***
– Милорд? – он осторожен и аккуратен со старшим Камисато, в отличие от отношения к Аяке, которая в силу своей юности, несмотря на умелые навыки прятать эмоции, всё же легко поддается им в неформальной обстановке, потому и Тома ведёт себя довольно раскрепощенно рядом с маленькой леди. С Аято было чуть сложнее, нет, вовсе не обременяюще, но необходим был особый подход. Под чужими пронзительными глазами он каждый раз ощущал себя так, будто обязан вновь и вновь доказывать собственную неоспоримую верность и доверие, но это было интересно, старший Камисато был интересен в своём особом отношении к нему, ведь они знали друг друга уже достаточно долго. Блондин чувствовал себя смелее и твёрже после общения с ним, он какое-то время казался ему неким наставником, после которого никакие разговоры и дела за пределами поместья не казались не решаемыми. «Выглядит очень уставшим...» – тихо закрывает за собой дверь в кабинете Аято, который явно с виду задремал на рабочем месте в столь поздний час, нависая над бумагами. Остальные рабочие клана не посмели бы потревожить даже короткий сон за продлившейся работой главы, но Тома знал своё положение, знал, что его не прогонят и... Пожалуй, не стоило упоминать о его личной особой привязанности к главе, которую он старался придерживать в рамках отношения служащего, что с его характером было иногда...сложно. Однако он ни разу не ощущал препятствия. Казалось, Аято либо чувствовал себя спокойно с ним, либо с хитрым выражением заманивал ближе, загонял в глубину, с интересом проверяя, с какого момента его слуга начнет тонуть. А Тома тонул в фиолетовом свете, что отражался в спокойных глазах, но ни даже Аяке, с которой близко общался, не говорил подобное, ни сам себе не признавался в этом никогда. Он просто приходил ночью и осторожно убирал горящую свечу рядом с господином, погружая комнату во мрак, приходил, поправляя практически невесомыми прикосновениями одежду, а после переходил на падающие на бледное от усталости лицо волосы, приходил, дабы прибраться, чтобы, проснувшись, Аято не видел более препятствий на полу перед собой в виде испорченных ненужных бумаг и чернил, приходил и смотрел. Смотрел, как белый свет от луны растворяется в таких же светлых лунных волосах, на слегка приоткрытые губы, с которых слышались слабые вздохи. Тома подумал, что мало кто мог бы посчитать его настолько сентиментальным, среди бела дня он всегда проявлял интерес лишь к делам, в свободное время был лёгок и открыт в общении с любым знакомым, но единственное, что никогда не даёт ему отступить, так это то, что он знает... Аято прекрасно осведомлен о его посещениях кабинета ночью. Тома даёт себе волю и растворяется в лунном свете следом, становясь рядом с сидящим, и, по на миг потерявшему контролю над спокойным, как положено сонному, дыханию, понимает, что тот ощутил присутствие слуги. – Я всё ещё настаиваю поставить здесь футон, – в лёгкой шутливой манере произносит, в очередной раз собирая клочки бумаги. Совсем безобидное и обычное его занятие, пока рука, с которой он на ночь снимал перчатку, не задела чужую ладонь, пронзившую его холодом. Тома приподнял голову, глядя на непроницаемое выражение лица напротив, и мысль о том, что он не углядел за сидящим в холоде господином пронзило его совестью, хоть и в комнате была достаточно средняя температура, а сам он мог испытывать постоянное тепло благодаря своему дару, потому, вероятно, обладатель гидро элемента был намного восприимчив к любому изменению температуры и климата. Тома мог рассуждать сколько угодно на этот счёт, из-за чего в глазах отразилось беспокойство. Он смотрит на поднос с пустой чашкой на краю стола и кивает самому себе: – Я могу принести расслабляющий теплый чай перед сном. Помочь вам сменить одежду? – он оставляет поднос в покое, задумываясь, что подобное долгое положение на одном месте замедляет кровообращение и может доставить парню дискомфорт в движениях сейчас, и, не долго думая, аккуратно касается пальцами чужих прохладных, замечает чужое лёгкое удивление, но создаёт серьезный вид и сплетает ладони со своими, вечно горячими, разогревая кожу, щекочет лёгкими скольжениями между пальцами, слабо улыбаясь и чувствуя себя отчего-то правильно в собственных действиях. Наверное, его энтузиазм и своеобразные проявления эмоций всегда сдавали его, выделяя среди более спокойного и сдержанного нрава жителей Инадзумы. – Если вам нужно ещё посидеть с работой, я буду здесь, чтобы дать всё, что нужно. – "я дам тебе всё своё время и силы, только попроси" читалось в зелёных глазах. Всё, чем он мог бы вызвать даже привычную хитрость в глазах и усмешку. Всё, особенно ради чуть уставшей непривычной ненаигранной улыбке. А усталость и мрачность во взгляде он хотел впитать в себя, не мешая, не навязчиво проявляя искреннее желание разделить неприятные чувства с ним, ведь это то, чем он горит, одновременно с этим передавая тепло сидящему напротив и, стараясь незаметно и легко, сжимает кисти в собственных и ловит чужой вздох почти одними губами, а после слышит глубокий чистый короткий смех, заставляющий улыбаться его Глупо и чертовски влюблëнно.***
28 июля 2023 г. в 02:23
«Сегодня должно быть холоднее, чем обычно...» – взгляд устремляется в облачное небо, а после губы расплываются в рассеянной улыбке, когда он встречается со знакомыми мягкими голубыми глазами, приветливо помахав рукой, тут же продолжая энергично убирать опавшую листву.
Ох, конечно же, в этом регионе было достаточно часто дождливо и влажно, но обладателю пиро элемента, может, и было слегка дискомфортно от подобного, ведь парень когда-то привык к солнечным дням беспечного Мондштадта, всё же успел приспособиться и создать комфортные условия и для себя, и для остальных жителей поместья. Подобное он не считал своим долгом, который утруждал бы его, это стало уже стилем его жизни, он тесно к сердцу принимал доброту Камисато, которые позволили ему остаться, не раз помогали ему и обеспечили его всем, что необходимо для жизни, даже больше. Иногда он слышит от мягких ровных уст своих господ, что они его принимают, как семью, но Тома лишь рассеянно улыбается, покорно поклоняясь. Мог ли он назвать их семьёй в ответ? Несмотря на нелегкую судьбу молодых преемников Камисато, Тома продолжал поражаться их сердечной доброте, особенно по отношению к нему.
В конце концов его энергичный и открытый темперамент позволяет легко проникнуть в своё сердце новому понятию о "семье", он знает, что будет покорен и верен им всегда, он знает, что в любой момент готов отдать за своих господ жизнь.
«Однако ситуация немного улучшилась, как и положение семьи Камисато, вероятно, вскоре мы лишь окунемся в обычную бытовую рутину.» – парень убирает метлу и смахивает ладонью пот со лба, стягивая вместе с этим повязку, которая удерживала светлые волосы, он смотрит на удаляющийся силуэт младшей Камисато и ловит кончиком пальцев спускающийся очередной осенний лист.
«В самом деле уже становится холоднее.»