не скучаю

когда путешествие на берлинский мейджор оказалось без их пятерки, рома не сказать, что обрадовался. вместо его лехи поставили роджера, и рома все еще был недоволен, хоть и подал ему при встрече руку с улыбкой. пластиковой такой, ненастоящей, которой научился за годы перед камерами. сказал, что рад поиграть вместе, но не озвучил вслух, что радости было больше, если бы сейчас он обнимался с березиным спустя очередную разлуку. но леха остался лишь в переписке словами «считай, что я рядом. в любом случае удачи на мажоре, малой. я в тебя верю». рома читает между строк «я верю в то, что ты сможешь без меня. теперь уж точно». последнее сообщение в личке — «я уже скучаю», такое сопливое и милое, к чему рома не то чтобы не привык, скорее отвык. давно в его жизни не было того, от кого нежность и трепет были приятны, а не вызывали раздражения и желания послать человека со своей поддержкой. «но ведь это леха» — главное оправдание и легкая улыбка на лице, когда рома в ответ кидает лишь «спасибо» и какой-то смайлик. и видел бы себя кушнарев со стороны, потому что выглядел он как котенок со стикеров в телеграмме, который поворачивает свою мордочку к камере неуверенно. с таким же глупым лицом, но таким очаровательным. рома не замечает, что у него щеки горят, когда перечитывает последние их сообщения, а возле контакта березина уже минут пять «был недавно» висит. когда в первый же игровой день в группе они закрывают игру в два ноль в свою пользу, рома почти что убегает в свой номер. набирая на ходу родные цифры, не заботясь ни о чем, просто хлопает за своей спиной дверью практиса. когда долгие гудки сменяются хриплым «ало», кушнарев почти орет в трубку: — ты видел? — улыбка на его лице слишком яркая, даже ярче того солнца, что сегодня так светит в небе. — ты видел это?! — да, малой, — леша по ту сторону телефона только смеется, — видел. — это пиздец. просто, — ромины эмоции слышны в голосе, даже видеосвязь не нужна для того, чтобы соло вживую представлял чужое лицо с улыбкой до ушей и рукой в волосах, что перебирала нервно пряди. нервно не потому, что было страшно или стыдно, нет. это было слишком хорошо, слишком эмоциональный передоз. — да, малой, я видел. вы молодцы. ты молодец. рома просто скатывается изнутри номера по двери, зарываясь лицом в собственные коленки. что-то говорит, но так неразборчиво, хотя леха понимает. понимает, что малой так счастлив, что просто бормочет под нос себе что-то сам. — ты очень хорошо сыграл, — и соло уверен, что это молчание по другую сторону звучит только потому, что рома слишком теперь внимательно слушает. его мальчик хорошо сыграл, его мальчик хочет похвалы. и соло слишком хорошо представляет, как краснеют сейчас чужие уши. — лучший, малой. победа полностью заслуженная, ты был охуенен. и соло так же сильно уверен в том, что рома сидит с закрытыми глазами и представляет, что слушает все это вживую, а не через динамик телефона. как ждет, что за мгновение леша окажется рядом, потреплет по макушке и скажет еще раз, что тот молодец. как же рома любит слышать о том, что он лучший. и леша слишком хорошо об этом знает, потому что это тянется сквозь года буквально. малой что впервые от похвалы плавился, когда только делал первые шаги в про сцене, что сейчас. — ты лучший для меня, ром. и это «ром», как выстрел в голову, потому что кушнарев слишком сильно скучает. настолько, что просто от чужого голоса на ухо хочется выть. потому что хочется не через телефон, хочется рядом, хочется прямо тут и в одной кровати. чтобы теплые сильные руки гладили по спине и говорили, что рома прекрасен. чтобы мягкие губы шептали очередную похвалу прямо в шею, уже красную от смущения и поцелуев. рома скучает. но рома не скажет об этом напрямую. скажет: — жалко, что тебя нет рядом. скажет: — да пиздец, я хочу поворачиваться и тебя видеть, а не роджера в практисе. скажет: — хочу, чтобы ты после каждой выигранной карты меня целовал. скажет: — мне номер с кроватью просто огромной дали. если бы ты был тут, то нам не пришлось бы сдвигать две. обнимет себя за колени, глядя псом побитым, понимая, что между ними слишком много километров. скажет, что не хочет видео, но не скажет, что это потому, что видеть любимое лицо не в полуметре от себя просто невыносимо. рома не любит одиночество. оно холодное и пустое, как и его душа, когда ее нечем заполнить, кроме доты. но сейчас в его жизни снова есть леха, но теперь рома нуждается в том, чтобы постоянно его касаться, чтобы не чувствовать себя одиноким. еще со времен виртус про, когда рома почти повисал на своем капитане, катался на его спине и часто провоцировал на то, чтобы березин его тоже касался. только с каждым касанием рома хотел больше, хотел еще. когда его только подписали, когда лешины касания для него были лишь рукопожатиями и взлохмачиванием волос. когда рома осмелел и делал что-то большее в адрес своего капитана, чем неумелые фотки, которые должны были как-то заманить соло, но вызывали лишь усмешки растроганные. и раньше рома не понимал почему. маша марпл как-то ему фотки свои показывала, где она на берегу моря, и поза у нее такая красивая женственная. кушнарев ее запомнил только потому, что хотел, чтобы соло увидел такую же, только с ним самим. перечитывая иногда их старые переписки, рома вполне уже понимал, почему была такая реакция. он же на этих фотках совсем еще малой. все эти позы, подмигивания, касания. это было так по-детски. так наивно и искренне. — нам обещали пару дней отпуска, — под дверью сидеть не в кайф, рома перебирается в постель. кровать все еще до одурения большая для него одного, и то ли ради него раскошелились так, потому что он вместо капитана, то ли еще какая-то причина была, которой он не понимает. лехи нет, зачем так много места для одного тощего ромы, что даже на одноместной кровати оставляет место еще для одного человека. всегда оно только для лехи. — хочу за шмотками сходить. — а тебе мало? — иногда рома напоминал капризную девочку. ту самую, что визжала, что ей нечего надеть, пока за спиной шкафа дверки отрывались от содержащихся за ними вещей. — шмотошник. — я хочу новое что-то. могу себе позволить пока. — конечно, конечно, — пять мажоров в доте выиграл, может себе позволить купить хоть дом новый для шкафов с одеждой. по тому как звучат голоса понятно, что соло точно еще в кровати лежит, точно так же, как и рома. у уха телефон, глаза прикрыты, мысль, что конечно же тот рядом, а не за огромным расстоянием. леха еще пару раз говорит о том, что рома лучший. говорит, что тоже скучает, знает, что рома такого не скажет точно сам. все еще не может тот себе сознаться даже, что скучать это не слабость, как и чувства, зависимость. рома тоже скучает, как и любой человек, которого отделяют от того, от кого сердце встать хочет. рома тоже скучает, поэтому отправляет нелепые фотки в смешных худи и тишках, делая глупые лица на фотках. фоткает в торговых центрах местных всякие приколы, тут же скидывая их своему капитану. своему настоящему и единственному капитану, потому что так заведено было давно. и пусть когда-то кушнарев менял команды, как цвет волос, но по-настоящему руководить и властвовать над ним мог только леха. и не только в доте. поэтому, когда рома отправляет очередной кружочек в телеге и неожиданно стопорится на месте, прерывая запись, леха не особо задумывается, ведь рома просто опять отвлекся на какую-то интересную для него вещь, которая для самого лехи была оставлена лишь парой кадров какой-то неоновой вывески. но потом все же леха удивляется, находя через пару часов, когда опускается ночь над ним, у себя в личке видео. причем на нем сам рома, и пока вертится значок загрузки, соло даже не представляет, что там может быть. рома даже не звонил сегодня, хотя день они закончили неплохо игровой, две ничьи. в целом простительно, потому что группы и созданы только чтобы импровизировать на драфтах и играться с новыми связками. это просто очередная тренировка. но когда видео догружается до конца прилетает еще одно сообщение. всего лишь фотка ромы, который валяется на кровати в своей джерси, прямо напротив зеркала, в котором и видно его отражение. голые тонкие ноги, согнутые в коленках, закрывающие низ живота. а потом леха понимает, что на джерси далеко не ромы никнейм написан. «*видео *фотография упс спойлер)» и березин уже не задумывается, когда жмет на видос, чтобы воспроизвести его. звук через наушники сразу попадает в уши, и, блять, как же леха сам себе благодарен, что именно в наушниках начал смотреть чужое видео. потому что пальцы начинают дрожать. потому что колени даже лежа в кровати немеют. потому что сердце забывает стучать и гонять кровь по телу. потому что в комнате все равно кроме него никого, но даже стенам запрещено это слышать. потому что рома не говорит «я скучаю». рома скидывает ему хоум ролик со своим участием в главной роли, где трахает себя сперва пальцами, а потом большим толстым плаггом. *** рома хмыкает, поправляя телефон. видимо, фронталкой к себе, раз красуется немного и поправляет пятерней волосы непослушные. показывает язык в камеру, пока идёт к кровати. виляя бедрами, так показушно будто пританцовывая. стягивает с себя узкие блядские джинсы, свою джерси, оставаясь только в нижнем белье. кидает их куда-то от себя подальше, как обычно, чтобы по утру обходить каждый край комнаты и искать потерянные вещи, которые сам же и раскидал. выходит из кадра, слышно только как ступни по полу передвигает. тихий, едва слышимый шорох. и спустя полминуты рома возвращается, но уже не почти голый, натянул все-таки джерси поверх груди. садится в кровать и расправляет плечи. зевает, делает вид, что спать сейчас ляжет, а не будет делать что-то, что публикуется обычно на оранжево-черном сайте, обычно, где лицо обрезается, а вдохи-выдохи выкручены на максимум. рома по-блядски ухмыляется, когда проводит по буквам на груди тонкими пальцами. смотрит на них, обводит каждую. только вот это не акт самовосхваления, на груди чужой никнейм, чужие цифры. проводит рукой по символам, которые на груди сложились в такое родное solo322. закусывает губу, хватает себя за воротник, тянет вниз и склоняет голову в бок. какая же блядь. громко выдыхает, а потом тишину комнаты прерывает скулеж, когда он запускает руку под джерси, что ему на несколько размеров велика. в такой рома однажды предстал перед лехой с утра, когда тот вышел завтракать. в одной его джерси, с босыми тонкими ногами, которые друг на друга закинул. обычная его поза, любимая, девчачья. опираясь поясницей на столешницу высокую позади себя, только и ожидая, когда березин проснется, подойдет и глядя в чужие глаза карие наглые, и только сильнее будет вжимать в лакированное дерево. сжимая тонкую ткань на таких же тонких боках. чувствуя руки, что сцепились за шеей. леха абсолютно не отвечал за себя, когда бешено впился в чужие губы. такие мягкие, такие для него. такие, которые вытворяют невъебические звуки, когда соло кусает тонкую шею, видя, как быстро та покрывается красными пятнами. как с нее еще не сошли прошлые, все еще синие поцелуи. рома пускает руку под джерси чужую, по выступающим ее очертаниям под тканью можно только видеть, как та двигается по груди. кушнарев хнычет, когда второй рукой начинает поглаживать себя по животу, оглаживая ребра, выгибаясь. сука с тонким телом, когда видно кости, даже когда он просто дышит. первый стон, едва приглушенный сжатыми в тонкую линию губами, когда рома начинает поглаживать вставший член через трусы. разводит ноги в стороны, откидывает голову. *** леха забывает дышать, когда видит, что тонкое тело одним движением падает на постель спиной, сразу же выгибаясь в пояснице пошло, дерзко, так, как только рома умеет. леша видит только руку, тонкие пальцы, которые оттягивают игриво кромку белья, чтобы резинка ударилась о бедро с громким в тишине хлестом. колени разъезжаются в стороны, рома пускает руку под трусы. скулит, стонет, видно, как дёргается его кадык, и язык облизывает иссохшие покусанные губы. как вздымается часто-часто его грудь, микрофон слишком хорошо ловит каждый рваный вздох. как незаметно тянется тонкая рука к подушке, которая прикрывала собой небольшой тюбик. рома дрожит, стягивая с себя трусы. поджимает коленки вместе, когда проводит по члену только кончиками пальцев. размазывает по головке вязкую жидкость, и хлопает крышечкой смазки, открывая ее. выливая себе на руку, так резко и нетерпеливо, сразу же по всей длине проводя кольцом из пальцев. так быстро и дерзко, чтобы тот, кто видел эти кадры, моменты, знал, что роме очень-очень нужен еще один человек рядом. перед его голыми бедрами, где смазка стекает прозрачными мазками, роме нужно больше рук, больше касаний. он гладит себя вдоль ноги, от ступни до косточек внизу живота. ему нужен леша. здесь и сейчас, чтобы крепко придержал за бок, прижав выгнутую дугой спину к мягкой постели, чтобы держал крепко пальцами одними за подбородок, жадно целуя будто душу высасывая. но рома сейчас лишь в телефоне, на кадрах, а леха в своей кровати один. глядит как зачарованный в экран, не смея глаз отвести. не обращая внимания на то, что собственный член стоит уже до боли, что коснуться себя хочется до безумия. но коснуться такого распаленного ромы хочется до космоса и обратно. хочется быть в этом номере, где только заходящее солнце и алые лучи на тонком теле, очерчивая острые контуры. хочется провести рукой по тонкой коленке, сжать пальца на бедре, поднять до груди тишку со своим именем. это так мажет, каждый раз, когда он смотрит на свое имя на теле ромы. ромино желание быть только для леши. это прицельный выстрел. пальцы, с которых смазка стекает к запястью, на тонкие желанные бедра, капает на простынь, оставляя мокрые пятна за мгновения. рома поглаживает себя, успокаивает нежными касаниями, прикрывает глаза, представляя, что это не его руки. крепкие, лешины, которые заботливо касаются, пока сверху целуют ненапористо мягко губы. но пока что он проникает одной подушечкой, проталкивая и выпуская из себя только хныканье. даже не представляя, как горячо он выглядит сквозь камеру. проталкивает в себя свободно первый палец, добавляет второй. разводит их в сторону у себя внутри, сгибает, сладко стонет несдержанно. так громко, тянет. толкается глубже, насаживается сам. так грязно, так пошло. трахает себя уже тремя, так быстро и резко. скулит, когда понимает, что мало. мало, всегда мало, потому что это не леша внутри. и если пару минут назад соло забывал иногда делать вдох, то сейчас он забыл, как дышать нахуй. когда рома почти что воет, чувствуя опустошение, вынимая из себя собственные пальцы. он наверняка запачкал джерси, которая терлась об член постоянно. это не компенсировало то, что рома хотел, чтобы его трогали, но все равно скулил, каждый раз, когда ткань проходилась случайно по уже такой чувствительной головке. тонкая рука вновь тянется куда-то за подушку, вытягивая из-под нее крупный плагг, который в мелкой ручке даже помещается плохо, а рома хочет еще и делать что-то с ним. рвано дышит, тяжело, когда выливает пол флакона смазки нетерпеливо. глядя в камеру, подносит ко рту, раздвигая колени, чтобы было видно красное лицо. по шее стекает капелька пота, рома облизывает головку ненастоящего члена, но это все равно лучше, чем собственные пальцы. сосет, чтобы на мягких щеках появились наметки скул. смотрит прямо в камеру, пихая резиновую головку себе за щеку. и вынимая изо рта смотрит, как от искусственного члена до его распухших губы тянется вязкая ниточка. смазка на его бедрах все еще блестит, и рома почти закатывает глаза как анимешная девочка в хентае, прикусывая губу, когда вставляет себе сам. сантиметр за сантиметром, чтобы коленки сами разъезжались в стороны, открывая вид на такого плавленого рому. такого, которому нужно, чтобы эту игрушку вставили до конца, резко и глубоко, чтобы до звезд перед глазами. а потом сменили ее на настоящий теплый крепкий член, который выебал бы из него не то, что искры, — душу. и леха пиздец жалеет, что нельзя тп прожать в чужую спальню, где сейчас наверняка рома все еще валяется в его джерси, оказаться за пять секунд там и выебать рому по-настоящему, а не резиновой игрушкой. но кушнарев на видео один, толкает глубже, и видно, как его бедра идут на встречу, чтобы почувствовать себя заполненным. — еще, — скулит, вставляя во всю длину и вынимая в ту же секунду. будто бредит, повторяя под нос себе лишь: — еще, еще, еще… держит за основание, вгоняя в себя полностью, чтобы было видно только то, как он съезжает чуть по простыни по инерции. как стонет высоко, задавая правильное направление. трахает себя, выдыхая скулеж рваный. задирая голову, подставляясь под призрачные укусы, которые могли бы остаться синеющими поцелуями, чтобы каждый, кто смотрел на рому на этом ебучем мейджоре знал, чей он. чья тонкая сука. с выгибающейся в пояснице спиной, с ребрами, которые видны при каждом вдохе судорожном. с дрожащими пальцами, что загоняют игрушку снова по самое основание. второй рукой гладит себя по шее, лихорадочно хватая за глотку, но понимая, что не то. оставляет алые полосы на ключицах отросшими едва ногтями, цепляется за воротник. тянет за имя соло у себя на груди, желая, чтобы тот был над ним, чтобы он трахал его прямо сейчас, а не едва согретая резиновая игрушка. и хватая самого себя за член, так, как это мог сделать леха, имитируя его прикосновения, рома держится едва ли еще с пол минуты. кончая себе в руку, почти крича чужое имя, наплевав, что в соседних номерах его сокомандники. все еще толкаясь в себя, но уже более медленно, по привычке, ненастоящим членом, но думая про еще какой настоящий. проходясь по своему, от головки до основания, выжимая из себя до последнего. и обессиленно откидываясь на кровать, чувствуя, как ноет поясница. разъезжаются колени, дрожащие пальцы оставляют игрушку в покое, не имея сил ее даже вытащить. и когда рома тянет к лицу себе вторую руку, той, что дрочил, пока трахал себя, где-то умирает один алексей «solo» березин. когда рома пошло облизывает свою руку, слизывая вязкие капли, так пошло и грязно, березин понимает, что уже пару минут просто сидит с мокрыми штанами, кончив прямо в них, без рук. только слушая стоны ромины и глядя, как тот трахал себя сам. «блять» — проносится в голове, пишется дрожащими пальцами в переписке. леша чувствует, как по виску стекает капля пота. чувствует, что его все еще ведет, потому что перед глазами тонкое тело в изгибе, тонкие пальцы на члене и яркий стон, что ярче, чем фейерверки на новый год.

«жопа огонь малой

и все ?

приедешь выебу тебя

прямо блять в своей джерси

< 3»