Утилита

Всё начинается с простого... – Привет, я Кавех, третий курс архитектурного. Ты мой сосед, верно? Заселения в общежитие Академии аль-Хайтам ждёт долгие две недели в квартире, которую снимают Сайно с Тигнари. Парочка скинулась на жильё, как только начала встречаться, и по доброте душевной приютила друга, поступившего на первый курс. Но доброты этой – все чувствовали – осталось критически мало, ровно как и мест в общежитии. Педантичностью и любовью к порядку аль-Хайтам доводил до белого каления, но поделать ничего не мог, переставляя банки с чаем в нужном порядке. Бессистемность вводила в состояние стресса. Когда аль-Хайтам стоит на пороге с чемоданом, подпирающим бок, в глазах друзей светится облегчение. – Подружись с соседом, – напутствует Сайно, сильно хлопая по плечу. Аль-Хайтам не без иронии отмечает, что под словами кроется: "мы тебя ждём исключительно в гости, не смей больше приезжать с вещами". Квартира-студия в общежитии предоставляется на двоих. Когда аль-Хайтам открывает дверь, внутри уже разложены вещи. Видимо, за недостатком мест аль-Хайтама подселили к старшему. Комната выглядит обжитой: стол завален бумагами, везде раскидана одежда. Аль-Хайтам рассматривает записи, но строительные чертежи дают лишь понимание о будущей профессии соседа. Ничего общего с лингвистическим, куда поступил аль-Хайтам. Так даже лучше: не будет лезть с обсуждениями учёбы, а всё, что нужно знать о структуре Академии и её работе, аль-Хайтам уже выяснил у куратора. На углу чертежа аль-Хайтам читает: "Кавех, 3 курс". Два года разницы. Если повезёт, то сосед съедет после окончания обучения и к аль-Хайтаму никого не подселят. Хотя после увеличения набора – вряд ли. Комната просторная, однако не помешает небольшая перестановка. Кавех очевидно раньше жил один: чертёжный стол гордо возвышается прямо посреди комнаты. Вещь роскошная, сожитель очевидно богат. Вряд ли Академия выделяет деньги на личное имущество студентов, когда корпус с мастерскими и студиями забит всем необходимым для выполнения работ. Одна из кроватей находится в беспорядке и разобрана, на второй нет постельного белья, лишь зелёный мягкий плед и куча одежды. Свою половину комнаты приходится разгребать. Аль-Хайтам скидывает чужие тряпки на кровать соседа в одну бесформенную кучу, а бумаги на стол. На кофейном столике ряд грязных чашек с разводами из-под кофе и разнообразные украшения: от детских пластиковых цепочек с бабочками до изысканных золотых браслетов. Пижон. Аль-Хайтам ещё не успел познакомиться с соседом, но уже чувствует некоторую неприязнь к хаотичной вычурности. Первым делом они обсудят передвижение чертёжного стола. Аль-Хайтаму нужно место для работы, желательно с естественным светом, он не любит писать под лампой. А ещё установят правила по уборке помещения, иначе в бардаке аль-Хайтам долго не протянет. Разобранный чемодан отправляется в "свободный" шкаф. Там тоже вещи, которые аль-Хайтам добавляет к куче уже имеющихся. Если Кавех будет недоволен, то это его проблемы. Стоило освободить место заранее. Аль-Хайтам почти заканчивает с обустройством, когда дверь открывается и в проёме появляется веер скрученных бумаг, за которым едва виднеется светлая макушка. Аль-Хайтам окидывает это нечто скептическим взглядом, пока Кавех топает к дивану наощупь. Сосед скидывает бумаги на диван, но те падают и рассыпаются перед кофейным столиком, на что слышится шумная и очень выразительная ругань. Аль-Хайтам провожает беспорядок взглядом, внутренне вздыхая, а потом переводит взгляд на Кавеха. Тот распрямляется, светлые волосы рассыпаются по плечам, он откидывает чёлку назад и оборачивается. Лицо расцветает в улыбке и... этого достаточно, чтобы у аль-Хайтама вспотели ладони. – Привет, я Кавех, с третьего курса архитектурного. Ты мой сосед? – щебечет Кавех, подходя ближе. Походка летящая, он передвигается легко с носочка на пятку, едва покачивая волосами, темнеющими к самым кончикам. Голос, звонкий, но удивительно мягкий, заставляет встрепенуться, по позвоночнику вниз спускается волна мурашек. Кавех протягивает руку, а аль-Хайтам теряется в красных переливах глаз, не сразу понимая, что говорят. – Аль-Хайтам, первый курс лингвистики, – находится он, пока пауза не затянулась до неприличной. Они одного роста, но ладонь Кавеха теряется в его, маленькая, тонкая и изящная, вся в тёплом металле колец. Длинные пальцы сжимают крепко. Аль-Хайтам отвечает тем же. – Прости за бардак, за две недели уже успели завалить работами, совсем ничего не успеваю, – Кавех разрывает рукопожатие, вызывая у аль-Хайтама острый приступ разочарования, и всплёскивает руками. На лице печать классического студенческого недосыпа. Как Кавех успел заработать его за две недели с начала учёбы – одному Архонту известно. Впрочем, это не делает его менее привлекательным. Аль-Хайтам бы сказал, что едва заметные синяки под глазами лишь подчёркивают их яркость и походят на лёгкую тень от длинных светлых ресниц. По ним провести бы пальцем, ощутить лёгкую щекотку. – Ничего, – качает головой аль-Хайтам против всех принципов. Улыбка Кавеха яркая, жалко её стирать. – Хочешь кофе? Я приготовлю, заодно познакомимся поближе. Аль-Хайтам только кивает, а Кавех подмигивает, кокетливо взмахивая ресницами, и упархивает на кухню. Он двигается так изящно, словно всю жизнь занимался бальными танцами, а аль-Хайтам залипает на виднеющихся из-под укороченных штанов тонких лодыжках с выпирающей косточкой, боясь переводить взгляд выше, на затянутые в ткань бёдра. – Садись, не стесняйся, – Кавех указывает ладонью на небольшой круглый стол в кухонной зоне, и многочисленные браслеты на запястьях позвякивают в такт, оказывая гипнотическое воздействие. Аль-Хайтам бы сказал, что не стесняется, но тело работает словно на несмазанных шарнирах. Приходится сделать пару вдохов-выдохов, чтобы немного привести мысли в порядок. Кавех ставит чайник, задорно притоптывая. Слишком много энергии для того, кто утомлён учёбой. Он движется постоянно, как перетекающая из одного состояния в другое вода. Аль-Хайтам наблюдает, как изящные ладони мелют кофе и засыпают в фильтр воронки. – Стой, – останавливает аль-Хайтам, когда Кавех хватается за только вскипевший чайник. Кавех оборачивается, глаза удивлённо округляются, а выразительные брови вопросительно поднимаются. Он неловко переминается с ноги на ногу. Аль-Хайтам спешит объясниться. – Так неправильно. – А как надо? – спрашивает Кавех, растерянно смотря то на аль-Хайтама, то на чайник, и выглядит потерянно. – Я покажу, – кивает аль-Хайтам, подходя ближе. Забирает чайник из рук, нарочно касаясь тёплых пальцев, и возвращает на место, открывая крышку. – Нельзя заливать кофе только вскипевшей водой, ты просто сожжёшь зерна и во вкусе будет неприятная горечь. Нужно подождать три минуты, температура упадет до нужной. Кавех снова ослепительно улыбается, ровный ряд белоснежных зубов обнажается и поблёскивает в свете ламп. В груди давит. – Тогда доверяюсь тебе, ты явно профессионал, – Кавех легко касается кулаком его бока. Дружеское прикосновение, но аль-Хайтам незаметно вздрагивает, словно его прошибло током. – Признаться, я больше потребитель, чем творец в этом вопросе. Кавех становится ближе. Аль-Хайтам почти может ощутить тепло тела, но старается не отвлекаться. Распределяет поломолый кофе в воронке и меняет кружку на прозрачный стакан из Икеи. – У тебя нет кухонных весов? Кавех качает головой, и перо в волосах колышется, притягивая взгляд. Он весь состоит из цвета и яркости, никакой скучной академической формы, хотя аль-Хайтам уверен, что ему очень пошёл бы зелёный. – Тогда на глаз. Аль-Хайтам ставит таймер на телефоне. Кавех наблюдет заинтересованным взглядом. Аль-Хайтам распрямляет плечи, ощущая себя настоящим наставником. Когда время подходит к концу, аль-Хайтам командует. – Можешь брать чайник. Брови Кавеха сходятся к переносице, он делает всё с такой серьёзностью, будто ему доверили спасение мира, а не чашку кофе. Аль-Хайтам улыбается уголком губ, что не остаётся незамеченным. – Я что-то делаю не так? – Кавех хлопает глазами немного смущённо. – Нет, всё хорошо, – качает головой аль-Хайтам, стараясь сохранить серьёзный вид. – Теперь плавно проливай воду круговыми движениями и следи, чтобы поток был равномерным и тонким. Кавех старательно выполняет указания, но чайник тяжёлый и получается не совсем ровно. Только поэтому, только ради чашки хорошего кофе, аль-Хайтам подходит сзади и обхватывает предплечье Кавеха. Через ткань рубашки просачивается тепло и крепость напряжённых мышц. Хочется забраться под рукав, провести по коже, обхватить запястье и погладить, чтобы узнать, какая она там. Можно даже на вкус. – Вот так, – тихо говорит аль-Хайтам, направляя чужую руку по кругу. Кавех слегка дёргает головой в сторону, светлая щека почти мажет по губам, но Кавех не напрягается, не просит отойти, и аль-Хайтам продолжает. – У тебя очень приятный парфюм, – выдыхает Кавех между делом. В голосе слышится улыбка, и их сцепленные руки вздрагивают так, что тяжело понять, кто из них это был. – Всё, – с внутренним сожалением произносит аль-Хайтам, отпуская руку Кавеха и отступая назад. Он убирает использованный фильтр в мусорное ведро под раковиной и забирает готовый кофе себе. – Следующую сам. Кавех кивает и сосредотачивается на работе. В этот раз получается лучше. Аль-Хайтам награждает его утвердительным кивком, и Кавех буквально сияет, распрямляя плечи. Он устраивается напротив, одну пятку уперев в сидушку стула, и укладывает подбородок на колено, становясь похожим на подростка, а не студента третьего курса. – Итак, Хайтам, расскажи о себе немного. Я ведь могу называть тебя Хайтам? – при вопросе голова Кавеха слегка склоняется вбок, волосы рассыпаются по плечу. – Можешь, – аль-Хайтам отпивает кофе, беря паузу на обдумывание. Он не очень хорош в знакомствах, единственные люди, с которыми он поддерживал плотные связи – Сайно и Тигнари. С первым он познакомился, подравшись. Надо отметить, что вины в конфликте аль-Хайтам не признавал до сих пор, он просто указал Сайно на ошибку, кто же знал, что тот полезет с кулаками. – Я местный, из Сумеру. Собственно, иду по стопам родителей, вот и поступил в Академию. Мой профиль – забытые языки. В большей степени времен Царя Дешрета. – О, это чудесно! – Кавех хлопает в ладоши и радуется как ребёнок. Эмоции настолько чистые и искренние, что смущение застревает в груди, мешая дышать. От Кавеха почти исходит свет. – Хочешь, возьму тебя с собой, когда в следующий раз наша группа отправится на полевые исследования? Ты изучишь тексты, мы архитектуру. Поможем друг другу? – Не думаю, что первокурсника отпустят в пустыню, – аль-Хайтам и хотел бы поехать, хорошая возможность для написания первых научных трудов и посмотреть на Кавеха в работе, но разрешение можно получить, начиная лишь с третьего курса. – Не бойся, я договорюсь, – Кавех снова подмигивает, и это уже чуть больше напоминает флирт. – Я попал в комнату к птице высокого полёта? – Всего лишь к лучшему студенту Академии и представителю Кшахревара, – Кавех пожимает плечами, в нём нет снобизма и гордыни, словно звания не значили ровным счётом ничего. Многое становится понятным: например, откуда на лице отпечаток усталости. Быть одновременно первым студентом и представителем весьма трудоёмкое занятие. А стол наверняка куплен с солидной стипендии. Кавех плавно выспрашивает подробности об увлечениях, о бытовых привычках. Вопросы аккуратные и ненавязчивые, аль-Хайтам не ощущает и малейшего нарушения личных границ и даже с охотой делится подробностями, завороженный искренним откликом. Когда всплывает информация о любви аль-Хайтама к порядку, Кавех выглядит виноватым. – Прости, пожалуйста, я исправлюсь, – Кавех глядит с сожалением и баюкает чашку в тонких пальцах, на которые аль-Хайтам старается лишний раз не смотреть. – Я два года жил один и не ожидал, что ко мне кого-то подселят. Перваков обычно отправляют в специальный корпус, а по результатам года расселяют по общежитиям разного класса. Должно быть у тебя очень высокие баллы, раз тебя определили в корпус отличников. – Высший, – уточняет аль-Хайтам. Кавех смотрит, словно ему показали настоящую магию. – Врёшь! – восклицает он. Лицо вытягивается и полнится неверием. – Никто не получал высший балл уже лет так пятьдесят, особенно на Хараватат. – Приятно быть первым, – пожимает плечами аль-Хайтам. Кавех заливисто смеётся. От этого звука очень скоро можно стать зависимым. – Извините, я не знал, что теперь живу с гением, – Кавех очень хорошо изображает смущение и неловким жестом заправляет за ухо светлую прядь. – А ты как думал? Первым студентам только гении в пару. Щеки Кавеха слегка краснеют, то ли от похвалы, то ли от двусмысленности слов. Аль-Хайтам очень надеется на второе. – Теперь твоя очередь рассказывать истории. Кавех принимается рассказывать о себе, а аль-Хайтам впервые заслушивается. Кавех говорит ярко, взмахивает руками, скачет голосом, когда принимается возмущаться, смеётся, откидывая голову. Они перемещаются на диван, усаживаясь друг к другу ближе, чем позволено при первом знакомстве, и заказывают еду. – Что ты любишь? – спрашивает Кавех, открывая приложение на телефоне. Аль-Хайтам забирает гаджет их рук – Кавех отдает без вопросов – и закидывает в корзину несколько блюд, что ему по карману. Кавех рассматривает заказ. – Я запомню, – улыбается он, оформляя доставку и оплачивая со своей карты. – Можешь не возвращать, я угощаю. Аль-Хайтам разительно не согласен, даже при условии напряженки с деньгами. Они долго спорят, Кавех возмущается, раздражённо жмурится, вздёргивая носом, но в итоге сдаётся. – Ты упрямый, как стадо геовешапов. Я пытаюсь быть милым, – всплёскивает руками Кавех, откидываясь на диванные подушки с оскорблённым видом. – Как-будто ты их видел, – усмехается аль-Хайтам. – Я читал, – уклончиво отвечает Кавех, отводя плечо. Аль-Хайтам прослеживает движение взглядом, когда слегка обнажается начало ключицы. – Классический ответ студента на вопрос, – усмехается аль-Хайтам. Кавех строит ему рожицу, и они оба смеются. За едой приходится спуститься к проходной. Кавех хвалится всем, кто встречается на пути, новым соседом. Мимо аль-Хайтама проносится множество лиц, но он сомневается, что вспомнит кого-то из них завтра. Всё время он смотрит лишь на Кавеха, который почему-то полнится гордостью, словно аль-Хайтам – подарок на рождество, а не сосед, с привычками которого придётся мириться. Кавех рассказывает о проектах, о группе подготовки к Академии, которую будет вести у школьников. Он набивает рот едой, но даже так умудряется выглядеть эстетично, как модели из реклам парфюма. Аль-Хайтам так не умеет, поэтому по большей части молчит. Он узнаёт немного о семье Кавеха и сам признаётся, что вырос с бабушкой. Лицо напротив в момент наполняется печалью. – Извини, мне не стоило спрашивать, – Кавех опускает голову, скрывая яркие глаза за челкой. Аль-Хайтам ставит уже третью кружку с кофе на столик между ряда таких же, оставленных Кавехом, и осторожно касается ладони. – Ты не знал. Кавех неловко улыбается лишь уголками губ и сжимает на короткий миг ладонь в своей. Ради этого стоило провести ещё тысячу таких разговоров. Кавех забрасывает ноги на диван и ступнями упирается в бедро аль-Хайтама, удобно устраиваясь на подушках. Вечер ощущается расслабленным. Кавех распускает волосы, становясь по-домашнему мягким, многочисленные заколки остаются лежать на спинке дивана. Они говорят до глубокой ночи, и аль-Хайтама не тянет прерваться и уединиться, ему нравится мягкий уют, что стелется между ними, лёгкие шутки и атмосфера спокойствия. А ещё ему очень нравится Кавех, тепло ступни, касающейся бедра, и как-то само собой речь заходит про отношения. – Я по парням, – сознаётся Кавех, на короткий миг отводя взгляд. – Надеюсь, тебя это не смущает? – Меня смутило бы обратное, – слегка улыбается аль-Хайтам. Он коротким, едва ощутимым движением заправляет Кавеху прядь за ухо, и тот очаровательно краснеет, мнёт в пальцах край рубашки, но тоже скромно улыбается. Кажется, это взаимно. – Тебе пора спать, нельзя пропускать лекции в самом начале года, нужно чтобы преподаватели тебя запомнили, – Кавех звучит немного разочаровано и устало. Аль-Хайтам не огорчается, у них впереди ещё два года совместной жизни. Кавеха хочется узнавать неторопливо. – Это наставление от первого студента? – спрашивает аль-Хайтам с лёгкой иронией. На самом деле, они просидели до глубокой ночи, но аль-Хайтам плевать хотел на график сна, если можно было продлить знакомство ещё немного. Кавех смеётся и наигранно гордо вскидывает подбородок. – А ты как думал? Слушайся меня. Аль-Хайтам усмехается и спешит кивнуть с долей скептицизма. – Всенепременно, – говорит аль-Хайтам так, что сразу понятно, что в наставнической натуре Кавеха он сильно сомневается. Кавех не обижается, только спихивает его с дивана. – Душ твой, у меня ещё много работы. Аль-Хайтам вопросительно вскидывает бровь. – Будешь работать в такой час? – Если это тебе не помешает, – Кавех вопросительно поднимает бровь, на что аль-Хайтам отрицательно качает головой. Он может надеть наушники. – Мне нужно ещё составить план для подготовки школьников, первое занятие на следующей неделе. Я новичок в этом деле, так что хочу подготовиться по максимуму. Вдруг я им не понравлюсь? Кавех выглядит таким неуверенным, что так и тянет его поскорее утешить. – Невозможно, – качает головой аль-Хайтам, снова вгоняя Кавеха в краску. – Всё, уходи. Иначе мы просидим тут всю ночь, – тихо выдыхает Кавех без намёка, что он правда этого хочет. Аль-Хайтам ничуть не против: чем быстрее он уйдёт, тем быстрее Кавех выполнит работу и ляжет спать. Когда аль-Хайтам возвращается, Кавех сидит за чертёжным столом со стареньким ноутбуком, тихо ругаясь. Аль-Хайтам удивляется. Будучи полным уверенности, что Кавех не стеснён в средствах и мог бы приобрести себе что-то получше. Аль-Хайтам заглядывает через плечо в экран. – Ай, мокро! Хайтам! – Кавех вскрикивает, пытаясь уйти от капель, что стекают с волос аль-Хайтама, но тот лишь сильнее трясёт головой, и Кавех пищит, отпихивая его от себя. Уже в кровати Аль-Хайтам открывает сообщения. Сайно. Как тебе сосед? С Эй, ты! Нари уже извёлся без новостей. С Аль-Хайтам долго раздумывает, что можно написать. Потрясающий? Весёлый и шумный? Добрый и немного наивный? Ничего из этого нельзя сказать, чтобы не напороться на хреновый юмор Сайно. Не сваливай всё на Тигнари. Он ничего. АН Брат, да это любовь. С Аль-Хайтам почти слышит смех Сайно. Теперь стоит ждать допроса от друзей при следующей встрече и глупых подколов. Аль-Хайтам переводит взгляд на Кавеха, сгорбившегося над рабочим столом и смешно заколовшего чёлку. Одна слишком упёртая прядь выбилась, и аль-Хайтам глушит желание встать и заправить её за ухо. Если гей-паника реально существует, то сегодня аль-Хайтам попробовал её на вкус. Уже засыпая он понимает, что так и не высказал претензии к чертёжному столу посреди комнаты.