Тень от персиковой рощи

      Небо переливалось из бирюзового в оранжевый, когда Кайгаку вошел в персиковую рощу. До заката оставалось не больше двух часов — достаточно, чтобы отдохнуть. В августовском небе солнце вяло спускалось за горизонт, а темнело ближе к полуночи, и демоны не спешили выходить на охоту даже в сумерки. Лето было относительно спокойным временем. Правда оно всегда ощущалось как небольшая передышка перед чем-то необратимо ужасным.       Мирно шумела речка. Кайгаку остановился перед ней. Даже не обладая чувствительным слухом, сквозь шепот ветра над высокой травой и журчание, он услышал за спиной нервное всхлипывание. Ярость и раздражение сразу же затопили горло, и Кайгаку глубоко вздохнул, пытаясь выровнять дыхание. Зеницу угадывал эмоции на слух, он объяснял, что люди дышат по-другому, когда злятся и когда радуются. Кайгаку всегда казалось, что Зеницу залезает в его душу или еще дальше, в некое особенно уязвимое место, что, конечно же, не вызывало ничего кроме раздражения.       Кайгаку слегка повернул голову, смотря на младшего из-за плеча. Они долго молчали.       — Почему ты ушел? — тихо спросил Зеницу.       — Оставь меня одного, — прозвучало слишком грубо, чем надеялся Кайгаку.       — Я что-то опять сделал не так?       — Просто хочу остаться в тишине хотя бы на полчаса! — Кайгаку резко повернулся, сжав кулаки. Злость выплеснулась из горла. — Ты только и делаешь, что орешь, ноешь, жалуешься и рыдаешь! Это невыносимо! Ты меня бесишь. Без тебя было намного спокойнее. У тебя же такой тонкий слух! — издевательски вскрикнул Кайгаку. Он почувствовал тепло в груди и улыбнулся от удовольствия. Как же приятно облить желчью слабого. — Ты сам не устаешь от себя? От своих постоянных плаксивых криков?       Зеницу не ответил, лишь опустил голову.       — Скоро стемнеет. Пошли домой, — пробормотал он.       — Фе, — презрительно фыркнул Кайгаку. — Я не боюсь демонов.       — Да, ты такой смелый! — радостно произнес Зеницу. Он осторожно поднял радостный взгляд. — Я так рад, что мы обучаемся вместе.       Кайгаку показалось, что его ударили в грудь. Дыхание словно зажали в кулак. Зеницу радостно улыбался, его глаза засверкали — луч закатного солнца упал на его ресницы. Настал золотой час. Волосы Зеницу тоже были золотыми. Кайгаку еще не привык к ним. Что за чудесная свежая минута покоя… Отвратительно, что приходится делить ее с Агацума.       Кайгаку неосознанно зашипел от злости, и Зеницу испуганно поднял руки, закрывая голову.       — Прости, пожалуйста! Не злись! — завопил он.       — Уйди! — Кайгаку толкнул его и быстрым шагом направился к дому.       Зеницу схватил его за руку.       — Пожалуйста, не злись на меня, — мягко попросил он. — Ты сердишься из-за того, что утром я уронил твою тарелку с рисом?       Кайгаку грубо хлопнул его по руке.       — Или из-за того, что пожаловался на тебя дедуле? — продолжал лепетать Зеницу. — Просто ты так сильно ударил меня на тренировке! Мы ведь даже не начали. Или потому что я расплескал всю воду, пока нес? Прости, что из-за меня тебе пришлось идти во второй раз. У тебя и так было много дел…       — Заткнись! — прорычал Кайгаку.       Легкие словно разорвало. Крик эхом пронесся над речкой и улетел, как раскат грома, дальше, в поле камышей и клевера. Зеницу зажал уши ладонями. Кайгаку потянулся за мечом.       — Недавно я выучил четвертый стиль, — произнес он. — Лучше тебе меня не трогать.       — Ты же не будешь пробовать его на мне? — наивно спросил Зеницу.       Кайгаку не мог понять, что его так разозлило. Наверное то, что Зеницу спит рядом с ним, ест, тренируется, а потом и разделит один титул, и злило до бешенства. То, что Зеницу вообще появился на свет, злило до огня в легких.       Мир поплыл. Оранжевое небо окрасилось в багряный. Кайгаку наотмашь ударил Зеницу по лицу и в то же мгновение схватил за плечи, с силой толкнув на землю. Кровь ударила в голову, вытеснив воздух. Кайгаку задыхался. Он сдавливал пальцами шею Зеницу, не отдавая себе отчет. Рваные хрипы будто разбудили в нем что-то.       — Давай, ничтожество, используй свое Дыхание Грома! — рассмеялся Кайгаку.       Зеницу раскрыл рот, пытаясь вдохнуть. Будет неприятно, если окажется, что он вывернул шею. Придется оставить его в роще. Что тогда сказать сэнсэю? Кайгаку тут же придумал историю, где Зеницу ушел дальше, чем обычно, хотя Кайгаку предупреждал его, не успел вернуться, и его съел демон. Только вот придется ждать, когда стемнеет.       — Ты хоть чему-нибудь научился за это время? — продолжал Кайгаку.       Раскинутые руки Зеницу слегка дрожали. Кроме тяжелого, редкого хрипения Кайгаку слышал лишь стук собственного сердца. Золотое солнце упало на глаза Зеницу, и тот зажмурился. Ветер расчесал кроны персиковых деревьев — листва прошуршала, как ткань. Кайгаку разжал пальцы. Он подумал, что хватит, это бессмысленно. Эмоции никогда не приводили ни к чему хорошему.       Зеницу закашлял, уронив голову набок, и мягко положил ладонь на горло. Вслушиваясь в тихое тяжелое дыхание, Кайгаку понял, что его остановило: Зеницу почти что умолк, возможно навсегда. Ветер еще раз пробежался через рощу, принеся сладкий запах персиков, что вскружило голову, и придало Кайгаку сил. Он впился пальцами в челюсть Зеницу и с силой повернул лицом к себе.       — Может, я научу тебя Дыханию Грома, а? — весело спросил Кайгаку. — Сэнсэй же настаивает на совместных тренировках!       В раскрытых глазах Зеницу плескалось закатное солнце. Кайгаку помедлил. Он наклонился так низко, что почувствовал теплое дыхание на губах. Он хотел пошутить, выдохнуть с такой силой, чтобы Зеницу задохнулся. По позвоночнику ударила дрожь, резко затошнило. Фыркнув, Кайгаку вскочил на ноги.       — Ты не достоин такой чести.       Зеницу закрыл глаза. Слезы скатывались по его вискам, и, смотря на них, Кайгаку подумал, что пока что не было в его жизни ничего приятнее, чем чувствовать, как беспомощен и слаб Зеницу. Было даже лучше, чем когда он его просто бил.       Солнце ушло. Небо окрасилось в розовый. Кайгаку медленно вышел из рощи. Подходя к дому, он услышал за спиной робкий бег.       Они шли в тишине.       — Дедуля волнуется, — тихо сказал Зеницу.       Кайгаку решил ничего не отвечать, догадавшись, что у дверей ждет их наставник. Зайдя в гэнкан, он низко поклонился, с раздражением подумав, что сегодня как-то не хочется выслушивать ругань. Зеницу сразу же завыл, бессвязно извиняясь, и так же быстро получил тростью по лбу. Схватившись за голову, он охнул и рухнул на колени. Раздался сдавленный плач.       — Прекрати рев и иди готовить рис, — строго сказал Шихан.       — А вчера ты сказал, что сегодня будет готовить Кайгаку, — Зеницу снова взвизгнул.       Кайгаку тихо наблюдал, как сэнсэй ткнул в Агуцума тростью. Он горел от желания, чтобы Зеницу получал удар за ударом.       — Почему вы пришли так поздно?       — Мы смотрели в персиковой роще, как заходит солнце, — соврал Кайгаку.       Всхлипывая, Зеницу растирал ладонями слезы по щекам. Хоть он и разулся, но не спешил уходить.       — Дедуль, — протянул Агацума, — Не злись, пожалуйста. Прости, что…       Шихан ткнул его тростью в спину и еще раз повторил, что ждет ужин. Зеницу нелепо выгнулся, повалился на бок и, стеная, пополз на коленях. Кайгаку наблюдал за ним с отвращением, желая пнуть Зеницу, а потом еще и прикрикнуть, чтобы тот наконец-то собрался и заканчивал представление. Он перевел взгляд на наставника.       — Простите, из-за нас Вы волновались. Этого больше не повторится, — Кайгаку поклонился еще ниже.       Шихан лишь вздохнул.       Ужин проходил в невыносимой тишине. Заметив это, наставник спросил у Зеницу, не случилось ли с ним что-нибудь. Кайгаку перестал дышать. Он впился взглядом в светлую макушку, мысленно повторяя: «Ничего не говори». Впервые в жизни ему стало страшно за последствия. Даже представить было сложно, что будет, когда Зеницу откроет рот. Как минимум, прогонят. Уходить с позором после стольких месяцев тренировок было слегка досадно.       Зеницу покачал головой.       — Ничего, — тихо сказал он. — Я вспомнил, — он медленно поднял голову, — Как на прошлой неделе, когда мы с Кайгаку шли на рынок, на нас напала собака. Она была огромной! — Зеницу вскинул руки, показывая размер. — И у нее была огненная шерсть. Она так громко лаяла! Я сильно напугался. А Кайгаку даже не дернулся!       Кайгаку выдохнул. Вообще-то это был щенок собаки акита, и произошло это в середине лета, но сенсей со смешком хмыкнул, сказал Зеницу не забивать голову чепухой, на что тот скромно улыбнулся.       — Ведь правда, Кайгаку? — спросил Зеницу.       — На прошлой неделе мы не ходили на рынок, — с неохотой ответил Кайгаку.       — Тогда это было на позапрошлой.       Кайгаку промолчал.       Сухая августовская ночь не давала уснуть. Через распахнутые сёдзи лениво протекал свежий ветерок. Он то замирал, то стремительно проносился по татами. Кайгаку долго смотрел на луну, прежде чем перевести взгляд на Зеницу. Зимой Агацума слезно умолял Кайгаку поменяться спальными местами, чтобы лежать дальше от сквозняка. Летом он, наоборот, просил поменяться местами, чтобы спать ближе к свежему воздуху. Лунный свет пересекал его лицо по диагонали, словно разрезая голову от уха до челюсти. В лунном свете волосы Зеницу казались белыми. Кайгаку скосил взгляд на его шею. Удивительно, но ни синяков, ни красных следов, ни царапин не был, хотя Кайгаку казалось, что он сдавливал шею изо всех сил.       Зеницу раскрыл глаза.       — Тебе тоже не спится? — прошептал он.       Кайгаку спокойно перевел взгляд на кончик его носа. Он предполагал, что Зеницу ослеплен лунным светом и не догадывается, что его внимательно рассматривают.       — Это из-за луны, — продолжил Агацума. — От этого люди сходят с ума. Потому что спали под лунным светом.       — Бред это все, — сказал Кайгаку.       Он повернулся к Зеницу спиной, натягивая футон до носа. Дурацкий день. И сотня таких же впереди. Мысли путались, злость сменилась на липкое отвращение. Кайгаку заснул.       Сентябрьское утро началось с того, что Кайгаку искал Зеницу. Тот не мог далеко убежать. Однажды он сказал, что не любит ходить в город, правда Кайгаку не понимал, почему запомнил эти слова, а теперь повторяет их. Значит, Зеницу убежал в рощу, снова забрался на дерево или спрятался в траве. Кайгаку, раздраженно фыркнув, уже собирался бежать за ворота, как услышал сдавленный всхлип. Он резко повернулся. Зеницу, вскрикнув, прыгнул за угол дома.       — Эй! — крикнул Кайгаку. — Ты где прятался? Пошли!       Он догнал Зеницу, впился в его руку и с силой потащил за собой.       — Нет! Я не хочу! — завопил Зеницу. — Я не хочу с тобой драться! Ты меня убьешь!       — Я тоже не хочу тренироваться с тобой, — шипел Кайгаку. Осталось пройти пару метров, но Зеницу тормозил его, упираясь пятками в землю. — Потому что ты слабак. Ты жалок. Я лишь теряю время, пока вожусь с тобой.       — Вот! — крикнул Зеницу. — Вот именно! Давай так и скажем дедуле. Нас двоих он послушает.       — Нет, не послушает.       — Но, Кайгаку, ты всегда выигрываешь с первого удара. Это бессмысленно, а у меня потом все тело болит! Ты так сильно бьешь!       — Если бы ты отбивался, а не прятался, то, может быть, мы бы сражались чуть дольше.       Шихан ждал их на поле за домом. Он выглядел так спокойно, словно прогуливался и решил остановится, чтобы полюбоваться приходом осени. Свежесть раннего утра заметно выветривалась. Душное солнце окрасило небо в пыльно-оранжевый. День вряд ли будет приятным.       Кайгаку отпустил Зеницу, поклонился наставнику.       — И где он прятался? — спросил Шихан.       — Дедушка, пусть Кайгаку дальше тренирует четвертый стиль и не тратит время на меня, — протянул Зеницу, за что получил тростью по голове.       — Это даже не настоящая катана! Это бамбук! — разозлился Кайгаку. — Бери синай, и давай уже начнем.       — Ну и что? — проплакал Зеницу, потирая лоб. — Бамбуком тоже больно.       Кайгаку принял стойку. Он терпеливо ждал, когда сэнсэй все же встряхнет Зеницу и заставит того несколькими ударами трости по шее взять бамбуковый меч.       «Что за фарс», — сердито подумал Кайгаку.       Он взмахнул мечом, и Зеницу в ту же секунду с визгом отбросил свой синай.       — Я умру! Кайгаку точно убьет меня! — в панике закричал он, закрывая голову руками. — Дедушка, ты же не позволишь своему ученику умереть?       — Прекращай рыдать и бери меч, — Шихан стукнул тростью тому по спине. — Совместные тренировки очень важны, Зеницу.       — Кайгаку и так все умеет. Он такой сильный! В прошлый раз он меня так отлупил бамбуком, что я лежать не мог. Можно я не буду тренироваться вместе с Кайгаку?       Получив грубый отказ, Зеницу завопил сильнее. Кайгаку почувствовал дикую усталость. Как утомительно: все кричит и рыдает — Зеницу просто невыносим.       «В следующий раз я его точно задушу», — подумал Кайгаку, переполненный гневом.       Зеницу все же встал на ноги, принял стойку и дрожащими руками протянул меч. Он зажмурился, что вывело Кайгаку из себя.       — Открой глаза! — закричал он.       Зеницу сжался от ужаса, к тому же зажмурился еще сильнее. Выдохнув сквозь зубы, Кайгаку взмахнул мечом. Зеницу уклонился.       «Видимо, услышал», — пронеслось в мыслях Кайгаку.       Жуткий треск поднялся к небесам. Зеницу раскрыл глаза. Половина его бамбукового меча отлетела. Кайгаку поклонился наставнику, и тут же его оглушил пронзительный крик.       — Ничего себе! — заорал Зеницу. — А что, если бы это был настоящий меч? А если бы это был я? Кайгаку бы меня надвое перерезал! Ты видел, дедушка? — Зеницу тряс отрубленным мечом. — Что если бы Кайгаку дрался по-настоящему? Я бы умер! Он бы точно меня убил! Почему я должен это делать? Я не хочу. Я не хочу умирать, я еще так мало прожил!       — Никто бы тебя не убил, Зеницу. Прекращай кричать, — сэнсэй сбил тростью обрубок из рук парня.       «Нет, убил бы», — со злостью подумал Кайгаку.       Зеницу испуганно посмотрел на него. Их взгляды на секунду встретились, а после Агацума зажмурился, закрываясь руками от побоев наставника. Кагайку почувствовал, как лед сковывает его грудь.       «Он не может слышать мысли», — успокоил он себя. — «Просто случайность».       — Что с тобой такое? Соберись! — услышал Кайгаку, спускаясь к дому. — Ты никогда не станешь сильнее, если будешь прятаться. Учись у старших.       Зеницу что-то проплакал в ответ, но Кайгаку не разобрал, что именно.       Так быстро избавиться от обязательных совместных тренировок у него никогда не получалось. Как жаль, что он раньше не догадался бить по мечу и обычно целился в шею Зеницу. Избивать его, конечно, было приятно, к тому же с разрешения наставника, но терять на это время было глупостью. Нужно выучить еще два стиля.       Сентябрь ушел за середину. Дни становились холоднее. Кайгаку почувствовал это, когда сделал вдох для выпада, и воздух обжег горло, как лезвие. Значит, зима придет раньше. Определять, сколько осталось теплых дней, Кайгаку научился в детстве. Кто быстрее найдет теплое место, где можно пережить зиму, тот, считай, уже выжил.       Кайгаку убрал меч. Тренировка не удалась. Настрой не шел. Если бы утром Зеницу не ныл, что он почти не спит, утренние пробежки адски тяжелые, что у него ноет спина, и поэтому он не может выполнять растяжку, то день бы прошел относительно хорошо. Единственный, кто по-настоящему страдал, был Кайгаку, которому пришлось вытерпеть бессвязный плач. Да и вообще жизнь редко приносила хотя бы сносные дни.       Послышался свист. Мелодия прозвенела, как ветер. Кайгаку прислушался. Да, это была песня. Только Зеницу умел насвистывать мелодию, к тому же так спокойно. Кайгаку невзначай поинтересовался у себя, что могло произойти, раз уж Зеницу разгуливает во время тренировки, да еще и напевает дурацкую песню.       — Далеко же ты ушел, — раздалось за спиной. Кайгаку с неохотой развернулся. — Я никак не мог услышать тебя.       — Что ты тут делаешь?       — Дедушка попросил сходить в город, купить рыбу, — Зеницу раскрыл ладонь, показывая монеты. — Он сказал, что мы до вечера будет ловить ее, поэтому быстрее будет сходить на рынок.       — Ты уж точно до ночи простоишь с удочкой, — издевательским тоном сказал Кайгаку.       Зеницу промолчал. Они в тишине вышли на дорогу, но, пройдя третье рисовое поле, Агацума убежал немного вперед, и по округе, как ветер, засвистела мелодия. Кайгаку неожиданно вспомнил, где слышал ее.       В прошлом месяце они были на рынке, в тот же день подвыпившие ветераны распевали песни, сидя на земле. Пятеро человек вывалилось из чайной, пьяно крича и хором пели военные марши. Зеницу тогда сказал, что ему страшно находится на одной улице с такими людьми, а потом добавил, что песня местами забавная, хоть в целом и грустная. Еще он сказал, что любит военные марши, но не любит войну, на что Кайгаку ответил, что это глупо.       — Прекрати свистеть! — крикнул Кайгаку.       Зеницу резко замолчал.       — В этом доме живет страшная собака? — спросил он, подождав старшего.       Кайгаку посмотрел, куда показывает Зеницу.       — Да.       — А почему она еще не выбежала?       — Сейчас всех собак травят.       — Правда? — вскрикнул Зеницу. — А зачем? Что они сделали?       — Собаки переносят бешенство, ты не слышал об этом? Если собака тебя укусит, ты заболеешь. А это смертельно.       Зеницу издал какой-то странный вздох, словно его затрясло. До рынка он не произнес ни слова.       Город всегда шумел, потеряться в нем было достаточно легко. Кайгаку не сильно волновало, если Зеницу заблудится — тот все равно придет обратно — просто у него были деньги. Кайгаку вспомнил об этом, когда выбирал рыбу. Он обернулся, ища в разноцветной толпе желтую макушку. Стоя под окнами чайной, откуда раздавалось шипение проигрывателя, Зеницу слушал музыку. Кайгаку разозлился. Что за бестолочь? Бегает по рынку с деньгами, где полно людей, еще и качает головой под идиотский вальс.       Кайгаку уже хотел окликнуть его, как к Зеницу подошла женщина. Она раскачивала бедрами, будто была пьяна, и придерживала руками талию — если и делала вид, что прогуливается, то неубедительно. Не молодая, но и не старая, выглядела она так же средне, Кайгаку бы не назвал ее красивой, хотя почему-то ему стало очень завидно, что женщина подошла именно к Зеницу. Может, хотела обокрасть его? Других вариантов не могло и быть.       Она прислонилась плечом к стене чайной и что-то сказала. Зеницу повернулся к ней. Он ответил, и женщина широко улыбнулась. Кайгаку быстрым шагом пошел к ним, представляя, как сильно влетит от него Зеницу. Да, он не пожалеет сил.       Женщина скребла кончиками ногтей по плечу Агацума. Кайгаку вспомнил, как его хватали за руки, когда ловили с кражей. Плечо тупо заныло. Неприятно вспоминать прошлое. А женщина, рассмеявшись, легко ущипнула Зеницу за кончик носа, отчего тот по-дурацки отвернулся, наверняка, улыбаясь во весь рот, как конченный идиот.       — Уйди от него, женщина! — зло крикнул Кайгаку. — Зеницу, иди сюда немедленно!       — Какое у тебя милое имя, — рассмеялась женщина. Голос у нее был хриплым, а юката распахнуто. Кайгаку даже показалось, что он увидел ее плечо.       Он грубо потянул Зеницу за руку, а после треснул ладонью по затылку. Зеницу шикнул, пряча голову в плечи.       — Не обижай его, — сказала женщина.       — Замолчи! — зашипел Кайгаку.       Уходя, он, кажется, услышал: «Какой грубый», но проигнорировал это.       — Заплати за рыбу, — приказал Кайгаку. — Или ты потерял деньги?       Зеницу молча раскрыл ладонь с монетами. Кайгаку что-то недовольно пробормотал.       — Зачем ты вообще пошел со мной? — продолжал он возмущаться на обратном пути. За спиной умолкал рынок. — Ты со всеми шлюхами болтаешь?       — Не говори так про ту женщину! — с укором сказал Зеницу. — Она очень милая. Сказала, что хочет угостить меня засахаренными желудями. Если бы они были у нее с собой, то она бы дала мне несколько штук. Когда я жил в городе, еще до того, как меня забрал дедушка, я часто видел проституток. Они все были злыми и таскали меня за уши или кричали. Еще курили…       — Все, заткнись! Неси рыбу молча! — Кайгаку прервал его криком.       Солнце уходило. Сиреневые облака и меланхоличный сентябрьский ветер навевали тоскливые фантазии. Наверное, здорово, когда красивая девушка щипает тебя за нос. Кайгаку бы очень хотел, чтобы какая-нибудь девушка признала его силу, приносила бы чай, стирала бы его вещи и обязательно всегда бы низко кланялась. Для этого нужно в совершенстве овладеть техникой Громового Дыхания. Если бы только Зеницу не мешался…       — На следующей неделе мы опять будем драться на бамбуковых мечах. Когда дедушка сделает новые, — Зеницу грустно вздохнул. — Так нечестно. Ты сильнее меня.       — Прекрати ныть, — разозлился Кайгаку.       — Я никогда не смогу даже ударить тебя. Ты такой быстрый! А еще скоро наступит зима. Ненавижу тренироваться зимой. Я сразу же мерзну! Руки сводит от холода, я не могу даже пальцы разжать!       — Ты прекратишь или нет? — Кайгаку указал на крышу их дома. — Быстро отнеси рыбу сэнсэю. Бегом!       Зеницу захныкал.       — Я устал! Мы так долго шли!..       — Немедленно! — Кайгаку зарычал.       Всхлипнув, Зеницу убежал. Кайгаку не спешил возвращаться. Он остановился у ворот и долго смотрел на солнце. Да, определенно, в этом году зима придет раньше. Уходили теплые дни. Сумерки наступали быстрее.       Из двора послышалось пение. Зеницу медленно завернул к персиковой роще, не заметив Кайгаку — настолько был увлечен песней. Его светлые волосы развевались на холодном ветру, а Зеницу качал головой и мурлыкал мелодию. Кайгаку пошел за ним. Почему-то хотелось ударить его, чтобы тот перестал петь. Настроения для песен не было.       Перейдя речку, Зеницу по пояс утонул в высокой траве. Его волосы будто горели в последних солнечных лучах. Сделав несколько шагов, Зеницу упал. Он явно сделал это специально. Зашуршала трава, а после успокоилась и слегка затряслась от ветра, гуляющего по полю.       Кайгаку подошел ближе. Закинув руки за голову, Зеницу напевал мелодию. Он открыл глаза и скосил их на старшего.       — Я слышал тебя еще от ворот, — сказал он. — Подумал, что ты хочешь побыть один. Мне тоже захотелось посидеть одному. Ты же всегда сюда приходишь, да? Ну, мне идти больше некуда. Прости, что достаю.       — Хочешь пофантазировать о той женщине?       Кайгаку ехидно улыбнулся и скрестил руки на груди. Зеницу заметно смутился.       — Вовсе нет, — сказал он, но тихо. — Ты когда-нибудь мечтал встретить самую красивую в Японии девушку и жить с ней? — он перевел тему.       — Ты никогда не встретишь такую, — со всей желчью сказал Кайгаку. — А если и встретишь, то она не захочет с тобой жить. Тебя полюбит разве что слепая. Или сумасшедшая. Полоумная, которая только и сможет, что говорить «Да» и «Доброе утро».       — Почему ты всегда так груб?       Кайгаку заметил, что Зеницу собирается встать, и быстрее, чем тот поднял руки, уперся коленями в ладони младшего. А чтобы Зеницу точно не смог освободиться, Кайгаку схватил его за предплечья. Отчего-то стало необычайно весело — грудь сводило от смеха.       — Только такая тебя и полюбит! — засмеялся Кайгаку. — Потому что ты жалкий, плаксивый и тупой! Наверное, еще и мечтаешь по ночам о первом поцелуе с какой-нибудь девкой.       Зеницу заморгал. Слезы скапливались на его ресницах, и Кайгаку поймал себя на мысли, что у Зеницу очень теплый цвет глаз, как солнце, которое не греет. Какая глупость. Совсем не хотелось слушать рев мелкого, а тот точно расплачется и убежит. Придется искать его, так как уже темнело, и наставник будет очень зол, что они не вернутся до заката.       Кайгаку отпустил Зеницу, но лишь для того, чтобы схватить его за воротник и встряхнуть.       — Ну и каким будет твой первый поцелуй? — с издевкой спросил он. — Трепетным, стеснительным и обязательно под цветущей сакурой? — Кайгаку рассмеялся. — Как наивно! Ты такой жалкий! От тебя другого и не ждешь.       Зеницу закрывал лицо руками, что очень раздражало Кайгаку. Конечно, он задел его за живое, но рыдать из-за этого… Тошнило от отвращения.       — Надо идти. Скоро совсем стемнеет.       Голос Зеницу звучал твердо. Кайгаку схватил Агацума за запястья и с силой развел его руки. Хоть ресницы и слиплись от слез, все же Зеницу не плакал, только густо покраснел. Кайгаку рассмеялся.       — Не бойся, я уберегу тебя для твоей первой любви. Я убью всех демонов, что захотят тебя съесть.       Он рассмеялся еще громче, издевательски, когда Зеницу опустил голову, почти прижимаясь подбородком к груди.       — Пожалуйста, пошли домой, — прошептал Агацума.       Да, если собраться сейчас, то они успеют дойти, пока солнце полностью не уйдет за горизонт. Кайгаку обхватил лицо Зеницу ладонями, заставил посмотреть на себя и, склонив голову на бок, впился зубами в его нижнюю губу. Дрожь пробежалась по позвоночнику, в точности так же, как и в тот день, когда он душил Зеницу. Правда совсем не от тошноты. Зеницу завыл сквозь сжатые зубы. Он забил руками, и, представив, как отвратительно это смотрится со стороны, Кайгаку отпустил его. Пульс бешено бился в висках. Кайгаку пытался выровнять дыхание. Он вскочил на ноги и посмотрел сверху вниз на Зеницу, который спрятал лицо в ладонях.       — Лучше бы ты думал, как выучить что-то кроме первого стиля, — спокойно сказал Кайгаку. — Пошли. Темнеет.       Идя в абсолютной тишине, Кайгаку подумал, что шутка удалась. Такого унижения Зеницу точно не выдержит. Может, даже не проронит ни единого всхлипа, переживая случившееся. Как приятно быть плохим! Ставить на место сопляка — чистое удовольствие.       За ужином Зеницу молчал, только тихо пожелал всем приятных снов и снова умолк. Всматриваясь в темный потолок, Кайгаку слушал, как наставник чинит бамбуковый меч, как свистит ветер, гуляющий по татами, и вспоминал горящие на солнце светлые волосы. Что-то его зацепило, навсегда осталось в голове. Оранжевый силуэт на холодном сентябрьском небе. Щеки Зеницу были горячими, и его дыхание обжигало. Искусанные губы и жесткие волосы — странное сочетание.       Кайгаку перевел взгляд на Зеницу. Тот свернулся на бок, утыкаясь лицом в пол. Может, он уснул, а, может, тихо ронял слезы, а может, так же думал о произошедшем. Кайгаку закрыл глаза.       Шихан починил мечи за три вечера. Серое холодное утро началось с недовольного плача.       — Но ты же сказал, что мы будем драться через неделю! — простонал Зеницу. — Неделя еще не прошла! Дедуль, не посылай меня на смерть, я еще столько не успел!       — Замолчи и бери меч! — строго сказал наставник.       Кайгаку спокойно смотрел на дрожащего Зеницу. Опять этот идиот зажмурился. Что ж, тогда это много времени не займет. Кайгаку замахнулся, и Зеницу моментально увернулся, даже с закрытыми глазами. Он крепко держал синай, пусть его дрожь и стала сильнее. Кайгаку ударил еще раз — Зеницу блокировал его, громко вереща, чтобы его не били сильно, пожалели, и пускай тренировка быстрее кончится, он ужасно боится, что ему отрубят голову.       — Это бамбук, Зеницу! — рассердился Кайгаку. — Я не могу отрубить тебе голову!       Он вложил в выпад все силы. Зеницу проворно увернулся, но меч все равно задел его за бок. Агацума не выронил меч. Раскрытыми от ужаса глазами, он смотрел на Кайгаку. Его тяжелое дыхание срывалось с губ рваным паром.       «Почему он не упал?» — замер от удивления Кайгаку.       В воздухе повисло напряжение.       — Больно, — непривычно тихо сказал Зеницу. Он медленно положил ладонь на ребра. — Дедушка, мне что-то больно…       Шихан недовольно цокнул, провел ладонью по бокам Агацума, пару раз изогнул руку, похлопал и ткнул пальцами. Зеницу дрожал, но не произнес ни звука. Слезы скапливались в уголках его глаз. Кайгаку убрал меч, ему стало интересно, что произошло, хотя в другой раз он бы раздраженно ушел.       — Ты сломал ребро, — спокойно сказал Шихан.       — Что? — завизжал Зеницу. — Сломал? Я умру?       — Если будешь кричать и дергаться, то ребро проткнет тебе легкое, — уже недовольно ответил наставник.       — Может проткнуть? Какой кошмар! — Зеницу заревел. — Дедушка, это конец! Оно никогда не заживет. Оно неправильно зарастет, и я навсегда стану горбиться! Я не хочу быть горбатым!       — Иди в дом. Может, оно и не сломано, просто треснуло. Когда разденешься, я посмотрю еще раз, — сэнсэй махнул рукой. Кайгаку послушно подошел к нему. — Поможешь мне.       Зеницу плакал и просил, чтобы его понесли на спине, ведь ему так больно, он умирает, и если бы они знали, как страшно умирать, то обязательно бы понесли на спине. Кайгаку зло шикнул на него. Сидя у фусума, он мысленно говорил Зеницу, что знает, как страшно умирать, и он пойдет на любое преступление, лишь бы остаться в живых. Пожертвовать несколькими жизнями, чтобы спастись самому — не сложно. Ему нет дела до других, как и другим нет дела до него. И неужели Зеницу настолько слаб, что сломался от вялого толчка? Какой жалкий пацан. И вот с ним придется разделить титул?       — Дыши, как я тебя учил, не ворочайся, и через два вечера кости срастутся, — глухо прозвучал голос наставника.       — Но ты же мне сказал не дышать, — простонал Зеницу.       Кайгаку разозлил его плаксивый тон.       — Я сказал не дышать глубоко и не кричать, — сэнсэй повысил голос. — Вспомни, какому дыханию я тебя учил.       Шихан раздвинул фусума. Кайгаку бросил быстрый взгляд на Зеницу: перемотанный тканью, Агацума откинул голову так, что кончик его носа смотрел в потолок. Видимо, ему правда было больно. А когда не было? Он все время стонет, что у него что-нибудь болит. Взгляд Кайгаку упал на синяки Зеницу, которые чернели на плечах, но парень тут же отвлекся, повернувшись к наставнику.       — Пошли. Нужно продолжать тренировку, — Шихан похлопал Кайгаку по плечу. — Не волнуйся за него. Всякое происходит, а на Зеницу все заживает, как на собаке. Он больше ноет.       И снова наступила тишина. Если Зеницу не спал, то либо стонал от боли, либо дышал, шумно и раздражающе. Зато день прошел непривычно спокойно. Кайгаку ждал, когда Зеницу закончит ужинать, чтобы наконец-то отнести посуду и лечь спать.       — Дедушка сказал, что следующая совместная тренировка будет недели через две, — с нескрываемым весельем сказал Зеницу.       — А ты только этому и рад, — хмуро ответил Кайгаку.       — Еще бы! Она, наверное, будет последней в этом году. Потом и снег выпадет…       — Это никогда не мешало сэнсэю.       Зеницу промолчал.       — Я заметил, что если сосредоточиться на дыхании, то боли почти не чувствуешь, — сказал Зеницу, но Кайгаку не ответил. — А что сегодня делал ты? Ты уже выучил пятый стиль?       — Не твое дело.       — У тебя все так легко получается. Хотел бы я так же. Я даже завидую. Ты можешь усердно работать с утра до вечера, а я устаю уже через два часа. Я рад, что мы учимся вместе…       — Заканчивай уже, — нетерпеливо сказал Кайгаку. — Мне только ухаживать за тобой не хватало.       — Прости меня, — пролепетал Зеницу.       Кайгаку забрал пустые тарелки, и когда он вернулся, Зеницу лежал с закрытыми глазами. Спал или только делал вид — все равно, важно лишь то, что перестал ныть. Кайгаку расстелил футон и долго лежал без сна, вслушиваясь в глубокое дыхание напротив. Как бы ему хотелось выучить пятую стойку до того, как выпадет снег. Хорошо, что Агацума не мешается, нужно было сломать ему ребра еще раньше.       — Кайгаку, — тихо прозвучало над татами. Кайгаку не отвечал. — Я знаю, что ты не спишь. Я слышу твое дыхание. Оно не такое, как у спящего…       — Что тебе нужно? — грубо вставил Кайгаку.       — Мне сейчас стало так тоскливо. Ты боишься одиночества?       Кайгаку задумался. Разве он когда-либо был не один? Он не знает, что такое семья, забота, дружеское тепло. Хотя нет, когда-то у него все это было, но Кайгаку старался не вспоминать пускай и радостные, но темные дни. Он привык к одиночеству и знал, что никогда с ним не будет человека, который полюбит его. Но Зеницу оказался прав — стало действительно тоскливо.       — Я вот боюсь, — не дождавшись ответа, признался Зеницу. — Я не хочу снова остаться один. Это так страшно — понимать, что ты никому не нужен. Такое чувство возникает, будто тебя и не существует вовсе.       — Я хочу спать. Не мешай мне.       Кайгаку решительно повернулся к Зеницу спиной, показывая всем видом, что разговор окончен.       — Я очень рад, что мы вместе учимся у дедушки, — слабо сказал Агацума. — Ведь кроме него у меня никого нет.       Погрузившись на секунду в глухую тишину, Кайгаку услышал быстрое, но глубокое дыхание — Зеницу лечил ребро — и почти сразу же уснул.       Утром, уходя как можно дальше от дома, Кайгаку заметил изморозь на умирающей траве. Лимонное солнце не грело. Его рассеянный свет и грязно-персиковое небо только раздражали, и Кайгаку начал тренировку в самом отвратительном настроении за последние месяцы.       Ближе к вечеру, когда он подходил к воротам, Кайгаку почувствовал какие-то слабые изменения. Стало как-то непривычно радостнее. И только войдя в гэнкан, он понял, что произошло. Зеницу готовил рис. Он напевал песню, которая иногда прерывалась длинным мучительным стоном, а после снова лилась, как горная река.       — Тебе лучше? — удивился Кайгаку.       Зеницу медленно повернулся к нему, перестав петь.       — Мелкие поручения я могу выполнять.       — Понятно, — только и ответил Кайгаку.       — Все же лучше, чем весь день повторять один и то же стиль.       Зеницу сдавленно простонал. Кайгаку поспешил уйти, на секунду подумав, что бежит от нахлынувшей жалости. Просто смешно: Зеницу заслужил боль, это должно его хоть чему-то научить, хотя бы тому, что не надо закрывать глаза, когда дерешься с противником один на один.       На следующее утро Кайгаку проснулся от холода. Он удивился, как Зеницу продолжает спать, ведь при первом морозном ветерке тот начинал скулить, что у него будет туберкулез, он простудится, заболеет бронхитом, а потом просился поменяться спальными местами, чтобы лежать там, где меньше дует. Наверное, у Зеницу поднялся жар, решил Кайгаку. В любом случае, утро выдалось тихим, но холодным.       — Нужно убраться, пока не похолодало, — сказал Шихан. Кайгаку встретил его на пороге дома. Сэнсэй постукивал тростью по земле. — Вынеси татами.       Солнце так и не появилось. В сером холодном воздухе словно замерли все звуки. Выбивая пыль и мелкий мусор из татами, Кайгаку не слышал даже собственного сердцебиения, лишь глухие удары, эхом разносившиеся по округе. Работа шла быстро и монотонно. В какой-то момент Кайгаку показалось, что мир полностью исчез, остался только небольшой островок, где он выбивал татами на углу покосившегося дома.       Кайгаку остановился. Пот лился по спине. Только прошел обед, а работа уже была закончена. Кайгаку решил, что после того, как разложит татами, пойдет тренироваться. Он заглянул за угол. На растянутых веревках сохло белье. Шихан, опершись на трость, смотрел куда-то вдаль.       — Сэнсэй, — позвал его Кайгаку, — Я закончил.       Шихан кивнул.       — Отнеси их в дом, — сказал он.       — После я пойду тренировать пятую стойку, — предупредил Кайгаку.       Наставник лишь кивнул, словно не слушал его.       Кайгаку раскладывал татами, когда услышал песню. Он бы не придал этому значение, если бы Зеницу не запел. Оказывается, он знал слова, только делал между ними огромные паузы, охая и протянуто стеная. Кайгаку бросил последний татами и выглянул в энгава.       Зеницу мыл пол. Обычно, он справлялся за несколько минут, сейчас же он мучительно тер одно и то же место. Грязная вода сочилась из тряпки, оставляя серые лужи. Пол блестел, и в воздухе витал влажный тяжелый запах. Зеницу не торопился. Он пропел строчку из песни, охнул и медленно опустил лоб на сложенные руки, замерев. Тишина повисла над его головой.       — Эй! — громко сказал Кайгаку. — Ты еще долго?       Зеницу выпрямился с чувством, будто каждая его мышца ныла от боли.       — Скоро закончу.       — Ну и грязи же ты развел, — хмыкнул Кайгаку.       — Прости меня. Я все уберу.       Перед тем, как выйти через сёдзи, Кайгаку задержал взгляд на Зеницу. Агацума погладил больной бок и продолжил тереть тряпкой пол, все так же медленно, все так же мучительно, с болью и бесконечным страданием в каждом движении. Он тихо запел дурацкий военный марш, но Кайгаку уже выскочил на улицу, решительно отмахиваясь от мыслей, что ему, в общем-то, немного хотелось помочь Зеницу.       В октябре неожиданно потеплело. Кайгаку раз за разом взмахивал катаной, повторяя пятую стойку, но следить за дыханием было крайне сложно. Отвлекал Зеницу, который радостно следил за старшим, подперев ладонями подбородок.       — Тебе бы тоже не помешало выучить что-то кроме первой стойки, — раздраженно сказал Кайгаку.       — А какой в этом смысл? — Зеницу простодушно покачал плечами. — Меня все равно убьет первый же демон.       — Тогда повторяй первую стойку!       — Сегодня такой теплый денек! — протянул Зеницу. — Сколько таких еще будет?       — А в холодные дни ты не захочешь заниматься.       — У меня ноет ребро, когда я вытягиваюсь, — признался Зеницу.       — Терпи! — Кайгаку убрал катану, вздохнул и снова принял стойку.       Зеницу издал неприятный звук, что-то между недовольным стоном и мычанием.       — Я лучше посмотрю, как занимаешься ты.       Вдалеке послышался недовольный крик.       — Опять ты бездельничаешь! — Кайгаку обернулся. К ним шел Шихан. — А ну живо за тренировку!       — Но я…       — Он уже собирался присоединиться, сенсей, — Кайгаку перекричал Зеницу.       Шихан приблизился к ним, хмурый, но не злой.       — Ты меня расстраиваешь, Зеницу, — строго сказал наставник. — Ты должен учиться у старшего. Вдвоем вы добьетесь большего, чем поодиночке. Кайгаку сейчас покажет, что умеет, а ты попробуешь повторить.       Зеницу что-то промямлил под нос.       «Сейчас я ему покажу», — воодушевился Кайгаку. — «Вот он и сравнит, кто старается, а кто отсиживается целыми днями. Он поймет, кто должен стать его преемником».       Кайгаку принял стойку, сделал вдох. Сначала он услышал лязг лезвия, а после — раскат грома. Воздух ударил в грудь, и земля закружилась, но Кайгаку уверенно стоял на ногах. Он заметил, что переместился, и сэнсэй с Зеницу стоят за его спиной. Голова кружилась.       — Ого! Ты видел, дедушка? — восторженно кричал Зеницу.       Кайгаку повернулся к ним, чуть пошатнувшись.       — Да, видел. Чуть с ног не свалился, — Шихан постучал тростью по земле. — Кайгаку, следи за равновесием.       — Но у него получилось! — не унимался Зеницу. — Пятый стиль! Кайгаку всю осень тренировался.!       — Замолчи, — устало шикнул Кайгаку.       Зеницу вздохнул.       — Ладно, — он погладил рукоятку катаны. — Теперь мне попробовать?       — Начинай, — разрешил Шихан. — Не ругай его, — сказал он Кайгаку, дождавшись, когда Зеницу отбежит от них, чтобы замахать в воздухе катаной. — Он говорит это от всего сердца.       — Я слегка вымотался, — соврал Кайгаку.       — Отдохни и снова принимайся за… — Шихан прервался на полуслове. — Зеницу! — закричал он. — Прекращай заниматься ерундой! Если ничего не получается, оттачивай то, что умеешь. Не трать время зря!       Зеницу размахивал катаной, словно сбивал ей персики. Услышав, что его зовут, он остановился, но катану не убрал.       — А что не так? — искренне удивился Зеницу.       Шихан недовольно вздохнул, покачав головой.       — Проследи за ним, — сказал он Кайгаку.       Дождавшись, пока наставник скроется за деревьями, Кайгаку присел на небольшой пень. Он смотрел, как Зеницу принял стойку, лязгнуло лезвие, и на секунду вспыхнул белый свет. После Кайгаку услышал раскат грома. Неплохо. Впрочем, это все, на что Зеницу был способен. Если бы Кайгаку по-другому держал рукоять, то у него бы тоже получилась первая стойка. Кайгаку встряхнул головой. Нечему завидовать. В сравнение с младшим, он почти столп.       Зеницу убрал катану, схватился за ребра и, сгорбившись, подошел к Кайгаку. Он повалился рядом с ним, охая.       — У меня все болит! — простонал он.       — С каждым разом становится легче, — сказал Кайгаку и добавил, подумав, что прозвучал мягко: — Если бы ты не ленился и тренировался каждый день, то у тебя бы ничего не болело.       — Ребро еще не зажило, — Зеницу тяжело дышал. Он широко улыбнулся, поднимая голову. — Ты тогда мне здорово…       — Заткнись, — шикнул Кайгаку.       Солнце перевалилось за середину неба. Еще пару часов, и начнет темнеть. Нужно было принести воды и растопить купальню. Кайгаку не хотел возвращаться в дом. Все же Зеницу был прав: сколько еще таких дней осталось? Неделя, полторы? Хотелось до темноты сидеть под темно-синим небом и вдыхать пока еще теплый воздух. Стало спокойнее и даже весело. И даже в компании Зеницу.       — Когда ты пройдешь отбор, ты будешь нас навещать? — тихо спросил Зеницу.       — А ты веришь, что я пройду отбор? — Кайгаку усмехнулся.       — Еще как! У тебя все всегда получается. Не то, что у меня… Если бы не дедушка, то я бы ни за что не пошел бы на последнее испытание. От одной только мысли страшно становится. А ты обязательно перебьешь всех демонов и станешь столпом.       Кайгаку фыркнул.       — Естественно.       Они долго молчали. Облака наливались фиолетовым.       — А что бы ты хотел, ну, вообще? — вдруг спросил Зеницу. — Даже если станешь Истребителем демонов. Ты бы хотел завести семью? Или, как дедушка, взял бы учеников?       — Не знаю, — неожиданно честно ответил Кайгаку. Он слегка улыбнулся. Наверное, это их первый нормальный разговор.       — А я обязательно женюсь. И у меня будут дети. Мы будем жить в небольшом домике, выращивать рис, жить скромно и тихо.       Кайгаку не стал смеяться над ним, хотя ему и показалось это желание глупым.       — Растопишь сегодня купальню, — попросил он.       Зеницу грустно вздохнул, но согласился.       Дни протекали спокойно и размеренно, пока одним утром, выйдя на улицу, Кайгаку не увидел снежное покрывало, которое подмяло под себя мертвую траву. Необычайная тишина, мертвая и пугающая, повисла под небом.       — Первый снег! — закричал Зеницу.       Он вынырнул где-то сбоку, и Кайгаку не успел заметить, как светлая макушка скрылась за воротами.       — Смотри, как тут красиво!       Кайгаку пошел на голос. На пустом сером небе персиковая роща выглядела как кладбище. Черные стволы росли из снега. Толстые ветки, где летом росли персики, скрылись за белым футоном. Непонятно чему радовался Зеницу.       — Пошли, достанем теплые вещи!       Зеницу убежал в дом.       Кайгаку поморщился. Зима. Ее никогда не ждешь, но она всегда приходит в одно и то же время. А тренироваться под липким снегопадом — самое отвратительное. Огромные мокрые снежинки — лучше, чем дождь, но так же неприятно. А если снег не идет, то сухой воздух режет легкие, особенно, когда применяешь Дыхание. Еще это небо, на котором практически не бывает солнца… Как же оно угнетало.       Но тренировки откладывать нельзя. По хрустящему снегу Кайгаку поднялся на поле. Горизонт опустел, слился с серым небом, и стало совсем тоскливо. Не стоит зацикливаться над этим. Кайгаку потянулся к рукоятке катаны.       Ему все никак не удавалось сосредоточиться. То ли дело было в морозном воздухе, то ли из-за снега, который мешался под ногами. Кайгаку вымотался. Он задыхался, тупа сжимая катану. Не было сил даже убрать ее.       — Твой шарф, — тихо сказал Зеницу.       Кайгаку резко повернулся. Сколько Агацума тут стоял? Вот бы иметь такой же слух, как у Зеницу, чтобы никто так не пугал, подкравшись сзади. Неожиданно для себя Кайгаку пришел в ярость. Глупая улыбка Зеницу резала по нервам, как и его золотые глаза, как и светлые волосы. Еще этот шарф…       — Убери. Мне не нужно, — отрезал Кайгаку. На секунду ему стало очень приятно, что о нем кто-то заботится, что правда так же сильно раздражало.       — Ты простынешь, — настаивал Зеницу. — Если дышать на морозе через рот, то простудишь легкие…       — Я сказал, убери!       Его крик пронесся над головами, как раскат грома.       — Хорошо, — тихо сказал Зеницу. — Тогда можно мне посмотреть, как ты тренируешься? Ты сейчас учишь шестой стиль?       — Делай, что хочешь, только не мешайся, — прошипел Кайгаку.       — Может, ты хочешь отдохнуть? Ты устал?       — Я же сказал, не мешайся!       Зеницу смущенно перебирал пальцами кончик шарфа. Надо же, прийти сюда, только чтобы отдать кусок ткани. Каким же невыносимым может быть Агацума! От его доброты тошнило. Еще и остался посмотреть вместо того, чтобы повторять единственное, что умеет. Вот если бы он ушел, если бы сэнсэй перестал возвращать его, то… Стало бы тише. Никто бы не пел, не орал, не рыдал с утра до ночи, никто бы не мыл полы, не растапливал купальню, не заправлял футоны, не готовил рис. Кайгаку бы стал единственным преемником титула. У Кайгаку никогда не было семьи. Может, жизнь с младшим братом именно такая: шумная, раздражающая и тебе приносят шарф?       — Теперь у нас будет меньше времени, — вздохнул Зеницу.       — Что? — не понял Кайгаку.       — У нас теперь будет меньше времени на тренировки. Зимой день короче, и солнце не всегда появляется.       — Перестань, — ухмыльнулся Кайгаку. — Демоны слишком трусливы, чтобы выползать даже в пасмурный день. За все это время к нам ни один не сунулся. И меня не остановит какая-то глупость, типа рассвета в восемь утра.       — Ты что?! Не стоит быть таким беспечным, — озабоченно воскликнул Зеницу.       — А ты разве волнуешься? — Кайгаку рассмеялся, хотя ему совсем не было смешно, наоборот, интересно.       — Конечно! Вдруг на тебя нападет какой-нибудь очень голодный демон? Настолько голодный, что ему будет все равно на время суток. Ты ведь еще не выучил шестой стиль!       — Да, — рассердился Кайгаку, — потому что ты мне мешаешь. Если бы ты сидел молча, то я бы уже все выучил.       — Прости, — тихо сказал Зеницу.       Кайгаку хотел ему ответить что-нибудь едкое, но Зеницу испуганно дернулся.       — Ты слышал? — он повернулся в сторону дома.       К ним приближалось нечто черное, и когда оно подлетело совсем близко, Кайгаку разглядел иссиня-черную птицу.       — Это те самые вороны.? — осторожно начал Зеницу.       — Пошли, — быстро сказал Кайгаку.       Сначала он старался не показывать вид, но тревога взяла верх, и Кайгаку побежал. За спиной кричал Зеницу, просил остановиться и подождать. Особых причин спешить не было, не было даже догадок, почему прилетал ворон. Всего лишь дурацкие волнения на пустом месте.       — Дедуля, — запыхался Зеницу, — у себя… Читает…       Кайгаку резко остановился.       — О чем ты говоришь? — он взял Зеницу за плечо и встряхнул со всей силой. — Откуда ты знаешь?       — Я услышал.       — Как ты мог услышать?       — Я услышал, что дедушка разворачивает письмо и вздыхает.       Кайгаку зашипел сквозь зубы. Утопая по щиколотку в снегу, он быстрым шагом направился к воротам. Ну конечно! Невероятный слух!       — А сейчас он сказал: «Все никак не угомонятся», — Зеницу держал ладони у ушей, как рупор.       — Кто не угомонится?       — Не знаю. Сейчас он идет к нам.       Действительно, как только Кайгаку скинул обувь и уже хотел влететь в васицу, в коридоре послышался деревянный стук. Мальчики повернулись к наставнику.       — Мы видели ворона! — первым прервал тишину Зеницу. — От кого он был? Что-то случилось? Надеюсь, что ничего страшного.       Шихан мягко взял Зеницу за плечо.       — Принеси мне теплую накидку и походную трость, — так же мягко сказал он.       — Ты куда-то собираешься? — волновался Зеницу. — Куда ты пойдешь, дедушка, сейчас же стемнеет! Там снег лежит! Давай мы пойдем с тобой!       Одним небрежным жестом Шихан заставил Зеницу умолкнуть. Кайгаку удивился поведению наставника. Видимо, ворон принес скверную новость. Наверное, кто-то умер или еще хуже.       — Нечего детям забивать голову разными вещами, — с грустью, но строго сказал Шихан. — Они для того и есть, чтобы смеяться и прыгать по деревьям. Дурни, считающие себя мудрецами, никак не угомонятся. Не думайте зря о всякой ерунде. У вас свои заботы.       Кайгаку немного обиделся, что его назвали ребенком. Сэнсэй вел себя странно. Это настораживало. Зеницу смотрел на него широко раскрытыми глазами, будто видел его насквозь, точнее, слышал его изнутри, словно прислушивался к сосуду, прислонившись ухом к стенке. Кайгаку задумался: может, Зеницу прав, и каждый человек звучит по-разному, и его настроение можно понять по дыханию?       Шихан укутался в меховую накидку.       — Вернусь завтра днем или послезавтра утром, — сказал он на выходе. — Если случится что-то срочное — найдете меня в городе, — и ушел.       Дом словно затих.       — Нам нужно провожать его? — смутился Зеницу.       Кайгаку ничего ему не ответил, лишь громко хмыкнув и не показывая волнения, ушел к печи. Вот поэтому старик разделит титул: он просто видит в них детей! Детям не под силу такая ответственность, так? Или они недостаточно сообразительны, чтобы понять, как рубить демонов и не умереть самим? Кайгаку мог разогреть чайник своей злостью. Он подул на угли и, задыхаясь от переполняющего легкие недовольства, вышел в коридор, чтобы наорать на Зеницу. Просто так. Без причины.       Зеницу махал на пороге в белую пустоту. Завораживающее, но жуткое зрелище. Будто он махал призраку, вечности или смерти. Сэнсэй наверняка уже ушел, не оборачиваясь.       — Захлопни сёдзи! — крикнул Кайгаку.       Зеницу вздрогнул, убрал руку и быстро забежал в васицу.       — И что мы будем делать? — спросил Зеницу. Его голос дрожал.       — Утром я уйду на тренировку. Ты — не знаю.       — А сейчас?       — Отвали, — Кайгаку недовольно нахмурился. — Я что, должен развлекать тебя?       И, не дождавшись ответа, вернулся к камадо. Как бы было прекрасно, если бы его все оставили в покое. Вот бы никто не доставал нытьем и совместными тренировками, вот бы Зеницу вообще не приходил в этот дом, вот бы он был достойным противником, а не раздражающим сопляком с вечно мокрыми глазами.       «Слишком много «если бы», — подумал Кайгаку.       Интересно, что сейчас делает Зеницу? Кайгаку прислушался. Жаль, но его слух не был настолько тонким. Наверное, натирает катану. Однажды Кайгаку подсмотрел, как Зеницу чистит лезвие, и усмехнулся: вот уж Агацума точно не стоит волноваться за меч. Он же его вообще не достает.       Кайгаку слегка стеснялся издать какой-либо шум: такая тишина стояла в доме. Он подкрался к сёдзи, приоткрыл, оставив щелку, через которую смотрел на снег. Как свист ноябрьского ветра, протянулась знакомая мелодия. Зеницу всегда ее напевал. От этого стало спокойнее. Кайгаку не торопился пить чай, делая маленькие глотки. Спешить некуда, в этом и была вся зима: в морозном воздухе замирало само время.       Скорее всего Зеницу бездельничает, мечтает о различных глупостях. Лежит на татами, раскинув руки, как в тот солнечный день, когда Кайгаку нашел его в высокой траве. Тогда был по-настоящему теплый день, какие бывают раза три или пять за осень, волосы Зеницу горели в солнечном свете, как горели и его щеки. Неожиданное теплое чувство разлилось в груди Кайгаку. Приятно вспоминать, как дрожит Зеницу, когда его удерживаешь. Он настолько слаб, что хочется сильнее сжать его. Если бы только судьба позволила повториться тому вечеру.       Пение Зеницу было таким же естественным, как свист зимнего ветра. Кайгаку бы даже назвал его красивым, просто не с чем было сравнивать. Он не мог даже представить, какими бы были его будни без навязчиво знакомой мелодии. Что будет, если Зеницу все же убежит от них? Станет так же тихо, как и сейчас?       Небо почернело. Кайгаку плотно закрыл сёдзи.       — Зеницу! — крикнул он. Пение прекратилось. — Давай ужинать!       Прозвучало буднично-приветливо. Кайгаку поморщился. Лишь бы Зеницу не решил, что они сблизились.       Ветер свистел, запутавшись в васи. Время текло медлительно, как лихорадочный сон, ужин все не заканчивался. Кайгаку медленно жевал, задумавшись. Дошел ли сэнсэй до города? Успел ли он до того, как стемнело? Непривычно ужинать без него.       Кайгаку поднял голову. Зеницу не отводил взгляд от тарелки. Обычно он рассказывал что-то, сейчас же молчал, видимо, боялся говорить. К тому же Кайгаку сразу бы его заткнул, у него не было желания слушать глупую болтовню — и без того чувствовалось напряжение в воздухе. Кайгаку услышал тихое шмыгание и присмотрелся. Зеницу поддерживал ладонью лоб, закрывая глаза, но совершенно отчетливо Кайгаку увидел, как тяжелая крупная слеза упала в тарелку риса. Зеницу вытер ладонью щеку и поднял голову.       Они встретились взглядами. Кайгаку смотрел в блестящие от слез глаза Зеницу, не зная, как поступить.       — Ты закончил? — спросил он первое, что пришло на ум. — Я уберу за собой.       Агацума кивнул, ниже опустив голову.       Зеницу еще долго всхлипывал, спрятавшись за фусума. Кайгаку лежал на футоне, вслушивался в тихий плач и не мог объяснить себе, почему Агацума старается скрыть от него слезы. Он никогда не стеснялся рыдать, как бы сильно это не раздражало. Казалось, все к этому привыкли.       Тишина душила. Бывают же настолько безмолвные вечера, что кажется, будто все вокруг перестало существовать. На улице засвистела метель. Кайгаку на секунду испугался. Ему стало не по себе от мысли, что он один. Он совсем не хотел оставаться в одиночестве. Только бы это не повторилось. Страшно и тоскливо знать, что нет такого места, где бы тебя любили просто так, просто потому, что ты есть.       Фусума стеснительно раскрылись. Смотря себе под ноги, Зеницу молча расстелил футон и накрылся с головой. Кайгаку долго решался пожелать ему приятных снов, думал, что момент упущен, да и не хотелось казаться слабым. Это все неожиданное чувство тоски.       — Кайгаку, — позвал Зеницу. — Как думаешь, с дедушкой все хорошо? — его голос дрогнул. — Пошел снег. Дорогу, наверное, замело. Мы до города добираемся часа за два, а дедушка?       — Все с ним будет в порядке, — протянул Кайгаку.       — Но он идет по снегу, с одной ногой.       Кайгаку резко почувствовал себя лучше. Снова пришло привычное раздражение.       — Он бывший столп. Как ты смеешь в нем сомневаться?       Зеницу резким движением откинул футон. Его глаза блестели от слез, щеки горели.       — Но он уже старый! — со слезами в голосе протянул Агацума. — Кайгаку, он — человек! Старость не щадит людей, даже столпов.       — Сэнсэй бы сильно разозлился, если бы узнал, что ты сомневаешься в нем, — фыркнул Кайгаку, стараясь скрыть волнение.       — Я не сомневаюсь! Он не такой, как старики в городе, которые ничего не делали всю свою жизнь. Просто, — Зеницу сморгнул слезы. — Просто… Ты заметил, что в последнее время он все чаще оставляет нас одних?       — Да, чтобы мы учились друг у друга, — Кайгаку повторил слова наставника.       — Я слышу, как ноют его кости. Он стал тяжелее дышать. Он стареет, Кайгаку! Этого не избежать, такая участь людей, — Зеницу заикался от слез, с каждым словом он словно глубже уходил в свою темную панику. — Мы должны были пойти с ним. Мы должны заботиться о нем и помогать. Он и так много сделал для нас и хочет дать еще больше, но уже не может. Кайгаку, а что, если дедушка по дороге встретил демона? А что, если сегодня ночью на нас нападет демон?       Зеницу зарыдал, чисто и звонко, пряча лицо в ладонях. Его истерика звучала так же мелодично, как песня. Кайгаку неуверенно привстал на колени.       — Перестань, — осторожно сказал он. — Перестань, Зеницу, ничего не случится. Все будет хорошо.       — Нет, не будет! — капризно простонал Зеницу.       Кайгаку аккуратно прикоснулся к его плечу кончиками пальцев.       — Если появится демон, он нас убьет! — Зеницу, вздрогнув, упал грудью на колени. Кайгаку погладил его по спине. — Мы умрем! В таких местах живут самые кровожадные демоны. Мы даже не успеем проснуться! Они нас съедят!       Мягкими медленными движениями Кайгаку поднял Зеницу за плечи. Тень от снежинок бешеным вихрем проносилась по лицу Агацума. В рассеянном лунном свете его волосы казались седыми, словно из мира исчезли все краски кроме серых.       — От нас ничего не останется, — прошептал Зеницу, задыхаясь от слез.       — Сегодня ночью нас никто не съест, — уверенно сказал Кайгаку.       — Как же страшно это звучит, — зашептал Зеницу.       Одним плавным рывком он обнял Кайгаку за шею и прижался к нему лбом. Кайгаку неуверенно притронулся ладонями к его лопаткам. Никто не обнимал его раньше, никому не хотелось прикасаться к нему. Наверное просто из-за того, что никто даже не пытался. Или всех пугал колючий взгляд Кайгаку и его сердитый вид. Зеницу всегда цеплялся за чужую одежду или плечи, когда был напуган или встревожен. Поначалу это раздражало, после Кайгаку сердился лишь по привычке. Сказать честно, он был не особо против, чтобы его хоть иногда касались. Однажды Зеницу пытался обнять его, но получил локтем в грудь.       И если быть совсем честным, Кайгаку очень бы хотел, чтобы кто-то избавил его от одиночества и бесконечной грусти, от которой гудело в груди, просто обняв. Плечо обжигало горячее дыхание Зеницу. Волосы щекотали шею. Кайгаку сковало, он мелко дрожал, казалось, мысли покинули его голову — настолько он был взволнован.       — Зеницу, — шепотом сказал он.       Агацума уткнулся носом в его щеку. Почему именно сейчас он молчал? Не было и минуты, чтобы Зеницу не издавать ни звука, он был наполнен шумом: разговорами, стенаниями, возмущениями, плачем, криками, песней. И именно в такой момент он затих.       Тишина — это тоже звук.       Кайгаку прикоснулся губами к щеке Зеницу. Такие же горячие, как и в тот солнечный день. Агацума вздрогнул, шумно вздохнул и медленно убрал руки. Кайгаку схватил его за запястье. Он жадно всматривался в растерянный взгляд Зеницу, слегка напуганный. Нет, должно быть что-то еще.       — Ты рано утром хотел пойти на тренировку? — залепетал Зеницу дрожащим голосом. — Наверное, очень устал, да? И, по-моему, я забыл задуть свечу. Может, тебе сделать чай? Ты замерз?       Зеницу прекратил говорить, когда упал спиной на татами. Тогда он просто задрожал, шумно дыша, словно пробежал километр.       — Нет, подожди!       Кайгаку впился в его губы, пытаясь протолкнуть язык. Зеницу отбивался, мычал, пытался отвернуться и никак не замолкал. Он беспомощно завыл, вытянул шею, и Кайгаку удалось углубить поцелуй. Зеницу не ответил ему, лишь замер, сжав пальцами футон.       — Ну же! — яростно вскрикнул Кайгаку. — Что с тобой не так?       — Нет, что с тобой не так? — плача, повторил Зеницу.       — Сейчас я к тебе максимально добр. Не веди себя так погано.       — Ты что-то путаешь…       Кайгаку не стал слушать дальше. Он сжал пальцами челюсть Зеницу так, чтобы тот не смог отвернуться, и заставил поцеловать себя. Он был возбужден борьбой, полыхал от восторга, довольный тем, что оказался сильнее. Зеницу держал его за воротник, но не мог оттолкнуть, как и не мог прервать поцелуй. Кайгаку разжал пальцы, и почти сразу же Агацума отвернулся. Он выглядел уставшим и опустошенным. В каком-то смысле, он был красив. Кайгаку решил, что возбуждение затуманило его разум. Зеницу закрыл глаза, разжал губы, словно пытался что-то сказать, и в возникшей тишине метель завыла по-звериному.       — Давай просто ляжем спать, — сказал Зеницу.       Унижение свалилось на Кайгаку, как лавина.       — Если хочешь, я оставлю тебя одного, — Зеницу перевел взгляд на потолок. Кайгаку раздраженно хмыкнул и со всем безразличием, как только мог его показать, лег на футон. Он закрыл глаза, игнорируя тяжелое от слез дыхание Агацума. Метель не переставала.       Утро прошло в мертвой тишине. Кайгаку поспешил уйти и, разминаясь перед тренировкой, он не мог выбросить из головы позор, который привязался к нему, как хвост. Сколько еще унижений нужно вынести? Разве не достаточно?       Кайгаку остановился. Беззащитный Зеницу невероятно притягателен. Особенно когда из-за дрожи не может отбиться. Закрыть бы ему рот чем-нибудь, чтобы не оглохнуть от криков. Очаровательно. Покрасневший Зеницу, прячущий глаза за челкой, отводящий взгляд, желтые волосы на фоне серого неба, единственное теплое пятно на белоснежном снегу — от фантазий сжимало в груди. Кайгаку неожиданно для себя осознал, что не может злиться. Наоборот, становилось спокойнее. Казалось, Зеницу был всегда, вместе с ним в жизнь пришла размеренная гармония, предсказуемость будней.       И все равно это не означало, что Кайгаку был согласен разделить с ним титул преемника. Они не могут быть на одном уровне. Зеницу слабее, он не в состоянии долго заниматься, он устает от пробежки и не выдерживает простейшую разминку, не говоря уже о том, что не понимает, как выполнять остальные стили.       «Когда же придет сэнсэй?» — Кайгаку всматривался в горизонт. Небо незаметно перетекало в землю. Снежинки резали лицо.       Только когда начало темнеть и поднялась метель, Кайгаку вернулся в дом. Он поставил обувь, и тут же раздался слабый голос.       — С возвращением. Будешь ужинать?       — Нет, — резко ответил Кайгаку.       Зеницу сидел к нему спиной, опустив голову.       — Но ты же весь день работал на холоде…       — Я не голодный, — прервал его Кайгаку.       Он быстро разложил футон. Метель не давала уснуть, и Кайгаку вслушивался в ее пение, пытаясь перевести внимание. Может, даже получится увидеть силуэт сэнсэя сквозь тонкую васи. Кайгаку незаметно для себя уснул, но его разбудил Зеницу, который зачем-то вскочил с криком. По ощущениям прошло не больше пяти минут. Кайгаку открыл глаза и увидел, что васи окрашены в темно-синий. Раннее утро.       — Ты будешь встречать дедушку? — повторил Зеницу.       — Что? — Кайгаку перевел на него сонный взгляд.       Агацума выглядел встревоженным.       — Я слышу, как он идет. Но он еще далеко.       — Может тебе приснилось? — Кайгаку зевнул.       — Нет, я четко слышу хруст снега! Так ходит только дедушка!       — Угу, — кивнул Кайгаку и снова провалился в сон.       Когда он открыл глаза, васи поменяли цвет на молочный, а за фусума кто-то разговаривал. Кайгаку перевернулся на спину. Вставать совсем не хотелось.       Серое небо менялось на черное, потом снова становилось серым, и только так Кайгаку чувствовал ход времени. День походил на предыдущий, только один раз Кайгаку случайно заметил, что Зеницу потратил все утро, повторяя первый стиль, и больше ничего необычно не происходило.       — Я не хочу закалять характер, — как-то за завтраком сказал Зеницу. — Я просто хочу поспать подольше.       — Ты и без того много спишь, — строго ответил ему Шихан.       — Тебе так только кажется, потому что ты просыпаешься раньше всех. Кайгаку опять сломает меня этим дурацким бамбуком, ненавижу эти палки.       Зеницу надулся, как ребенок, что показалось Кайгаку необычайно забавным. Он звонко рассмеялся. Такое с ним случалось редко. В последний раз он смеялся, когда узнал, что в Агацума попала молния.       Зеницу испуганно посмотрел на него.       — Что-то случилось? — он звучал взволнованно.       — Нет, просто вдруг стало смешно, — успокоившись, ответил Кайгаку.       Они встретились взглядами, и Зеницу быстро уткнулся в тарелку с рисом. Ноябрь близился к концу, а они до сих пор старались избегать друг друга. Сколько же неудобств, стыда и унизительных воспоминаний принесла какая-то ночная глупость. Кайгаку удивился тому, как легко он забывает хорошее и как бережно хранит плохие воспоминания. Ведь тогда на какое-то мгновение ему было радостно.       — Тогда перенесем на сегодня, — сказал Шихан.       Зеницу резко опустил плечи и громко захныкал:       — Ну, не-ет, дедуля, давай не будем!       Шихан повысил голос, от чего Зеницу захныкал громче и жалобнее. Кайгаку молча наблюдал за ними, поймав себя на мысли, что настолько к этому привык, что не представляет, как может быть по-другому.       Поднимаясь к полю за домом, Зеницу тащил за собой синай и причитал о всех ушибах, которые успел перенести, потом жаловался на холод и долго не хотел разминаться. Он даже попытался убежать, но Шихан поймал его за воротник. Несколько ударов по макушке успокоили Зеницу.       — Это не займет много времени. Я просто отлуплю тебя бамбуком, — заносчиво сказал Кайгаку. — Ну? — он наклонил голову. — Зеницу, ты же никогда не отбиваешься, только попадаешь под удары. Это все, что ты можешь.       Зеницу опустил голову, челка закрывала ему глаза. Кайгаку тяжело сглотнул. Хотел бы он видеть это выражение немного в других обстоятельствах. Смущение, жалость и обида — только Зеницу мог изобразить клубок эмоций одним кивком головы.       Шихан поднял трость — Кайгаку сделал вдох и взмахнул мечом. Он уже предчувствовал победу, как Зеницу неожиданно уклонился, а после исчез. Кайгаку на секунду отвлекся, заметив длинные следы на снегу. Так быстро отскочил? Сделал рывок?       Резкая боль пронзила позвоночник. Кайгаку рухнул грудью на снег. Он быстро перевернулся, не веря в происходящее. Зеницу закрывал рот ладонью.       — Прости, — испуганно произнес он. — Сильно ударил?       — Как у тебя это получилось? — воскликнул Кайгаку. — Это невозможно! Что это было? Бог Скорости?       — Не кричи, пожалуйста!       Зеницу отбросил бамбуковый меч и, покатившись по снегу, убежал. Кайгаку вскочил на ноги. Он хотел побежать за ним, выяснить, как Агацума вообще посмел сбить его с ног, как у него получилось, но его отвлек наставник.       — Кайгаку, — Шихан чуть повысил голос.       — Да, сэнсэй?! — раздраженно крикнул Кайгаку и тут же опомнился. Он низко поклонился. — Простите мою грубость.       Шихан дружески потрепал его по плечу.       — Никогда не принижай противника. Вот зачем ты накричал на него? Теперь Зеницу просидит на дереве до темноты, а я хотел попросить его отмыть купальню.       Вздохнув, Шихан медленно пошел к дому, словно прогуливался.       Кайгаку нашел Зеницу в персиковой роще, на одном из высоких деревьев.       — Спускайся, — устало сказал он.       — Нет, ты будешь кричать на меня! — проплакал Зеницу.       — Я всегда кричу на тебя.       — А в этот раз еще и ударишь!       Зеницу обнимал ствол дерева. Кайгаку не видел его лица, но был уверен, что тот рыдает. По крайней мере, голос дрожал.       — Будешь сидеть до ночи? А что, если появится демон?       Зеницу помолчал.       — Я спущусь, когда ты уйдешь, — наконец, ответил он.       — А я уйду, когда спустишься ты!       — Значит, просижу до ночи. Какая разница, кто меня убьет: демон или ты?       Кайгаку вздохнул. Агацума везло: сегодня не было ветра.       — Ты ведешь себя глупо. Прекрати раздражать меня и слезай с дерева! Зря я тебе дал шанс в ту ночь, — сказал Кайгаку себе.       — Эй! — крикнул Зеницу. — Я же слышу тебя!       Кайгаку хотел откусить себе язык. Он и подумать не мог, что по глупости оброненная фраза дойдет до Зеницу.       — А что? — он ухмыльнулся. — Тебя что-то смущает? — Зеницу не ответил. — Конечно, не поцелуи с девчонкой под цветущей сакурой, но, сам подумай, кто вообще захочет тебя целовать? Залез на дерево, как трусливая кошка! Неудачник! — веселье постепенно сменялось злостью. — Ты жалкий идиот, бездарь, меня от тебя тошнит! Ты постоянно орешь, убегаешь, мне приходится тебя искать, а потом еще уговаривать. Ты только мешаешься! Я лучше умру, чем соглашусь разделить с тобой титул!       Кайгаку выкрикивал ругательства, пока не надорвал горло. Он закрыл глаза. Надо же, его сбил с ног плаксивый пацан, который прятался на дереве, когда на него повышали голос. Что может быть хуже? Наверное то, что несколько дней Кайгаку не мог выбросить его из головы. Он был страшно зол на Зеницу. Он ненавидел те редкие моменты, когда они спокойно общались, ему было противно замечать, что он начал привыкать к Агацума, и еще отвратительнее ловить себя на мысли, что он может даже назвать себя счастливым. Как же глупо он себя повел.       Кайгаку надеялся, что, повернувшись к роще, он увидит, как Зеницу бежит за ним. Так бывало каждый раз, но не сегодня. Шихан только рассмеялся, сказав, что Зеницу прибежит, как только стемнеет.       Так и случилось.       Зеницу вернулся к ужину. Их тихая предсказуемая жизнь продолжилась.       Ночью Кайгаку не мог уснуть. Он вспоминал все слова, которые успел наговорить Агацума, пока тот прятался на дереве. Его сбил с ног пацан, которые пропускает тренировки. Зеницу, который задыхается на пробежке, сделал рывок. Насколько он бы был быстр, если бы тренировался наравне с Кайгаку? Сэнсэй не может ошибаться, он бы не сделал своим преемником ленивого неудачника, от чего Кайгаку злился сильнее. Он вкладывает больше усилий. Неважно какой потенциал у Зеницу. Он не достоин.       Кайгаку повернулся к спящему Зеницу. На желтых волосах лежал рассеянный мягкий свет. В доме стояла тишина. Наверное, сейчас уже за полночь. Кайгаку осторожно потянулся и провел пальцами по челке Зеницу. Волосы все такие же жесткие, какие Кайгаку и запомнил. Он был унижен и отвергнут, и когда-нибудь он отомстит просто из злости. У Зеницу хватило смелости оттолкнуть его. Что еще он скрывает?       Когда-нибудь найдется тот, кто оценит Кайгаку по заслугам. Но точно не в этом доме. Когда-нибудь обязательно заметят его старания. Он будет награжден. Его будут уважать. Кайгаку знал, что в один день он станет сильнейшим столпом.       Зеницу раскрыл глаза. Кайгаку не стал убирать руку, не хотел выглядеть жалко. Если он захотел трепать младшего по волосам, значит так ему нужно.       — Если хочешь, я лягу ближе, — смущенно пробормотал Зеницу.       Кайгаку решительно подвинул свой футон. Он несильно сжал запястье Зеницу — большее, что он мог, чтобы показать свою привязанность и нежность. Он даже молча разрешил Зеницу провести пальцами по скулам.       — Мне кажется, я никогда не был счастлив, — прошептал Агацума.       — И я, — Кайгаку запнулся, — Не помню, чтобы когда-то был счастливым.       — Хотя иногда я просыпаюсь радостным. Я даже бываю доволен тем, что имею. Не представляю, как бы жил, если бы остался в городе.       «И я», — в мыслях согласился Кайгаку.       Его сердце постепенно таяло, по крайней мере такими были ощущения. Хотелось сказать что-то хорошее или обнять Зеницу, сказать, что он стал частью его жизни, что без него в доме Шихана было бы совсем тихо и невыносимо, что его волосы так тепло горят на солнце, что он — единственное теплое пятно в округе, он и персиковая роща — единственные красивые вещи в жизни. Но Кайгаку не проронил ни слова. Он сжал губы, нахмурившись, и смотрел в теплые карие глаза.       — Прости меня, пожалуйста, — еще тише сказала Зеницу. — Я знаю, что мешаю, и стараюсь не трогать тебя, но и это у меня плохо выходит. У меня вообще ничего никогда не получается.       Теплое дыхание Зеницу успокаивало. Кайгаку закрыл глаза и тут же провалился в сон.       Днем Шихан крикнул своих учеников, чтобы те дошли до города. Кайгаку убрал катану и под недовольное нытье Зеницу, который сразу же стал жаловаться на холод, снег, по которому неудобно идти, и на то, что город так далеко, спустился со склона.       — Возьми овощей и рис, — Шихан передал деньги Кайгаку. — Прекрати гундеть, — он хлопнул Зеницу по макушке. — Сегодня солнечно и свежо. Ты бы все равно убежал в обед.       — Но я так не хочу куда-то идти! — взвыл Зеницу.       На прощание Шихан еще раз хлопнул его по макушке.       — Ну вот почему мы должны куда-то ходить? — продолжать стенать Зеницу. Они вышли на дорогу. — Я и так устаю каждый день. У меня все мышцы болят! Когда я сегодня проснулся, у меня так болели плечи, что я думал, что сломал шею! А потом у меня так хрустнуло — я чуть не оглох!       До города оставалось где-то полчаса ходьбы, а Кайгаку уже устал от Зеницу. А ведь еще идти обратно. Может, оставить его на рынке?       — А ты знаешь какой у меня слух, — вздохнул Зеницу. — Кстати, я слышу, что в городе что-то празднуют.       — Не может быть! — по-настоящему удивился Кайгаку.       — Еще как! Барабаны так и грохочут. Прислушайся.       Кайгаку даже задержал дыхание, но ничего не услышал.       — Это военный барабан, — уточнил Зеницу. — Наверное, опять солдаты пьют. Ненавижу пьяных. Когда я жил вместе с женщиной, нашими соседями были безработные пьяницы. Они каждый вечер ругались, дрались, пили и приводили таких же стервозных женщин. Откуда у безработных деньги на выпивку? — спросил Зеницу.       Кайгаку не нашел, что ему ответить. Он терпеть не мог выслушивать чьи-то слезные истории о прошлом, но Зеницу очень редко рассказывал о тех днях, когда еще Шихан не забрал его с собой. Может, не хотел зря расстраиваться.       В городе и правда играла музыка. У чайной сидели подвыпившие военные, возле них крутились потрепанные женщины, и все они весело смеялись, пьяно и заливисто. Один из мужчин держал на коленях проигрыватель.       — Я знаю этот вальс, — радостно воскликнул Зеницу.       Кайгаку услышал пронзительный женский голос.       — Эй, мальчик с золотыми волосами! Я тебя помню!       Им махала одна из женщин. Кайгаку вспомнил ее. Это она игриво ущипнула Зеницу за нос. Женщина позвала их к себе.       — Здравствуйте! — Зеницу помахал в ответ.       — Вы ходили на рынок? — женщина пьяно, но добро улыбалась.       Зеницу кивнул.       — И с тобой этот грубиян? — женщина рассмеялась. — Вы братья?       — Мы вместе учимся у сэнсэя, — сказал Зеницу.       Кайгаку хотел дернуть его за плечо.       — Значит, вы — будущие самураи? — удивилась женщина.       — Типа того, — Зеницу смутился.       — А это мой будущий муж. Он солдат.       Женщина обняла мужчину, который курил трубку.       — Ах, вот как. А я хотел позвать вас замуж, — Зеницу заметно расстроился.       — Ты слишком молод для меня. Еще успеешь найти жену, — подбодрила его женщина.       — Вряд ли у меня будет время.       Кайгаку хмуро посмотрел на Зеницу. О чем он вообще думает? Зачем вообще разговаривать с этой женщиной? Она же пьяна и распутна!       — Я вспомнила, что обещала тебе сладкие орехи, — воскликнула женщина. — У меня опять нет их с собой. Дай им моти, — она обратилась к мужчине с трубкой.       Мужчина повернулся к чайной, что-то крикнул, и Зеницу радостно побежал за подарком. Кайгаку не успел схватить его. Что за идиот? Ему пообещаешь угостить сладким — он сразу же убежит.       — Спасибо огромное за вашу щедрость! — Зеницу широко улыбался. Женщина потрепала его по волосам. Они попрощались.       На обратной дороге Зеницу начал петь. Сначала он мурлыкал мелодию, а после — засвистел.       — На! Это тебе! — он протянул Кайгаку моти.       — Я не хочу.       — Но это ведь от всего сердца!       Кайгаку смущенно отвернулся.       — Тогда я приберегу их до ужина, — сказал Зеницу.       Он радостно запел военный марш. Кайгаку не стал его затыкать. Все же мягко светило солнце, а снег искрился, Зеницу перестал ныть, и сразу стало легко на душе. Кайгаку слабо улыбнулся. Еще одно хорошее воспоминание. Какая редкость.       — Как думаешь, какая там начинка? — наивно поинтересовался Зеницу.       — Сиро ан? — предложил Кайгаку.       — Наверное.       Зеницу повернулся к нему, зажмурив один глаз. Солнце мягко легло ему на лицо, залило оранжевым светом волосы и щеку. Желтый огонь на холодном небе. Кайгаку перестал дышать. Зеницу улыбался, мурлыкая мелодию. Как же иногда сладко жить на свете, полном горя, страданий, голода, унижений и болезней. Как удивительно и причудливо сочетаются радость со злостью.       И у Кайгаку бывали моменты, когда он чувствовал счастье.