Терапия

••• «Для меня едино: окружен ты сиянием или повержен в грязь,- значение имеешь только ты сам.» -Се Лянь, Благословение Небожителей •••                          Вечер. За 2 дня до происшествия. Солнце. Какое же оно беспредельно сияющее, жаркое и пылкое. Его свет поджигает небо самыми невообразимыми цветами, никогда не передаваемыми ни художниками, ни литераторами, ни музыкой. Оно дарит жизнь и желание жить от зари до зари.  Ему радовались пещерные люди, потому что оно защищало от диких ночных зверей и дарило тепло. Ему поклонялись все цивилизации, живущие когда-либо на Земле. Его причисляли к Божеству, царствующему над человечеством. И всё же, как же приятно, когда кого-то называют «Солнцем». Ведь Солнце - это что-то по истине неземное.  Сет Гордон смотрит на него через солнцезащитные очки, которые позволяют видеть мир нескончаемо ярким и желтым. Светило всё же слепит, старается закрыть его глаза и спугнуть от себя, но он всё равно не прячется. Лучи приятно жгут бледную кожу, которая вот уже несколько недель не попадала под свет ярче, чем больничное освещение.  Дышит глубоко. На столько, чтобы хватило втолкнуть слезы обратно. Они не льются, нет, просто очень хочется заплакать.  ••• Бывают такие дни, когда ему очень тяжело вставать. Мышцы прирастают к простыням, а если кто-нибудь попытается поднять, то они останутся на постели, получится, разве что, отделить скелет.  Иногда он чувствует, как тело покидает значительный запас сил, которых и без того с горошину. Порой Сету в тягость разговаривать, потому что челюсть никак не поднимется под гнетом отвратительного настроения и апатии. Реже ему тяжело слушать людей. Некоторые из их голосов такие громкие и звонкие, что уши безвозвратно закладывает, - а далее ты ничего не слышишь, да и никак не разберешь.  Сету нравится уединяться вечером. С шести до девяти часов парень находит для себя какое-нибудь занятие, и полностью, со всем уважением и сакральностью, погружается в него. Это может быть чтение, уборка, иногда рисование, но самым любимым была перешивка пуговиц, да ещё каких! Непростых! Самые - самые разные! С золотой короной вокруг, в виде сердец, с вкраплениями золота и янтаря, неизвестных люду форм и размеров. Откуда взялась любовь к такой мелочи, он и сам не знал, но точно знал, что это помогает ему расслабиться и сконцентрироваться на чем-то вот таком, незначительном.  У Сета раньше были проблемы с агрессией.  Иногда его так сильно распаляло несогласие с чем-то, что, кажется, могут свергаться целые здания, да вплоть до революции! Ох, и как же он ненавидит себя после. Как же мучительно ужасно понимать, что ты наговорил, что сделал, даже не подумав о том, как будешь это разгребать. А разгребать приходилось всегда много.  Как-то раз, «на воле», во время семейных праздников, что-то было не так с одним из приготовленных угощений. В тот день на пиршестве присутствовал необычайно важный для него человек, из-за прихода которого он нанервничался чуть ли не на годы вперед. Тогда в блюде оказалось то, чего гостья не любила есть. Пустяк, так ведь? Что в этом такого, на столе полно других вкусностей, от одной тарелки ничего не будет!  Сета это так расстроило, что он просто взял и разбил полную миску с едой о насыпь во дворе. Вечер был испорчен. Испорчен им самим. Мама волновалась, гостья поспешно ушла, побоявшись такой резкой вспышки гнева, да и в общем прежде неловкой атмосферы.  А он только через несколько минут осознал собственную непростительную оплошность.  ••• Сейчас Гордон наблюдает за тем, как небольшое облако золотисто-персикового цвета, напоминавшее волну, рассекает солнечные лучи, позволяя увидеть их по отдельности. Внутри всё онемело, защемило и забурлило. Бурлило настолько, что безвозвратно обожгло. В последнее время Сет часто переживает и ощущает чувство вины за всё под ряд. От части руку приложила Элисон - его возлюбленная. Он любит именно это слово. Возлюбленная. «Девушка» или «Пара» звучит как-то вульгарно и напыщенно. Девушкой может быть любая прохожая, а «пара» звучит так, словно они родились не целыми. Возлюбленная. «Моя возлюбленная». Сюда он вкладывал безграничное значение любви и нежности. В Элисон он видел чуть ли не ангела во плоти, который порой режет своими мягкими крыльями.  Только, пожалуйста, не назовите это одержимостью. •••  - Сет, пошли на ужин, - из-за спины прозвенел голос Дэн, недавно проснувшейся после сон. часа. Её волосы стали похожи на сахарную вату или взрыв на макаронной фабрике, - это не могло не вызывать улыбку даже у уставшего Гордона.  На нём легкая летняя льняная рубашка пшеничного оттенка, почти под цвет волос, широкие джинсы, кажется, на пару размеров больше, чем должно быть, возможно так он скрывает худобу и недостаток жизненной энергии, которую высосала болезнь.  Легкая ткань подпрыгивала под порывами ветра и порой показывала всему миру выпирающий позвоночник.  Сет мало ел. Мало ел и часто пустыми глазами смотрел далеко за горизонт, такой бесконечный и праздничный для него самого. Он, как и Эндрю, обожествлял этот бесконечно красивый купол над головой.  - Иду, Дэн! - поправил назад волосы, мешавшие из-за подымающегося, гула - скоро пойдет дождь. Возможно, такой закат он увидит совсем не скоро.  •••  В столовой пахло хлором и мясом. От такого сочетания у него подкатило к горлу и чуть ли не вывалилось прямо в чей-то компот.  «ФУ.»  Столы обычно накрывают на два фронта, но пациенты разбредаются, куда им захочется. Обычно заседают за одним столом, придвигая всё больше и больше стульев.  Ники щебетал с Мэттом, помогая ему вытирать ложки. Натаниэля не видно. Он где-то растворился ещё после выигрыша в соревновании с бисером. Эндрю нет и подавно. Не хватает еще одного человека - Элисон.  Дэн усадила Гордона рядом с собой, и они принялись неспешно, без энтузиазма поглощать котлету и припущенный рис.  Ничего не лезло. Будто во рту пропали все слюнные железы. Клонит в сон. Вот бы ему сейчас прилечь прямо здесь. И никакая еда не нужна.  - А где Элисон? - спросил Сет, размазывая рисинки ложкой.  - Она сказала, что не хочет здесь есть и ушла в палату.  Гордон ответил лишь тихим мычанием.  - Она сегодня злится на тебя? - Хэммик сел напротив, придвигая долго желанную тарелку поближе. - Утром даже глаза в твою сторону не повела.  - Ники! - осадила его Уайльдс за такую бестактность. По Сету видно, что нет сил даже на то, чтобы расстроиться. Говорить о таких вещах - тем более.  - Ну что… - Да ладно. Всё нормально, - рис на кончике ложки исчез во рту. - Я в последнее время очень забывчивый и рассеянный, поэтому она часто злится на меня. Вот и не смотрит.  Грустно, но он всё же мягко улыбается, говоря о ней.  - Ммм, вот оно что. Я подумал, вы сильно поругались.  - Нет, что ты. Мне вовсе не хочется с ней ругаться.  - Элисон иногда очень грубо с тобой разговаривает, честно говоря, - неожиданно влез Мэтт. Он закончил с мойкой посуды, поэтому смог со спокойной душой поесть с остальными, - Никогда не хотелось ответить?  - Нет. Как я могу грубить ей? - Сет смущенно потер затылок.  - Должна же она как0то чувствовать, что тебе неприятно. Ты тоже болеешь, извините, конечно.  За столь резкие слова, Бойд получил от своей девушки нагоняй.  - Сет просто очень её любит. Ничего ты не понимаешь, - на это ей лишь улыбнулись.  - Я тебя тоже люблю, но не люблю, когда ты ругаешься.  - Когда это я ругалась?  - А вот сейчас!  И покатилось.  ••• Гордону нравились любовные перебранки друзей. Они, хоть и повышали тон, но так и блистали этой нежностью друг к другу. Мэтт был в два раза выше своей возлюбленной, поэтому смотрелось это так, словно воробей ругается на ворону.  Его товарищ смотрел на свою возлюбленную также, как и он. Так, словно видит перед собой нечто неземное. Кого-то, кто на столько невероятен в его представлении, что кажется несуществующим. Сет не обижается на порой действительно грубые слова девушки. Да, они ранят. Сильно ранят. Так, что долго о них думает, ковыряется, пачкается в их крови и обмазывается с головы до пят, оказываясь в невозможности отмыться. Но и защищаться не хочет. Зная, что ей пришлось пережить, зная, что агрессия со стороны мужчины отталкивает её, зная, что однажды уже безвозвратно обидел, делает его в такие моменты абсолютно спокойным и уравновешенным человеком, который физически не сможет повысить голос.  В момент ссоры он тихо слушает все предъявленные претензии, наблюдая за жестикулирующей в порыве эмоций возлюбленной.  Иногда она ругается и потому, что он абсолютно безучастен в пылких разговорах. Конечно, тот пытается ей растолковать, что просто не хочет обидеть, но разве разозлившийся человек станет слушать? Конечно нет.  ••• - Ребята, можно чуть-чуть по тише, башка раскалывается, - Сет сделал головой восьмерку, вместе с тем немного раскачавшись по сторонам.  Тарелка немного опустела - успех.  - Наверно дождь намечается, вот и болит. Колено, случаем, не ноет? - задумчиво протараторил Ники, забивая рот котлетой.  - Может. Я плохо сплю в последнее время, может и поэтому.  - Плохо спишь? Почему Эбби не сказал? - спросил Мэтт, обнимавший девушку за плечи.  - Думаю, что это из-за таблеток. Днем я сплю по паре часов, а потом не могу уснуть.  - Всё же надо поговорить с Эбби завтра, сон тоже очень важная составляющая здоровья.  - Ты, наверное, в детстве очень много спал… - с тупым и пустым взглядом сказал Хэммик, смотрящий в никуда, пока облизывал ложку.  Дэн тихо захихикала, Сет улыбнулся, во все глаза смотря на непринужденного Ники.  - А тебе хотя бы сейчас поспать, Ники, - воскликнул Мэтт, слегка стукая его по лбу.  Гордон безумно сильно любит своих друзей. Порой они очень громкие, вспыльчивые и говорят совсем невпопад, но как можно отказаться от того позитива, что те излучают каждой частичкой своего тела, от любви, которую дарят друг другу, как никто иной. Сет ни за что бы не променял их на кого-нибудь другого, ни за какие сокровища на свете.  Благодаря им он на пару минут может отвлечься от образовывающейся и разрастающейся внутри дыры. Плохо заливать пустоту людьми, но другого способа тот пока не придумал. А, в прочем, зачем? Гордон не видит себя в стенах Больницы, за её стенами, не видит себя на работе, в доме, на улице. Но может представить себя с кем-нибудь из них. Тихие посиделки с Дэн за просмотром фильма, игра в баскетбол с Мэттом, разговоры по душам с Ники. А Элисон? С Элисон он… Он не знает.  •••  Ночь. За 1 день до происшествия.  Постель пахнет порошком и воздухом. Ни один вечер в палате не проходит без кварцевания и проветривания помещения, иначе Рейнольдс не сможет зайти в палату. Уж слишком молодой человек «надышал» за весь день. Он не против, ему, честно признаться, без разницы, лишь бы возлюбленная не повышала тон, а то, если начнет кричать, барабанные перепонки точно лопнут.  Гордон накупался и его обработали от микробов, находящихся в сточной воде.  Кожа никак не оправится от воды, похожей на кипяток из преисподней, - чувствует это даже через белые перчатки, недавно снятые из-под солнечных лучей.  Перчатки тоже являются частью жизни. Носит он их в поддержку Элисон и её болезни. Привык на столько, что они кажутся частью плоти. К тому же, скрывают шелушащуюся в последнее время кожу - организм трубит о том, что необходимо прекращать использование такого количества антисептических средств. Сету от части все равно на свои руки, но вот Элисон правда стоит их поберечь, как и свою кожу в целом. Порой становится страшно от маниакальных действий, направленных на убийство бактерий вокруг.  Парень лежит на боку, свесив руки у края кровати. Глаза смотрят на переплетение тени и горящей лампы, бессмысленно и самозабвенно. Мысли просто отключаются, и в голове что-то вроде тихого шипения.  - Сет, не висни, - сказала Элисон, выходя из ванны. По длинным золотистым волосам проходилось полотенце, собирая остатки капель. На ней хлопковое длинное ночное платье, прикрывающее половину бедра. Оно очень милое и нежное для ее пылкого характера. Особенно ласковым её делали почти выцветшие розы, которые раньше так и разрастались ярким полем по ткани.  - Прости. В сон клонит, - под стать словам, захотелось зевнуть, но вместо этого сладко потянулся, заключив пальцы в слабый замок. - Ты больше не злишься?  - Нет. Но было бы здорово, если бы ты извинился.  От облегчения, заполнившего грудь, тот вскочил с постели, и чуть ли не обнял от радости, получилось бы это вяло, но какие уж есть.  - Прости, что постоянно забываю убирать «грязные вещи» (здесь имеются ввиду те, которые не обработаны и покрыты микробами). Препараты на меня так себе влияют.  Девушка тяжело вздохнула, подавляя вдруг всплывающее возмущение.  - Знаю, просто… Меня аж всю пробирает, - вздрогнула, смахивая с себя мурашки. - Просто постарайся поменьше так делать.  Он кивнул и взял в руки протянутую ему расческу. Сделана та из пластика, но Сет может Богом поклясться, что это самое искусное изделие из пластика, которое только можно встретить.  Она большая. По середине рамка, словно выделанная из золота, завитки закрученные, взвинченные, баснословной изящности; внутри нее русская карусель. Особенность в том, что и на карусели нарисованы картины. Каждая лошадка, каждый пилон настолько чётко пропечатан, - никогда не поверишь, что расческа из дешевых материалов. Эта вещица была первым подарком, который сделал Сет, - купил её на ярмарке в колледже. Тогда это казалось бесполезной, но симпатичной вещицей, однако, восхищение девушки сделало её бесценной. На столько, что спустя столько перемещений, она до сих пор со своей хозяйкой.  Этой расческой обычно завершался каждый вечер влюбленных. Элисон позволяла Гордону трогать свои волосы: расчесывать, заплетать, иногда даже помогать высушивать. Парень не догадывался, почему именно волосы, но хотя бы такая близость была для него чем-то сакрально необыкновенным. Из-за болезни ни поцелуев, ни объятий так и не было. Рейнольдс поцеловала его единожды, да и получилось это по чистой случайности, если честно… Да и Сет тогда был в хлам… Оба не хотят это вспоминать.  - Что было сегодня? Так отрубило после утра, всё проспал, - зубчики аккуратно проходятся по длине немного влажных волос. Гордон словно медитирует, готовясь слушать рассказ о прошедшем дне. И все же, голос любимого человека лучше любого успокоительного, который он когда-либо принимал.  Элисон поведала ему о беседах с Дэн, о перебранке с Аароном за обедом, о том, как её бесят собственные пропуски приема таблеток, о том, как сильно хотелось поговорить с ним, но никак не могла найти в палате, либо сыскать подходящих слов, чтобы извиниться.  Элисон же тоже любит поболтать с ним. Он был единственным из жизни за Больницей, кроме родителей, кто поддержал решение начать лечение. В то время любые коммуникации давались нескончаемо тяжело, но у Сета на такие вещи чувство такта отпадало напрочь.  Рейнольдс тоже лелеет его, просто не может выразить это через прикосновения, а ему это важно. Девушка не привыкла говорить, что любит кого-то, обычно просто молчит или же отвечает что-то по типу: «Я тебя тоже». Любовь, как сама химия, есть, просто выражается по-другому, в каких-то незаметных мелочах: она выстирывает его рубашки от пятен, отдает понравившиеся пуговицы со своей одежды, приносит еду, если Сету совсем невозможно встать с кровати. Иногда, если ему совсем плохо (что в последнее время часто происходит), гладит по голове, правда, в нескольких резиновых перчатках по локоть, но всё же лучше, чем ничего.  - Я люблю тебя, Элисон, - сказал Гордон, заворачиваясь в одеяло.  Они лежат лицом к лицу, смотря в подсвеченные лунным светом глаза.  Девушка не ответила, лишь тихо пробормотала: «- Спокойной ночи», - отворачиваясь к стене.  ••• Его убивает бессонница. Глаза беспощадно болят, сколько их не три. Вроде бы получилось удобно лечь, постель приятно пахнет, нет никаких посторонних шумов или причин для беспокойства. Но так по мерзкому тревожно. Так тревожно, что сердце само по себе то замирает, кажется, на целую вечность, ожидая чего-то страшного, а после сильно-сильно бьётся, словно бежит от бедствия. Голова болит в виске, как если бы по нему стучал крошечный раскаленный молоточек, болит именно тот, на котором лежишь. Болят ключицы.  Сон так и тянет к себе, зазывает и влечет, но сознание ни в какую не хочет в него погружаться. От чего-то такое происходит только ночью. Только тогда, когда ни с кем нельзя поговорить, когда мало кто захочет бодрствовать, пока Сет уснёт.  Иногда он от этого плачет, как маленький ребенок, который боится спать без мамы.  Мысль о том, что придется возиться всю ночь, отмахиваясь от сюжетов, заводящих в гроб, была отчаянно невыносима. Он тысячу раз умолял Элисон поговорить с ним ещё чуть-чуть, хотя бы десять минут подольше, однако никогда не объяснял зачем. Не видев в этом необходимости, девушка отказывалась и спокойно засыпала, поворачиваясь спиной.  И Сет снова один. С тихим шипением в голове. Хорошо, что это шипение, потому что воспоминания о плохих событиях в миллиарды раз хуже.  «Господи, ну когда же уже наступит утро. У меня так болит грудь, что хочется её вытащить, - поворачивается к стене, сминая в пальцах одеяло. Всё, надо спать. Пожалуйста, могу я побыстрее заснуть.»  Гул в голове прерывают беспокойные мысли.  «Сегодня утром ребята веселились. Аарон опять заплакал, когда разговор зашел за Эндрю. Ему наверно тяжело. Мне тоже тяжело. Нил и Эндрю говорили о чем-то на рассвете, возвращались, однако по отдельности. Не знаю зачем, но Ники так хотел узнать подробности их встречи. Мне неинтересно. Лезть в чужие встречи уже не кажется таким завлекающим. Подробности жизни некоторых я бы предпочел больше не знать. Лучше спится.»  Сет развернулся на другой бок, подставляя лицо под лунное сияние.  «Луна изящная. Такая яркая. Её свет красиво бы лег на волосы Элисон.»  С неба он переключился на силуэт девушки напротив.  «Не знаю, сколько бы ни смотрел, каждый раз будто впервые. Никогда не надоест. Вот бы хоть единожды в жизни поспать с ней в обнимку. Почему-то кажется, что это будет самый сладкий сон в моей жизни. Слезы подступают. Это от любви к ней? Или от того, что я никогда не смогу прикоснуться к ней без перчаток? Я не должен из-за этого расстраиваться.  Чертов эгоист. Как я вообще смею осуждать её. Мало мне было тогда? Уёбищное ничтожество. Какой же я мерзкий, Господи. Наверное, за это мне наказание.»  Грудь раздирают тысячу когтей, пробираясь к самому сердцу, ковыряясь в коже, мышцах и костях, разрывая каждый миллиметр ткани. У Сета есть одна вещь, за которую он себя никогда не простит.  Невозможно представить, как отвратителен этот груз вины. Самому стойкому хочется умереть. И Сету хочется умереть. Только станет ли легче?  Слезы сейчас прожгут ему щеки, выдавят глаза, перекроют кислород. Он может дальше резать себе вены, лежать и ничего не есть. Он может дальше бесцельно смотреть в окно и уничижать себя самыми бесчестными мыслями. А эта Тварь всё равно его убьет. Чтобы он ни делал, сколько бы не разговаривал об этом, чувство вины заберет его с собой без права на выживание. Да он просто рожден, чтобы сдохнуть по собственной тупости. Он сам себя завел в гроб, так пусть теперь подохнет.  «Как же мне плохо… Господи, пожалуйста, вот бы поскорее заснуть, я тебя умоляю. Пожалуйста, я больше не буду совершать дурные поступки, только пожалуйста, прошу, дай мне уснуть, я больше не могу быть с собой один на один.»  Он поднялся с кровати. Паника стремительно заполняет грудь и без того залитой слезами.  «Сейчас умоюсь и мне станет легче. Сейчас умоюсь и сон сразу придет.»  Холодная вода неприятно защипала глаза и заморозила пальцы.  Он вернулся в постель, сразу укутываясь еще неостывшим одеялом.  «Теперь должно помочь.» ••• Прошел час, второй, а мозг так и не отключился. Спать тянет на столько сильно, что хочется скрести стены. Сет старается ни о чем не думать, внутри лишь тихое шипение. Иногда кажется, что ты заснул, но на самом деле это совсем не так. Сил плакать от безысходности не осталось, лишь колкие стенания надежды на безмятежное забвение до утра. На горизонте вскоре появится просвет. Получится ли заснуть? Навряд ли. Просто лежать уже нет мочи. Если останется в постели хотя бы еще пару минут - однозначно окончательно сойдет с ума.  Взглянув в сторону спящей возлюбленной, Гордон стаскивает ветровку с вешалки на стуле и тихонько удаляется, закрыв дверь со скрипом.  Где-то вдалеке у гостиной горит ночной свет, наверное, Рене еще не спит. А может спит, но просто забыла о такой маленькой детали. Спасибо ей. Теперь идти в конец здания не так уж и страшно. Каким бы взрослым ни был человек, он все равно будет идти в темноте с холодом в ногах.  Кроме него в Больнице есть ещё человек, страдающий бессонницей, только вот его это не беспокоит настолько сильно.  Палата под номером десять. Находится в самом отдаленном углу здания. Туда разносится разве что тихое эхо голосов и гогота, исходящих из палаты Старших. С человеком, находящимся там, никто не общается. Он сам возвел вокруг себя неприступную стену, которая с каждым разом душит своими лозами, если вдруг кто-то захочет в неё постучаться.  Сету иногда удавалось завести с ним беседу, от части потому, что у обоих не с кем поговорить в объятьях ночи. Стук. На другой стороне послышалось хриплое приглашение зайти внутрь.  - Аарон, - тихонечко сказал Сет, закрывая за собой дверь. - Хочу с тобой посидеть, не могу уснуть уже битых три часа.  - Я вижу. У тебя все лицо опухло от нытья, - Миньярд держал в руках помятую колоду карт - видимо, до этого раскладывал пасьянс. - Садись, сыграем пару раз.  Второй близнец Миньярдов отличался степенью отстраненности и количеством яда, льющегося из его рта. Порой ее было больше, но все же он посговорчивее. Однако, Аарон, как и Эндрю, может относиться к кому-то с нисхождением, например, к Сету.  Они не то, чтобы закадычные друзья, но и не против компании друг друга.  Гордон может спокойно рассказать ему о чем то, что его беспокоит, Миньярду просто нужен собеседник, - остальные в Больнице его множко раздражают.  Парень ловко перемешал и растасовал карты. Играют в дурака.  - Чем занимался сегодня? - Сет начинает игру тихо, фокусируясь больше на ней, нежели на разговоре. Пришел он, конечно, поговорить, но сам не особо горел желанием - все силы вытекли вместе со слезами, как только пришел.  - Делал упражнения из учебников, - кивком головы он направил взгляд Сета на книги, сложенные на другой кровати. Аарон обожал изучать биологию, даже планировал стать врачом в будущем, однако надолго застрял здесь.  - Много выучил?  - Не знаю. Буду сдавать экзамены в университет, тогда и посмотрим.  - Ты правда планируешь жить как-то за стенами Больницы? - как-то тоскливо спросили у него, побеждая разложенные карты последними козырями.  - Конечно планирую. Я же не отброс какой-нибудь, и не собираюсь хоронить свою жизнь из-за каких-то психопатов. Планирую уйти отсюда уже осенью.  - Думаешь, к тому времени разберешься со своими тараканами? Аарон поднял на него такой взгляд, словно друг сказал какую-то очень тупую вещь, на столько, что зрачки невозможно сильно закатились в возмущении.  - Им просто заняться нечем, - начал он, - пичкают меня пустышками, да спрашивают о всякой херне. Вот какое Би дело до произошедшего с Кейтлин?  - Прости, плохо это помню.  - Да будто женщин я больше не видел! - распалился Миньярд. - Сделали из этого такую трагедию, хоть по ТВ пускай, - в голосе проскакивала настоящая правда, которая в корень отличалась от того, что только что прозвучало.  - Вот взять к примеру, тебя. Ты носишься со своей Элисон и тебе плохо. А мне насрать, есть Кейтлин или нет. Не собираюсь я страдать по какой-то бабе.  - Я не «ношусь с Элисон», - чуть сердито ответили, сгребая побитые карты.  - А что ты делаешь?  - Я люблю её. Аарон прыснул, его глаза уже вылетали из орбит.  - Ну а что это по-твоему? - еще грубее спросил Гордон.  - Глухая привязанность.  Сет уже и вовсе начинает злиться, щелкая пальцами.  - Ты абсолютно неправ. Если всё, что я испытаю - привязанность, то Мир плоский.  - Разве ты не страдаешь? Понимаешь, что если она не выздоровеет, ты никогда не сможешь подержать её за руку без перчатки?  - Если такова цена моей любви, то я готов видеться с ней только раз в году, лишь бы в этот момент она хотя бы посмотрела в мою сторону…  - Нет, ну это пиздец, - Аарон тяжеленно вздохнул, потирая лицо ладонями. Про карты все забыли. - Откуда это в тебе?  - Что?  - Это чувство. Оно какое-то ненормальное.  - Как это? - в недоумении вскинул брови Сет.  - Ты же буквально не ешь, если вы поссорились. Посмотри, как ты похудел за месяц. Он посмотрел на свои руки. Ничего нового: все те же белые перчатки, скрывающие выгрызенные заусенцы, которые ужасно щипали из-за антисептика; ткань закрывает сильно высовывающиеся костяшки. Немного меньше стали икры, ушел сантиметр в бедрах. Ну и ничего. Все как обычно.  - Я быстро теряю вес. Но это не из-за Эл… - Да ты болен из-за нее, - перебил его Аарон.  - Что за хрень ты несешь? Прекращай уже. Мне не смешно.  - А я и не шутом тут работаю, - огрызнулся Миньярд, прожигая его карие глаза. - Вспомни, что было неделю назад.  - Что же? - процедил он.  - Ты и с кровати сползти не мог, потому что эта стерва держала тебя на качелях добрый месяц, а потом, вся такая белая и пушистая, простила, мол виноват был ты. А если бы она не была такой эгоисткой, то понимала бы, что человек, сука, с твоей болезнью себя не ощущает, а ты еще должен заботиться о какой-то её хуйне.  - Если бы я рассуждал, как ты, то давно бы сдох, Аарон. Если я воздерживаюсь от конфликтов, не значит, что она - эгоистка. Элисон тяжело болеет, поэтому срывается.  - Сет, да ты просто конченый ублюдок…  - Я не понимаю, что ты пытаешься мне высрать, но это уже перегибы.  - А, ну да, хорошо, продолжай тонуть в чувстве вины и собственной ничтожности. Ты просто создан, чтобы быть её подстилкой.  Послышался глухой стук. Сет с разворота впечатал свой кулак в бетонную стену. Удар пришелся со всей массой тела, поэтому отдача оказалась болезненной. От неожиданности Аарон откинулся назад, ударяясь затылком о перила кровати.  - Я, блять, очень не хочу, чтобы в следующий раз это было твое лицо. Поэтому, пожалуйста…пожалуйста, заткнись. Меня можешь поливать чем угодно, сколько угодно, но вот мою возлюбленную - не смей, усёк? - пальцы потирают ноющие костяшки.  Пугало то, что Сет разозлился, когда обычно прибывал либо в состоянии благоговения, либо в состоянии полного отстранения от окружающих.   - Прекрати. Я к тебе не ругаться пришел.  - Просто не могу смотреть, как ты постепенно умираешь, Сет. Ты же правда собираешь умереть, да?  - Все мы когда-нибудь умрем…  - Не об этом. Не уходи от вопроса. Я давно это заметил.  - Учитывая, почему я сюда попал, то это логично, что я не хочу жить, разве нет?  - Нет. Ты хотел убить себя трижды, но никто не знает правдивой версии, даже Би.  - Аарон, отстань. Давай просто поиграем в карты.  Холодные кончики пальцев зажали слезники, подавляя сонное жжение в глазах.  - Я просто… устал. Правда. В тот период… Просто очень сильно устал. Плохие события произошли не за один день или месяц, это копилось снежным комом. Та капля должна была стать последней.  - Кто нашел тебя?..  - Мама, - еле слышно прошептал Сет, склоняя голову все ниже. - Элисон ни в чем не виновата. Она понадеялась, что для меня так будет лучше. Оба замолчали. Хоть Аарон и сам распалил беседу в таком ладу, сейчас ему стало не по себе. Сет похож на покойника. Губы бледные, глаза и щеки постепенно впадают, худобу хоть и старается скрыть большими одеждами, а открытые части тела таки выдают.  Самыми худшими периодами в его болезнях обозначались переездами в другую палату, потому что Элисон не могла «справиться с распространяющимися вокруг него миазмами». Доходило до того, что Сет ссал в бутылку, из которой недавно пил воду. Пил только воду, и то изредка, глюкозу то и дело пускали по венам через капельницы. Иногда все подшучивают, мол парень - брат Эндрю, только вот Гордон не часто замечен за вспышками гнева, напротив, их нет. Нынешняя ситуация была первой за все время пребывания Больнице.  - «Найди себе здоровую девушку, которую сможешь держать за руки». Эти слова навсегда засели у меня в голове. Она так и не ответила, почему сказала именно это.  - Как приходят к окончательному решению? - тихо спросил друг.  - Не знаю, как у других, но я думал об этом очень долго. Это стало, как, знаешь, навязчивой мыслью. Я проснулся, и в рандомные моменты в течении дня меня это посещает, но так, знаешь, где-то вдалеке. Со временем мысль была все громче и громче, набирала в себя оправданий для этого. Потом… - он тяжело вздохнул. - Потом я встретил Элисон. Точнее, встретил её во второй раз, когда получил ярко оранжевой сумочкой по морде. Вспоминая девушку, у него машинально вылезала улыбка.  - Нашу первую встречу я и сам слабо помню, лишь предысторию, но тогда у меня словно появилось второе дыхание... И... и со временем все навязчивые мысли вернулись. Больше всего меня доводил беспокойный сон.  - Прямо как сейчас?  - Нет-нет, что ты. У меня просто не получается уснуть, да и всего. Кошмары намного, намного хуже. Я так рад, что их больше нет, ты даже представить не можешь…  Аарон смотрел на покрасневшую руку Сета, слушая с замиранием сердца. Кому-то еще известно все, о чем он сейчас делится? У Би Сет бывает только по принуждению в последние пару месяцев. Сеансы наверняка никак ему не помогают, особенно групповая терапия, на которую он приходит, только если не спит, а если и приходит - садится на пол рядом с Элисон и дремлет, сложив голову на её бедре, словно верная собака. На собраниях он никогда не делится, только слушает. Сет вообще создан только для того, чтобы слушать. Единственный, кому он вещает - это Аарон. Аарон для него один из немногих доверенный людей. Он такой один.  - Сет, ты не хочешь поговорить о своих с Элисон отношениях с Би? Они тебя завозят в канаву. Думаю, что вам стоит с ней расстаться.  - Нет.  - Что «нет»?  - Я живу для неё, понятно? Нет Элисон - меня тоже здесь не будет.  От услышанного глаза Аарона вновь закатились дальше орбит, а ладонь попыталась стереть с лица измученную гримасу.  - Ну это просто пиздец…  Проигнорировав ожидаемую реакцию, Сет продолжил.  - Знаю, что выбрал неверный путь. Но лучше цепляться за кого то, чем не цепляться вообще. Вот как ты думаешь, суицид - это слабость или смелость? - перескочил он на другую тему.  - Слабость, - недолго думая, ответил Миньярд. Для себя тот ответил на этот вопрос очень и очень давно. - Умереть всегда проще. Сложнее бороться за жизнь без пиздеца. Конечно, люди себя толкают в бездну, а потом не могут из нее выплыть. Это нормально, только вот не у всех есть сила для того, чтобы всплыть, потому что плыть придется самому. Никто тебя не вытащит, Сет. Пока ты сам, - он показал себе на висок, - для себя не решишь, что должен жить во что бы то ни стало. Самоубийство всегда будет самым легким решением. - Разве набраться смелости убить себя - это не сильный поступок?  - Тебе так и так суждено сдохнуть. Лучше умереть, сражаясь, чем не сражаться совсем.  - А ты хочешь сражаться?  - Да. Не хочу закончить, как люди из моей прошлой жизни. И сделаю для этого всё.  - Даже признаешь, что Эндрю виноват, а не то, как ты думаешь.  - Зачем ты сейчас затронул эту тему?  - Просто.  - Мой брат этого бы не сделал.  - Ты же не разговаривал с ним об этом все эти года.  - Все, заткнись. Я не хочу об этом говорить.  - Проще забыть, да?  Аарон резко встал с кровати и стал что-то искать в тумбочке. Оттуда начали вылетать обрывки бумаги, картона, тонкие медицинские учебники и пособия. На секунду Сет удивился, что в эту тумбу может влезть что-то больше полотенца. Спустя пару минут Миньярд вытаскивает плотный блокнот, исписанный сверху донизу.  - Здесь, - сказал он, с усилием стукнув им о постель. - Здесь вся моя жизнь с шестнадцати до двадцати лет. Я всё помню. Каждый сраный день с того момента. Я всё помню, и это «всё» находится здесь. Поэтому ты неправ. Но факт, что ЭТО - не мой брат, просто неоспорим.  - Все хотят, чтобы ты просто принял его поступок, Аарон. Эндрю сделал это. - Нет. Это не он. Мой… Все. Иди спать, Сет.  То ли разозленный, то ли разгрустившийся он стал спихивать ноги друга с кровати, стараясь поскорее его спровадить. Миньярд часто так делал, если разговор заходил туда, куда ему не нужно.  - Прости… И спокойной ночи. Спасибо, что выслушал.  - Спокойной.  За дверью послышались крики и гомон.  - Ты это слышал или у меня глюки?  Аарон отстраненно махнул рукой и лег на подушку.  - Без разницы, опять у кого-то припадки.  - Кажется, там Эндрю кричит.  На секунду лицо близнеца дрогнуло.  - Еще больше насрать, - надев на себя безразличие, утыкается в книгу, ранее лежащую у стены. - Всё, иди. Парень послушно закрыл дверь и двинулся обратно в коридор. Свет горит. Можно не идти в палату еще чуть-чуть. Может, кто-то из первой палаты не спит? Наверное, собрались в эпицентре событий. Он не хочет туда идти. Сердце и так ноет, а увидеть Эндрю, который держался дольше всех и вовсе станет знаком, что вся Больница пошла по швам. Он держался до последнего. Что же свело его с ума?  «Господи, если он сломался, то я и вовсе сдохну на месте. Как же тело ломит. И ключицы болят. Ладно, нельзя сейчас думать о своих болячках, ему сейчас еще хуже. Надеюсь, Эндрю не навредил себе»  Он шел медленно, растягивая свое возвращение в палату, потому что как только вернется, придется снова засыпать. Кости болели изнутри, поэтому разминка пальцами, казалось, делает еще хуже.  «И всё же, Аарон неправ. Убить себя - закончить все страдания раз и навсегда. Нет человека - нет проблем. Так почему я не могу просто взять и разом решить все проблемы? Это же намного лучше, чем приносить неудобства остальным людям. Да и всем надоело мое нытье. Аарон тоже когда-нибудь мне об этом скажет. Элисон уйдет от меня, и я останусь в своем этом говне. Боже, почему всё не закончилось именно в тот день? Все-таки то было самым верным решением. Но куда теперь деваться? Я что живым приношу всем лишь неудобства, что мертвым принесу достаточно хлопот. Хотя, после смерти — это будет лишь единоразовая забота, а тут каждый день я кому-то мешаю.»  За окном светает. Элисон просыпалась, но осталась равнодушной к произошедшему в коридоре. Сейчас там слишком шумно, грязно, хлопотно и полно драмы, которую та наблюдать не очень любила. Характер её заточен так, что проявлять сострадание сделалось чем-то действительно сложным и редким. Даже себя та не щадит. Сет видел, как она плачет всего раз в жизни, после того дня - никогда. ••• Птицы поют за окном, а сон так и не забрал его. Сет боится, что такое предвещает появление кошмаров. Чем мучительнее засыпается, тем хуже сны. Проверил он это не один раз. Кошмары, как часть жизни, явно отвратительная вещь, отравляющая и без того жуткое существование. Днем не можешь сбежать от набегающих со всех сторон жизненных неурядиц, а ночью, когда, казалось бы, можно спрятаться во сне, настигает ещё большее зло. И превращается эта совокупность в адский круг.  «Может быть помолиться? Рене говорит, что Бог дает ей силы на все. Может мне даст сил на то, чтобы спокойно уснуть?»  Сет стянул с себя ветровку и скинул ее на пол. Небрежно оставил тапочки у койки и уселся на ноги, сложив ладони вместе.  - Господи, пожалуйста, позволь мне уснуть, - тихо произнес он. - Я клянусь, что перестану думать только о себе и своих проблемах, ты же тоже знаешь, что они никчемны. Прошу, только позволь мне уснуть, умоляю…  Простояв так еще пару минут. Тело наконец приняло ломаное положение, кое-как накрылось одеялом. Сет не знает, сколько времени еще прошло, уснул он как только Элисон снова завозилась в постели. Спокойно выдохнув и прислушавшись к ее шуршанию, получилось заснуть….  •••    Полдень. За 1 день до происшествия.  Тревожность правда пожирает изнутри, заставляя откладывать жизнь на потом. Эта тварь нападает особенно ночью, прямо перед сном. И как же сильно ты хочешь сдохнуть прямо в тот момент, когда она залезает внутрь и скребет, скребет своими когтями. Приходит абсолютно без причины. В этом весь страх. Ты не знаешь, как от нее избавиться. Шьешь, читаешь, слушаешь музыку, рассказываешь себе истории, делаешь заметки в тетради, протираешь пыль, грызешь ногти, ходишь по комнате, водишь пальцами по постели, пересчитываешь узоры на полу, делаешь всё, всё, что только поможет отвлечься. Но лишь бы она ушла и дала спокойно закрыть глаза. Как же дорог сон, в который погружаешься без каких-либо мерзких мыслей. Будь это товаром, многие бы закупали по баснословной цене. При этом ощущении сердце словно забито маленькими иголочками и горючими слезами, которые никак нельзя выплакать. Желудок выворачивает наружу, хотя пуст. Пуст и его ничем не хочется заполнить. Кажется, что, если положишь в рот хоть кусок хлеба, он тут же полезет наружу. Тревожность заставляет цепляться за любые возможности от нее избавиться, будь то люди или какие-то вещи. Лучше вещи. Люди устают слушать о раздирающем изнутри чувстве. Если устали, то лучше найти новых. Забивая тревожность вещами, можно остаться без единой монеты.  От нее невозможно убежать. Она уйдет сама, а после решит, когда вернуться и какой урон нанести. Самое страшное - ощущать себя хорошо и всё равно её ждать.  ••• Он давно в сознании, но все никак не получается открыть глаза. Возможно сон так сильно сжимает словно прозрачные, покрытые сильно видными сосудами веки, а может вставать и вовсе не хотелось. Ему в плечи ввинтили крюки, которые прикрепили к большим и толстым цепям, прикованным к прутьям. В ноги вбили гвозди, намертво прибившиеся к кровати-доске. Голову забили опилками, язык отрезали и положили рядом.  «НАДО ВСТАВАТЬ». Это словосочетание плыло по реке мелкой рыбкой, однако было съедено чьим-то большим ртом. Неизвестные маячат в коридоре, ликвидируя вчерашнюю шумиху. В палате мерзко пахнет антисептиком.  Сет ненавидел запах антисептика. Его тошнило. Тошнило, сжигало глаза и слизистые во всем организме. Ему разъедало и сушило кожу. За жизнь, буквально покрытую эти средством, он бы не отдал ни гроша. Да, любить Элисон значит терпеть, однако порой это нестерпимо. Прямо как сегодня утром. Точнее днем. Просыпался он всегда к часу дня, если вообще просыпался. В редких случаях пропадать в сонном царстве удавалось до шести вечера, а то и на сутки.  «Блять. Она опять это сделала.»  В отместку за не совсем уж и специально проигнорированные просьбы, девушка разливала на так любимые им вещи самый пахучий, из имеющихся в арсенале, антисептик.  Самое неприятное-отсутствие сил на подъем, чтобы убрать это вонючее нечто подальше. Удивительно, как у него до сих пор не отвалился нос. «Боже, ну почему опять. Веки открылись, но если встану, то сломаю позвоночник. Нет, надо подняться, пока никого нет. Снова им придется беспокоиться. Как же по-ублюдски… Я снова забыл не разбрасывать вещи. Элисон наверняка злится пуще прежнего, надо извиниться. Сдох бы я уже от этих бесконечных извинений, по несколько раз на дню. В своей семье извиняюсь только я. Толку то от вечного нытья. Ключицы опять болят. Очень болят. Хорошо, что они болят, таково мое наказание за принесенные им хлопоты.»  - Сет, ты проснулся? - звонкий голос Рене прозвучал как гром среди ясного неба, после разбившийся искристыми молниями о стены сознания.  Увидев, что юноша открыл глаза, но не может встать, рассверливая взглядом злосчастную кофту на полу, стало ясно, что настроение у него отнюдь не боевое.  - Доброе утро!  Медсестра помогла встать и убрала вещь подальше от него. Та знала о плохой привычке Элисон, но повлиять на нее никто не мог. Она открыла окно ручкой, вытащенной из кармана, а после принесла Гордону стакан воды. Снаружи проходил шквал теплого ветра- приближается ураган.  - Как себя чувствуешь?  Юноша поднял тяжелые веки, заполненные «сном»*, но старался сделать вид, будто бы у него это не отняло половины жизненных сил.  - Как обычно. Но немного ключицы болят.  - Да? Сходим вместе в процедурную- помажу мазью. Умоешься и сходим, ладно? Он удовлетворительно помычал, а после сполз с постели, прохрустев при этом доброй половиной позвоночника и суставов. В шее по обыкновению что-то защемило, поэтому в ушах отдаленно зазвенело. Сет постоянно забывает положить край подушки под шею по рекомендации Эбби. Врач сказала, что так она будет меньше болеть.  «Я только проснулся, а тревога уже разжирает меня. Фу, какое же мерзкое чувство», - Сет потер солнечное сплетение, словно там и таится корень всей проблемы. «Очень хочу лечь обратно. Рене помажет меня мазью и лягу. Посплю ещё. Вечером встану и чем-нибудь займусь. Спасибо хоть, что скрываю свою ублюдскую жалость занятиями, иначе выглядел бы совсем беспросветно плохо, как какое-нибудь ничтожество, которое даже с кровати встать не может. Хотя я оно и есть. Ничтожество, которое не может встать с кровати. Меня уже тошнит от себя.»  Холодная вода сопровождает его каждый день. Каким бы ни был сезон года, кожи касается исключительно ледяная вода, словно доставленная прямиком из самой холодной точки мира. Она помогает ему, как и уснуть, так и проснуться. Обожженные ею щеки приносят неимоверное удовольствие, когда согреваются от воздуха или теплого солнышка. Это, пусть и немного, но поднимает настроение.  Расскажу по секрету, Сет обожает спать на улице. Особенно в тихий летний зной. Лето он вообще любит больше остальных времен года. Ему не страшны ни жара, ни духота, ни насекомые. Только дайте обгоревшую кожу, игры сверчков и теплый ветер, окутывающий с головы до пят. Песни сверчков на время заглушают тревогу в груди, тепло солнца согревает замерзшие руки и стопы. Сон в это время года как-никогда часто забирает его к себе. Тогда ему и бессонница не кажется страшной. Пока светит Светило - на душе спокойно. А когда его сменяет Луна-сестрица, внутри разыгрывается шторм из иголок и лезвий, режущий душу на тысячи кусочков. Почему? Как и свойственно всякой людской романтичной натуре, все дьяволы и тараканы, прячущиеся днем, ночью вылезают и пляшут внутри свои пляски над огнем. Как и Эндрю, ночью Сет слишком много думает. Эти думы заводят его далеко-далеко в лес, полный ненависти к себе. Ненависти за все: за неудобства, доставленные людям вокруг, за ссоры с Элисон, за свою слабость, за зря съеденную еду или купленную ему вещь.  Корень проблемы таится в его семейном древе.  Умывшись, парень выходит за Рене. Подозрительно тихо.  - Где все? - поинтересовался Сет.  - Ваймак разозлился и попросил всех по-хорошему разойтись по палатам. Ночью случилась беда.  - Я слышал…  Они зашли в холодную процедурную. Здесь Гордон любил бывать. Вкусно пахнет лекарствами и всегда прохладно - напоминает юность. - Как себя чувствуешь? Ничего не беспокоит кроме ключиц? - девушка копошилась в шкафчике, перебирая большое количество мазей в поисках подходящей.  - Бессонница.  - Опять? Я поговорю с Эбби и Бэтси, что-нибудь придумаем, не переживай.  - А я и не переживаю, - смиренно ответил он, скользя по кабинету взглядом. - Слушай, Рене… А Би сегодня очень-очень занята?  Медсестра тут же развернулась, обеспокоено всматриваясь в худую фигуру напротив.  - Она занята до обеда, но я попрошу ее принять тебя. Полечимся и пойдем.  - Мгм.  «И зачем я спросил? Что мне ей сказать? Что я боюсь, что кошмары снова начнутся? Или о разговоре с Аароном? Или про Элисон? Нет. Про нее не буду говорить.»  ••• Единственное, что нравилось, пожалуй, всем пациентам в кабинете Би - это невероятно удобный диван. Сет особенно любил прилечь на приготовленную для него подушку и вскрывать по черепице с крыши своего «Я».  Он никогда не смотрит в глаза - думает, что так врач залезет слишком глубоко в его сердце. Поэтому сверлит взглядом ковер, устеленный прямо под диваном. Надеется найти там что-то, за что можно уцепиться, например, комок пыли и нечаянно упавшую крошку печенья, но, как на зло, кабинет убирается тщательно, аж бесит.  «Би очень устала. Наверное, мало спала. Интересно, ее когда-нибудь мучали кошмары? Если да, то какие? Надеюсь, что нет. Ой, зря я это сегодня затеял. Не выспался, урчу тут своим животом, маячу мешками под глазами. Сет, ну что ты за человек такой, а? Вот нет ни дня, чтобы не показал сваю поганую натуру.»   - Готов поговорить? - Бэтси устало улыбнулась, заключая пальцы в замок. Уже знает привычки, которые Гордон соблюдает при общении с ней, поэтому терпеливо ждет каждого ответа.  Сету этого очень не хватало - терпения. Своего было почти с избытком: прождать в очереди пару часов, постоять на остановке, в пробке, подождать конец пары или встречи. Конечно, такие события прежде сопровождались короткими всплесками злости, но что поделать, и такое бывает.  Юношу всегда и везде торопят, поправляют, делают замечания, бранят и пинками направляют побыстрее уйти, унося с собой хлопоты.  С родителями туго. Они жили вместе, связанные общим имуществом, которое делить бесконечно долго и дорого. В семье никто ни перед кем не извинялся. Все конфликты заминались как-то сами, забываясь в рутине.  Терпения ни маме, ни в особенности папе не хватало. Растили в строгости: учили не желать большего, чем могли себе позволить и не тратить больше, чем было в кошельке.  Прожив половину жизни в смирительной рубашке, по поступлению в колледж, она стала ему мала и слетела с плеч, вовлекая Сета в круговорот всего, что он не мог сделать или попробовать. К сожалению, такие вещи наносили и до сих пор наносят вред его и без того шаткому здоровью.  Ничего, кроме тяготящего чувства вины, из жизни он не вынес. Оно давит абсолютно каждого, кто когда-либо его касался или хотя бы позволял себе мимолетно подумать.  Терапия не помогает. С каждым днём груз всё больше и больше вдавливает в землю, словно небесный свод на плечах Атланта.  Если б хоть кто-нибудь проявил к нему снисхождение и чуточку терпения, дав расправить подрезанные крылья, может ему и не захотелось вырывать их окончательно. Для чего лечить, если не хочешь летать?  Сет тихо выдохнул, нечаянно выдав стоящий в горле комок слез.   - М…Недавно я разговаривал с Аароном… Он считает, что я болен из-за Элисон. Меня это беспокоит. «Господи, прости меня, прости, что я это сказал. Прости меня».   - Каждый человек, присутствующий в нашей жизни, так или иначе влияет на наше «я». Элисон несомненно оставила на тебе отпечаток.    - Вы тоже думаете, что нам лучше расстаться? - его голос дрогнул. Находясь здесь, все затворы, держащие слезы неожиданно переставали функционировать.   - Я не могу давать тебе таких советов…  - Почему вы все не понимаете, что я люблю её?  Он вскочил и, сев на диван, закрыл лицо руками, упираясь локтями в колени.   - Я понимаю, что она заставляет меня чувствовать себя плохо, но как отказаться от того, о чем грезишь? Элисон… Она… Она так прекрасна… Би, я никогда так не любил…  В горло залили разразившуюся грозу, разбивающую его без остатка. Тихие всхлипы посыпались по запястьям, слезы пропадали на губах.   - Но что же мне делать… В её глазах нет ничего, когда она на меня смотрит. Как будто притворяется, словно терпит, чтобы я не…  Би быстро пересела к нему, стараясь опередить прежде, чем скажет эти отвратительные слова.   - Сет. Сет, посмотри на меня.  Её теплые и мягкие руки взяли его за щеки. Прикосновений тот был не против.   - Ты знаешь Элисон. И знаешь, что она никогда так не поступит. Мы все тебя очень сильно любим и ни за что не хотим, чтобы с тобой что-то случилось.  Женщина улыбнулась, стирая большим пальцем стекающую каплю, однако после этого последовал ещё больший наплыв слёз.  - Ну-ну, поплачь, всё хорошо. Я рядом. Сет поник на её плече, не стесняясь спускать все сопли. Он дрожал, сжимая её кофту в попытках сдержать отчаянные всхлипы, льющиеся из него каждую секунду с новой силой.   - Простите… Простите меня, что я такой слабый, что я такой никчемный, что я приношу столько проблем. Простите, что не перестаю это говорить. Простите. Простите. Простите. Простите, что уже год не могу вылечиться, что не могу перестать так думать, простите меня.   - Сет, помнишь мы с тобой разбирали твое детство? - поглаживая его спину, спросила Би. Ей необходимо увести разговор в другое русло, иначе придется вывозить труп.   - Помню…   - Что ты тогда мне рассказал?   - Родители… Не ценили во мне ни капли, они ничего мне не позволяли и постоянно замечали только ошибки… Они будто… держали меня на цепи.   - Мы с тобой проговаривали, что эти и другие события и нанесли такую травму, которая заставляет тебя так думать о себе в таком ключе. Это не ты не такой, тебя заставили думать, что ты какой-то неправильный. И тебе правда станет легче. Ты замечательный молодой человек, у которого обязательно будет счастливое и долгое будущее. Твои родители внушили тебе свою собственную ничтожность, которой на самом деле не существует. Мысли заводят тебя глубоко в эту заводь. Ты сильно беспокоишься о своих отношения с Элисон. Это нормально, потому что сейчас тебе тяжело справиться даже с собой. Мотаясь между мыслями о своих недостатках и проблемах во взаимоотношениях - упустишь возможность всё исправить. Мы справимся с этим и отношения с Элисон обязательно наладятся. Я это знаю. Пусть у тебя не получается с этим справиться в полном объеме, но ты справишься с этим и построишь свою счастливую жизнь. Я поговорю с Элисон и предложу провести вам совместную терапию. Для лечения особенно тебе необходимо проработать эти отношения.   - Вы правда можете это сделать? - воспаряв духом, спросил Сет, поднимаясь с залитого соплями плеча. В его глазах засияла надежда человека, услышанного Господом. - Вы правда можете мне помочь?   - Я здесь для этого и нахожусь. Помогу тебе со всем, в чем ты нуждаешься. Какие плохие мысли бы тебя не посещали, они все разрешаемые. Нет ничего, что мы не можем с тобой разрешить.  Гордон смиренно кивнул, стараясь согласиться с ней без внутренней борьбы, трубившей о лжи, льющейся из рта врача.   - Мы с тобой довольно долго стараемся поднять тебе самооценку, так?   - Да.   - Что ты начал делать для себя? Не для того, чтобы нравиться Элисон, а для себя.   - Ну… Делаю для себя одежду. Точнее, переделываю. Мне нравятся мои худые руки… Что ещё… Лицо у меня тоже ничего такое…    Бэтси захотелось засмеяться из-за его тяжкого мыслительного процесса, но пришлось показать лишь улыбку.   - Мне не нравится моя душа. Она такая жалкая и постоянно ноет. Я же вечно ною….   - Это потому, что внутри у тебя противоречия - постоянно себе запрещаешь, то, что сильно хочешь получить. Это как в детстве тебе родители запрещали просить, к примеру, добавки за ужином, но ты очень хотел есть. Чтобы это прошло, необходимо постепенно, по чуть-чуть разрешать себе чего-то большего. Например, ты хочешь поговорить со мной ночью, тебе это необходимо, но боишься попросить, потому что думаешь, что мне это в тягость. Однако это не так, и в этом не будет ничего страшного. Сегодня ты молодец и пришел ко мне сам, потому что хотел этого. Попробуй так и в других вещах. С этим у тебя получилось и с другим тоже получится.  Сет ничего не отвечал, лишь покачивал головой.    - Еще ранее ты сказал, что тебя беспокоит разговор с Аароном. Почему? Немного помявшись, думая говорить или нет, таки решился.   - Потому что… Я не хочу считать Элисон виноватой в моем состоянии, я так не считаю, поэтому думаю, что он неправ. Мне довольно неприятно, что Аарон так говорит о дорогом моему сердцу человеке, хочется его ударить или накричать. Но понимаю, что не должен этого делать, поэтому сдерживаюсь.   - Видишь, ты уже научился управлять своей агрессией и не вымещать её на своих близких.   - Но я ударил стену… - стыдливо пробормотал он, ковыряя заусенцы. - И вежливо попросил его не говорить такие вещи.   - За предыдущий месяц у тебя большие успехи. А что на счет Элисон? Прошлые беспокойства тебя, судя по всему, еще преследуют.  Губы скривились из-за вновь подступающих слез.   - Мне необходима парная терапия, про которую Вы сказали, чтобы ответить. Пока ничего нового… Единственное… Сплю плохо. Очень плохо.  - Странно… Зайди ко мне вечером, что-нибудь придумаю.  Сет прильнул к ней, слабо обнимая. Спокойно. Нежная надежда тонким - тонким слоем разлилась по душе, заливая порезы и вмятины. Как бы он хотел всё исправить, поговорить до последнего, не утаивая ни единой детали.  Уйти из кабинета не с мыслью «Надо сказать ещё…», а «Я всё рассказал...».   - Простите. Очень хочу спать. Я могу идти?   - Конечно. Скажу Элисон про терапию. Точное время и день назначу позже.   - Спасибо, Би. Правда… Спасибо.  ••• После скрипа двери за спиной в груди, казалось, немного отлегло.  «Если Би поговорит с Элисон, все станет хорошо, так ведь? Мне очень хочется этого. Тогда моя тревожность наверняка уйдет. Если решится эта проблема, то мне точно станет легче, и я смогу разобраться со всем остальным. Надежда есть. Осталось только пройти эту парную терапию. Господи, хоть бы Элисон на нее согласилась. Может сказать ей, как это важно для меня? Нет, не надо наседать, Сет, это может её оттолкнуть. Стоит чуть-чуть подождать. Да, я же умею ждать, нужно ещё немножко.  Лицо приятно болело и гудело после слез. Ему захотелось съесть чего-нибудь из своего тайника в тумбочке (тараканы его не пугали) и проспать до самого вечера. Почувствовав пол после беседы с психотерапевтом, спокойствие как-то странно накрыло его, будто проблемы уже решены. Если чувствуешь, что выход есть и к нему можно доползти, в груди на мгновение расщепляется это мерзкое месиво из страха и тревоги.  Ноги сами дошагали до палаты, потому что мозг уже вот-вот отключится.  На входе встретила Элисон с весьма отстраненным выражением лица. Она отложила книгу и по обыкновению продезинфицировала его с ног до головы. В горле запершило. Её реакция на возвращение парня удручила бы любого, кто ожидал получить что-нибудь положительное.   - Ты опять плакал? - Сет так и не понял, с укором это было сказано или нет, но ее лик отчетливо отливал отвращение. - Сколько уже можно, терапия тебе совсем не помогает?   - Милая, я…   - Почему ты снова бросил свою кофту у кровати? Мы же только вчера это обсуждали!  Неужели так трудно! - перебив его, яростно вспыхнула девушка, не давая вставить ни слова. - И куда ты уходишь ночью? Клянусь, если это была улица, и ты притащил сюда хоть грамм грязи - твои вещи окажутся в той же луже.   - Я сидел у Аарона, мне нужно было ему кое-что рассказать… - Гордон опустил взгляд, послушно выслушивая всё, что выплескивала на него возлюбленная.   - А, спасибо, мне ты ничего никогда не рассказываешь.   - Ну… Просто ты меня не слушаешь и…   - Ах! Отлично! Теперь я ещё и девушка плохая.  - Но ты не слушаешь меня даже сейчас.     Пальцы Сета сейчас бессовестно ковыряли себя - набраться сил, чтобы сказать ей эти слова. Оказалось чертовски тяжело.   - Ох, ну прости, что раздражительная, ведь мне приходится терпеть весь этот бардак, который ты устраиваешь. Я понимаю, что у тебя депрессивные периоды, но неужели тоже нельзя меня понять?! Да мне мерзко дышать рядом с этими грязными вещами, почему обязательно надо кидать их прямо к моей постели? Хорошо, спи со мной в палате, но будь добр соблюдать мои условия. Да, я выгляжу плохой стервой, но я терплю всё это, чтобы ты не взял и не пошел вешаться! «Господи… Она правда… Со мной не потому, что любит, а потому, что не хочет нести груз за самоубийцу… Как же это…»  Колени подкосились.   - Отлично, теперь я довела тебя до слез! Просто супер! - всплеснув руками, девушка оттолкнула его в сторону и быстрым шагом скрылась за дверью. Сет простоял еще пару минут, стараясь удержать окончательно трескающиеся розовые очки, скрывающие от него мерзкую правду. В голове звенело, в желудке завязался комок, подталкивающий желчь наружу.   Для себя он понял, что чувства, таящиеся в его груди для столь любимой им девушки, возможно не значат и толики этого количества.   - Боже…  Осев на пол, закрыл рот дрожащими руками.   - Элисон… - выползая за дверь, он избил себе все кости.  Необходимо поговорить с ней прямо сейчас, иначе сердце безвозвратно разобьется. Пережить безразличие любимой он не сможет.  «Куда она могла пойти? К Дэн? Пожалуйста, будь там».  Рейнольдс действительно восседала на своем стерильном троне в палате Старших, пылко о чем-то беседуя с подругой. Либо случившееся её вовсе не беспокоило, либо скрывала это беззаботностью.   - Элисон, давай поговорим? Пожалуйста, мне это нужно… - всхлипы не были столь звучны, как несколько минут назад, однако слезы всё же тихо лились из глаз. Выглядел Сет так, словно вот-вот умрёт: бледный, стеклянные мокрые глаза, губы посинели и обмякло тело.   - Давайте я вас оставлю одних, - сказала Даниэль.   - Не стоит. Мы поговорим потом, всё в порядке.   - Лис, он же тебя просит. Только посмотри…    Девушка подошла к нему и взяла за руку, мягко сжав.   - Элисон, прости меня? Пожалуйста, прости, - взмолился Гордон, надеясь замять рвение души на части.   - Тц. Хорошо-хорошо. Я прощаю тебя, всё нормально. Вечером договорим.   Лишь Дэн проявила правдивое беспокойство и проводила его для начала до кабинета Би. Оставлять друга в таком состоянии один на один было для нее дороже собственной жизни.  Сета штормило, бросало из стороны в сторону. Ножи, которыми резала Элисон, наделали слишком много ран. Сознание потихоньку его покидало - пытается спасти себя от сокрушительного потрясения.  Психотерапевт всякими уговорами смогла успокоить его, им пришлось пригласить Элисон и провести с ними досрочную беседу. Однако Гордон на ней будто не присутствовал, сердце так сильно болело, так болело, что не чувствовал ничего, кроме этой боли.  Мысли погрузились в пучину отчаяния и, казалось, даже слова Возлюбленной о том, что она была неправа и сказала всё с горяча, мало успокаивали.  Сету позволили подержаться за руки в перчатках пару минут, пока Рене и Добсон вышли из кабинета чтобы проверить Эндрю.  В эти мимолетные минуты Сет сказал ей тысячи слов любви и сожалений. Но вот приняты они или нет - не знает сам.  •••            Ночь перед происшествием.  «Боже, как же сильно болит грудь. И горло болит. Это слезы подступают. Я очень хочу заплакать. Но если заплачу, Элисон услышит? Она во мне разочаровалась. Я вижу это в её глазах. Мне страшно, что все будет потеряно. Что я могу сделать? В них нет ни капли любви, а я так хочу её увидеть. Господи, когда это закончится?»  Он сильно-сильно потер глаза, залитые дождем, льющимся наискось.  «От тревоги меня сейчас разорвет. Почему это не заканчивается? Что мне сделать, чтобы это закончилось? Я же говорил о проблемах, почему это не проходит? Кто-нибудь, помогите мне, я уже не могу терпеть.»  Схватившись за белые волосы, Сет изо всех сил потянул их, словно если сделает это, то вместе с ними выйдут и все проблемы. «Господи, помоги мне, умоляю. Помоги мне сегодня заснуть. Как же больно, больно. В голове будто миллион безмерно маленьких иголок, они будто сыпятся туда-сюда, как только делаю поворот. Ах если бы всё случилось по-другому. Всё нормально, Сет, успокойся, всё в твоей голове. Элисон позволила тебе подержать ее за руки. Они такие теплые в отличие от моих, вот бы подержать их ещё немного. Интересно, можно переделать ту фразу на «Перед смертью, рук любимой не надержишься»? Как по мне, это лучше кислорода. Без нее мне, наверное, он и не нужен. Сегодня я что-то сильно расклеился, это же был сущий пустяк, зачем я разрыдался? Надо по скорее вылечиться, чтобы мы с Элисон были счастливы. И избавиться бы от тревожности во сне. Все проблемы от этого. Надо нормально спать. Би дала таблетку, не забыть бы выпить. Выдыхай, Сет, всё хорошо. Все проблемы в твоей голове, на самом деле их нет.»   Воздух медленно выходил из его легких и так же медленно входил. Би посоветовала сосредотачиваться на дыхании, когда тяжело успокоиться, так плохие мысли постепенно уйдут.  «Элисон сегодня сказала, что сожалеет о сказанном ранее. Надеюсь, что это так и я ей тоже нужен. Хотя, если мне суждено умереть, не хочу видеть на небе ее страдания. Господь, ты же поможешь ей, да? Я буду смиренно отбывать свой срок в аду, лишь бы она попала в рай, хорошо?  Да будет так, аминь.»  Холодные пальцы утерли сопли воротником рубашки. Они мерзнут без перчаток, которые тот по случайности потерял где-то по дороге, уже сам не помнит по какой. Придется завтра просить у Мэтта новые.  Ему так хочется проснуться завтра. Чтобы оно наступило, чтобы он пошел со всеми на завтрак, почитал книгу в гостиной, поиграл с Аароном в карты, сходил на обед и пошел болтать с Элисон в палату, после бы поспал, искупался, сходил бы на ужин и принялся бы перешивать новые, привезенные ему с магазина, пуговицы.  Как бы он хотел, чтобы всё было  именно так. А может оно так и будет? Сейчас осталось только аккуратно сложить грязную одежду в пакет у входа в палату, потом ополоснуться в душе и самостоятельно обработаться антисептиком. Надеть ночные штаны и футболку, посмотреть на Элисон и тихо пожелать «спокойной ночи». Постель для него расстелена. Так и зовет к себе. Хорошо. Он подчинится. Мертвым грузом ляжет и закроет глаза с абсолютно пустой головой.  Тихо. Как же в ушах тихо. Ни единой мысли. Таблетка спускается по желудку и растворяется где-то там. Десять минут и уже ничего не волнует, никто не поет молебельные песни о спасении, лишь умиротворенное дыхание и наконец… СОН.  ••• Очень-очень холодно.  «Бим— Бом— Тили— Бом— Выйдешь с нами погулять— смерть найдешь свою опять.»  Эхо разнеслось по всем стенам, разбиваясь о них волнами.  «Бим— Бом— Тили— Бом— Мы сожжем и весь твой дом.»  Опять гудит в висках.  «Бим— Бом— Тили— Бом— Мы с тобой хотим играть.»  И глаза жжет.  «Бим— Бом— Тили— Бом — И найдем тебя опять».  Нечто белое бегает туда-сюда, мелькая дымкой из угла в угол.    «Бим— Бом— Тили— Бом— Сколько бегай, ни гляди, все равно ты без пути.» Что это за рябь? Лицо?  «Бим— Бом— Тили — Бом— В лицо смерти быстренько смотри.»  Господи, он возле меня.  «Бим— Бом— Тили— Бом — И на меня ты погляди».  Перед глазами лицо, точнее то, что от него осталось, со снятым на половину скальпом. Справа разбрюзженные кровь и гной, затекающие во вскрытые мышцы. В правой глазнице лишь красный зрачок, как глаза у кролика. Зубы гнилые, нижней челюсти и вовсе нет. Мерзкие струпья свисают с оставшейся обвисшей кожи.  Эта тварь разевает пасть и…  ••• Сет просыпается. Сердце так сильно бьется, что он его не чувствует. Тело машинально обхватывает себя, если вдруг части решат неожиданно отпасть.   «Кошмар. Кошмар. Кошмар. Кошмар. Кошмар. Кошмар. Кошмар. Кошмар. Кошмар. Кошмар. Кошмар. Кошмар. Кошмар. Кошмар. Кошмар. Кошмар. Кошмар. Кошмар. Кошмар. Кошмар. Кошмар. Кошмар. Кошмар. Кошмар. Кошмар. Кошмар. Кошмар. Кошмар. Кошмар. Кошмар. Кошмар. Кошмар. Кошмар. Кошмар. Кошмар. Кошмар. Кошмар. Кошмар. Кошмар. Кошмар.  МНЕ ПРИСНИЛСЯ КОШМАР» Ужас, продирающийся сквозь кости, окончательно его обездвижил, запечетляя столь жалкий облик, таящиеся так долго. Элисон его зовет, кричит, просит о помощи, забывая об опасности принесенных медиками микробов с коридора, однако, уже поздно. К сожалению, кошмары на много сильнее любви. Они вытеснили Сета. И окончательно погубили. Он пытался себя спасти. Правда, пытался.