Поймать неуловимую.

— Неуловимая бабочка, которую, кажется, невозможно поймать. — Так ответил Зеницу, боевой товарищ и лучший друг Танджиро на его вопрос, кому удостоилась честь спасти такого храбреца, как Зеницу. — Пара фиолетовых локонов свисало возле её лица, а остальные темные волосы были аккуратно собраны заколкой в форме раскрывшейся бабочки чуть ниже её макушки. У неё был высокий, прямой лоб с тоненькими черными бровями, круглые уши и аккуратный нос. Но больше всего мне запомнились её удивительные глаза. Они были огромные, манящие, завораживающе глубокие и очень умные. Радужка была необычно устроена: больше походила на градиент или сетчатые глаза бабочки. Она была очаровательно доброй, а её голос звучал усмиряющие. В тот момент, когда я находился на грани смерти, её голос по-настоящему дал мне причину выжить. Выжить, чтобы послушать его ещё немного. Разговаривала она просто и понятно. Даже похвалила меня, что я дожил до встречи с ней. Ах, какая же она милая! Прямо красота, за которую можно умереть!       Танджиро слушал своего товарища с раскрытым ртом. Хоть он и встречал ту, о которой шла речь, вот только после удара Канао по голове он почти полностью забыл всё, что было между смертью Руи и собранием Столпов. Описание Зеницу дало ему понять, о ком он говорит. Они встретились на собрание Столпов. Она — столп, он — каноэ; между ними строго вертикальные отношения — Корпус Истребителей так приказал. Но как ему казалось на собрании Столпов, она ровно как и Гию, проявила истинную человечность. Она помогла с болью в челюсти и искренне пыталась выслушать и помочь. Юноша чувствовал, будто между ними были искренне аутентичные отношения: не «Столп — Каноэ», а именно «Шинобу — Танджиро». Имя и человечность Шинобу запечатлёны в памяти Танджиро, но описание Зеницу окончательно сформировало её неповторимый образ. Однако кое-что юноша не смог понять. — Зеницу-кун, почему ты назвал Шинобу-сан неуловимой бабочкой? — Я не виделся с нею с тех пор, как мы тут оказались. Она ведь владелица поместья, но я её ни разу не застал. Я разузнал о ней немного от каждой жительницы поместья, но никто никогда не рассказывал, где она сейчас. Я не хочу верить, что девочки намеренно не хотят моей встречи с ней, вот я и решил, что Шинобу-чан «неуловимая».       Слово «неуловимая» эхом проносилось в голове Танджиро. До этого самого момента юноша испытывал к столпу лишь уважение и благодарность, но этот комментарий Зеницу добавил загадки в эту девицу: отныне предыдущие желание метаморфозом смогли разжечь подлинный интерес к её особе. «Поймать неуловимую» — вот какое испытание он взял на себя в сей момент.       Спустя время юноша стал поправляться. Растяжкам он все же предпочитал пробежки. Особенно утренние — тогда он мог побыть наедине с природой, и тогда, по своему обыкновению, его захватывали былые воспоминания о своем лесу, где он жил и который преодолевал, дабы продавать уголь. Но в одну такую утреннюю пробежку он не смог почувствовать уединение с природой. — Печально, что из-за аллергии некоторые люди не могут насладиться цветением сакуры. — Шепотом пробурчал кто-то неподалёку. Танджиро сразу распознал этот голос. Он принадлежал Шинобу. — Надеюсь, листья чая помогут им вылечиться.       Тихий монолог разжег прежний интерес Танджиро к избегающей хозяйке. «Неуловимая» — снова отозвалось в памяти. Но вот она здесь, сидит под кроной цветущей сакуры и размышляет о целебных травах. Танджиро был рад, что нашёл ещё одну тему, которой интересуется столп — медицина. Не спугнет ли юноша своей компанией бабочку? Танджиро решил не подслушивать чужой разговор, даже если его пустили по ветру, и завязать собственный. — Здравствуйте, Шинобу-сан. — Здравствуй, Танджиро-кун, — девушка, прищурившись к дальнему дереву, не отводила взгляд от него. — Как твое самочувствие? Как твоя челюсть? — Большое спасибо Вам, теперь мне гораздо лучше. — Я рада, что ты поправляешься. — Шинобу кинула игривый взгляд прямо в глаза юноши и похлопала по месту возле себя, приглашая юношу на компанию. Танджиро был очень тронут этой возможностью и немедленно воспользовался ею.       Двоица молча сидела под кроной сакуры возле небольшого цветочного поля и наблюдала за весенним лесом. Танджиро не интересовался, где она пропадала и как здесь оказалась: юноша лишь изредка посматривал на девушку, пытаясь запомнить её черты лица и её хаори, и всё больше видел их соответствие с описанием Зеницу. Девушка, в свою очередь, не отвечала взаимностью и глядела куда-то вдаль. Внезапно бабочка села прямо на плечо Шинобу. Танджиро был поражён, насколько же девушка была единой с природой. Бабочка была удивительной: нижняя часть её крыльев была в изумрудно-черную мозаику, чуть выше исходили две ярко малахитовые линии, разрезая бутылочно-зеленые крылья. — Какая красивая бабочка, — отметил Танджиро. — Sasakia charonda, — подметила столп. Танджиро тихо помычал, выражая непонимание. — Фиолетовая императорская бабочка. Sasakia charonda — её название в виде бинарной номенклатуры Линнея. Это такой шведский естествоиспытатель. — Это ни капли не помогло ситуации: один вопрос сменился другим. — Что означает «шведский»? — Танджиро недоумевал. — Ну и ну, похоже, ты без понятия, что есть страны кроме Японии. — Шинобу выдала небольшой смешок и поспешила извиниться за него. — За морем очень большой мир и очень много разных людей. Я не была там, но я прочитала много книжек, которые мне достались от родителей — там и узнала о них. — А как Линней-сама назвал демонов? — Танджиро поразило так много информации за такой короткий промежуток времени, но он всё же пытался поддержать разговор. — Никак: похоже, за морем нет никаких демонов, — улыбка девушки немного уменьшилась, а лицо стало более серьёзным. — Но и у них хватает своих «демонов», судя по историческим справкам. — Шинобу заставила себя улыбнуться. — Так что, давай пофантазируем? Как насчёт daemon ordinarius? — Полностью согласен с Вами. — Танджиро ни знал латынь, ни смог предложить альтернативу. Чтобы перестать твердить себе: «Перестань позориться!», Танджиро решил согласиться.       Настала непродолжительная тишина. Солнце уже окончательно взошло и одаряло своим теплом всех нуждающихся. Столп поднялся — её лицо игриво улыбнулось и взглянуло на юношу, который вот-вот зальётся краской. — Танджиро-кун, ты ведь занимался пробежкой, если я не ошибаюсь? — поинтересовалась Шинобу. — Да, я хочу восстановить форму, а затем укрепить тело! — С искрами из глаз ответил лучезарный Танджиро. — Тогда сыграем в догонялки? Только ты водишь! Попробуй, догони! — Не дождавшись ответа, столп пустился прямо на цветочное поле, что расстилалось прямо перед ними. Танджиро был приятно удивлён озорством Шинобу. Оставив мысль, может это тайная тренировка у сакуры, юноша принял вызов, желая хоть ненадолго вспомнить детские времена.       Хоть Танджиро не так уж далеко отстал от пика своей физической формы, он должен был признать, что у него с самого начала не было ни шанса. Танджиро пытался даже использовать дыхательные техники, но это ни на йоту не помогло ситуации. Набрасываясь прямо на неё, он лишь падал лицом в траву, а про захват руки и речь идти не могло — Шинобу легко уворачивалась от его атак. «Неуловимая!» — раз за разом звучало в его голове при неудачных попытках. Сначала оно выражало небольшую досаду, но впоследствии снова и снова вызывало только вожделение к той, кого Танджиро описывал. Шинобу лишь посмеивалась, сразу затем легкими и плавными движениями перепрыгивала с места на место всё дальше от юноши. Она действительно походила на бабочку, пытающуюся улететь от любопытного мальчугана, возжелавшего поймать эту недотрогу. Так продолжалось около получаса, после которого Танджиро окончательно выдохся, рухнув в траву. — Ты отлично держался, — с прежним озорством шептала на ухо девушка, — Отличная работа! — Спасибо б-большое, Шинобу-сан. — Побежденный и обессиливший Танджиро не хотел смотреть на её лицо, которое находилось буквально в пол сяку. Казалось, вот-вот и юноша отключится.       «Неуловимая» не стала дожидаться, пока Танджиро придет в себя и незамедлительно покинула его, крикнув напоследок: «До свидания!» и оставив наедине переваривать всё произошедшее. Хоть у Танджиро в мозгу находилось аж четыре желудочка, но впечатление от Шинобу пришлось переваривать долго. Юноша развернулся, уставив взгляд на лазурное небо и ласково вспоминал всё произошедшее, чувствуя небольшую победу. «Я не смог потрогать бабочку, но я смог подобраться, а это уже что-то». Спустя около часа душевного переваривания пробил час для желудочно-кишечного тракта исполнять свою роль в постэмбриональном периоде жизни человека — Танджиро направился обратно в поместье бабочки, чтобы позавтракать.       Юноша не стал рассказывать о случившимся Зеницу, но не потому, что Танджиро стремился чувствовать некое превосходство, а потому что был напуган возможной реакцией своего блондина-друга. Танджиро так и представлял, как Зеницу будет вспоминать всевозможные проклятия и оскорбления, чтобы вручить их нашему герою — от этих мыслей у него даже закололо сердце. Завтрак был насыщенным, но юноша совсем не следил, что он кладёт себе в рот. В мыслях прокручивалось одно и то же прекрасное личико, заставляя его невольно улыбаться. В сновидениях царила одна и та же картина: они сидят под цветущей сакурой и наблюдают за прекрасным: Шинобу — за Танджиро, Танджиро — за окружающим миром. Но даже так он умудрялся ловить её флирты и всегда знал, что она им любуется.       Давайте представим себя психоаналитиками 1930-ых. Что говорил нам дядюшка Фрейд о структуре сновидений? Их цель — исполнения желаний, но через определенные «искажения». Также они состоят из наиболее яркой ситуации, сложившийся в последнее время. Нетрудно догадаться, какую ситуацию Танджиро ставил самой яркой, а вот желание искажено: лица совершают противоположные действия, вернее, каждый делает то, что в реальности бы делал другой. Почему же возникают эти искажения? Фрейд считает: Эго не готово принять эти желания и считает их вредными, поэтому вытесняет , а ночью это вытеснение ослабевает, вот только Эго искажает картину желаний, чтобы не навредить психике, но при этом как бы исполняет желание. Вот только Фрейд также говорил, что у невротиков во снах появляется и травмирующая часть, также эти сны особенно часто повторяются. Не заболел ли наш герой неврозом из-за девушки? Станет ли он теперь спать в определенных позах или совершать другие определенные обряды? Кто знает, может Танджиро просто испытывает эротическое влечение к едва знакомой девушке, которую видел пару раз.       На следующий день Танджиро застал хозяйку в том же самом месте в то же самое время. Как и в прошлый раз, они вместе проводили время, болтая о чем-то. Юноша восхищался её разумом, её идеями и знанием, её добротой и, особенно, его забавила её тактильность: когда Танджиро, слишком сильно отвлекающийся на природу, не подавал признаки собеседничества, то девица тыкала его прямо в щёку, приговаривав: «Тсун-тсун, Танджиро-кун есть дома?» Но даже так, девушка не опускала планку загадочности. «Ты ведь не соберешься ломать ноги ради встречи со мной, правда?» — Прозвучало с прежней улыбкой, с прежним озорством и неким кокетством в голосе, но сам смысл был двусмысленным и настораживающим. Когда Танджиро в прошлый раз вернулся, то после обеда не застал Зеницу на месте. Как сообщила Аой, блондин повредил ноги, отрабатывая первую кату, но Шинобу им сейчас занимается, так что незачем париться, и юноша поверил. Но теперь, услышав этот комментарий, он догадался об истинных намерениях своего товарища. Вечером его прислали, перебинтованным и жутко расстроенным. Видимо, Шинобу не была с ним также снисходительна, как с нашем героем. Больше Зеницу не вёл разговор о «неуловимой».       По утрам юноша также занимался пробежками, а после проводил минут 10 в том же месте, где когда-то встретил её. Правда, её там больше не было, отчего место быстро потеряло свои краски, и поэтому Танджиро продолжал поиски по всему окрестному лесу, но попытки ничем не увенчались. Мысль о том, что юноша смог подобраться к «неуловимой» больше не приносила некоего своеобразного удовлетворения. Теперь, её заряд стал противоположным: вместо того, чтобы сказать:«Я смог увидеть её!» Танджиро недоумевал:«Но я же смог увидеть её!» И так на протяжении месяца. Юноша даже попытался разузнать о ней у других девочек, и это принесло свои плоды: Аой поведала тайну, что каждое воскресенье Шинобу направлялась к самому ближайшему холму с глицинией и собирала её листья для экспериментов. Танджиро этому несомненно порадовался. Спустя около трех пробежек, наш герой смог отыскать заветный холм, находившийся в 24 Тё от поместья Бабочки. До воскресенья было ещё пару дней, в которых Танджиро предвкушал будущую встречу. А как только воскресное солнце рассвело, то в поместье дух нашего героя уже простыл. Танджиро бежал со всех ног к этому холму и за 10 минут спокойно управился. Но Аой была без понятия, где именно Шинобу собирала, поэтому потребовалось много времени, прежде чем юноше удалось отыскать её.       Он застал её с чем-то наподобие секатора, одетой в розово-фиолетовое кимоно, на котором красовались очертания бутонов разных цветов, с красным поясом и обутой в гэто из светлого дерева. В волосах красовалась Camellia japonica, а также известная заколка в форме бабочки. Девушка сидела на деревьях и осторожно отсекала веточки с листьями, которые падали в заранее заготовленную корзинку, лежащую на земле. Её вновь увиденный образ, завернутый в ещё прекрасную обвертку был гораздо лучше всего того, что юноша видел в своих сновидениях. Юноша поспешил завязать беседу. — Доброе утро, Шинобу-сан. — Не ожидала тебя увидеть здесь. Здравствуй, Танджиро-кун. Можешь перестать выражаться формально — бабочки вроде меня не кусаются, у них ведь сосущий ротовой аппарат. — Шинобу засмеялась. — Вы сегодня просто бесподобны! — подметил Танджиро. — А в остальное время нет? — Танджиро совершил ошибку, на которой девушка его и поймала. Ей было забавно увидеть, как юноша будет выпутываться. — В своём хаори я выгляжу устрашающе для тебя? — Шинобу выдала ещё один приглушенный смешок. — Конечно нет! — Танджиро понял, что роет себе могилу, отчего покраснел и запаниковал. Если бы это было буквально, Танджиро бы предпочел вырубить себя лопатой. — Я имею в виду, что Вы сегодня особенно прекрасно выглядите! Это кимоно Вам очень идёт, и-и-и этот цветок Вас очень украшает! Я бы не посмел выразиться так, как Вы сказали. — Выпутался — подумали оба. Шинобу лишь бросила свой озорной взгляд на «красную ягодку»и вернулась к своей работе. — Вы собираете листья? — Танджиро включил дурачка, чтобы выпросить ещё пару прекрасных слов и услышать ласковый голосок. К своему сожалению Танджиро обнаружил, что почти вся корзинка была заполнена ярко лавандными листьями глицинии. — Верно, — прозвучал лаконичный ответ. Вместе с отсечением последней веточки Шинобу отсекла и последнюю надежду на разговор. — Я закончила.       Плавными и изящными взмахами кимоно девушка-бабочка оказалась на земле. Кинув ещё один желанный взгляд, Шинобу поняла, что ею любуются. Прощупав почву озорства, девица взъерошила свои фиолетовые локоны, изображая кокетство. Танджиро ещё сильнее покраснел: всё идёт по плану девушки. За короткий промежуток времени она сократила дистанцию до десятины сяку. — Твоё лицо покраснело, ты случаем не заболел? — Губы девицы прислонились ко лбу юноши, проверяя на наличие жара. Его, конечно же, не наблюдалось, скорее наоборот, губы девушки были гораздо горячее лба, но сейчас вся эта тактильность не имела своего медицинского значения. После проверки пульса, девица поставила свой диагноз. — Всё ясно: повышенные значения серотонина, дофамина и адреналина на лицо.       Танджиро не понимал значения этих слов, да и вообще всего происходящего — лишь наслаждаясь ситуацией и, в особенности, запахом девицы, смешанного с запахом витающей пыльцы и глицинии так, что невозможно понять, где заканчивается один и начинается другой. Но следующее предложение вновь вывело его из сладкой пучины мечтаний. — Раскат адреналина, а это значит, что ты в подходящей форме. Повторим наши догонялки? — Как и в прошлый раз, не ожидая ответа, девица одним прыжком достигла макушки кроны близлежащей глицинии, а затем скрылась в его листьях. Танджиро приготовился и, сбросив пустой ящик для Недзуко (Танджиро взял его для меньших подозрений), пустился следом. Запрыгнуть с земли на дерево стояло непосильной задачей, поэтому он вскарабкался по веткам и пустился следом.       Все обстоятельства были против него: порой крона была просто непроглядной, и приходилось прыгать «вслепую», отчего юноша часто падал. В свою очередь, Шинобу чувствовала себя «в своей стихии»: её кимоно сливалось с листьями, отчего было труднее найти, а так как она знала весь лес, как свои 5 пальцев, то не разделяла никаких трудностей с логистикой. Но всё же она поддавалась юноше: отдалялась не дальше двух крон и громко смеялась, когда Танджиро умудрялся её потерять. Так и проходило время: бабочка наслаждалась процессом игры, а обезоруженный мальчишка пытался поймать её. Постепенно, не без участия эндорфина и адреналина, Танджиро начинал привыкать к затее, а потому начал наступать ловче и быстрее. В свою очередь, девушка не прибавляла темпа: ей хотелось преподнести юноше чувство победителя, дабы посмотреть на реакцию: подобно ученому, кормящему своих подопытных инфузорий разной едой, чтобы увидеть, как они будут себя вести. Настал заветный момент, но опять дилемма: непристойно схватить даму и победить, или же позволить уйти, проявив вежливость. Это была возможностью поймать её — поймать бабочку — поймать «неуловимую». Танджиро поддался либидозному импульсу и схватил её прямо за рукав, который, казалось, сам же был протянут к нему в руки. Танджиро победил, и радость заиграла в его глазах. Но гормоны резко перестали действовать, и ноги больше не могли себя удерживать, а деваться было некуда, никому ведь не охота после долгожданной победы свалиться с дерева и покатиться по склону! Оставался лишь один, ужасный, но такой привлекательный вариант — прислониться к побежденной, пока организм не приведет ноги в норму. Он почувствовал, как она пытается не засмеяться, контролируя своё дыхание, вот только запах всё говорил за неё. В миг он сменился запахом мнимого удивление и... удовольствия? Невольно обвив плечи Шинобу, Танджиро поймал бабочку в свой «сочок», но теперь ему казалось, будто бы она была не против — будто бы «неуловимая» сама желает, желает неосознанно, чтобы её поймали.       Девушка не отрицала, что ожидала этого. Чувствуя своё очарование, хищная бабочка не брезговала порой и попользоваться своим даром и восхищать, и влюблять в себя любопытных, только чисто ради забавы. Вот только сейчас долгожданного наслаждения не последовало. И всё из-за расположения рук. Почему-то, они не свисали — они находились прямо на лопатках Танджиро. Почему-то, её глаза не выражали прежнего озорства, миг назад они выражали крайнее беспокойство, но теперь в них виднелся проблеск умиротворения и спокойствия. «Обнимаешь, прямо как Нээ-чан...» — Шинобу прижалась к груди юноши, прикрыв глаза. Девица вспомнила свою старшую сестру, как она её обнимала и снова, снова эту ненавистную сцену, где она держит её умирающей, а сама погибала, умирала изнутри! Она любила, безумно любила свою сестру, но её завещание — её последние слова она ненавидела, потому что знала, что они сами ненавидят неё, ведь девица ничего из них так и не исполнила! — Покинь Корпус и будь счастлива привычной жизнью обычной девушки, сестрёнка! — Таков был завет, которому никогда не суждено сбыться! Вот сейчас, именно сейчас, она по-настоящему почувствовала себя счастливой! Именно в его объятиях, именно в его компании. И ненавидела, и наслаждалась. Но как говорят экзистенциалисты: одновременная амбивалентность — шанс для выбора. А как бывают трудны эти выборы! С одной стороны семья, спокойная и долгая жизнь лекаря а, возможно, великого учёного, а с другой — смерть ради мести. Шинобу сильнее прижалась, что аж начала чувствовать прилив крови в области её щёк. Но они не были красными — они горели фиолетовой кровью. Шинобу отпустила руки и щупала яркие щёки. Они оба были напуганы. «Все уже решено, — молча подытожила Шинобу, — я уже отравила себя, и я не могу это изменить. Бабочка ведь все равно долго не проживет. Природа её не взлюбила. Природа обделила её счастьем. И эта бабочка — я: мелкая, хрупкая, неспособная дать сдачи, привлекательная для всех вариантов наслаждения: плотского или духовного. Шанс отомстить лягушке-убийце мне притягательнее сочка и наивной мирской жизни».       Девушка, не проронив ни слова, прыгнула в сторону оставленной корзинки, изрядно напугав Танджиро. Она не улыбалась, не злилась — девица почти ничего не чувствовала. Впервые, она стыдилась собственного очарования, собственной красоты и не впервые свою чертову жизнь и свои чертовы поступки. Выбор был сделан: месть. Шинобу боялась, что если бы осталась, попыталась ответить на вопросы и попрощаться, то не нашла бы ни единого слова и больше не возвращалась к своей старой затее, посчитав его нездоровым озорством, мысли о котором следует забыть. Метания от одного к другому, которым Шинобу сейчас считала все произошедшее с Гию и Танджиро, сейчас были отброшены. Она поклялась, что больше никогда не встретится с ними и не сможет посмотреть им прямо в глаза.              Вернемся чуть в прошлое. Когда-то Гию не был настолько угрюм. Он был разговорчивее и глядел на мир другим взглядом. У него была подруга, с которой он мог вести разговор. Ей была Шинобу. «Я понимаю Вас, Томиока-сан, понимаю, как никто другой.» — так ответила девушка на разговоре по душам, когда Гию поведал ей свою историю о его травме, травме слабости. Столп был поражён, и многое отдал бы, чтобы услышать их снова. «Вас никто не любит, Томиока-сан, кроме меня». Отношения расцветали, и вот, казалось, Гию сможет отбросить своё прошлое и двигаться дальше, как внезапно подруга пропала. Девушка начала по-другому смотреть на их отношениях — они стали как будто незнакомы. Томиока почувствовал себя преданным, но ещё сильнее ощутил боль своего предательства... по отношению к Сабито. «Вас никто не любит, Томиока-сан, как и меня». Ей хотелось и иметь связи, но и умереть за сестру. Одно с другим не сочеталось, но жертвовать одним ради другого тоже являлось чем-то невыносимым. И так она металась, из стороны в сторону, от Эроса к Танатосу. И только что выбор был уже сделан: больше никаких связей не будет — бабочка сама так решила. — Постойте, Шинобу-сан! Пожалуйста, подождите! — Танджиро и недоумевал, и стыдился, и был напуган. Его сердце было наполнено жалостью к бабочке. — Да уж, вот это утро. — Юноша уселся на ветке и уставился в сторону убегающей девушке. Она двигалась в сторону поместья, разбив все желания проводить её. Спустя половины часа, Танджиро слез и поплелся в сторону поместья. Он не мог объяснить себе, что произошло и что происходило с бедной девушкой — через что же ей пришлось пройти. Он продолжил заниматься пробежками, и каждый день проверял эти места, но больше никого не встречал. Шинобу будто и след пропал. После такого объятия она бросила его и, похоже, больше не хочет видеть. Она также поступила с Зеницу? Мысль о том, что он не смог стать для неё чем-то особенным его терзала. Но он и не мог! Они слишком мало виделись. Но даже этого было достаточно, чтобы осознать: Танджиро был влюблён и перестал отрицать это. Шинобу казалась каким-то проведением в новую жизнь, совершенно не похожая на его, другая и яркая, счастливая, где будет место только им двоим.

К неуловимой.

Как прекрасны твои объятия, подруга! Как озаряешь ты моё время досуга! Я чувствую зов прямо оттуда, Из новой жизни, верхом на верблюде. Я понимаю: До тебя долгий путь. Я принимаю: Растопив мою грудь, И все тяжести своей судьбы, Как бы не были они трудны Я готов преодолеть, Чтобы одной тобою завладеть.       Таков был очерк стихотворения, который Аой нашла на выцветшем пергаменте в выгребной яме спустя месяц после описанных событий. Ах, сублимация, такая сублимация. Зеницу смог оправиться: Недзуко его хорошо развлекала, а вот Танджиро не мог и всё думал о девице. Другой, может, и смирился бы с поражениями, но наш Танджиро, с детства привыкший выражать весь спектр эмоционального ответа, а теперь не находивший эту возможность, не находил себе и места. Товарищи видели его печаль, и каждый пытался утешить по-своему. — Пойдём, Гонпанчиро, — Иноске особенно переживал за него. — Поедим вместе, или... или, давай сражаться, если хочешь, я даже могу дать тебе фору! — Кабаноголовый не сдержался и практически закричал, — только хватит лить слёзы, ибо ты ужасно жалкий в таком виде. — Зеницу, более приближенный к сути мыслей Танджиро, дождавшись ухода Иноске, решил начать разговор по душам. — Ты ведь из-за неё переживаешь, правда? — Даже не называя имени, они прекрасно понимали друг друга. Танджиро кивнул, Зеницу прислонился к спинке койки. — Прости меня, я виноват в этом. Если бы не мои мечты, то ты бы не возжелал её. Чем прекраснее образ, тем больнее он бьёт. — Танджиро опустил взгляд вниз. Не понимал Зеницу его. Ведь «неуловимая» не дала ему шанса. Но ему, Камадо Танджиро, ему-то она ведь дала шанс, верно? Разве это всё можно поведать кому-то постороннему? И Зеницу не знает этого - он не был в его шкуре. И всё же, отчасти он прав. Если бы не Зеницу, то Танджиро бы не обратил внимание на эхо болтовни о аллергии и чае. Прошлого все равно не вернуть, да? Но разве не этим Танджиро занимается? Разве не в возвращении прошлого юноша видит возвращение человечности своей сестре? Однако Танджиро был тронут заботой, поистине тронут. — Зеницу-кун, спасибо и тебе, и Иноске-куну. Теперь мне легче. — Танджиро соврал. Первый раз в своей жизни. Не так он представлял это. Но дело было сделано. И совместный обед, и тренировки продолжались. И утренние пробежки, и поиски в горах продолжались. И вырванные, и брошенные стихотворения также продолжались. Теперь это лишь стало скрыто от посторонних глаз.

К Шинобу.

Проходят дни моего томления, Не нравлюсь я Вам, и нет в том сомненья. Чем Вам я нагрубил? Пакость натворил, иль просто оскорбил? Я ведь в Вас по уши влюблён - И к ней навек приговорён. Я молил о встрече молча - На мечты о ней и вёлся, А теперь старадаю среди ночи Черкая пером, что есть мочи.       Аой была крайне обеспокоена своими находками. Не трудно догадаться, кто был их автором — всё поместье, за исключением хозяйки, давно увидела тоску некогда яркого Танджиро. Увидев к кому они обращены, её беспокойство только усилилось. Шинобу с тех пор, со времён того самого дня, когда Танджиро по совету отправился к ней, заперлась в комнате и активно работает. Аой не видела, чтобы она выходила за новыми реагентами или за едой, но предполагала, что столп делал это ночью. Девочка понимала, что её подруга очень занята, поэтому приняла решение поделиться своими находками позже, а пока складировала их у себя.       Но катарсис сделал своё дело, не сразу, конечно же, но сделал. К Танджиро вернулся прежний свет в глазах. Миссии позволяли отвлечься от всего, что было на душе и вскоре юноша смог высвободить всю психическую энергию и избавился от своего бремени. Однажды, после очередной миссии, ему приходилось возвращаться ночью, ибо ему не удалось найти места для ночлега на данной территории, и, проходя неподалёку от холма с глицинией, то, как ему показалось, Танджиро разглядел Шинобу среди крон знакомых деревьев. Сразу затем они встретились взглядами, а после сразу же их отвернули, но этого мгновения было достаточно, чтобы разглядеть её: в лабораторном халате, с защитными очками, линзы которого находились на лбу, с выцветшим и отчасти поржавевшим секатором. Минуту спустя девушка собрала корзинку и поспешила скрыться в близлежащем лесу. Танджиро замешкался, вот и предоставился шанс, о котором он молил. Но разве девушка разделяет его желание? Юноша вспомнил предыдущие встречи и решил не гнаться за ней, если она не хочет. Благо такого значимого другого, как Шинобу, Танджиро ставил выше своего. Так проходило, иногда и пролетало время. Наступил конец осени и листопад глицинии, а ко второй декаде января запасы соков закончились, а вследствие и возможность проводить эксперименты с ядом. Спустя больше, чем половина года, Шинобу оставила свои эксперименты, а спустя ещё две недели завершила и все теоретические записи насчёт исследования анатомических и морфологических изменений, вызванных глицинией по отношению к демонам. Добив последнего подопытного демона, над которым и проводились все бесчеловечные, но такие необходимые опыты, Шинобу решила увидеть свет.       Как два с половиной сезона назад девушка внезапно исчезла, так она внезапно и появилась. В один из утренних подготовлений к трапезе, она застала Аой и лаконично произнёся: «Я закончила», принялась жадно поедать всё, что девочка приготовляла. Лицо Аой было бледным, как луна: иссохшее лицо Шинобу её изрядно напугало — она и раньше было худой, но теперь больше походила на скелета из своих учебников по анатомии. Заметив беспокойство Аой, Шинобу не смогла ничего поделать с этим. «Я перестаралась с дозировкой стресса по отношению к моему организму, так что я изрядно потрёпана собой, но это возымело свой смысл, так что можешь меня поздравить....» — Аой лишь кивнула, несколько обеспокоив и Шинобу. К счастью, из-за этой выходки другим жителям её поместья не пришлось голодать. Девочка пока решила повременить с разговором о Танджиро, ожидая улучшение состояния своей подруги.       Спустя месяц Танджиро, Зеницу и Иноске отправили на совместную миссию в крайне далёкие края, уведомив о частых смертях и пропажах в том районе. Там они не встретили ни Молодую, ни Низшую луну — там орудовала семья демонов, вызвав воспоминания о паучьей семье, изрядно напомнив и разозлив товарищей за их позор на горе Натагумо. То ли потому что демоны были слабыми, то ли потому что герои стали гораздо сильнее, но они перебили их всего за половину ночи. Вернувшись без особых повреждений, поместье застало их в прекрасном расположении духа и встречало, словно с подвига. Шинобу даже почувствовала некое огорчение, ведь теперь ей некому будет обследовать, а это, как казалось, окончательно позволит войти ей в колею. Аой застала её в своём кабинете, как и всегда. Оценив её взглядом, девочка поняла, что сегодня тот самый день: грудь выпирала и разрезала хаори пуще прежнего, бедрам также вернулся часто забываемый для писателей, но имеющий право на публикацию жир, но было и что-то неестественное: щёки горели слабой фиолетовой кровью, а кожа так и не смогла вернуть прежний цвет. Шинобу поприветствовала свою помощницу без особого энтузиазма, лишь повернувшись и уставившись взглядом. — Нээ-чан, я вижу, что Вам лучше, — серьезно обратилась Аой, заинтересовав своего собеседника обращением, которым девочка редко её одаривала, — но меня беспокоит Ваш цвет кожи. — Не волнуйся, Аой-чан, — лицо девушки на мгновение дрогнуло, — просто недостаточно меланина выработалась. Мне стоит побольше проводить время на свежем воздухе. — Это не единственное, зачем я пришла сюда, — оглянувшись по сторонам, Аой вошла в кабинет, предварительно прикрыв сёдзи, — мне нужно поговорить с Вами о Танджиро. — С ним что-то не так? — Вполне, и причина болезни это Вы, Нээ-чан, — проводя аллегорию, чтобы придать серьёзность разговору, девочка придала особый акцент последнему обращению. — Это невозможно, я не виделась с Танджиро-куном больше полугода. Я не могла заразить его так, что симптомы проявились лишь сейчас. — Но Вы сделали, и я не говорю о вирусной или бактериальной инфекции, а о душевной болезни. — Аой выложила исписанные листы пергамента, которые были приведены в форму благодаря самой девочке, заинтересовав Шинобу. — Простите меня, Нээ-чан, мне хотелось обсудить их с Вами, но теперь не уверена, что вытерплю. Простите ещё раз. — Не дождавшись ответа (сразу видно в кого пошла!), Аой закрыла сёдзи и поспешила на кухню.       Эту ночь Шинобу провела бессонно. Вставав, прочитав и ложась обратно, девушка была полностью погружена в свои мысли. Ей казалось, вот пропадёт она, изолируется от всего мира, и мир о ней забудет. Она отказывалась верить, что её действия возымели последствия, даже после случая с Томиокой. Но вот они прямо перед ней, вернее, на её койке. Она чувствовала себя ужасно, но вспомнив своё обещание Аой, она резко встала, взяла все 12 писем и отправилась туда, где всё началось — прямо под ту злополучную сакуру. Поглядев немного на новолуние, Шинобу смогла уснуть, сжав стихи в руках.       Аой также не могла уснуть в эту ночь. Ситуация между Шинобу и Танджиро не давало ей покоя. Она слышала открытие сёдзи и знала, куда та отправилась. Осталось лишь настроить Танджиро пойти туда. Вот девочка и не спала всю ночь, ожидая момент, чтобы направить его в нужное время в нужное место. Утро наступило нескоро, и как тольно солнце собиралось подниматься из-под горизонта, как юноша уже собрался на утреннюю гимнастику, к которой он недавно почувствовал особую тягу. — Доброе утро, Танджиро-кун, — сердце Аой началось бешено колотиться, — Ты куда-то собрался? — Доброе утро, Аой-сан, — Танджиро не предвкушал ничего важного, — на гимнастику. — Может, тебе стоит пойти сегодня на пробежку? Сегодня будет очередная тренировка с Канао-сан, и я советую тебе потренировать свои лёгкие перед этим. — Еë сердце, казалось, вот-вот выпрыгнет. — Хорошо, Аой-сан! — Танджиро также наивно улыбнулся, успокоив девочку. — Спасибо Вам огромное за совет! — Незамедлительно, Танджиро побежал исполнять ей просьбу. Аой окончательно успокоилась, так как пробежка у юноши всегда была по одному и тому же маршруту и проходила возле нужного места. Сойдутся ли они или нет — дело случая, но девочка рада думать, что сделала всё, что могла.       Танджиро бежал трусцой прямо возле нужного места. В предыдущие разы он не мог оторвать взгляд от места их первой встречи. Теперь же, ему было немного противно думать о нём — осадок предыдущего давил на него, но он не винил девушку в содеянном, и, снова задумавшись о ней, невольно направил взгляд в то самое место. Потребовалось около половины минуты, чтобы юноша точно смог разглядеть того, кто прятался под сакурой — им оказался столп. А что это такое она держит в руках? Танджиро не мог понять, но это навевало чем-то очень знакомый. Подойдя почти вплотную, юноша разглядел свои рукописи, чем был напуган и удивлён, и в каком-то роде обрадован. Случайно издав звук своими неосторожными шагами, Танджиро разбудил Шинобу. — Д-доброе утро, Ш-шинобу-сан, — Танджиро не ожидал, что так легко разбудит Шинобу. — Танджиро-кун, доброе утро, — глаза девушки ещё не до конца открылись, но она уже, совершив пару взмахов, пригласила Танджиро на беседу. Юноша смутился, так как она всё ещё сжимала его творения, но поспешил исполнить её просьбу. Спустя пару минут она полностью оклемалась. Зимнее японское солнце светило бледно, даже не обжигая глаза и позволяя непродолжительное время глядеть на него. Вспомнив комментарии про бледность кожи и возможный гиповитаминоз витамина Д, Шинобу обрадовалась солнечному свету и одарила окружение своей прекрасной улыбкой. Ситуация-то новая, но юноша смутился по-старому. Поглядев ещё раз на свои записи, он изумился, насколько хорошо они сохранились, но больше его удивляло, где она вообще их отыскала. — Ах, да, точно, — заметив уставившийся на её руки взгляд юноши, Шинобу сразу поняла в чём дело, — Прости, они немного помялись. — Вы спали с ними? — Танджиро чувствовал, что хотел сказать: «Ничего страшного!», но тело как-будто перестало слушаться, а в голове возникло воспоминание:« ...повышение дофамина, серотонина и адреналина...». Он всё ещё не понимал значение этих слов, но был уверен, что это происходило с ним сейчас. — Угу! — глаза закрылись, а улыбка стала поистине искренней. Поправив волосы, Шинобу продолжила. — Я считаю их очень милыми... — глаза открылись и отвернулись, лишь бы не смотреть в глаза Танджиро, зрительного контакта с которым она как будто побаивалась. Фиолетовый «румянец» стал более ярким, и солнечный свет больше не мог скрывать его. — Я их перечитывала несколько раз, и теперь мне кажется, будто я ничего не пропустила за время моего отсутствия — ты как будто кратко рассказывал мне, что у вас происходило. Знаешь, мне даже кажется, будто их содержание приходило ко мне во сне сегодня ночью. — Шинобу усмехнулась и снова закрыла глаза. Сразу затем она заставила себя перестать улыбаться и посмотреть в глаза Танджиро. Он был краснее помидора, но слушал внимательно и, как казалось, записывал бы все проговоренные слова — было бы на чём. Зрительный контакт продолжался недолго, и на этот раз девушка первой отвела взгляд, уставившись на зимние пейзажи, но теперь не могла она наслаждаться ними — всё её мысли были о другом. — Прости, что пропала, я часто вспоминала это и жалею о своём выборе. — Танджиро впервые увидел Шинобу печальной: её брови поднялись вверх, и губы немного выдвинулись вперёд. Она скрестила руки на бедрах и уставилась вниз. — Как я могу обижаться на такую милашку? — Оба были в шоке от сказанного — Танджиро произнёс это непреднамеренно, но это было действительно тем, что он думает. Девушка подняла взгляд и посмотрела прямо в глаза юноши, на её ресницах сверкали капли слёз, а рот был чуть раскрыт от удивления. Танджиро прислонил свою правую ладонь к левой щеке девушки; она не сопротивлялась и прижала ладонь своей, немного прикрыв глаза. И рука, и щека были слишком неестественно горячими. — Вам плохо? — Танджиро, ровно как и Аой, очень беспокоил неестественный цвет кожи, особенно в области щёк. Шинобу грустно кивнула, и сердце юноши чуть не разорвалось надвое. — Как же так, Шинобу-сан? Вы ведь так долго трудились над лечением, и в итоге ничего не вышло? — Я не трудилась над лекарством, наоборот, подбирала нужные концентрации яда. Со мной уже покончено. — Но Вы ведь можете всегда приготовить противоядие, я с самого начала поражался Вашими познаниями в медицине и верю в Вас! Прошу, не говорите так! — На глазах юноши выступили горькие слёзы. Ему не было досадно, что все его труды пропадут зря — он даже не думал об этом. Ему было жалко и обидно за Шинобу. Девушка лишь молча прижалась к нему. Ей не было жалко себя — ей было обидно за Танджиро. Фиолетовая кровь уже начинала обжигать щёки, но Шинобу не обращала никакого внимания на боль. — Я и не ожидала ничего другого от тебя — у тебя поистине доброе сердце, и мне жалко его расстраивать, но это отравление — моих рук дело. — Шинобу первый раз почувствовала то самое чувство, которое можно описать как «желание провалиться сквозь землю от стыда». — Мне казалось, это необходимо, это и есть смысл моей жизни — умереть ради мести, поэтому я и вводила в себя яд глицинии лишь ради мести. И вот теперь он завершён, и я полностью пропитана им: 20 кг из моих 43 составляет яд глицинии — ею пропитаны все ткани и органы, поэтому кожа и обрела такой оттенок. — Шинобу потрогала свои щёки и слегка обожглась. — Мой организм, в отличие от сознания, не потерял влечение к жизни и пытается бороться с чужеродным веществом, но я продолжаю колоться. Раньше, по моим подсчетам, я ещё могла протянуть 2-3 года, но теперь из-за экспериментов, где я одновременно была и ученым, и подопытным, эффективность яда повысилась и превышает отметку в 950 смертельной концентрации глицинии в телах демонов, но моё самочувствие сильнее ухудшилось. — Девушка приподняла рукава накидки и поразила Танджиро: кисти в некоторых местах поражали черными пятнами, в некоторых местах красовались желто-зеленые вены. — Мне осталось всего около 2-3 месяцев. Скоро я сбегу из поместья и побегу в поисках демона сама. Демон, один из Молодых Лун, убил мою старшую сестренку и я пообещала, что отомщу ему. — Почему Вы реши- — Хватит, Танджиро-кун, всё уже решено. «Неуловимую», как ты меня назвал, смогли поймать лапы смерти. Я скоро умру... — Настала непродолжительное молчание, они оба, казалось, хотели сказать что-то, но опасались последствий. — Вчера я поняла, что перед смертью хотела исполнить не только свою месть. Я хотела напоследок прекратить и твои страдания. — Шинобу прислонилась своими губами к губам Танджиро, обжигая их. Ахнув приглушенно, юноша моментально обхватил обе щеки девушки. Ему хотелось прижать её сильнее к себе, но он боялся, что это сделает её состояние ещё хуже. Бабочки ведь такие хрупкие! Одно неудачное прикосновение, и их крылья рассыпаются. Лучше наслаждаться их красотой на безопасном расстоянии. Губы девушки имели особый, сладкий вкус. — Она ещё и помаду использовала. — Это звучало не как замечание, а скорее как ещё одна причина обожать эту девицу. Поцелуй продолжился недолго, но ради этого Танджиро и проделывал весь свой путь. — Тс-с. — Девушка отодвинулась и положила свой палец ему на губы. — Я не хочу, чтобы ты страдал. Прости, но будет лучше, если я скажу это напрямую: между нами ничего не будет. По крайней мере, в этой жизни. — Вы хотите прекратить мои страдания, поэтому целуете прямо в губы, а затем говорите, что между нами ничего не будет, и Вы скоро умрете? — Танджиро был одновременно встревожен и напуган, ему было обидно за Шинобу и грустно за себя. Ему хотелось закричать, но он сдерживался. — Где же это прекратит мои страдания, по-вашему? Скажите, могу ли я попытаться завоевать Вас в следующей жизни? — Юноша пытался сохранить надежду. — Если мы переродимся, и я найду Вас, то- — Перерождение нужно заслужить. Не думаю, что меня это ждёт, — отвернув взгляд, тихо произнесла Шинобу, — мне ведь и незачем перерождаться, помимо мести в моей жизни не было и не будет смыс- — Тогда переродитесь ради меня! — Танджиро сам перебил Шинобу. Ему было больно слышать такое. — Вы ведь не желаете, чтобы я страдал, так вот, если Вы не переродитесь, я буду только страдать! Шинобу приподняла брови от удивления, но не была в состоянии отказать. — Хорошо, ради тебя, Танджиро-кун. — Через силу, девушка улыбнулась. Оба, отвернувшись друг от друга, покраснели и замолкли — настала тишина. Но тишины в мыслях не было ни у кого. Каждому нужно было много что рассказать другому, но двоица понимала, что этому случиться не суждено. — Время пришло, я сделала всё, что хотела. Прощай, Танджиро-кун. — Юноша лишь ответил молчанием. Ему было ясно: останавливать девушку бесполезно. Ему оставалось лишь смириться и глядеть в сторону вновь убегающей любви.              Спустя полгода Танджиро пребывал в деревни кузнецов. Мицури Канроджи как раз проводила там время. Они, не без помощи Недзуко, быстро нашли общий язык. Вот двоица встретилась у горячих источников. У них завязался разговор, быстро дошедший до рангов в Корпусе. — Танджиро-кун, а ты знал, что у Столпов, как у самых высокопоставленных истребителей, есть свои собственные собрания? — Я догадывался. Ну и ну, Канроджи-сан: я ведь Вас и увидел на одном из таких собраний. — Танджиро отвёл взгляд, вытянул губы и развел руки. Ему было весело с Мицури. — Точно-точно, и как я только могла забыть? — Ветреная Мицури сделала пируэт от удовольствия. — Слушай: на одном из таких собраний, оно было буквально 3 месяца назад, Убуяшики-сама приготовил для нас 2 новости. Представляешь: целых 2 новости за раз! Первая из них: у нас пополнение! Канао Цуюри — официально столп Цветка, с чем я её поздравляю! Мы уже успели с ней подружиться! Вторая новость: Убуяшики-сама сказал, что Вторая Молодая Луна была убита! Только он не сказал, кем и когда, и из ребят никто не признаётся. Может, это ты со своими друзьями сотворил? — Шинобу-сан убила Молодую Луну, Канроджи-сан. — Танджиро на момент задумался, его лицо побледнело, а недавняя улыбка пропала насовсем. — Вы разве совсем не заметили её пропажу? — Танджиро-кун, Шинобу-сан убежала из дома ради поиска особого сорта глицинии за морем. Когда она испытает его эффективность на местных демонах, то непременно вернётся. Так мне сказала Канао-сан. — Столп Любви была немного напугана состоянием Танджиро. — Кажется, это больная тема для него. — Думала Канроджи. — За морем нет никаких демонов, Канроджи-сан. Вам просто нагло солгали. — Танджиро был ужасно расстроен: неужели он будет единственным, кто знает имя столпа, совершившего целый подвиг, к которому шёл всю жизнь? После их последней встречи он не стал меньше думать о ней, о своей собственной миссии. Мысль о том, что он переродится, ему прививали с детства, но действительно ли он заслуживает перерождения? Может, кроме убийство Мудзана и спасения Недзуко нужно ещё что-то предпринять? — Простите, Канроджи-сан, но я предполагаю, что мне уже пора идти. Скорее всего, Котетсу-кун ждет не дождется продолжить тренировки со мной! До свидания! — Через силу улыбнувшись, юноша мигом помчался прочь, успев ещё помахать на прощание. — До свидания, милый Танджиро-кун! Мы все верим в тебя! — Вдогонку прокричала Мицури. — Прошу, поверьте и Вы в меня, Шинобу-сан.              Из-за ранней смерти Доумы, Канао и Иноске направились вместе с Танджиро и Гию к Акадзе. Столп-девушка явно мешала Акадзе, он мешкался, выбирая между своей жизнью и своими принципами, от чего терялся и в конечном счёте проиграл. Кокушибо же, взбешенный смертью своих товарищей, не стал церемониться со Столпами. В первом раунде ожесточенной битве с ним никому не удалось выжить. Лишь благодаря надписями подоспевшего Юширо и знакомым серьгам Танджиро, сбивавшие с толку бывшего охотника, им удалось одолеть его. Лишь из-за объединенной работы всех оставшихся членов Корпуса и яда Тамаё с 2 эффектами, им удалось задержать Мудзана до рассвета. Мысль о том, что помимо мести, перерождение нужно ещё чем-то заслужить, терзала Танджиро, но именно она придавала жизни драгоценный смысл. — Останься здесь, Танджиро! — Мудзан вцепился в юношу, не давая тому уйти. — Там всё мертвы — Ты убил их! Так останься здесь, со мной! — нет... я не могу — обессилевший Танджиро цеплялся за остатки жизни, — в том мире, мире живых есть то, что я ещё не успел сделать; то, что я не успел сказать. — Веки стали невыносимо тяжелыми, от чего держать глаза открытыми не представлялось возможным. — шинобу-сан, я чувствую ваш запах... я долго думал над вашим замечанием, и я по-прежнему с ним не согласен. вы заслужили перерождение, спасая жизни других, и больше всего спасая мою собственную. я не хочу нарушать свою часть уговора, и я обещаю вам, что и я добьюсь своего перерождения. — Нет, её уже нет в живых! Доума поглотил её! Ты бредишь, Танджиро, но я могу тебя вылечить! — Король демонов больше не мог удерживать взаперти волю Танджиро. — Его воля действительно.... непоколебима. Я не хочу умирать, Танджиро, стой! Ты нужен мне — не покидай меня! — Последние отголоски Мудзана юноша даже не расслышал, оставив того навеки в алых объятиях смерти.       Вот он и открыл глаза, вот и ликование, и снова койка в поместье Бабочки. Аой заменила Шинобу на посту врача, и отныне она помогла героям снова встать. Танджиро незамедлительно направился исполнять свою цель, лишь только смог встать с кровати. Он отправился за море, прямо в Европу, где и получил медицинское образование, став иммунологом. Сразу затем он вернулся на родину, где каждый день, вплоть до своего 25-ти летия, помогал своим пациентам. «Вылечить стольких людей, сколько Мудзан и остальные демоны умудрились убить» — таков был мотив заработка перерождения. Род Убуяшики активно поддерживал настрои юноши, зарабатывая искупление и своего рода. Так проходил год за годом, и всё больше жизнь было спасено. Ровно в день своего 25 дня рождения, тело Танджиро было найдено мертвым прямо на рабочем месте. Он умер с улыбкой на глазах, но проклятие метки истребителей не любит исключений.       Наши дни. Сумихико Камадо является учеником старшей школы, и собирается поступить в медицинское учреждение, чувствую особую тягу к эндокринологии и нейрологии. В его классе его взгляды разделяет ещё 1 девушка, чуть старше Сумихико — Иша, у которой как раз старшая сестра учится в одном из таких учреждений. С момента их поступления в этот класс они постоянно вступали в споры из-за разницы в характере. Особенно в плане существования демонов. Сумихико был более суеверным и верил в них — Иша относилась скептически. — Я тебе говорю, что существовали! — кричал юноша. — Существ, которые боятся выходить солнце, ты уже за людей не считаешь? А как же люди с ксеродермой? Они, по-твоему, нелюди? — Иша-чан, есть много записей очевидцев, которые видели, как охотники отрубили демонам головы и спасали их! — Сумихико-кун, открою тайну анатомии: если тебе перерезать шею, то ты тоже умрешь, — Иша провела большим пальцем по своей шее, — если они существуют, то почему они не задокументированы? — девица любила тыкать своего одноклассника лицом в официальную науку. — Почему тогда Линней или кто-нибудь другой из учёных систематики хотя бы не описал их? — Потому что это заговор правительства, я уверен! Им не выгодно, чтобы простой люд знал про существование этих тварей! А сейчас они не встречаются, потому что их ещё в эпоху Тайсё всех перебили! — Ой-ой-ой, а тебе-то было очень выгодно, если бы они существовали! Так и представляю, — Иша уставилась в потолок и торжественно объявила, — Сумихико Камадо открыл новый вид гоминид, daemon ordinarius! — девушка засмеялась, ещё больше разозлив Сумихико. — Ты себя хоть слышал? Хочешь идти на психиатра, а сам такой бред несешь! — Иша скрестили руки и отвернулась от своего соперника, надавив на больное, будучи уверена в своей победе.       Юноша был в шаге от нервного срыва. На его лбу выступила пара вен. Ему хотелось ударить наглую девку лбом со всей дури, но он останавливал себя, громко и протяжно вздыхав. Девушка точно не стала испытывать терпение ещё дальше и поспешила скрыться. Имя девушки повторялось множество раз на семейном ужине. Юноша неустанно негодовал по поводу её отношению к нему. — Подколола, мол я ужасный психиатр! А сама, сама хочет стать энтомологом! Бабочки ей, видите ли, интересны! — Возмущался герой, пересказав всю историю за семейным ужином. — Ещё и в существование демонов не верит! Не верит в достоверность «Легенды о Зеницу»! Такого скептика, как она, ещё поискать нужно! — Да ладно тебе, Они-чан — прожевав онигири, отвечала Токо Агатсума, которая была в более теплых отношениях с Ишой. — Каждая имеет право на собственное мнение, не так ли? — Так! — Сумихико пытался парировать, напрочь забыв о еде. — Только когда это мнение может быть аргументировано, а не когда оно построено лишь на неприязни ко мне! — Во-первых, — Токо тоже позабыла о еде, вязнув с головой в спор, — мнение Иши аргументировано, как и твоё. Во-вторых, Они-чан, почему ты вообще решил, что ты ей неприятен? Вот мне одна птичка напела, что всë как раз таки да наоборот. — Какая такая птичка? — юноша слишком буквально понимал метафоры своего родственника и недоумевал. — Такая птичка, которая ещё и знаток бабочек, — произнесла напоследок Токо, выходя из стола и оставив после себя одни лишь вопросы.       После этого разговора Иша и Сумихико наконец перестали ссориться. Казалось, девушка рядом с ним всë время витала где-то в облаках. Она стала реже разговаривать, да даже смотреть в глаза юноши, в чем он видел крайнюю степень неуважения. Теперь он ещё больше не верил в слова своей сестры. «Насмехается надо мной молча, даже шанса не даёт!» — думал герой. В один из ближайших школьных дней ожидался маскарад; явка в костюмах — обязательна. Сумихико, как один из самых преданных поклонников лучшего японского портретиста их эпохи — Юширо, решил переодеться в героя одного из его картин — «Спаситель леди Тамаë», «Лучший истребитель демонов» или «Еериичи Тсукигуни». Хоть Юширо и знаменит благодаря портретам леди Тамаë, но в честь годовщины спасения леди Тамаë этим самым истребителем художник решил написать и его портрет. Юноша всегда поражался творческому дару Юширо, а особенно его некоторые сюжеты, которые точно были описаны в «Легенды о Зеницу». Сумихико был уверен, что художник или его предки точно имели отношение к роду Агатсума.       Юноша собрал фломастеры и решил нанести «метки истребителя», которые красовались на лице Еериичи. Если с меткой в области лба проблем не возникло, то со второй, в области правой щёки, юноша не мог соблюдать пропорции, от чего он решил избавиться от нее. С серьгами ханафуда проблем не возникло: четвероюродная сестра Сумихико сама вручила их ему, сказав, что нашла, но юноша был уверен, что она просто сама их собрала, как никак, вся семья знала о его планах. Время сильно поджимало, отчего завершить пошивку «легендарного» хаори героя картины не представилось возможным. Вместо этого юноше вручили старую хаори одного из его предков, которое было в черно-оливковую мозаику. Нацепив её и поскорее пробежав все улицы перед школой, Сумихико держал курс на крышу школы, где и состоится ночной маскарад.       Девушка, пару дней за до, подслушав разговор юноши с сестрой, где он признаётся, в кого хочет переодеться, поразила Сумихико, поддержав его. «Она что-то задумала, в этом нет сомнения!» — думал юноша, прыгая со ступеньки на ступеньку. Минуя последнюю дверь, он очутился на крыше. Иша поджидала его здесь же, любуясь бабочкой, севшей на её палец, была также по-необычному одета: почти все волосы были собраны с помощью заколки-бабочки, а кончики оставшихся были покрашены в фиолетовый. Между ухом и виском красовалась камелия. Одета она была в розовое кимоно, на котором красовалась розы, пионы и лилии. Сумихико покраснел. Короткий зрительный контакт прервался подмигиванием Иши. — Иша-чан, ты выглядишь просто бесподобно! — Юноша было сложно сдерживать улыбку от восхищения. — С-спасибо, — отвернув взгляд и прикрыв свисавшими локонами рот, девушка скрывала что-то за спиной. — Сумихико-кун... как тебе мой цветок в волосах? — Указав на камелию, Иша покраснела. — Очень красив! Камелия тебе очень идёт! — Поддавшись любопытству, Сумихико наклонился в сторону руки девушки, которую она прятала. — М-мне было бы очень приятно, если бы и ты поступил также! — Девушка достала руку из-за спины и раскрыла её. — Жёлтый тюльпан? — Юноша знал про символизм, но не мог в него поверить. — Я хотела изначально спросить про луну, и в случая отказа подарить её тебе, — девушка отвечала почти шёпотом, — но теперь поняла, что не смогу. Т-ты примешь его? — Знаешь, Иша-чан... — Заметив приоткрытый и ожидающий ответа рот девушки, он открылся ему совсем по-другому — всë произошедшее, и сама девушка моментом открылись по-другому. — Ты напоминаешь мне одну героиню из отрывка «Легенды о Зеницу: история Танджиро». Вы как две капли воды, а я раньше и не замечал. Эта героиня также носила камелию между ушей. Но, чтобы ты не злилась по поводу вашего сравнения, я предлагаю тебе поменять камелию на красную розу. Позволишь мне подыскать тебе такую? — Д-д- — Тс-с. — положив палец подруге прямо на губы, юноша почувствовал нечто липкое. — Она ещё и помаду использовала. — подумал Танджиро. — Ради такого, — подумала Шинобу, прикрывая глаза и приятно улыбнувшись, — можно и переродиться.