В безумие

От повреждённой ноги по телу расходятся волны боли, в коридоре слышатся шаги. Голова гудит из-за падения, сердце испуганно мечется в груди. Упавшая камера, скорее всего, окончательно сломалась. Но Вейлону плевать. Вейлон дрожащими руками пытается открутить крышку пустой бутылки. Язык прилип к нёбу, но Парку удаётся сглотнуть клейкую слюну. Хотя бы пару капель. Он так давно не пил. Лёгкие жжёт огнём, языки пламени достают до глотки. Тяжёлое дыхание опаляет сухие губы. Шаги становятся громче, а крышка не поддаётся. Парк слышит напев знакомой мелодии. Страх, что его найдут, раскалённым металлом разносится по венам. Вейлон вопреки инстинктам остаётся на месте. Поддаёшься. Синяки и царапины по всему телу ноют, мышцы напряжены до предела. Кажется, ещё немного и сердце просто выскочит из груди, прекратив его страдания. Ты больше не страдаешь, безумец. Дверь открывается нарочито медленно, без скрипа, сантиметр за сантиметром. Вейлону дают время, чтобы насладиться холодящим разгорячённую кровь ужасом. Приятный мороз разливается от груди по каждой клеточке тела. Его словно окунают в ледяную воду после горячего душа. Тебе нравится игра в кошки-мышки не меньше, чем Эдди. Он знал, что взгляд глаз с безумным блеском давно прикован к нему. — Дорогая! — Жених улыбается. Шрамы натягиваются, уродуя лицо. — Где же ты была? Вейлон удобнее упирается на стену. Бутылка в руках издаёт громкий хруст. Его бьёт дрожь, но мысли спокойны. Хочется ответить что-нибудь нежно-едкое, но язык не ворочается. Жених подходит ближе. Зажившие раны от заточки напоминают о себе приглушённой, приятной по сравнению с резкой в ноге, болью. — Ты хочешь пить, дорогая? — почти мурчит он. Жених тянется к заднему карману брюк. Вейлон слабо ухмыляется и глубоко вдыхает. Лёгкие сжимает от страха, как в тисках, шею начинает саднить. Однажды он убьёт тебя. Жених опускается перед ним на колено. Потрескавшихся губ касается металлическое горлышко. Вейлон берёт за запястье Жениха и жмурится от удовольствия. В глотку льётся кровь. Тебя уже не рвёт, ублюдок. Тёплая, почти горячая, без свернувшихся комочков, что заставляют желудок сжаться. Жених осторожно гладит его по голове, словно боясь спугнуть. «Прости, Лиза», – проносится внезапная мысль. Кто такая Лиза? Неважно. Ты отвратителен. Вейлон отстраняется, когда фляжка пустеет. Пальцы крепко, до синяков держат руку Жениха, но его это лишь умиляет. Он треплет Парка по волосам, нежно ведёт по щеке и стирает каплю крови с подбородка. Парку хочется подставиться под нехитрые ласки, но он слишком устал. — Ты, наверное, устала, дорогая. Пойдём домой. Вейлон мычит и доверчиво утыкается в крепкое плечо. — Нога болит. Очень, — он находит силы ответить. Голос тихий и хриплый, горло саднит. Жених вздыхает и качает головой. В следующий миг его поднимают на руки. Вейлон по привычке обнимает его за шею. — Далеко же ты на этот раз забралась, — он целует Вейлона в лоб и трётся носом о щёку. — Думаю, нашу игру придётся отложить. Парк согласно кивает. Сейчас в игре нет смысла. Далеко с больной ногой не убежать. А ты пытался хотя бы дважды? Видимо, ему придётся посидеть дома пару дней, зализывая раны. А потом он сбежит, обязательно.