Психи

С начала года Амано был единственным, кто оставался в школе после уроков. Но вовсе не затем, чтобы, как остальные ученики, убрать класс. Убирать он не любил, а старост, которые в случае чего обязаны были делать это сами, еще никто не отменял. Дело было в том, что Шинджи оставляли с дотошным школьным психологом. Это было чем-то вроде дополнительных занятий, которые должны были вернуть хулигана-Тору на путь истинный. Дотошным психологом был весьма дряхлый на вид старик с седыми волосами и консервативными донельзя взглядами на жизнь. Тора его терпеть не мог и все его разговоры о самопознании и заблудившемся во тьме и обиженном на весь мир ребенке пропускал мимо ушей. Как будто хирургу души есть дело до очередного неблагополучного ребенка, и надбавка к зарплате его волнует меньше. Но Амано не винил в этом старика - всё-таки с таким, как Тора, справиться простому деду было не под силу. Хотя бред, который он нес, был гораздо приятнее, чем крики и ссоры дома. Амано Шинджи было приятно думать, что его считали хулиганом и бездельником. Приятно было думать, что его боялась вся школа, ведь множество учеников, решившихся сбить с него спесь, в итоге оказались в больнице с самыми разными травмами. К концу предпоследнего класса Тора решился обесцветить половину волос, до пробора, и проколоть губу. Теперь его боялись практически все, кто был в здравом уме и не хотел проблем. Неспособные справиться с ним учителя начали игнорировать такое развязное поведение, и длилось это вплоть до начала нового учебного года, когда ему пригрозили исключением. Шинджи, в общем-то, было всё равно, а вот его усталая мать постоянно просила за него. Тогда-то хулигану и предложили оставаться после уроков с психологом и за это, глядя на его поведение, ему ставили оценки. Именно поэтому с начала учебного года Тора ходил на эти чертовы занятия, фоном слушая сухое цитирование всяких докторов и писателей. А затем появился второй «пациент». Кохара Казумаса внешне ничем не отличался от обычного забитого ботаника - подобные в классе Амано постоянно читали какие-нибудь умные книжки, поправляя крупные очки на носу. И, конечно же, терпели от него почти каждый день. Пришел Кохара тихо – открыл дверь, молча сел за свободную парту подальше от Шинджи и безразлично уставился в окно, за которым двигались от дуновения ветра ветви деревьев. Весна в тот год выдалась холодная и дождливая, слишком уж противная для своего нежного названия. - На этом вы свободны, дети, - устало вздохнул старик, собирая свои книги и листы, разложенные на учительском столе. – Надеюсь, завтра вы будете внимательнее. Иногда Амано даже поражало то, с каким упорством психолог пытался достучаться до них. Но за этой мыслью сразу же последовала другая – «поговорить по душам» с этим Кохарой. Тора встал, с грохотом отодвигая стул, и медленно подошел к своей жертве. Об имени и фамилии этого безразличного ко всему парня хулиган узнал из уст старика. - Эй ты! – Шинджи оскорбился тем, что на него даже не обратили внимания, когда он подошел вплотную, угрожающе нависнув над хрупким юношей. – Слышь, ты меня выводишь из себя. Выйдем, поговорим за школой? В ответ тишина, а молчание раздражало Амано больше всего, равно как и игнорирование. Покой в классе был нарушен грохотом и треском опрокидываемого стола – когда локти Казумасы потеряли опору, он едва не рухнул со стула вперед. А его сумка с учебниками раскрылась в полете, и всё ее содержимое высыпалось прямо на пол. Шинджи ухватил хмурого ученика за шиворот и приблизил к себе, со злостью выплевывая слова: - А ты, я погляжу, смелый. - А ты, я погляжу, дебил, – ровным тоном ответил Кохара, во взгляде которого не было ни намека на страх. Первые пару секунд Шинджи даже не понял, что на его нападки действительно ответили, причем весьма нагло. Этот совершенно обычный парень - некрасивый, с типичными для любого японца черными волосами и карими глазами - ответил на грубость. Ронять авторитет даже при отсутствии свидетелей Тора не собирался, потому как следует размахнулся, прежде чем нанести Кохаре нокаутирующий удар по скуле. На следующий день они снова оказались в классе втроем – старик, Тора и Кохара. В этот раз Казумаса что-то черкал в тетради, рассеянным взглядом рассматривая доску за спиной психолога. Щека парня была залеплена пластырями, но он по-прежнему игнорировал присутствие Амано. Именно поэтому на следующий день и вторую щеку Казумасы покрыли пластыри. - Игноришь, да? Ты думаешь, ты такой крутой? – Казумаса поморщился от боли в груди, куда пришелся удар кулака Амано. После занятий хулиган дождался ухода старика и снова пристал к ненавистному ботанику. Можно было делать всё что угодно - в их класс, залитый вечерними лучами солнца, никто не войдет. Тора знал это по распространившимся слухам о том, что ребята обходят это помещение стороной, едва закончатся уроки. Прижав Кохару к стене класса и крепко держа того за воротник, Шинджи злобно зыркнул в его глаза. Но тот не отвечал ни словами, ни действиями, лишь с дерзостью глядя в ответ. Слишком смело. Шинджи сбивала с толку мысль, что его совсем не боялись. Ведь этот Кохара наверняка слышал, скольких людей Тора отправил в больницы. Теперь же метод запугивания совсем не действовал, пусть даже этот парень уже отхватил хороших тумаков. На подбородке Кохары красовалось размазанные подтеки, появившиеся благодаря выступающим каплям крови из разбитой губы . Амано в душе восхитился подобным поведением, а Казумаса лишь неприятно ухмыльнулся. - И это всё? Кроме твоей силы, у тебя больше нечем похвастать? – саркастично произнес парень. – Если тебя больше не за что признавать, то ты мне неинтересен. Тора терпеть не мог таких людей. Которые строят из себя философов, познавших все тайны мира, и при этом плюют на всех остальных, считая их обезьянами, не доросшими до верхней ступени эволюции. Такие, как этот парень, могли случайно докопаться до самой сути и задеть за живое. - Ну почему не за что, у меня ещё и член большой, - недобро скалясь, выплюнул хулиган. - Может быть, это тебя впечатлит? На мгновение Тора заметил смесь растерянности и отвращения на немного женственном лице оппонента, но Кохара тут же взял себя в руки, вытерев рукавом кровь с губ. - Ты мне изнасилованием угрожаешь? - Нет, - Шинджи резко впился ногтями в нежную кожу бедер Кохары, заставив того зашипеть от боли. – Всего лишь актом чистой любви по обоюдному согласию. Ботаник, как про себя прозвал его Шинджи, сузил глаза, пытаясь уйти от болезненных прикосновений Амано. - Если я буду вырываться, тебе никто не поверит. Эта странная ухмылка Торы ему совсем не понравилась. Не говоря ни слова, Шинджи потянул парня за воротник вниз, поставив на четвереньки. А чтобы Кохара не посмел встать, Амано придавил его ладонь к полу своим тяжелым черным ботинком. - Значит, я буду нежен с тобой. Пнув паренька под живот, Тора заставил того завалиться на бок, и, не дав опомниться, грубо развернул на спину, оседлав худые бедра. Кохара вырывался изо всех сил, сердито шипя и дыша сквозь крепко сжатые зубы, но не просил отпустить. Умолять и унижаться, чтобы дать понять противнику твердую уверенность в победе. Казумаса думал, что не позволит себе показать слабину перед самым опустившимся человеком в школе. Даже если придется действительно вытерпеть боль. Холодные пальцы Амано проникли под школьную рубашку Кохары. Свободной рукой Тора держал оппонента за плечо, вжимая в пол. В тишине класса, залитого солнечным светом, раздался треск рвущейся ткани и звон отлетевших пуговиц. И на время всё снова стихло. Амано раньше никогда не видел подобного. Хотя в фильмах или же на фотографиях наверняка видел, но вживую – никогда. Грудь обычного ботаника была исполосована шрамами разной степени давности. Они обвивали его тело, как настоящая цветная татуировка, клинья которой поднимались к плечам. Некоторые из шрамов, которые были нанесены недавно, снова начали кровоточить после грубых действий хулигана. От удивления Тора раскрыл рот, тут же ослабив свою хватку. Поняв по его лицу, что скрывать больше нечего, Казумаса тоже перестал сопротивляться и расслабленно раскинул руки в разные стороны, склонив голову набок. Просидев в растерянности целую минуту, Тора шумно вдохнул и, наконец, слез с юноши. Ему сейчас тоже хотелось смотреть куда угодно, но не на Казумасу. Поэтому он обратил свой взор к видневшимся из окна верхушкам деревьев. - Я-то всё думал, - после непродолжительной тишины заговорил Амано, - Какие могут быть проблемы у такого, как ты? А ты… - Только без комплиментов, я стесняюсь, – ехидно пробубнил Кохара, разглядывая стену помещения. Обычная такая, серая стена, с черными полумесяцами отпечатков от обуви. - Ты просто ебанутый, - не изменив тона голоса, заключил Тора. То, что родители не любили его, Шо понял ещё в самом нежном возрасте. Мать его постоянно ругалась с отцом. Будучи ещё юной особой с современными взглядами на жизнь, она ни в чем не сходилась во мнении с взрослым мужем – консерватором, старше её на шестнадцать лет. Даже зачатие Казумасы было случайностью. Мать юноши забеременела от кого-то со стороны, но когда обнаружила, что носит под сердцем живое существо, было уже слишком поздно делать аборт. Маленького Казумасу ненавидели оба родителя, поэтому большую часть жизни парень провел в деревенском доме своей бабушки. И это было самое лучшее время, которое он только помнил, ведь бабушка по материнской линии души не чаяла во внуке. Но как только настала пора ему идти в школу, мать забрала Шо в большой город. Отца с ней уже не было, и он больше никогда не появлялся в жизни сына, о чем Шо ни разу не жалел. Несмотря на свой характер, женщина не желала, чтобы соседи смотрели на неё косо и перешептывались за спиной. Хотя они всё равно перешептывались. Шо прекрасно знал, что их считают неудавшейся семьей, а мальчика несчастным, одиноким ребенком. Но Казумаса не был одинок. Больше всего он любил вспоминать душные вечера в деревне, когда после захода солнца ещё не успело стемнеть, а цикады уже вовсю стрекотали. Воздух пах травой и сладкими сливами, а ещё откуда-то издалека – морем. Таким образом, Кохара и сам не понял, как начал убегать от реальности в свои мечты и фантазии. В один прекрасный день, закрыв очередную прочитанную им книгу, Казумаса решил попытаться устроить свою жизнь самостоятельно, ведь весна тогда только начиналась. Но эта же весна унесла с собой жизнь последнего, так любимого им человека, и мальчик окончательно опустил руки. Мать действительно не била его. Женщине было совершенно всё равно, будто родной сын стал призраком в её доме, и от понимания этого Шо становилось всё хуже. Однажды во время приготовления скромного ужина нож соскочил в руках Казумасы, оставляя на пальце глубокий порез. Тогда-то он впервые и почувствовал облегчение, глядя на то, как по ладони тонкой струйкой бежит кровь. Он отчужденно улыбался, обрабатывая резак антибактериальным раствором, прежде чем начать свой обряд. Каждый раз Кохаре казалось, что сквозь раскрытый порез, наружу вырывается всё, что его тяготит, а по окончании процесса на душе становилось относительно легче. Всё бы шло так и дальше, если бы однажды кто-то из соседских парней не заметил ужасные раны, покрывающие все тело Шо. Слухи поползли так же быстро, как мыши из нор в хлеву. Многие считали, что ребенка так уродует собственная мать, а та, стараясь держаться гордо, быстро собрала вещи и вскоре они вдвоем с Казумасой уже переезжали в другой город. Как только Шо поступил в школу на новом месте, его тут же отправили на занятия с психологом. С того дня Тора перестал доставать его, и порой Казумаса даже скучал по отсутствию такого внимания. Всё, что он слышал об этом человеке, произносилось шёпотом, прикрыв ладонью рот. «Шинджи Амано – самый ужасный человек, который держит в страхе всю школу. Парень, с которым лучше не связываться и не смотреть ему в глаза. С ним не справиться» В тот момент, когда Амано припер Казумасу к стене, Шо увидел в его глазах отражение собственных чувств. Они оба познали на себе ненависть и отчужденность. Страх перед этим хулиганом сам собой испарился. Тора всю сознательную жизнь ненавидел детей и сладости. Ведь именно эти два фактора сделали его несчастным. Точнее, сладости - полным, а ехидно тыкающие в него пальцами дети – несчастным. Когда он решил взять себя в руки, они все, конечно же, пожалели об этом. Но, взяв себе такое громкое прозвище «Тора», Шинджи, вскоре и сам стал таким же мучителем, как те дети. Весь окружающий мир, как ему казалось, он видел насквозь. Через веселые, льстивые улыбки людских масок просачивалась настоящая тоска, одиночество и ненависть, и это бесило Шинджи ещё больше. Порой ему остро хотелось начистить морду обществу, растрясти и спросить – «Что с вами со всеми не так?» Казумаса был отчасти прав, когда говорил, что кроме силы у Торы нечем больше похвастать. Такой у Амано был способ видеть, кто стоит перед ним. Ведь довольно трудно удержать свою маску, если тебе грозят переломать ноги. И до этого самого момента ещё никто не впечатлял Тору так, как хмурый, неопрятный заучка, казалось бы, неспособный интересоваться ничем, кроме книжных параграфов и заданий. В начале лета, случилось одно событие. Шинджи не мог назвать его странным или перевернувшим жизнь. Нет, после того, что произошло, он спокойно пришел домой, поужинал, поиграл в игры и лёг спать. Вот только заснуть смог с трудом. Под руководством экскурсовода и учителя длинная вереница старшеклассников тянулась через поле, заросшее высокой травой и усеянное яркими фиолетовыми ирисами. Остановились они у старинного храма, и большинство школьников занялась запечатлением его двора на свои мобильники и цифровые камеры. Амано, как обычно, шел позади под присмотром учителя и не проявлял к окружающей природе особого интереса. Даже в одной футболке было слишком жарко для начала июня, поэтому парень то и дело дергал её за липнувшую к коже ткань, пытаясь хоть как-то освежиться. Душный воздух был пропитан сладковатым запахом цветущих ирисов и зноем. Небо над головой сверкало ясными лазурными оттенками, и из трав к нему поднимался оглушительный стрекот цикад. Экскурсовод рассказывал историю храма небольшой группке любопытных школьниц, тогда как остальные разбрелись по уголкам всего обширного сада, который больше походил на парк. Поле с пятнами цветов со всех сторон окружали заросли кустарников, и гнущие свои ветви к земле плакучие ивы и можжевельник. Что находилось дальше за ними, разглядеть было невозможно, но Амано решил пойти именно туда. Буркнув учителю, что он хочет прогуляться, Шинджи медленно свернул на одну из протоптанных тропинок. Как только голоса отдалились, стрекот насекомых стал в разы громче, звоном отдаваясь в ушах, но Тору это больше успокаивало, чем раздражало. Их с Казумасой лишили права отказаться от экскурсии, так что сейчас они оба оказались здесь. Всё, что Амано узнал о новом ученике, помимо его страшной тайны, это его глупое прозвище, ассоциирующееся с каким-нибудь актером или певцом – Шо. И этот парень, Шо, в грош не ставил авторитет местного самоуправленца. Плакучий можжевельник от ивы отличался только мохнатыми ветками вместо клиновидных листьев, тяжелыми плетьми, свисающими к небольшому ручью в три шага шириной. Когда Тора уже ступил с поля на мягкую почву под тенистыми кронами деревьев, за его спиной раздался очень знакомый голос. - Эй! Обернувшись, он заметил в поле Казумасу, возникшего словно из ниоткуда. Если тот шел всё это время следом, разве Амано не должен был услышать шелест позади или хотя бы почувствовать чужое присутствие? Шо был одет так же свободно и легко, как Тора: сквозь светлые рваные джинсы просвечивала бледная кожа, бедра опоясывал тонкий ремень с бряцающей пряжкой. Футболка у парня была самая дурацкая из всех, что только можно было представить, – фиолетовая в звездочку желтого цвета. - Чего… - Тора замер, не сразу заметив, как быстро Шо идет навстречу. На губах Казумасы играла коварная ухмылка, он приветственно махал рукой, и это сбивало Амано с толку. «Что такого веселого увидел этот парень?» - мелькнула мысль в голове хулигана, благодаря которой он упустил момент, когда кулак Кохары с размаху свалил его с ног. Шинджи никак не ожидал, что такой хлюпик вдруг сам полезет в драку, поэтому не успел увернуться. От удара Тора покатился по земле, прижимая ладони к месту удара. Вспышка боли свела скулы, а во рту появился неприятный привкус железа. Маленький гаденыш его от души так ударил. Сделав над собой усилие, Амано немедля вскочил на ноги и быстро огляделся. Они зашли достаточно далеко, и их уже не было видно со стороны храма. Это было идеально. Казумаса стоял прямо перед ним с видом друга, который сейчас выдал лучшую шутку своей жизни и безмерно был этому рад. «Лучшую и последнюю», - отметил про себя Амано. Коварная улыбка Шо начинала казаться Торе немного безумной, а от желтых звезд всё троилось в глазах. - Ты сегодня решил умереть, безмозглый идиот? – спокойно спросил Шинджи, сплюнув сгусток крови на землю и с хрустом разминая кулаки. Язык хулигана обжигало пульсирующей болью, который он, видимо, прикусил при ударе. А этот Кохара даже и не думал убегать, будто нарочно провоцируя Тору на драку. - Нет, - вполне серьёзно ответил Шо, упираясь ладонями в свои бедра – Мне было интересно почувствовать то же, что и ты. Неужели тебе правда нравится унижать других, заставлять их подчиняться тебе? Ты ничуть не лучше всех остальных. - А вот это, - мгновенно преодолев расстояние между ними, Тора резко ухватил не сопротивляющегося Казумасу одной рукой за грудки и последние слова почти прошипел тому в лицо, - не твоё, блять, дело! Даже сам себе Амано никогда не казался таким сильным. Он ощущал, как горячий комок злости поднимается из солнечного сплетения к горлу. Если бы он мог, то убил бы обнаглевшего парня с кашицей вместо мозга. Тора отшвырнул Шо на несколько метров - под тень можжевельника - где оппонент несколько раз перевернулся, прежде чем неподвижно замереть, лежа на животе. Терять времени хулиган не собирался и бить решил так, чтобы этот парень своё имя больше не вспомнил. Подскочив к Казумасе, он несколько раз ударил того носком ботинка под ребра. А когда Шо перестал глухо стонать от каждого удара, Амано присел рядом с распластавшимся телом и со всей жестокостью, на какую только был способен, схватил Шо за короткие волосы, оттягивая его голову назад. С одной стороны щека Кохары была в грязи, футболка его испачкалась в перегное и влажной земле, скрывая те мозолившие глаза желтые звезды. Но этот парень по-прежнему криво улыбался, морщась от боли, и смотрел на Амано так дерзко, что хулиган невольно сглотнул. Слова Шо отчетливо прозвучали в тишине, нарушаемой ранее только шорохом листьев и тяжелым дыханием: - Это не то, чего ты ищешь. Ты заставляешь людей испытывать страх перед собой, а перед страхом все равны. «…ведь трудно удержать свою маску, если тебе грозят переломать ноги» «Перед страхом – все равны» Тора так и застыл, сидя на корточках, глядя перед собой и крепко сжимая в кулаке волосы Казумасы. Этот парень будто видел Тору насквозь. Заметил всё, что никто до этого не замечал. И даже посмел нагло улыбаться в лицо. Он сказал, что всё это – ошибка Амано? Что долгие годы он, Шинджи, только и делал, что трактовал всё неправильно? - Да ты, и правда, долбоёб. Тора грубо рванул его вверх, заставляя встать на колени, и, пока тот не успел издать ни звука, принялся расстегивать свои штаны. Мысль пришла в голову внезапно, тем более, что раньше хулиган ничего подобного не делал. Но проучить парнишку хотелось, причем самым изощренным способом. Немного приспустив штаны, вместе с бельем, Тора победно усмехнулся. - Тогда я испытаю другой путь, раз тебе не нравится драка. Думаю, так будет даже интереснее узнать, каков ты перед страхом, - едва Шинджи подтянул Шо за волосы к своему члену, избитый парень сердито зашипел, оскалив зубы - Только попробуй укусить, и прибегну к более суровым мерам. Где-то рядом громко застрекотало неуёмное насекомое, словно напоминая о душном лете, царившем повсюду. Зной оставался высоко на верхушках ив и можжевельника, но Тора ощущал, как пот ручьями стекает по его спине, несмотря на густую тень. Казумаса на мгновение замер, хмуро и с отвращением разглядывая предоставленное ему достоинство, но вдруг подчинился. Амано ожидал, что тот начнет, как минимум, выражать протест со всеми заявлениями подать в суд за домогательство, а как максимум – кричать. Этот парень был непредсказуем, как вулкан, и Тора сам не заметил, как Шо начал интересовать его еще больше. Поначалу Кохара высунул язык, коснувшись им кончика головки, и неуверенно обвел ее по кругу. Торе этого показалось мало, но тянуть время было рискованно, поэтому он нетерпеливо дернул юношу вперед, к себе, заставляя взять в рот полностью. Шо протестующе замычал, едва ли не давясь членом старшеклассника. Губы у Кохары были горячие, но двигал головой он медленно, не говоря уже о том, что почти не использовал язык. Это Тору не устраивало, потому хулиган, даже не задумываясь о состоянии Кохары, ритмично дергал того за волосы. Спустя несколько минут Казумаса, будто поняв, что и как надо делать, уже самостоятельно ласкал член Амано языком. Наконец почувствовав эрекцию, Шинджи прикрыл глаза, чувствуя приятное тянущее ощущение в паху. Это было потрясающе, просто ошеломительно. Пусть Шо тоже делал это явно впервые, Тора был готов замурлыкать от удовольствия. Губы Казумасы порхали по всей длине члена. Парень сосал то медленно, то ускоряясь, а Амано кусал губы, стараясь не издать ни звука. Торе было настолько хорошо, что он перестал обращать внимание на жару, которая, казалось, разливалась по его венам и сосудам. Тело охватила горячая эйфория, а от одного вида Шо с закрытыми глазами, делающего минет, хотелось запрокинуть голову и тихо взвыть. Тора сам не заметил, когда отпустил волосы Кохары, и теперь лишь слегка подталкивал его, положив ладонь на взъерошенную макушку. Задыхаясь от участившегося сердцебиения, Амано опустил взгляд, и последним, что запомнил перед тем, как кончить, были мокрые прядки, прилипшие ко лбу Казумасы и его бесконечно темные, хитрые глаза. Шо издал странный звук, будто подавился, а затем сглотнул. Лица у обоих парней были красные. - А ты… - сквозь сиплое, тяжелое дыхание проговорил Тора, – очень даже ничего. Тора проходил мимо его класса как бы случайно, бросая лишь мимолетный безразличный взгляд внутрь, и этого ему хватало, чтобы увидеть Казумасу. Парень не ходил на общие уроки с психологом уже две недели подряд, и Торе было неуютно от мысли, что они вообще больше не будут сидеть после уроков вместе. Всё возвращалось на круги своя, приближались летние каникулы. Пару минут назад Шинджи сделал то, чего никак не ожидал от себя. Пока парень упорно шел вперед, вдоль пустого школьного коридора, сунув руки в карманы, в его спину что-то врезалось и, пискнув, упало на пол. Он привычно медленно обернулся, уставившись на невысокую девицу с осветленной копной волос. Та в свою очередь вся сжалась и судорожно принялась собирать рассыпавшиеся книги. Видимо, старшеклассница, судя по её форме, ясно понимала, кто стоял перед ней, и чем это грозило обернуться. - Простите… - не отрывая загнанного взгляда от Амано, щебетала девушка. – Сейчас всё уберу, прошу прощения! Тора подумал, что её глаза чем-то напоминают оленьи. Такой маленький, хрупкий Бэмби. Он опустился на колени возле неё, собрав оставшиеся пару учебников, и молча протянул девушке её книги. Девушка уставилась во все глаза на него и, быстро забрав своё добро, неловко откланялась. Тора оглянуться не успел, как её след простыл. - Итак, сегодня я хотел бы послушать Вас, молодой человек, - Тора встрепенулся, услышав обращение к себе. В любом случае в классе по-прежнему был лишь он один. Старик как-то странно улыбнулся. Амано даже ноги с парты спустил. В последнее время окружающие его люди удивляли всё больше. - Чего? - После того, как Кохара-сан перестал посещать наши занятия, вы выглядите расстроенным. Возможно, я ошибаюсь, но, может быть, вы с ним успели подружиться? «Дружба? Не то это слово для классного минета в том парке», - мысленно Амано уже предрекал очередную занудную лекцию о необходимости иметь друзей, которую, собственно, психолог и завел. Но Казумаса ни за что не мог стать ему другом. Такому, как Амано, друзья не нужны. В ту ночь после произошедшего на экскурсии, Тора долго не мог уснуть, а под утро, наконец, задремав, вообще увидел неприличный, пошлый сон с непосредственным участием Шо. После этого Шинджи впервые задумался о своей ориентации. - Мне не нужны друзья, – шумно выдохнув через ноздри, старшеклассник запрокинул голову, уставившись в потолок. - Охохо, так говорят очень одинокие люди, – засмеялся старик, сложив руки на груди. - Мне кажется, что именно это - то, чего Вам сильно не хватало. Человек, который понимает и принимает Вас таким, какой Вы есть. «Перед страхом – все равны» В тот раз, сказав это, Шо улыбался. - Вы знаете что-нибудь о шрамах на его теле? – Шинджи задумчиво почесал указательным пальцем кончик своего носа, словно спрашивал, который сейчас час. Спросил он, конечно, больше для того, чтобы потянуть время, чем из любопытства, но вдруг старик что-то знает? Выпрямив спину, психолог посмотрел на хулигана с неодобрением. - Это моя обязанность – знать, от чего нужно лечить. - И что же с ним? – пряча злорадную ухмылку, Тора наклонился вперед, положив на парту локти и сцепив пальцы в замок. – Я могу знать, в чем проблема моего друга? Старик сухо прокашлялся, ничуть не растерявшись: - Если Вам действительно нужно это знать, то спросите его сами. Высокое небо над крышей школы сияло чистой лазурью. Раскинув в стороны руки и ноги, Кохара лежал на горячем бетоне, наблюдая за редкими проплывающими облаками. В этом месте ученики часто обедали, в одиночку или группами, поэтому Шо пропускал скучные уроки, чтобы побыть тут наедине с самим собой. Ему нравилось это неповторимое ощущение, когда смотришь только в небо – оно будто застывает, а движешься именно ты вместе со всей землей. А ещё, если долго глядеть, то можно представить любое время года, ведь цвет неба всегда неизменен. «Может быть, там, внизу, уже осень или зима», - улыбаясь своим мыслям, Казумаса вытянул к небесам руку, глядя на облака сквозь распятые пальцы. Что было внизу, его не интересовало, равно как тихий скрип, раздавшийся со стороны входа на крышу. - Похоже, у тебя здесь одиночная вечеринка, на которую даже меня не пригласили. Казумаса дернулся и тут же вскочил на ноги, мгновенно узнав голос Шинджи. Тот, в свою очередь, устало присел на корточки и шумно выдохнул, будто его раздражала такая реакция. На лице Шо отражалось недоумение и удивление, и, решив, что это естественно после всего случившегося, Тора не спешил подходить ближе, чем ему позволяли. Горячий июльский ветер трепал их волосы, а где-то внизу шелестели кроны деревьев. Оба парня отмерли одновременно, как только по всей территории школы раздался звонок с уроков, и Шо, кажется, тяжко вздохнул. Шинджи не представлял, зачем пришел сюда и что скажет Казумасе, но решил попробовать. - Ты действительно никому ничего не говорил? – Тора был удивлен, что за ним не то, что полиция не явилась, но даже никаких слухов не поползло. Кроме того небольшого, в котором Амано называли не таким уж монстром, – видимо, та девочка успела растрепать всем. Кохара отвернулся, вцепившись пальцами в частую, высокую сетку, огораживающую школьную крышу. Молчание длилось не более пары секунд, то и дело прерываемое щебетанием птиц и стрекотом надоедливого сверчка. - Не сказал. Зачем мне такая слава? «Ну, понятно. Значит, свою репутацию спасал, а не мою задницу», - Тора мысленно прибавил Кохаре плюс за сообразительность. Пусть будет так. - Но ты сам напросился, – напомнил Амано, хмуро приподнимая бровь. – Ты ведь слышал уже, что со мной лучше не связываться. Такого хрупкого парня как ты, я переломаю одной левой. Удивительно, как я ещё не сделал этого. - Ты мне типа… угрожаешь снова? – Казумаса не оборачивался, глядя куда-то вниз, наверное, на школьный двор. А Шинджи поймал себя на мысли, что хочет увидеть выражение его лица. - Серьёзно? – сделав секундную паузу, Амано заявил: - Мне кажется, ты просто жуткий мазохист. - Может быть… - мгновение спустя Шо развернулся, и пока Тора не успел опомниться, парень потянул его за плечо, заставляя принять сидячее положение, а сам устроился на коленях хулигана. На лице Кохары сияла коварная лисья улыбка, - но ведь и ты изменился. - Но я не педик, – придавая голосу больше уверенности, заметил Тора, прежде чем ответить на короткий, игривый поцелуй Казумасы. - Посмотрим, - руки Шо неожиданно быстро оказались под школьной рубашкой Торы. – Я, вроде как, тоже. Амано боялся, что их здесь могут застукать, но мысль об этом будоражила ещё больше. Поведение Казумасы казалось слишком непонятным, так что хулиган просто принял его таким, какой он есть. Поверхность крыши школы была пыльной и горячей, но никто этого особо не замечал. До их слуха донесся звонок на урок, а это означало, что шансы обнаружения обоих стремились к нулю. Пальцы Шо дарили удовольствие, пусть он и неумело, неуверенно касался то сосков Амано, то его живота, легко царапая короткими ногтями. Это было настолько приятно, что возбужденный Шинджи решил взять ситуацию в свои руки. Штаны с Кохары в одно мгновение были спущены вместе со спортивными трусами. Одной ладонью Тора оглаживал его бедро, а другой прижимал к себе за талию. Он ощущал, как по венам разливается трепетное тепло, а в штанах становится слишком тесно. - Ты больной, – тихо заключил Тора, одной рукой расстегивая свои брюки и высвобождая член, – если действительно хочешь этого. - Мне кажется… ты тоже… – Кохара шумно выдохнул, ощутив набухший член Амано меж своих ягодиц. Тора пока не спешил входить, наслаждаясь душной близостью Шо, кожа которого пахла мускусом и мужским одеколоном. - Оближи, – приказал Амано, приблизив к сочным губам Кохары сложенные вместе указательный и средний пальцы. - Охуел? – голос у Шо дрогнул. - Тебе же больнее будет, – напомнил Шинджи, надавливая настойчивее, так, что в конце концов его партнер послушно приоткрыл рот. Удовлетворенно кивнув, Тора сделал несколько ритмичных движений ладонью, но, судя по сжавшим его пальцы зубам, Кохаре это не очень понравилось. А ведь Амано все еще помнил, какой у него мягкий и влажный язычок. - Хороший мальчик, – Тора улыбнулся, услышав, как парень сердито фыркнул. Поднимающийся зной нагревал голову и сводил с ума двух вцепившихся друг в друга подростков. Решив рискнуть, Тора поочередно ввел в анус парня влажные пальцы, и Шо удостоил его несдержанным стоном. Судя по всему, ему было неприятно, может даже больно. Словно в отместку, Кохара склонил голову, укусив Амано в шею. - Я сейчас передумаю. - Ты сам это начал, – отрезал Тора, подняв руку, которая до этого поддерживала Шо за талию, и устроив её на шее парня. – Тише, иначе нас услышат. Казумаса крепко зажмурился, когда Шинджи принялся неторопливо вводить в него член, и слишком сильно прикусил губу. Амано подтянул его за шею ближе, слизнув выступившую на губах парня кровь. Он мог поспорить, что Кохара сдерживался из последних сил, и если бы не мазохистские наклонности, то он давно бы кричал от боли. Шинджи слишком не терпелось уже начать вбиваться, ему было безумно тесно внутри горячего тела и даже немного больно. Грубо зажав ладонью рот Казумасы, Тора с силой надавил на его плечо, заставляя насадиться глубже. Судя по ошарашенному взгляду Шо и протестующему мычанию, парню стало просто нестерпимо больно. Он инстинктивно резко впился ногтями в плечи Амано, заставляя того сердито зашипеть. - Ах ты… - в отместку Тора толкнулся бедрами, вызывая очередную вспышку боли у партнера и настоящую ненависть в его глазах. Несмотря на то, что Тора кое-как смазал его, он всё же не дал много времени привыкнуть. Скинув ладонь Шинджи, Шо полностью навалился на него, устроив подбородок на его плече, и вскоре достаточно осмелел, чтобы неловко дернуть бедрами. Совсем скоро Тора окончательно расслабился, упираясь одной ладонью в бетон, а второй поддерживая Шо за талию и медленно двигаясь внутри него. Судя по лицу последнего, ему все ещё было больно и неприятно, но не так сильно, как сначала. Что ж, у обоих это всё-таки первый раз. Под конец, когда страсть достигла своего апогея, Шинджи ускорил ритм, ощущая, что внутри уже готов. Ему не понадобилось много времени, в его крови билась молодость и жар, а изо рта вырывалось тяжелое сиплое дыхание. Шо чувствовал, как пульсирует член Амано, и несильно сжал мышцы, стараясь доставить парню как можно больше удовольствия. В этот момент, Тора издал, пожалуй, первый низкий стон, а Казумаса замер, чувствуя заполняющее его изнутри тепло. Самому юноше со шрамами было не так хорошо, поэтому доводил он себя до оргазма больше рукой, но не без удовлетворения от приносимой Шинджи боли. Оба парня устало свалились – Тора на спину, а Шо на его грудь - пытаясь отдышаться. Мир снова будто оглушил своими красками, стрекотом и пением. Откуда-то снизу, из открытых окон, доносился приглушенный голос учителя, объясняющего материал. Шинджи понятия не имел, что теперь будет и что говорить дальше, но от него пока никто ничего не требовал. Казумаса лежал, прислонившись щекой к его груди и как-то очень тихо. - Надо идти, пока никто не увидел, – заключил Тора, вопреки словам не двигаясь с места. Шо так же неохотно кивнул, ничего не ответив. А затем Шинджи вдруг спросил, перебивая налетевший теплый ветер: - Ты ведь вернешься в наш класс, к старику? Ответ последовал сразу - тихий и спокойный: - Может быть.