1
— Как ты посмел принять эту сделку? Стены сотрясаются от удара дубовой двери, когда разъяренный Иван врывается в кабинет. Кощей ждал, отсчитывал часы, когда информация дойдёт до него. Прикрываясь деланым безразличием, Кощей бросает на супруга взгляд исподлобья. — Почему я не должен был её принимать? Переговоры велись полгода, — Кощей перелистывает соглашение на следующую страницу, совершенно не воспринимая содержимое. Всё его нутро готовится к обороне. В мысли врываются вороны, кричащие наперебой: «никому ничего не должен», «мой бизнес — мои решения», «не волнует чужое мнение». Внутренний эгоизм щетинится, скалится, от чего вид Кощея становится действительно надменным и безразличным. Это выводит Ивана из себя еще больше. — Да ты хоть знаешь, что это за участок? Ты не можешь не знать! — он в три шага оказывается перед столом и выхватывает соглашение из рук, отбрасывает его на край стола. — Он должен иметь статус ООПТ, фонд Василисы боролся за это несколько месяцев. Ты ни ветки не тронешь от этого леса. Иван не кричит, но его слова пробегают по коже холодом. Голубые глаза жгут Кощея будто льдины, да так, что в груди всё скрутило от напряжения. Часть его знала, как Иван отреагирует. Ещё на ужине с пожилым отцом, когда о сделке заговорили в семейном кругу, он растерялся на пару мгновений — тот самый лес, те самые двести двадцать гектаров, куда Иван таскал его смотреть на цветущие по весне подснежники. Лес, в котором Иван ковырялся в компании своих эко-друзей, выхаживая самшитовые кусты. Лес, где цветёт шафран с сотен фотографий, которыми Иван регулярно засыпает Кощея во время работы. Всем кажется, что Кощей не слушает, не относится серьёзно к экологическим активностям Ивана, но Кощей ловит каждое его слово. В его расписании выделено время для изучения сообщений от супруга. Вечерами он бесцельно водит глазами по книжной странице, пока Иван делится событиями дней и недель. Кощей впитывает информацию, чтобы знать, что важно для Ивана. Но он не может идти у него на поводу сейчас, иначе он поступится решением собственной семьи. Под рёбрами вина и раздражение разрывают Кощея на части, внутри война между нежностью к супругу и долгом перед семьёй. Он хочет защитить то, что важно Ивану, и хочет выполнить волю отца. Его держат за шею слова отца и колет под сердце гневный взгляд, который ещё вчера светился обожанием, ещё утром был обрамлен улыбкой по уголкам. Взгляд, где сейчас гнев перемешан с разочарованием, коктейль из злости и отчаяния — этими чувствами Кощей наградил Ивана, подорвав его доверие. — Это решение уже принято. Проверка не показала критериев ООПТ. Застройка начнётся через месяц. Отец поручил мне проконтролировать начало застройки. — Но ты можешь повлиять на это! Останови застройку. — Это решение семьи. Твоей и моей. Оно было принято единогласно. Кажется, словно Кощей выпустил из рук стеклянную вазу, и она с дребезгом разлетается по полу. Глубокий вздох Ивана сквозит обидой, его пальцы белеют, сжимая край стола. — Ты же знаешь, что это для меня значит, — напоминает Иван, последний раз пытаясь достучаться. — Ты обещал уважать моё дело. Я верил тебе. «Верил» режет изнутри сильнее холодного взгляда. Кощей сжимает и разжимает челюсти, отвечая дежурным тоном: — Как и ты обещал уважать моё. Это последнее, что Кощей успевает сказать перед тем, как Иван, взмахнув растрёпанными золотыми кудрями, быстро удаляется из кабинета, захлопывая тяжелую дверь с таким же грохотом, с каким открыл её прежде. Когда шаги стихают в коридоре, Кощей расслабляет каменные от напряжения плечи и откидывается на спинку кресла. Это решение не было лёгким или тяжёлым — оно даже не зависело от Кощея. Оно пришло как данность, принятое семьёй, отцом. Всё, что может Кощей — выполнить указанное. Иван должен был понять, войти в положение, ведь они оба знают, как обстоят дела. Они оба плавают в этой лодке среди шторма уже третий год. Любой семейный ужин — хождение по лезвию ножа. Рулетка: в чью голову полетит пуля в этот раз? В последнее такое общее собрание два месяца назад Кощей не смог вступиться за Ивана. Он мог только молча смотреть, как родители супруга забирают его в сторону и говорят. Много говорят, и их слова похожи на кучи грязи, которыми они закидывают Ивана с ног до головы. Они критикуют всё, начиная с его внешнего вида и заканчивая бесполезной жизненной позицией. Иван был тем, в чью голову полетела пуля, а Кощей позволил стрелять. Родители перешли все границы, и Кощей не мог выносить этого зрелища. С того момента Иван больше не ходит на семейные встречи. Это всё, что смог сделать Кощей, чтобы оградить его от нападок. И этот разговор был не самым лучшим в их жизни. — Ты сказал им, что я бесполезен на этих встречах, потому что не занимаюсь семейным бизнесом? Считаешь, так ты меня защитил? Ты унизил меня ещё больше. Именно тогда между ними повисла эта тяжесть. Невысказанные слова, затаённые обиды — всё это читалось по одной лишь осанке и взглядах, которыми Иван одаривал Кощея утром за завтраком и вечерами, когда иногда уходил спать в другую комнату. В разговорах бывает затишье, но непременно возвращается напряжение, словно леска между ними натягивается по новой каждый раз, стоит только заговорить о семье. Кощей прокручивает кресло в сторону окна, рассматривая за стеклом большой двор и сад, обустроенный Иваном. За три года их совместной жизни Иван привёл в порядок каждый куст и клумбу в этом саду. Теперь круглый год что-то цветёт то в клумбах, то в теплице. В пруду вместо тины поросли жёлтые кувшинки, протоптанный газон стал зелёным и свежим — он ограждён забором. А у беседки теперь растёт пара крымских сосен, которые Иван утащил с какой-то застройки в соседнем регионе. В памяти Кощея ещё жив день, когда его заставили таскать эти сосны во имя спасения краснокнижных деревьев, потому что Серый потянул спину и не смог участвовать в этом мероприятии. До этого брака по расчёту Кощей вообще никогда не задумывался о вымирающих растениях, природных ресурсах, океанах, животных, зоопарках и правильных упаковках в магазине. Лишь с появлением Ивана в доме пропали все пакеты, появились новые контейнеры для разных категорий мусора и коробка для исчерпавших себя батареек. С первого дня в этом доме Иван устанавливал правила, а Кощей лишь мог смотреть на это и мириться, ведь с первой ссоры стало понятно, что в его доме есть не нахлебник, а действительно второй хозяин.2 flashback
— Почему в моём доме температура как на улице? — Во-первых, ты преувеличиваешь, за окном минус десять, а в доме плюс семнадцать. Во-вторых, я немного убавил отопление и выключил электрический пол. Сейчас не настолько холодно, в нём нет надобности. Брови невольно сползаются на лбу — Кощей закипает изнутри пузырящейся лавой. Три дня с официальной помолвки, два дня с даты обручения и один день, как жених находится в его доме. И Кощей не припоминает, чтобы в птичьих правах Ивана было разрешено превращать его дом в морозильную камеру. Кощей подступает к Ивану и склоняется вперед, нависая тенью над его лицом. — Это не ответ на мой вопрос. У тебя нет разрешения крутить в моём доме всё, что хочется. Но Иван не дрогнул. Он вытягивает шею, будто пытается казаться выше перед Кощеем. — В нашем доме у меня есть разрешение крутить, что мне хочется. Ты отказался от отдельного дома, теперь твой дом — и мой дом тоже. Дыхание его слов остаётся на щеке Кощея, а неподдельная дерзость приводит в смятение и забавляет одновременно. Внутренности бурлят от этого сопротивления, часть собственничества и доминантности желает показать осмелевшему птенцу, где его место — показать свою силу, физическую и моральную, прижать к стене одной рукой, чтобы превосходство ощущалось Иваном в кончиках Кощеевых пальцев на его шее. Кощей хочет расплескать это море уверенности в глазах напротив и залить их трепетным уважением, граничащим со страхом. Когда он делает глубокий вдох, сердце неожиданно сжимает в тиски. Торжества надменности не происходит. Иван всё ещё опаляет своим дыханием Кощеевы щёки, насупившись, но есть что-то в его глазах, скачущее, как озонная искра. Что-то неуловимое в его взгляде, прозрачное — такое же, как было в их первые встречи, когда Кощея не останавливало ничего, и триумф его силы происходил каждый раз, стоило Ивану дерзнуть. Ком встаёт в горле, словно на нём затянули ошейник. Неужели теперь каждый раз, стоит только проявить силу, его начнёт душить ситуация? Что в этом ошейнике? Гнев? Раздражение? Страх? «Мне нечего страшиться на всём свете», — проносится в голове у Кощея, и, вопреки тянущему узлу на горле, он щурится, разглядывая лицо перед собой с особой внимательностью. — Предположим. И по какой причине ты решил превратить наш, — это слово Кощей цедит с особым надрывом, словно оно ядом обожгло его по языку, — дом в морг? — От этих коммунальных счетов Хаксли в гробу вертится, а этот дом далеко не особняк, — Иван показывает на стол, где стоит его ноутбук с электронными квитанциями. — Если мы хотя бы немного сократим использование электричества и отопления, мир уже станет чуточку лучше. — Меня не заботит мир, меня заботит мой тёплый пол, по которому я могу ходить босыми ногами и не лишиться конечностей от холода. — Ты можешь надеть носки. Давай закажем парочку. — Я хожу весь день в офисных туфлях и носках, и ты думаешь, я горю желанием носить их дома? — Как насчет закрытых пушистых тапок? Кощей возводит глаза к потолку, и из него вырывается полный раздражения вздох. Шея чешется от чувства ошейника, что сдерживает его от порыва выбросить Ивана во двор и оставить там на пару часов, пока не придёт в себя. Вместо этого он ставит точку в разговоре: — У тебя есть час, чтобы вернуть всё как было, иначе я вышвырну тебя на всю зиму жить в собачьей конуре на улице. И он удаляется в свою комнату, закрывая за собой дверь сильнее, чем обычно. Кощей сдёргивает с себя галстук, нервно расстёгивает верхние пуговицы рубашки, а петля на шее никак не отпускает. Это не злость, это не гнев, не раздражение, но он не хочет признавать это страхом. Он не хочет признавать, что воспоминание, в котором он держал плачущего Ивана за волосы, объясняя правила их формальных встреч, тронули его нутро. Он испугался повторения.2.1
За прошедшую неделю в доме больше не было холода, и пол был тёплым. Несколько раз Кощей видел, как Иван инструктирует клининговую компанию насчёт сортировки мусора и утилизации отходов, и однажды застал его разговор с экономкой —он упрашивал заменить моющие средства. Кощея это не заботит, пока дом чист и мусор вовремя увозят. Но он ловит себя на любопытстве — он наблюдает за Иваном. Супруг просыпается чуть раньше него самого и чаще всего работает из дома, решая дела своего фонда по защите заповедников в городской черте. Без конца строчит письма в администрации городских районов и застройщикам, ругается, угрожая актом ботанического вандализма: порывается идти и вручную раскидывать семена цветов и деревьев на частной территории без разрешения. — Им даже делать ничего не нужно! — сетовал за завтраком Иван после прочтения ответа на очередной свой запрос. — Мы сами приедем и всё сделаем, кто от такого отказывается? Кощей не отрывался от новостей на планшете и старался не смотреть в его сторону, отвечая: — Я не стану тратиться на залог за твоё досрочное освобождение. — Твои объекты тоже было бы неплохо озеленить. Я изучил их. — Нет. — Но если… — Я сказал нет. Меня это не интересует. Тогда сковывающее в груди чувство настигло его снова. Иван сжал челюсти и продолжил ковыряться в тарелке, отложив телефон в сторону. Кощей хочет держать его на расстоянии, несмотря на своё любопытство. Ему непонятна эта одержимость природой, правилами «экологичной жизни», потому что от того, что Кощей лишит себя отопления и даже откажется от пакетов на всю оставшуюся жизнь, мир не изменится даже на секунду. Один человек — это песчинка в море, капля в океане. — Ничего не изменится лишь от того, что ты посадишь три куста, — сказал Кощей, пролистывая новость за новостью. — Умерь свой пыл. — С трёх кустов начинались гектары леса. — Всё равно ты один целый лес не высадишь. — Нужно начать с себя, чтобы другие пошли за тобой. И снова в груди что-то перевернулось, от чего сердце забилось в горле. Кощей проглотил нарастающее возбуждение на границе с тревогой и отвернулся к планшету. — Как знаешь. Теперь неизвестная внутренняя дрожь сопровождает Кощея в их разговорах и столкновениях в общих комнатах. Кощей чувствует её в заходящемся сердце, наблюдая, как Иван пинает по загнившему саду камни в тёмный пруд. Эта дрожь пробегала по телу, когда Иван пришёл к нему в кабинет по записи с тканевыми пакетами и авоськами, распинаясь двадцать минут о том, почему им необходимо избавиться от целлофановых пакетов. Кощею с трудом удавалось слушать и вникать в его слова, когда всё его внимание было сосредоточено на чужих глазах — они горят. Сияют, переливаются и так контрастируют с беспорядочными крупными кудрями. Кощей списывает это на свет, но Иван выглядит так, словно солнечные лучи улеглись ему на голову и скрутились завитками. В его глазах жизнь, она течёт через его слова и волнами лижет ноги, норовя затопить посеревшую Кощееву душу. Иван — живой луч солнца и тёплая вода. Кощей опасливо отступает, защищая свой высохший костлявый пустырь. — Да. Иди. — Давай я расскажу ещё… Что? — Иван прерывается на полуслове, едва не роняя демонстрируемый шоппер. — Сделай, как задумал. И немедленно выйди. — Я знал, что ты хоть немного со временем уступишь! В доме прохладно, а у Кощея в лёгких будто остались частицы света, разлитого по комнате. Тревога расцветает в нём и вьёт узлы в животе, пускает свой яд по венам. Новое чувство раскрывается в разуме, как цветок, выросший из-под пепла на сожженной земле. У Кощея нет чувств. У него есть разум, есть бизнес, есть ожидания семьи, требования к себе — и нет места чувствам. Его хладнокровие сделало его тем, кто он есть, его высокомерие защищало его от боли, эгоизм и злость охраняли его душу и не давали её задевать. Он добился так многого, полагаясь на своих злых гончих: они кусали каждого, кто протягивал руку ближе, чем следует. Так должно было быть — они кусали Ивана в официальные встречи, но стали рычать на него всё реже. И вот Кощей здесь, в одном доме с Иваном, и всего через неделю его гончие уже машут хвостами и высовывают языки, лишь немного щетинятся, если к ним подойти слишком резко. Кощей наблюдает за Иваном и слушает, но старается делать вид, что не хочет. Его страшат этот энтузиазм, упорство и безрассудное бесстрашие. Ещё больше Кощея страшит то, как его нутро откликается на всё это. Кощею привычно защищаться. Его детство, юность, взросление и жизнь — нападки. Его атакует семья, контрагенты, бизнес-партнеры, конкуренты. Его атаковали воспитатели и учителя, тренеры и наставники. Его научили, что люди вокруг — небезопасны, в него это вбито. Тело помнит ушибы, душа помнит раны, кожа хранит шрамы, разум помнит чувство беспомощности. Теперь, когда Кощей тот, кто он есть, он бьёт прежде, чем его успевают ударить. Его защита — нападение. Он бьёт прежде, чем на него поднимут руку. Он ранит раньше, чем откроется чужой рот. «Люди небезопасны», — напоминает он себе, — «Иван тоже». Распустившийся из-под пепла цветок он мысленно втаптывает в землю.2.2
Кощей восседает на застеклённой лоджии в широком кресле, рассматривая припорошенный снегом пустынный сад, когда раздаётся тихий стук. — Тук-тук, можно? — кудрявая макушка Ивана появляется в проёме. Кощей не смотрит в его сторону. — Нет. Приоткрывая дверь шире, Иван делает шаг на лоджию. — Я знаю, что у тебя перерыв ближайший час. Нам стоит поговорить. Тишина стала приглашением. Иван присаживается в соседнее кресло и некоторое время молчит. Боковым зрением Кощей видит, как тот гнёт пальцы и закусывает губы изнутри, тянет рукава большого бордового свитера за жёлтую окантовку. Кощей подбирает колкости, выбирает нужную стену, чтобы отделить себя от этого человека. Над головой жужжит мысль о том, что с Иваном ему провести если не всю жизнь — так ближайшие несколько лет точно, пока бизнес не перейдёт к Кощею полностью. У Кощея зреют планы, как разделиться в этом браке: поселить Ивана в другую квартиру, дать ему денег на эко-развлечения или отослать куда подальше. Пока он думал, Иван первый приготовил обойму, чтобы стрелять. — Я думаю, мы неправильно начали, — он вздыхает, всплескивая руками. — Слушай, мне этот разговор тоже непросто даётся, хотя бы сделай вид, что ты слушаешь. — Я слушаю, — отвечает Кощей прежде, чем успевает подумать, и добавляет про себя: «Я всегда слушаю». — Здорово бы видеть твои глаза во внимании, но, предположим, этой роскоши я ещё не заслужил, — обречённо лопочет Иван и тихонько хлопает в ладоши. — Так дальше не пойдёт. Я понимаю, ты не рад этому браку, поверь, я тоже не в восторге. Но я не хочу холодной войны. Быть мальчиком для битья тоже не хочу. Я рад, что мы прошли тот этап, когда ты распускаешь руки для утверждения своего эго. Это заставляет Кощея повернуться и смерить супруга недовольным взглядом. — Правда тебе глаза режет, — тут же отбивает Иван. — Но я не об этом. Наш брачный контракт еще не заключен, и я бы хотел внести в него правки. Мы с тобой по одну сторону, я не твой враг. Мне бизнес не нужен, и ты руководишь им куда лучше. Ты можешь себе забрать всё, что касается бизнеса, оставь мне только прописанное наследство. Но я прошу тебя уважать мою жизненную позицию: мой фонд, мои привычки, мои желания. Я в ответ буду уважать твою позицию. Твоё желание греть ноги об электрический пол и нежелание сортировать мусор, или типа того, знаешь. Мне не трудно делать это за нас обоих. Если однажды ты решишь жить более экологично — я буду рад, но до тех пор я не буду навязывать тебе свой образ жизни. Но и ты не запрещай мне его вести. Сейчас это мой дом тоже. Давай лучше будем союзниками. Быстрее избавимся от контроля наших стариков. Кощей интуитивно чувствует, что обойма пуста, а все пули достигли цели. Ему и хочется, и колется, как раньше хотелось трогать цветы, но страшно, что они могут ужалить, подобно крапиве. Всё красивое может обмануть, особенно красивые обещания. Солнечный юноша строит ему замки из песка, а Кощей в них не верит. Большая его часть хочет сдуть все песчинки по ветру, готовит свою обойму. — Какие условия ты хочешь внести в соглашение? Конкретика. Первый цветок был растоптан, но под пеплом уже зеленеет трава. Новые чувства показывают бутоны изнутри, щекочут под рёбрами, запускают по спине знакомую дрожь. Кощею не нужно долго смотреть на Ивана, чтобы видеть его восторг в крепко сжатых руках, закушенной нижней губе — попытка удержать рвущуюся широкую улыбку. — Бак для сортировки мусора на заднем дворе. И замена бытовой химии. И пластиковые контейнеры, хочу заменить их на стекло. Я находил черные с золотыми крышками, как раз… — Ближе к делу. — Сад. Я хочу его восстановить. И теплицу тоже. И пруд. И тот фонтан. Кощей хмыкает: — Собрался тратить мои деньги на свои хотелки? — Я воспользуюсь своими. У меня есть работа. И накопления. Семейный депозит я не трону. Но я бы хотел, чтобы общими взносами мы инвестировали в эко-фонды, не в производство. Тишина стала громкой после такого количества слов — Иван как всегда тараторит, словно заведённый, когда ему нужно. В этом брачном контракте Иван в выигрыше, ведь без его семьи расширению корпорации не бывать: он может просить дома, машины, а просит восстановить сад и инвестировать в спасение природы. Загадка, как он дорос в своей семье до своих лет и не был сослан в полярники подальше с глаз родительских. Кощей уверен, Иван бы и против не был. — Этот депозит от твоей семьи. Он в твоем распоряжении. — Он привязан к твоему счету, мне нужен доступ. Не глядя Кощей берёт со столика свой телефон и ставит на громкую связь звонок. — Слушаю, Константин Кощеев. — Займись картой для Ивана. От второго счёта. Лимит не нужен. В брачном контракте изменения, внеси с Иваном и принеси мне на согласование. — Принято, — секретарь сбрасывает первым. Телефон снова оказывается на столе. Иван же, подобно радостному щенку, едва не трясётся в своём кресле. — Ты не представляешь, как я рад, что мы погово… — Какая для меня выгода в этом сотрудничестве? — Эм, красивый сад и, — Иван задумывается и неловко улыбается, — и плюс в карму от матушки природы? Кощей смотрит на него, позволяет себе потратить семь секунд. За них он отмечает творческий беспорядок белокурых кудрей, неподдельный блеск глаз и улыбку, что небольшими морщинками обрамляет уголки глаз, словно те смеются сами по себе. Этот вид вновь откликается внутри трепетом, предвкушением. Как когда защищена успешная презентация, поступил первый транш от партнера, выиграна гонка за патентом и инновацией, переманен выгодный покупатель. Что-то внутри уже тянет руки к этому солнцу, пока руки Кощея покоятся на мягком кресле под тяжестью недоверия. Бесшумный вздох выпускает часть напряжения. Кощей принимает эти чувства как данность, чтобы изучить их и избавиться, выжечь из себя и снова быть в безопасности. Он думает, что в нём говорит сила, и отворачивается от того, что в нём неистово трясётся страх.3
Воспоминания кружат голову, как зелёные листья на ветру — Кощей следит за их танцем в саду. Этот сад иногда кажется ему олицетворением собственного естества. За три года совместной жизни утекло много воды. Уже год ничего не угрожает наследованию корпорации, к Кощею перейдут все активы, а они с Иваном так и не говорили о том, чтобы разъехаться. По контракту уговор, что они останутся супругами, пока бизнес не перейдет к Кощею — Ивана ничего не держит в этом доме, а Кощея теперь ничего не останавливает от того, чтобы выгнать его. Стен сейчас уже почти не осталось — одни руины, украшенные цветами и лозами. Иван вошёл в привычку, он константа в доме и в жизни. Иван снуёт туда-сюда по выходным с цветочными горшками, готовится к официальным встречам в деловом костюме, чтобы добиться инвестиций в фонды — свой и Василисы. В такие дни намеренно Кощей проходит позади Ивана, смотрит на его отражение в зеркале изучающе, после разворачивает к себе и поправляет его платок, галстук — до чего дотянутся руки, — и даёт несколько советов по встрече. Иван знает тактику ведения переговоров, но неизменно именно этот разговор делает его плечи расслабленными, руки снова тёплыми, а улыбку искренней. Кощей никогда не сомневается в том, что его супруг уболтает кого угодно на инвестицию, даже самых капризных инвесторов. Иначе Иван будет гонятся за ними в страшных снах с самшитовым колом. Никто не заводил разговора о статусе брака, но расчёт перестал быть холодным. Кощей вечерами читает на диване в гостиной прозу. Он не заметил, как начал ждать, что Иван выйдет из своей комнаты и в своей манере усядется на другой край, вытянув ноги ему на колени. Сначала он делал это с опаской, едва задевая Кощеевы бедра кончиками пальцев, после касался стопой, и вот его ноги часто покоятся у Кощея на коленях, укрытые пледом. Редкими днями, по настроению, Кощей может взять одну из Ваниных книг. В такие моменты Иван «прощупывает» настроение Кощея своими ногами и оказывается совсем близко, комментируя абзац за абзацем. Эти энциклопедии стали отвлечением от работы, а присутствие Ивана стало приносить чувство отдыха. Кощей не подстригался два года, и волосы угольно-чёрными локонами теперь лежат у него на плечах. На работу он собирает простой низкий хвост, а вечером, перед ужином, он позволяет Ивану заплести себе простую косу. В первый раз Кощей дрожал изнутри так сильно, что, казалось, Иван почувствует эту дрожь между прядями. Страшно и незабываемо, как чужие тёплые пальцы ловко орудуют в его волосах. Первое время всё заканчивалось быстро, с каждым разом всё дольше, пока всё не свелось к тому, что первые десять минут Иван просто расчесывает волосы мягким гребнем и рассказывает всякую повседневную бессмыслицу. Раньше Иван обходил стороной Кощея в доме, а теперь ему совсем не боязно прийти в кабинет и предложить перерыв. Чаще всего это простая прогулка по саду, а иногда она превращается в небольшую поездку к озёрам, лугам, где можно тепло помолчать или послушать лекцию о любой травинке, коснувшейся плеча. Год или два назад Кощей не мог себе представить бесцельную прогулку, для него всё было пустым трёпом. А теперь он возвращается домой за этим пустым трёпом, выходит за ним на завтрак, обед и ужин, гонится за ним в выходные и отпуска. Планы строились только на бизнес, теперь строятся на жизнь. Нашлось много важных дел. Запланировать поездку на тёплое море с тропическими рыбами, потому что кто-то никогда не видел вживую морскую живность, особенно крылаток и черепах. Нужно съездить на отстроенный в горах глэмпинг для проверки, а Ивана выпустить в чащу леса пополнять коллекцию фотографий и изучать территорию. При застройке этого глэмпинга Иван приложил руку со своими связями. Земля попадала под зону с особыми условиями использования территории, пришлось повозиться с разрешением на застройку. В итоге компромиссом стали обязательный взнос в фонд защиты природы при бронировании дома и огороженные тропинки, чтобы люди не топтали растения. Кощею — прибыль от выгодного контракта, Ивану — ежемесячные взносы в фонд. Кощей горд этим глэмпингом. Отчасти потому, что это на редкость успешный проект, который он сделал вместе с Иваном; результат их работы вызывает восхищение совета и коллег, и впервые Кощей сказал им, что аграрно-ландшафтным консультантом выступал его супруг. «У вас очень талантливый супруг!» — восхитился было один из председателей. «Вы не представляете насколько», — отвечал Кощей, вздёргивая подбородок. Он не просто возлюбил существование Ивана в доме, он загордился им. Да так сильно, что невольно загордился и самим собой. Тем, как сейчас выглядит, как много себе позволяет, даже пресловутыми золотыми перстнями-печатками и красивым садом. Слова других людей уже не задевают его так, как задевали лет пять назад. Слова родителей больше раздражают, чем вызывают гнев — Кощей отмахивается от них с каждым ужином всё больше. Осталось лишь отмахнуться от их осуждения Ивана. Именно перед ними Кощею ни возразить, ни придумать опровержение. Возможно, если сейчас Кощей заключит сделку и успешно проведёт застройку, его позиции закрепятся достаточно, чтобы оскалить на родителей зубы. Эта его сторона зрела так долго, что готова броситься в бой со дня на день, но противовесом выступает страх отказа от семьи, заставляющий его прикусить язык каждый раз, когда слова уже почти срываются. Сложно бороться, когда нет понимания за что. За себя? У Кощея всё есть и так. За Ивана? Он сам борется за себя лучше, чем кто-либо за него. За право принятия решений? Они все давно при нём. — Я войду? Этот голос Кощей часто слышит на громкой связи и в онлайн-встречах Ивана. Второй «неудачный» ребёнок в семье Ивана — его старшая сестра Василиса. Кощей привык к её постоянному присутствию в работе Ивана, в жизни и ценностях. Рыжая макушка Василисы мелькала на всех важных предсвадебных собраниях, официальной части, семейной, и иногда Иван приглашает её на ужин, если у Кощея нет возражений. Василиса и Иван похожи как нравом, так и внешностью. Одни черты лица, форма глаз и носа, такой же искромётный взгляд и линии улыбки. Первый экологический фонд принадлежит Василисе — она концентрируется на сохранении биологического разнообразия, в то время как Ивану досталось повышение уровня корпоративной экологической ответственности и локальное озеленение. В Василисе нет того максимализма, которому всё ещё поддаётся Иван. Она более зрелая в своих решениях, в своём поведении, и даже сейчас в зелени её глаз уже есть цель. Она пришла поговорить не о делах. — Ты уже здесь, — Кощей провожает её взглядом до скромного диванчика у стены. — Я стучала, ты не ответил. Надеюсь, что я достучусь словами. Она перебрасывает ногу на ногу, взмахивая полами широких зелёных штанов, лукаво улыбается и подпирает подбородок рукой. — Мне не нужны советы. — Тебе нужно принять решение. А нужен ли тебе для этого совет — тебе решать. — Здесь нет решений, есть факт, который нужно принять. — Если бы ты принял этот факт, то не сидел бы здесь со мной с такой кислой миной. От её дерзости невольно дёргается бровь, хотя, казалось бы, у Кощея должен быть иммунитет к выпадам этой семейки. Кощей копирует её позу, опираясь щекой на ладонь. — И что же ты предлагаешь? — Я? Упаси боже, тебе не интересно моё мнение. И какое веселье, если я тебе просто скажу, какое решение будет правильным? Гораздо любопытнее наблюдать, когда ты уже отрастишь яйца, перестанешь быть хорошим сыном и станешь хорошим мужем. — Почему я должен выбрать что-то одно? Василиса смеряет его снисходительным взглядом, словно это самая очевидная вещь на планете. — Потому что иногда нужно делать выбор, кем ты хочешь быть, когда ожидания других людей несовместимы. Я либо буду хорошей дочерью, либо хорошей сестрой, либо хорошим управленцем, хорошей женой, либо хорошим кем-то там ещё. Общество придумало мне миллион ролей. Она выжидает, видимо, что либо он догадается, либо задаст очевидный вопрос. Кощей едва не закатывает глаза, спрашивая: — И кем ты выбрала быть? — Собой. — Это совершенно не помогает обрести ответ. — Кощеев, в самом деле, — Василиса всплёскивает руками, звонко цокая языком, — я взрослая женщина и оправдываю свои ожидания. Мне не нужны эти роли. Я знаю, чего я хочу: таскать со своим мужем самшиты и крымские сосны до конца своих дней, разбрасывать семена на сухие городские газоны и воровать свиней с мясокомбината, пока те не закроются. Спроси себя, чего хочешь ты, потому что уже все вокруг знают, и один ты признать этого не хочешь. Её слова ощущаются пощечиной. Инертная жизнь стала привычкой, в которой очевидное и страшное растворяется в рутине и существует далеко за декорациями заднего плана. Страхи выглядывают из-за картонных кустов и ждут своего выхода. — Ну, — с напускным безразличием Кощей откидывается на спинку кресла, — открой завесу тайны. — Не-е-ет, — тянет она, рывком поднимаясь с диванчика, — не хочешь говорить вслух, просто скажи это самому себе. Вон, у тебя зеркало висит — ему и признайся. Но я надеюсь, ты не разочаруешь меня. — Строишь на меня ожидания? — Ай, подловил, — она хватается за сердце, и тут же её улыбка сменяется более деловой. — Я забираю Ваню на реку в области подраться за популяцию бершей, мне нужны его ораторские способности. А у тебя есть время разобраться в себе. Она деловито поправляет лацканы своего пиджака и машет ладонью на прощанье. — Удачной расстановки приоритетов! — Удачной драки, — невольно вырывается у Кощея, прежде чем он снова остаётся один. Несколько минут Кощей сидит молча, высматривая на столе визуализацию собственных мыслей. Он берёт свой рабочий планшет и на пути к входной двери звонит своему помощнику. — Слушаю, Константин Кощеев. — Подгони машину. Мне нужно в офис. На столе Кощея под маленьким стеклянным куполом стоит небольшой кристалл чёрного турмалина. В нём ожило ценное воспоминание, пролившее свет на правильный выбор.4 flashback
Кощей поправляет солнечные очки, оглядывая горный ландшафт: высокие скалистые утесы, усаженные редкими кустарниками и сосенками. Симпатичное место для пикника, за исключением снующих туда-сюда людей и строительной техники. Карьерные самосвалы паркуют в один ряд, гидравлические экскаваторы стоят молча, а их водители курят рядом одной компанией, рассевшись на пыльной поляне. Погожий день, в который Иван взял за жабры холдинг, взрывавший горные массивы для добычи инертного сырья. А Кощею в радость, ведь это остановит один из конкурентных проектов. — Осторожно, не запинайся, — Иван первый ловко зашагивает на каменный пьедестал и протягивает Кощею руку, — давай помогу. Кощей смотрит на протянутую ему ладонь с долей сомнения, прежде чем ухватиться. Оказавшись на пьедестале вдвоем, они оба гипнотизируют удобно сцепленные руки. Кощею интересно, жжет ли это прикосновение Ивана так же, как его? Но Иван проводит большим пальцем по тыльной стороне Кощеевой ладони, и первый расслабляет руку, неловко прокашливаясь. — Пойду посмотрю, какой ущерб они успели нанести, ты можешь побыть тут, если хочешь. — Я пройдусь с тобой, — Кощей не даёт ему возможности смыться, — хочу лицезреть твой триумф. Иван делается смущенным, прочесывает свои кудри пальцами и улыбается, прикусывая кончик языка от радости. — Тогда не отставай. Иногда Кощей замечает, как простые слова делают походку Ивана прыгучей. Кощей смотрит на его спину, профиль — четыре слова заставили Ивана излучать свет. С ним Кощей познаёт ценность слов, и пока он не готов признать, что такой вес имеют именно его собственные слова. Иван вызывает в нём ощущение, словно Кощей является кем-то важным, исключительным. Кем-то близким, кому Иван присылает секреты новых проектов, кем-то привилегированным, кому разрешает видеть свою грусть. Ивану не нужен защитник. Кощей готов оградить его от своих родителей, семьи, агрессивных предпринимателей — Кощей может смести любого, кто препятствует супругу. Но Ивана это не радует, его это обесценивает. Кощею никак не привыкнуть к тому, что уважать Ивана, значит позволить ему набить свои шишки и вступаться только тогда, когда просьба озвучена вслух. Когда Иван делает очевидную глупость, приходится смотреть, если не спрашивают. Когда Иван говорит, выходя за рамки стратегических соображений, остаётся молча ждать последствий и сидеть рядом. Однажды вечером, когда переговоры Ивана закончились неудачно, они сидели вдвоем на диване в гостиной. Иван впервые в расстройстве уложил голову Кощею на плечо, прижавшись к боку, как большой грустный кот. Иван знал, где ошибся, а Кощей безмолвно впитывал жар чужого тела вместе с печалью. «Спасибо», — вымолвил Иван. «Я ничего не сделал», — Кощей смотрел на него с непониманием. «Ты делаешь сейчас» Ивану не нужен защитник. Ему нужен партнер. Человек с безусловной верой в Ивана, а не в его успех. Эта роль трудна, Кощей привык всё просто решать за других, контролировать. Но если он принял решение уважать Ивана, значит, он отказался от возможности его контролировать. — На самом деле, я рад, что ты здесь, — говорит вдруг Иван, оборачиваясь, — это, как будто, ну, придаёт мне сил. Если я облажаюсь, ты подхватишь. — Тебе не нравится, когда я лезу в твои дела, — напоминает Кощей. — Да, но, если я попрошу, ты вмешаешься. Они доходят до небольшого выступа, с которого начинается тропинка на подъем. Между ними мягкая тишина, разбавленная шумом листьев и удаляющимися возгласами рабочих. На вершине открывается вид на небольшой карьер, образовавшийся из-за взрывов, но это всё еще впечатляло масштабом: как мало успели сделать рабочие, прежде чем Иван поставил им палки в колеса. — Я все еще удивлен, что мне удалось остановить их прежде, чем они всё тут разнесли, — говорит Иван. Солнце скрывается за облаком. Кощей снимает очки и цепляет их за передний карман на рубашке, пожимая плечами. — Я в принципе знал, что ты их выставишь. — Настолько ты во мне уверен? — Ты не побрезгуешь развестись со мной ради пары сосен. А тут целый горный массив. У них не было шансов. Иван взрывается звонким смехом, пихая Кощея, от чего тот в недоумении смотрит на руку, оставшуюся на его плече. Чужие пальцы соскальзывают вниз, останавливаются на Кощеевом запястье, словно Иван постеснялся вновь взять его за руку. — Один раз было, а ты всю жизнь будешь напоминать, — бормочет Иван и шагает к Кощею вплотную. Вновь голова Ивана ложится Кощею на руку, не доставая до плеча в силу роста,. Тепло растекается по телу, скручивается в клубок где-то в животе, и эти ощущения Кощея больше не пугают — он ждет их и наслаждается. Поддавшись секундной смелости, он высвобождает запястье и сплетает их пальцы. Кощей скрещивает руки на груди вместе с замком из своих и чужих пальцев, старается не смотреть на восторженные глаза сбоку, боясь спугнуть собственный порыв. — Как скажешь, — Кощей жмет плечами, перебирая по буквам в голове фразу «всю жизнь». Ему уже не кажется плохой перспективой провести с Иваном больше времени, чем отведено в их брачном контракте. — Знаешь, — говорит вдруг Иван, — я очень ценю, что ты в меня веришь. Моя семья не верит ни во что, что бы я не делал. Без Василисы я бы прозяб в экономической школе и сейчас бы был твоим конкурентом за активы. Меня все считают некомпетентным. Родители и так со скрипом выписали на меня активы, лишь бы всё к тебе не перешло. — Забавно, что в итоге они передали мне самый ценный семейный актив. Иван поднимает на него взгляд, непонимающе нахмурившись. — Ни я, ни мои активы не принадлежим тебе, — серьезно говорит он. — Я не присваивал тебя. Сейчас наш союз доброволен, если мне понадобятся твои активы — я попрошу их. Если тебе понадобятся мои — ты попросишь. Смешок срывается с языка Ивана. — И ты реально отдашь мне активы? Кощей вновь жмет плечами. — Мы супруги. Так работает семья. Хватка на руке усиливается, Иван слабым рывком поворачивает Кощея к себе лицом. — Значит, ты не против, что мы еще женаты? Этот вопрос преследовал Кощея с самого дня передачи ему активов основателей обеих семей. Он размышлял о новообретенной свободе, возможности возвращения к своей привычной жизни в одиночестве. Каждый день он откладывал обсуждение развода с Иваном. После стал о нём забывать, вспоминая лишь когда вопрос повисал между ними в воздухе и оставался никем не озвученным. Сейчас Кощей готов встретиться с этим вопросом и дать на него ответ. — Я горд, что ты мой супруг. Кощей не успевает моргнуть, как руки Ивана уже крепко опоясывают его. Иван жмется к нему со всей силы, задирает голову, укладывая подбородок Кощею на грудь и улыбается так ярко, будто проглотил солнце. С сомнением Кощей ведёт рукой вверх по его спине, пробуя на ощупь льняную ткань рубахи. В животе пузырится волнение, расплёскивая свои брызги внутренней дрожью — Кощей напрягается, чтобы не дать ей просочиться наружу. Он цепляется глазами за уложенные золотые кудри, проглатывает ком нервов и заводит руку в чужие волосы. Бесшумный выдох вырывается из груди, ослабляя нервное натяжение. Кощей пропускает между пальцев мягкие пряди, наматывает завитки на указательный, и чувствует, как вот-вот сгорит от взрывающегося в груди восторга. Он часто думал, какие они, эти нежные кудри, когда расчесываешь их после душа. Какие они после сильного ветра — жесткие или такие же мягкие? Как они будут ощущаться в руках, когда Иван доверительно прильнет виском к его ладони? Это происходит прямо сейчас. Ожившая фантазия завораживает Кощея так, что все его страхи захлебываются в ней. Он позволяет себе большим пальцем провести по теплой щеке и задеть смеющиеся морщинки, когда Иван рассыпается в тихом смехе. Сердце Кощея приходит в восторг, разгоняется, как безумное, того гляди, готовое выскочить, если бы не раздавшийся телефонный звонок. — Ответь, — Иван тут же отстраняется, прижимая к себе небольшой блокнот, где делает пометки. Лучше бы зданию офиса гореть прямо сейчас, другую причину его отвлечь в выходной Кощей не сочтет веской. Отчасти, офис действительно горел, как минимум, ментально — здание обесточили из-за аварии на станции. Сроки нескольких проектов необходимо сдвинуть, как и оплаты по договорам, которые не распечатать и не обработать в ЭДО. Кощей отходит в сторону сделать пару звонков. Иван начал первым спускаться вниз, чтобы победно понаблюдать за уезжающей техникой. Когда Кощей спускался, ему под ноги попадались камни, один из которых раскололся на двое, стоило пнуть его носком офисных туфель. В расколе блестела руда, плотно сцепившись с краеугольным черным кристаллом. Кощей поднимает находку, рассматривая переливающийся камень на солнце — Ивану должно понравится. Внизу его ждала интересная сцена. Техника всё еще не выехала, а Иван стоит перед гидравлическим эскалатором, скрестив руки на груди, и, держа голову высоко поднятой, спорит с мужчиной в сером деловом костюме. Издалека Кощей не сразу признал Нерослава — явился воочию поцапаться за свои миллионы. По лицу Кощея ползет самодовольная ухмылка, ведь Иван стойко держит удар, несмотря на то что Нерослав пытается задавить его авторитетом и ростом. Сам Кощей не понаслышке знает — таким Ивана ни сломить, ни напугать. До Кощея долетают обрывки разговора. — Думаешь, раз тут ты всё нам перекрыл, твоему муженьку больше достанется? Сами по тихой тут будете вывозит то, что мы уже добыли? — Никто не тронет и камня в ближайшие 120 гектаров, — Иван показывает постановление, которое Нерослав вырывает из его рук и комкает. — Ты думаешь, я не отыграюсь? Знаешь, с кем ты связался? Лицо Нерослава меняется. Кощей становится позади Ивана, глядя на Нерослава сверху вниз — тому приходится задирать голову. Не произнося ни слова Кощей выразительно щурится, давая понять: «За его спиной стою я, попробуй тронь» Иван же не теряется, машет рабочим рукой и громко кричит: — Выезжайте! — затем поворачивается к Нерославу, добавляя тише: — Удачно отыграться. Посмотрим, кто кого. Он оборачивается, одаривая Кощея хитрой улыбкой, подмигивает, и гордо идет прочь. Кощей идёт следом.5
Утро для Кощея началось в тишине. Телефон еще вчера остался в гостиной на авиарежиме, это спасло от неисчисляемого количества звонков и писем. Секретарь заезжал проверить Кощея пару часов назад и передал, что отец беснует, акционеры в растерянности, партнер в замешательстве. Всё встало на паузу, пока Кощей проживает один спокойный день. Это только начало. Битва еще предстоит впереди. Кощей просто кинул бомбу, и все непременно узнают, что он за этим стоит. Половину утра Кощей пролежал с книгой в руках, раскинув конечности на кровати. Мягкий халат и хлопковые штаны стали одеждой выходного дня, завтрак и американо в постель стали формальными символами. Время покажет, насколько правильным было это решение. Помогут ли спасти планету двести восемьдесят гектаров леса и скал? Пополнится ли от этого атмосфера кислородом для еще пары лет жизни? Примкнут ли к продуктам компании эко-активисты, как потребители? Под какими заголовками будет этот инфоповод? В одном Кощей уверен точно — это обрадует одного конкретного человека, даже если спасибо он, вероятно, не скажет. Кощей стоит перед крупным окном, рассматривая уже изученный вдоль и поперёк сад. Его образы отпечатались глубоко в памяти, заросли в сердце, стали точкой покоя. Кощей совершил самый безрассудный поступок за всю жизнь, но на душе штиль. Словно обычный вторник, словно он не сорвал сделку на десятки миллионов, словно не предал родителей. Эти мысли его не гложут, он лишь спокоен тем, что смог защитить своего самого дорогого человека — свою семью. Иван врывается неистово, словно они снова проживают вчерашний день. Его хлопковая рубашка сбилась на бок, расшитый колосьями воротник смялся. В этот раз Кощей не слышит ругательств — в глазах напротив беспокойство, в жестах раздражение, на лице усталость после перелёта. — «Буду вне доступа, до встречи дома»? Что это ещё за сообщение? — Иван тычет экраном своего телефона, — Почему ты недоступен сутки? Я чуть с ума не сошел! Думал, родители закопали тебя в этом лесу в память об этой сделке. Почему её вообще отменили? В смысле, я рад, что её отменили, но для тебя это кошмарные последствия, ты вообще порядке? — Отдышись, — спокойно говорит Кощей, поворачиваясь к нему лицом, — я знал, что начнется хаос. Поэтому отключил телефон. Кощей усаживается на край подоконника, делаясь с Иваном одного роста. Супруг подходит ближе, хмурит брови, как часто делает в непонимании. — Ты знал заранее? И ничего не стал делать? — Ну, по результатам повторной проверки, в реестре нашли ошибку. Земля признана ООПТ. Дальше её судьба пока под вопросом. Но, полагаю, ты займёшься этим. — Нет, постой, — Иван качает головой, — судья отклонял ходатайство несколько раз, перед судом даже митинги были. Как ты… Его глаза расширяются, и он замолкает. Иван в неверии качает головой, несколько раз открывает и закрывает рот, подбирая слова. Кощею льстит эта реакция, но с другой стороны — неужели он настолько циничен в глазах Ивана, что его поступок кажется невозможным? — Это ты, — поражается Иван, — как ты это провернул? — Я запросил повторную проверку перед заключением сделки. Выявили ошибку. Теперь застройку произвести нельзя. — Господи, — Иван сокращает между ними расстояние в два шага, неуверенно цепляя Кощея за палец, — ты с ума сошел. Спасибо, конечно, но я не понимаю. Ты же не хотел идти против семьи, а теперь они все на тебя ополчатся. Кощей набирает в легкие больше воздуха, собирая храбрость по углам своего сознания. Слова колются на кончике языка, сердце бьется в горле, гонимое волнением. Либо сейчас, либо никогда. — Думаю, я неправильно выразился, — он берет ладонь Ивана в свою, концентрируясь на этом тепле, — я не пошел против семьи, я встал на её сторону. Против меня ополчатся родители. Моя семья со мной. Ты… ты моя семья. Я… Это их первый поцелуй. Иван оказался перед Кощеем магически и оборвал на полуслове. Простое касание, кроткое и такое смелое, как залп фейерверка. Кощей видит его дрожащие веки, светлые ресницы, чувствует полуулыбку на его губах. Этот образ смешивается в его голове, заполняя до краёв. Эйфория кружит голову, Кощей смелеет и берет лицо Ивана в свои ладони. Пальцы покалывает от восторга от ощущения чужой кожи. Еще секунда, и волнение станет осязаемым. Иван отрывается на секунду и припадает к его губам снова, совершенно забывшись. Кощей следует за ним и закрывает глаза, позволяя себе чувствовать. Как осторожно Иван сжимает его предплечье, ласково массирует пальцами затылок, задевает ухо, отчего по спине Кощея прокатывается волна дрожи. Прикосновения между ними никогда не были столь горячими, что, кажется, оставляют следы. Иначе Кощей не может объяснить, почему руки Ивана словно везде. Эта близость как тёплое море — окутывает волнами и не выпускает. Стоит один раз окунуть в неё сердце, как теперь без неё будет холодно. Кощей прежде лишь плескался в этом море руками и иногда заходил по щиколотку, а теперь же нырнул с головой прямо с пирса. Когда он в исступлении вздыхает в поцелуй, Иван вдруг отстраняется, но не отходит. — Прости, извини, — тараторит он, запыхавшись, и прикрывает одной рукой раскрасневшиеся щёки, — я не хотел…то есть, да, я хотел поцеловать тебя, но я не спросил разрешения, прости. И вообще, я тебя прервал, когда ты был откровенен со мной, я… Кощей крадёт у него короткий поцелуй. Секундное касание губ. Это сбивает Ивана с мысли. — Мы квиты, — непрошенная улыбка ощущается чужой, но Кощей позволяет ей быть. — Нет уж постой, — упорствует Иван, — это же, ну, я правильно понимаю, взаимно? Больше никаких контрактов и все дела? Мы прямо пара, как реальная пара? — Реальная. Но контракт останется. — Зачем он нам, если мы просто супруги? Давай его выбросим. — Там есть важный пункт. Я бы скорректировал сроки ухода за садом. — Я-то уж думал, — Иван, небрежно махнул рукой, вновь ластится виском о Кощееву ладонь, блаженно прикрывая глаза. — Ну, на какую каторгу ты меня подписываешь? Для Кощея этот сад — олицетворение собственного сердца и разума. «Один раз было, а ты всю жизнь будешь напоминать», — проносится в голове. Кощей притягивает супруга к себе, словно пытается спрятать самое ценное от всех других, и укладывает подбородок Ивану на плечо, тихо отвечая: — Наверное, на всю жизнь.