Сопутствующий ущерб

      Этот сентябрь был необычайно ярким и теплым. Особенно его последние денёчки. На самом деле за предыдущие пять лет дождь, сопровождавший мой день рождения, очень надоел. Постоянно было хмуро, холодно и отсутствовало мало мальское настроение. Но ни в этом году. Все доступные прогнозы погоды писали «аномально теплая погода», а это безумно радовало.       На работе начальник к законному отсыпному после дежурства дал неофициальный дополнительный день, а идущие следом суббота и воскресенье увеличивали мои выходные до четырех, вкусное белорусское красное вино ждало в темном прохладном месте, мяско мариновалось на вкуснейший шашлык, а тарталетки ждали сливочный сыр и креветки.       Это был двадцать шестой день рожденья, который первоначально собирался праздноваться в ресторане с близкими друзьями, а по факту растягивался на два дня, в первый день празднование с родственниками и друзьями семьи, читай с друзьями родителей (когда по возрасту можно отмечать праздники уже и со своими друзьями, и с друзьями родителей, и за это ничего не будет), так что подразумевалось присутствие большое количество родни, коллег отчима и маминых подруг. А на второй день собиралась собраться маленькая компания из меня, моей подруги и её младших брата и сестры. Наша маленькая странная тусовка.       – Приехали.       Я вздрогнула от голоса опера, вернувшись из радостных, вкусных и уже почти пьяных мыслей. Старый уазик дергано остановился, скрипя колесами, возле двухквартирного старого дома, который освещал единственный на улице фонарь. Взглянув на время на приборной панели, зевнула – «23:28». Сорок минут тряслись в машине.       – Света нет.       В окнах и правда не было света, что означало лишь то, что пьяный дебош, о которой нам сообщили, уже закончился. Опер скривился, заглушил машину, повернувшись ко мне, сказал:       – Лазаревы. Я не удивлен. Сейчас будут высказывать, что мы их разбудили.       – Жена на 112 сообщила, что пьяный муж хочет ее убить.       – Ага, а потом у Лазаря закончился самогон, он вышвырнул из дома собутыльников и пошел спать. А мы летели сюда 35 километров по бездорожью. Думаешь это мой первый выезд сюда?       Я взглянула на майора, старшие по званию часто подшучивали над молодыми сотрудниками, но не по факту дебоширов, пьяниц, поднадзорных, в общем о тех, за кого можно было получить пиздюлей от начальства, по выражению лица было видно, он не хотел идти в дом.       – Может напишем рапорт, мол стучали, стучали, но никто не открыл.       Я, засмеявшись попыткам матерого коллеги "съехать" с работы, вылезла из машины и, поправив голубую рубашку, пошла в сторону входной двери. Боковым зрением заметила, что напарник следует за мной. Не найдя дверного звонка, аккуратно постучала по ближайшему окну. Спустя пару минут и еще нескольких стуков, послышался щелчок дверного замка и на улицу выглянуло помятое и пьяное женское лицо.       – Доброй ночи. Участковый уполномоченный полиции Федорова Елизавета Анатольевна. – Представившись и дождавшись осознания в глазах женщины, продолжила.       – Вы звонили на 112?       – Да. – с задержкой ответила она. – Но мой Виталя извинился и спать лег, я звонила, сказала отменить вызов.       – Ты пять лет вызываешь нас по каждой большой пьянке, какая нахер отмена?! – высказался опер. – Хоть раз бы в больницу сходила и побои сняла.       – Ага, а дрова на зиму мне ты наготовишь? – зашипела женщина на полицейского. – Серега раньше заезжал, поговорит с Виталей и пару месяцев спокойно живем, душа в душу. А сейчас..       – К сожалению, Сергей Викторович перевелся в другой район. – перебила женщину я, пока не началась серьезная словесная потасовка, у таких граждан не заржавеет написать жалобу в прокуратуру или еще куда на полицию. – Давайте я вас быстренько опрошу, и мы поедем, а завтра утром Дмитрий Владимирович с вашим мужем проведет профилактическую беседу.       Открытая легкая улыбка, доверчивый и наивный взгляд, ласковый нежный голос и все пьяницы и психи района мои. Коллеги хоть и посмеивались над этим, но говорили, что это отлично для работы. Не каждому полицейскому в обычном разговоре о погоде или о жизни района совершенно случайно признавались в незаконной продаже алкоголя или свистнутой палки колбасы из супермаркета. Вот и сейчас, женщина, едва взглянув на меня, быстро нашла во мне «подружку», которой можно рассказать о своей тяжелой судьбе и, открыв двери, впустила во внутрь.       – Я покурю пока. Не задерживайся.       Я кивнула оперу и пошла за женщиной. В голове уже строились стандартные фразы, которые буду писать в объяснении. Осторожно разместившись за шатающимся столом на кухне, я осмотрелась. Старо, бедно, грустно, но достаточно чисто, особенно если вспоминать, что полчаса назад здесь было застолье. Вряд ли до меня когда-нибудь дойдет, зачем женщины живут с такими мужчинами.       С моей колокольни было все просто, если мужчина сделал что-то, о чем написано в уголовном и моральном (лично моем) кодексах, я собралась и ушла. Так было десять лет назад, когда в моей голове заревела воздушная тревога на странные фразочки парня о том, что он будет делать после нашего возможного расставания, шуточек о проститутках из ближайшего города, и тайной работе, как потом оказалось, в самом преступном районе ближайшего города. Все размышления за и против заняли около двух часов, и я с чистой совестью сообщила о разрыве отношений. А через полгода среди знакомых прошла новость, что бывший присел по 228.       Так было и пару месяцев назад, когда закрутился страстный роман, но несмотря на розовые очки и большой выброс гормонов, от развивающихся красных флагов я отмахнуться не смогла. И как итог, наблюдая за детской площадкой и попивая горький кофе на лавочке в центральном парке, мне было по-человечески жаль немного уставшую, но все равно очень красивую женщину, что держала на руках годовалого сына. Любимая жена, долгожданный наследник и как оказалось очень дерьмовый, гулящий муж. Точку я поставила очень быстро, а кабелина и вовсе несильно расстроился.        А тут, пьет, бьет, не работает, а женщина терпит. И не в дровах дело. На курсе подготовки преподаватели много времени уделяли бытовухам, пресловутом «сама виновата» и убийствам. Отовсюду лезла психология людей. И любая маленькая семья, как бы она не была похожа, очень сильно различалась между собой. Как недоучившемуся психологу мне было интересна причина, по которой эта женщина продолжает так жить, но как уставшему менту, было почти все равно. Вздохнув и взяв паспорт женщины, я стала записывать ее данные в объяснение.         – Маргарита Вячеславовна...       – Просто Марго.       – Хорошо, Марго. Расскажешь, что тут случилось?       Заполняя строки и слушая женщину, я пыталась не потерять смысл истории, добравшись до свободных ушей, не протрезвевший язык метелел почти без пауз, перескакивая с пьянки на соседку, высокие цены на кур, опять пьянку, сучку продавщицу, которая не дает водку в долг, бывшего зека из соседней деревни, что оказывает знаки внимания, за что ей сегодня и прилетело от пьяного и ревнующего мужа. Дописывая абсолютно серый и пустой текст, я перевела внимание на появившиеся в дверном проеме пошатывающееся тело.       – Все-таки вызвала ментов.         Его голос был хриплым, прокуренным. Дойдя до раковины, мужик налил в стакан воды, медленно выпил и поставил возле чистых столовых приборов. Женщина промямлила в свое оправдание, что была пьяна и пыталась отменить вызов.       – Вот загребут меня и что тебе легче станет?       Он показательно возмутился. Моя задница почуяла зарождающийся скандал и, передав Марго объяснение, я указала на места, где надо поставить подписи. Пальцы женщины подрагивали, рисуя закорючки под злое бормотание мужа, что ментам верить нельзя, в обезьянник он не поедет и вообще, как мент может быть бабой.       – Не волнуйтесь, завтра с вами проведет беседу настоящий мент.  Дмитрий Владимирович подъедет утром.       Злых возмущений стало больше. Мужик снова налил себе воды, выпил и замер. Убедив переживающую жену, что ее муженьку точно ничего не будет, проверила подписи и стала собираться. Возле раковины зазвенела задетая пустая банка. Тело дернулось быстрее чем отреагировал мозг, рука перехватила кулак с зажатым кухонным ножом. Движения, часами отрабатываемые болью и потом в спортзале, получились на автомате. Воскликнула Марго. Выбив нож, я проорала имя опера в надежде, что он услышит, и согнув перехваченную руку в локте, вывернула и прижала мужика к стене. Он был еще достаточно пьяным, чтобы не особо сопротивляться. В мыслях было сумбурно, мелькали строчки приказов, порядок действий для данной ситуации, с языка сорвался мат, никак не доставались наручники, а мужик все еще дергался.         – Что ты сделал?! Тебя посадят, дурак!       У Лазаревой начиналась истерика, это не было похоже на обычные пьяные драки, постоянно происходящие на этой кухне. Она вскочила из-за стола и исчезла из моего поля зрения. Грохотнула входная дверь, напарник все же услышал, это позволило чуть выдохнуть.       – Посадят! Нет. Нельзя! Нет!       По стене мелькнула тень и я, не выпуская прижатого к стене мужика, обернулась. Казалось, что время замерло, пока я пыталась понять, почему женщина стоит рядом. В ее взгляде мелькнуло осознание и паника, она прижала к себе выкинутую вперед руку и сделала шаг назад. Меня шатнуло в сторону словно ноги ослабли, мужик вывернулся и резво отскочил в сторону.            – Ты что на творила? – удивленно спросил он внезапно протрезвевшим голосом у жены.         В районе живота медленно нарастала боль и мой взгляд медленно опустился вниз, цепляясь за рукоятку ножа, который торчал чуть ниже сердца. Моего сердца. Неожиданно пришло понимание, меня пырнули ножом. По голубой рубашке расползалось красное пятно, откуда-то вынырнула мысль, что рана в живот это довольно опасно, а ниже сердца вроде находится печень. На кухню заскочил опер и, матерясь, мгновенно выхватил пистолет, Лазарев вскинул руки вверх и заорал, что это сделал не он, а дура жена.         – На пол! Оба! На пол!       Под завывание Марго оба выполнили требование. Майор подхватил меня как раз, когда подкосились ноги. Осторожно уложив меня на пол и прижав мои дрожащие руки к ране, он выхватил телефон. Сознание начало уплывать вместе с теплом тела, над ухом орал напарник, сообщая дежурному о произошедшем. А я внезапно четко осознала, скорой, если бригада свободна, ехать почти час на всех парах. В ближайших деревнях врача или хотя бы медсестры нет. Какой-то первой помощи, кроме как зажать рану и не трогать нож, я не помнила. Всё было херово. Взгляд прошелся по стене и замер на часах. Обидно.       – Одна минута первого. – говорить стало сложно, больше было похоже на хрип.       – Что?         – Одна минута первого. – медленно повторила и, не увидев понимания, добавила. – С днем рождения меня.       В глазах потемнело, а голова закружилась будто взлетели пьяные вертолеты. Красиво будет на памятнике 28.09.1997-28.09.2023. Блин, мама фотку наверняка выберет стрёмную, хотя скорее всего это будет фотка со служебного удостоверения. Книги подруге, платья сестрам, машина.. эх, кредит за машину.. Надеюсь страховка покроет.       – Твою мать! Лиза! Не отключайся!              Дааа, затягают майора по проверкам. Как бы крайним не сделали. Историю браузера не почистила, херово. Интересно, как проходят похороны сотрудника полиции. Будет патрулька с мигалками или нет. Мать нычку в шкафу найдет, даже неловко как-то. В комнате не убралась, такой бардак оставила.       Мысли скакали с обыденных до совершенно безумных. Жизнь перед глазами не проносилась. Похоже вспомнить мне нечего. Голос напарника становился все дальше, звуки то появлялись, то исчезали, а тело расслаблялось в луже крови. Было совсем не страшно. Было обидно, умирать так глупо.       Сознание отключилось.