***
«Я видел странный сон» – сказал как-то Тома коллеге, занимаясь уборкой поместья, и та, как он узнает вскоре, решила покинуть своё место. Ох, работы становится вдвое больше... Однако вскоре вместо уборки во дворе его зазывают в кабинет главы клана Камисато. Он ловит взгляд, который не выражал ничего, лицо было безликим и равнодушным, а сам же в ответ просиял улыбкой и наклонился, убирая рассыпанные осколки с пола без лишних вопросов, лишь без толку болтая о погоде и о недавно открывшихся лавках с едой. Он не замечает, как уголок губ на чужом лице слегка подрагивает и приподнимается, стараясь держать дистанцию и не мешать чужой работе. Он закрывает дверь и возвращается к себе. ...к очередным шумам, всхлипам, странным медленным...шагам рядом. Тома распахнул глаза, когда понял, что совсем близко с комнатой, в которой он расположился, заскрипел пол от давления. И это было выше его сил. – На этой неделе уволилось несколько работников, потому что...неужели Вы их напугали? – был ли он смельчаком, заходя за порог комнаты и проходя вглубь темноты? Все свечи погасли и осталась единственная, почти рядом с комнатой юной госпожи. Тома шутит, чувствует расслабление, заметив длинные рукава главы, однако Он не чувствует себя привычно, стоя рядом с ним. Парень поворачивает голову и чувствует, как звенит в ушах, а давление увеличивается. Он всегда ощущал себя в безопасности в этом доме, но сейчас стены сжимали его, выходом к спасению был лишь свет от последней свечи, а те...крики, неужели они были не сном? Он хочет двинуться, но нога натыкается на твердый хрупкий предмет, и слышится резкий треск. Казалось, глаза напротив расшились от бешенства, а лёгкий лунный свет ложился на те же светлые локоны, но не показал белого красивого лица... Парень взгляд отводить не осмеливается, но когда шаги стремительно направляются к нему, хочет сбежать и выкрикнуть имя госпожи, сбежать к единственному яркому источнику света, но стоит как вкопанный и скользит глазами по чужим плечам, а затем жмурится. – Вам больно? – он не понимает, чем вызван страх, одно желание забиться в углу, осесть, спуститься по стене заменяет волнение, непонимание с кучей вопросов. Краем глаза он ловит обломки сломанной маски и в горле пересыхает. Он не понимает. И просыпается за несколько часов после того, как перед глазами потемнело.***
Вот только в доме стало на удивление тихо и спокойно по ночам.***
Смех. Разбитые осколки лежали перед дверью его комнаты к направлению к той же ночной тьме коридора, и Тома не мог не увлечься странной игрой. Он аккуратно собирал разбитую маску, что в этот раз выражала улыбчивость, господин сегодня был в достаточно хорошем расположении, а незамысловатая загадка привела к мысли, что он ещё был и весел. Потому Тома совсем не удивился, что они привели его к дверям комнаты главы. Внутри всё замерло, когда из приоткрытой щели медлительно выскользнула чужая изящная рука, протянутая к нему. Будь Тома в здравом уме, вскрикнул бы и, растеряв осколки, сбежал бы из поместья, замечая, как одинокие широко (не по-человечески) распахнутые глаза разглядывают его. Но Тома не был в здравом уме, он увлекся, он был очарован. Поэтому пальцы немного неуверенно коснулись чужой ладони, и он позволил утянуть себя в темное помещение.***
Он мягко скользит ладонями по плечам, кожа мягкая, гладкая, почти как у живого человека, но лицо перед ним говорит об обратном, однако Тому это не тревожит, он всё больше увлекается, особенно когда чувствует доверие с чужой стороны и слегка грубоватые откровенные прикосновения. – Я доверяю Вам. Возможно пальцы, которые могли с лёгкостью сжать его горло и вырвать ему сердце могли пугать. Возможно он мог бы достать меч и проткнуть его насквозь. Ему сложно читать по одним глазам чужие эмоции, он даже не знал, испытывает ли их Аято, но он мастерски умел их отличать и вливаться благодаря этому. Тома не уверен, что тот испытывает нежность по отношению к нему. Но даже нечеловеческие существа способны испытывать страсть. Парень притягивает безликое лицо к своему и шепчет в пустоту, разгоряченно и волнительно: – Могу я утолить Вашу жажду?***
Он чувствует заполненность, но её чрезвычайно много, Аято...стало намного больше. Толчки ощущались едва ли человеческими, однако принимались смиренно, хотелось громко закричать, но чужая рука властно сжалась на его лице, перекрывая данную возможность. Тома дрожит, он перестал чувствовать чужое в себе, он чувствует в с ё, кричит в чужую ладонь, извивается, а затем закатывает глаза, забываясь. Чужое тело, словно бесформенное, лишённое оболочки и слившееся с ночной темнотой, обволокло тело парня, сжало кожу и внутренности, глаза Аято всё так же пронзительны, а Тома просит больше, загорается в лице от жажды и тянется ответно, кажется, вызвав на миг ступор у партнёра. – Я бы тоже мог сделал это...– смущенное выражение лица, кажется, весьма шокирует существо, что должно было напугать до потери сознания и могло задушить своим обилием во время секса. Но Тома смотрит застенчиво, скромно выдавая свои желания и мельком отметил, что впервые увидел за все это время, как Аято отвёл взгляд, а после того, как парень с несдержанным нравом сказал об этом вслух, и вовсе отвернулся. Совсем как обычный человек. «Он...смутился?»