть, Тоша. Бабурина уложила, а этого пидораса не можешь? Не верю» – такая мысль кружится у Ромы в голове. То ли он задолбался за страданиями подруги следить, то ли у него так кулаки чешутся Смирнову в морду двинуть. Хотя, в данном случае, одно другого не отрицает. Затем слышится шлепок. Причём сильный, громкий, на автомате притягивающий взгляды. И взгляд Ромы с Бяшей не исключение. Только сейчас Рома осознаёт, что стоит и криво, довольно улыбается. Рядом Бяша, почти с такой же дебильной улыбкой. Но это не главное, главное то, что вызвало такую реакцию у окружающих. А картина выглядит следующим образом. Стоит Смирнов, схватившись рукой за ноющую от боли щёку, на которой алеет след от руки. Рядом стоит Петрова. Взгляд злой, жестокий. Нет в этом взгляде того, что в обычном было. Тут нет спокойствия, лишь тихая ярость, которая наконец-то нашла выход наружу. — Ты меня уже конкретно задолбал, Смирнов! Стоишь, строишь из себя не понять кого. Важный такой, умный больно. Да только ты ни на что, кроме приколов над остальными и не способен! А если на моём месте, например, Пятифанов окажется!? Молчать будешь!? Ведь тебе ссыкотно лезть на того, кто тебе по силе равен! Да!? – Тоня ругается тихо, особо не повышая голоса. И от этого напряжение растёт. Ведь только её озлобленный взгляд выдаёт её настоящие эмоции. И судя потому, что вместо мирного голубого моря, там дикий и необузданный синий океан, Смирнов всё таки довёл её. А Смирнов, вместо того, чтобы ретироваться, стоит как вкопанный. Будто заворожён. Смотрит ей в глаза, молчит, а от неё и шагу назад не делает. Что-то у Ромки в груди ёкает. Кричит собственническим тоном, что Петрову надо немедленно оттуда уводить. И только Рома хочет сделать шаг, как его опережают. Тоня, ровным шагом, толкнув затупившего Смирнова, направляется в сторону кабинета химии. — Ты, Костя, только про урок не забудь. А то маме придётся отчитываться... – Петрова улыбается. Ехидно так, по злому. А затем, одарив таким же, но уже дружеским толчком Рому с Бяшей, уходит в кабинет. И все, будто наконец-то про урок вспомнили, повалились за Петровой и её дружками. За ними и недовольный Костя. Вот стоит Костя, и понять не может, почему он ей тогда, в школе не ответил. А лишь стоял, в глаза её большущие(особенно под очками)смотрел. И понять он никак не может, чем его Петрова в ту минуту так очаровала? Чем заворожила? И, что самое главное, почему её слова задели, а упоминание о Пятифане заставило злиться. Он не собирается к Тоне приставать сейчас, нет. Он просто стоит и думает, пока снежинки падают на нос, за шиворот и изредка попадая в глаза, из-за чего приходится несколько раз моргать. Тут он краем глаза замечает Тоню в компании этого бандюгана. И что-то ёкает. Злость медленно подступает к мозгу, окружая со всех сторон. Ему неприятно смотреть на то, как он взваливает портфель Тоши на плечо. Неаккуратно, наплевав на то, что он может порваться. На то, как Тоня смеётся с его шутки, мило прикрывая рот ладошкой. Тошенька, милая и хрупкая, в компании такого чудовища – вот что раздражало Костю до дрожи в коленках. Стоп... Как он её сейчас назвал? Не Петрова, не Тоня, а Тошенька... Как-то слишком нежно для той, кто его при всём классе огрела, как морально, так и физически. Нет, ну не может же быть так... Это ему кажется, он просто ошибся же, верно? Костя точно уверен, он не ошибся. Это невзаимные чувства тлели в груди у Кости, а не ненависть, как он думал. И кажется, что самое омерзительное во всей этой ситуации, это то, сам в этом виновен. Он сам загубил своё возможное счастья. Он сам в это виноват. И кажется, эту оплошность, он себе не простит никогда... — Господи... Ну какой же идиот... – бросает Костя, осознавая, какую ошибку совершил, решив задирать Петрову.