Disintegration

О своих бывших Юта не говорит. Одного из них звали Джи Хансоль, и он был так похож на Юту, что Марк на мгновение впадает в ступор, глядя на их совместное фото. А ещё с ним Юта был счастлив, как не был счастлив потом ни с кем другим, хотя об этом он, конечно, тоже молчит. Другого зовут Сычен, и его Марк знает. Сычен живёт нормальной жизнью, учится в универе, подрабатывает где-то по вечерам, и в этой нормальной жизни, точнее – в универе, они иногда пересекаются. О своих бывших Юта не говорит, просто хранит их фото у себя в телефоне. Лучше бы говорил. Марк думает: вряд ли Юта не менял телефон с восемнадцати лет – или сколько там ему было, когда Хансоль уехал в другую страну, а Юта перестал так широко улыбаться. Марк думает: нельзя связываться с Ютой. Юта громко и недобро смеётся и запивает смех дешёвым пивом. У него собранные в пучок длинные волосы, все уши в пирсинге, ногти накрашены чёрным, небритые подмышки в рукавах художественно растянутой майки и татуировка-бабочка со словами “no apologies” сбоку живота. Взгляд у Юты такой же недобрый, как и смех, совсем чёрный, как ночь за окном, и этим взглядом он ловит Марка, как рыбку на крючок – остаётся только задыхаться и пытаться выкорчевать из себя что-то, с болью и кровью, но даже так без толку. Марк думает: к чёрту «нельзя». Он смотрит на уже пьяного Юту, у того мешки под глазами и какая-то едва уловимая обречённость в ссутуленной спине, словно когда-то там были крылья, о которых Юта никак не в силах забыть. Юта допивает пиво и рассеянно облизывает уголок губ. Марк смотрит на кончик его языка и забывает, как думать.