***
Эбнер задумчиво расхаживал в новых покоях. Ему не давало покоя то, что творил брат. И хоть он и попытался успокоить Матиаса, и в конце концов у него это даже получилось, сам же Эбнер беспокоился из-за непонятных действий, которые совершил Арст. Дальнейшая смерть лекаря и неудавшийся ритуал были подтверждением того, что что-то всё же изменилось. Это тревожило альфу. Но это была не единственная проблема. Альфа упал на кровать, впервые за долгое время ощущая мягкую и чистую перину. Тихий и блаженный стон непроизвольно сорвался с его губ. Герберг. Альфа уже успел мельком увидеть правую руку своего отца. Первое же впечатление заставило Эбнера насторожиться. Что-то явно было не так — альфа привык прислушиваться к своим животным инстинктам, определяя, кто друг, а кто враг. Гербрег явно не попадал в группу первых. Услышав, с какой болью и сожалением об этом альфе рассказывает Матиас, Эбнер напрягся. Брат был влюблён — и притом очень сильно. Альфа пытался отогнать от себя дурные мысли, убеждая, что ему показалось, но собственные инстинкты заставляли искать подвох в поведении сенешаля.Часть 5
3 января 2024 г. в 17:01
Мандраж не давал омеге успокоиться. Конечности совсем не слушались. Матиас взвешивал ситуацию: с одной стороны был Эбнер, которого Матиас мог освободить от ноши будущего главы государства, с другой стороны — собственное сердце. Мысли о Герберге в данный момент приносили невыносимую боль, которая не давала рассуждать трезво. Но парень пытался перебороть себя, заглушая такие ненужные сейчас эмоции. Матиас запретил себе чувство боли. Надо было взрослеть. В книгах любовь всегда описывали как невероятное чувство, способное подарить целый океан эмоций. Словно любовь была каким-то лекарством, от которого и жить становилось легче, и всё вокруг вмиг преображалось, играя новыми, яркими красками. Матиас читал про это в книгах, как суженные встречаются, а время вокруг них словно замирает. Разговоры двух влюблённых, их шепот трепетных слов плавно сливаются в единую мелодию, и музыкой становится само их существование: каждый взмах руки, каждый вздох и каждое касание насыщено магией страсти и доверия, начиная танец безумной любви. На деле же Матиас испытывал постоянный страх. Любовь не становилась для омеги огоньком во тьме, к которому он тянулся, чтобы сгореть. Любовь омеги как раз наоборот являлась чёрным, гноящимся пятном, которое разрасталось и поглощало всё вокруг. И в этой темноте тонул и сам Матиас. Всё больше и больше омега думал о папе. Он был истинным отца, но омега никогда не видел нежности между ними — лишь сухие деловые отношения супругов. Матиас не знал, любил ли Король его папу, а от папы он слышал мягкие, но пустые слова об отце. Он уважал его, но не более. И теперь Матиас понимает, что, возможно, в этом и есть смысл отношений супругов. Любовь может толкать на необдуманные поступки. Но даже придя к такому выводу, Матиас ощущал, как внутри горел лёгкий огонёк ненависти к будущему супругу. Почему кто-то там решает, с кем ему будет лучше? Матиас злился каждый раз, когда эта мысль проскальзывала. Почему он, всего лишь родившись в семье Короля, должен, как и папа, отдать кому-то свою жизнь, ублажать какого-то незнакомца.
Раньше омега презирал низшие сословия, понимая, что они и пальца его не стоят. Но теперь всё поменялось: он ненавидел безродных, но свободных омег именно из-за того, что они никому ничего не обязаны. Он жили, как хотели: влюблялись и встречались.
Матиас понимал, что, скорее всего, ритуал ничего не покажет. Всю прошлую ночь он просил духов простить его ошибку, повернуть вспять тот обряд, над которым постарался Арст, но омега понимал, что уже ничего не изменится. Как бы ни была сильна его ненависть к истинному, из двух альф в своей жизни Матиас выбрал Эбнера. Любовь к младшему брату не была такой тёмной и всепоглощающей, но это не делало её менее болезненной. Вечный страх рвал души омеги когтями, когда оборотень представлял, что кто-то может навредить его братишке. Сейчас, сидя на коленях, Матиас понимал, что если он и кому обязан — то только ему. Он обещал защищать его ото всех. Лицо омеги ничего не выражало, он пустым взглядом смотрел вперёд. В душе потихоньку тоже наступало спокойствие. Но отдалённо Матиас чувствовал, как больно тому влюблённому омежке, которого он вчера так рьяно забивал внутри себя, как те чувства норовились захватить его. Это надо было пережить, а после он точно найдёт план, чтобы отомстить будущему супругу.
Таинство ритуала всегда интересовало Матиаса. Но сейчас, находясь со жрецом и двумя свидетелями в комнате, парень ощущал, как всё его существо тряслось. Всё его тело противилось, словно это было чем-то не правильным. Омега посмотрел на отца. Сейчас он выглядел намного старше, чем до начала войны. Серебряные нити выдавали возраст оборотня, а осунувшееся лицо и тяжёлый взгляд давали понять, что Король больше не может вести войну. Вторым свидетелем был какой-то герцог, имя которого омега даже не помнил. Жрец до конца не объяснял, что должно произойти, словно если таинство рассеется, ритуал не сработает.
«Ты всё поймёшь», — омегу раздражала такая формулировка. Он не понимал, откуда появится у него понимание происходящего — из воздуха? И как свидетели узрят то, чего физически не существует? Большая часть ритуалов Северного Королевства проходила с использованием воды. Вот и сейчас жрец водил каким-то жезлом по краям чаши, наполненной жидкостью. От его действий поверхность водной глади покрылась дрожью, маленькие волны складывались в причудливые узоры. Комнату наполнял необыкновенный звук, который, казалось, резонировал с душой омеги. Все тревоги неожиданно исчезли. Огоньки зажжённых маленьких свечей, стоящих вокруг чаши, тоже задрожали. Они словно танцевали лишь им известный танец.
Время шло, а вода всё так же дребезжала в чаше, но совершенно ничего не происходило. А то, что что-то должно было произойти, Матиас понял по выражению лица жреца. Он был задумчив и как-то странно разглядывал омегу. Матиаса всегда пугали жрецы, хоть сам парень часто с ними сталкивался. Эти люди посвящали всю свою жизнь служению духам, лишая себя возможности иметь семью. Обычно жрецами были омеги; насколько знал Матиас, какого-то запрета для альф не было, но он никогда не слышал, чтобы жрецами становились представители этого пола. Как-то так сложилось, что именно омеги обладали более чувствительным нюхом, лучше чувствовали энергии и понимали древнюю магию. Именно они могли без особых сложностей говорить с духами. Жрецы имели больше власти, чем даже Король, но не смотря на это, они редко вмешивались в политические и государственные дела. Их интересовала лишь магия, законы природы.
— Что чувствуешь, дитя? — Матиас посмотрел на жреца. Не сказать, что он был намного старше самого парня, но именно в этом обращении выражалось вся суть отношения жрецов к остальным оборотням: они считали их неразумными, непослушными детьми, за которыми постоянно надо было следить, чтобы не натворили глупостей. Но как и всякий родитель, жрецы предпочитали, чтобы "дети" учились на собственных ошибках, а их роль была лишь в направлении и предупреждении.
Матиас помотал головой. Он и правда ничего не чувствовал. Лицо жреца помрачнело. Мельком омега посмотрел на отца. Тот тоже был мрачным. Матиас точно знал, что Король в своё время тоже проходил через подобный ритуал, после чего и состоялась свадьба отца и папы. Сейчас ритуал явно шёл совсем не так, как в молодости отца.
Жрец один своим движением руки потушил все огоньки пламени. Вода успокоилась. От страха сердце само по себе замерло.
— Мне очень жаль, — голос жреца не выражал никаких эмоций, что вызвало у омеги лишь ухмылку. Возрастной омега поклонился, вставая. Он явно дал понять, что ритуал закончен и продолжать его не имеет смысла.
После пролетел целый вихрь событий. Король был раздражён больше прежнего, слуги-омежки вечно перешептывались, изредка поглядывая в сторону второго принца. Их шепотки были пропитаны ядом и злорадством. Большая часть свиты за глаза ненавидела Матиаса, отчего известие о неудачном ритуале только тешило их самолюбие. Это было что-то вроде клейма для омеги. Матиас старался ни на кого не смотреть. Он старался сбежать как можно скорее, найти уединенное место, лишь бы не слышать шёпот за спиной. Он хотел перестать сдерживать свои эмоции, наконец показать истинное лицо. Вокруг, как это и было раньше, до всех этих событий с войной, постоянно кто-то мельтешил, как назло не оставляя омегу одного. Лица слуг и свиты сливались в непрекращающийся поток, от которого ком сдавливал горло парня. Теперь он был уверен, что "вымерший" замок ему был больше по душе.
Очередная суматоха, от которой болела голова. Матиас не сразу понял, когда его грубо и резко вытянули из кружка свиты, которая лживо и суетливо "успокаивала" омегу. Пришёл в себя парень только в тишине, всё ещё ощущая, как его тянут по уже пустым коридорам. Матиас глупо смотрел в спину младшему брату. Воспоминания из прошлого подкидывали картины, как он сам тащил альфу этими коридорам, уводя от лишнего шума, когда тот влипал в неприятности. Всё изменилось. Его брат вырос, и омега всё никак не мог признать того, что Эбу больше не нужна его защита. Только сейчас омега смог разглядеть широкие плечи во всей красе. Альфа очень изменился, отчего в сердце закололо. Матиас никогда не говорил об этом вслух, даже себе не хотел признаться: Эбнер был единственным, кто нуждался в омеге, и сейчас, наблюдая, как парень вырос, Матиас боялся стать ненужным. Какой-то непонятный страх сковывал всё тело. Больше всего в жизни омега не хотел остаться один — одна лишь мысль об этом заставляло сердце сжаться от тревоги. Омега лишь сильнее сжал ладонь, боясь потерять это ощущение руки брата в своей. Именно сейчас Матиас осознал, насколько был глуп и наивен. Хотелось остановиться, упасть брату в ноги и начать его умолять, просить прощения. За свой эгоизм, за своё поведение. Лишь бы он его не бросал.
Старая библиотека восточного крыла. Тут всё осталось в том же состоянии, что и много лет назад. Утреннее солнце подсвечивало пыль на ветхих полках и еле видную паутину, которая окутывала почти каждый предмет в просторном зале. Омега словно и забыл об этой комнатке. Она словно перестала существовать после отъезда Эбнера из замка. Матиас сам потянулся к пыльным книгам, проводя пальцами по корешкам. Вдруг рука сама остановилась на одной книге, а через секунду что-то заставило омегу отдёрнуться. Какое-то странное ощущение прошибло всё тело, заставляя отшатнуться.
— Честно, не скажу, что выглядишь уж очень убитым, — Матиас развернулся к брату, — Поэтому от меня ты не услышишь всех этих... — вместо того, чтобы закончить фразу, альфа вальяжно покрутил пальцами в воздухе. Эбнер облокотился на оконную раму, смотря в окно. Матиас чувствовал, что брат напряжен. Это было ясно не только по его запаху, но и по виду — за те все годы общения Матиас выучил поведение своего братишки. Эбнер никогда не говорил напрямую, чего хотел. В голове альфы плотно закрепилось то, что он "не достоин" чего-либо. Это всегда раздражало Матиаса — ему хотелось придушить каждого, кто принижал его брата.
Ничего не отвечая, омега просто бросился к альфе. Матиас чувствовал, что тело парня напряглось под его руками. Матиас чувствовал, что с младшим что-то не то. Альфа хотел отстраниться, отдалиться от омеги, что давило на больное. Матиасу хотелось встряхнуть Эбнера, растормошить брата и почувствовать ту самую связь, которая у них была с самого детства.
Всё же, мягко но настойчиво, Эбнер отодвинул от себя брата. Сейчас альфа чувствовал себя неуверенно рядом с братом. Слишком много времени прошло, чтобы он как раньше мог с лёгкостью говорить с ним. Альфа взглянул на Матиаса: его старший брат стал прекрасным омегой, что его и правда радовало. Возможно, чуть позже Эбнер сможет раскрыть все чувства, которые угнетали его. Но только когда точно станет уверенным, что его не отвергнут.
Альфа как-то по-собственнически накрыл макушку старшего ладонью, начиная приводить уложенные волосы в беспорядок. Матиас шикнул на него, пытаясь перехватить руку альфы.
— Так я был прав? Обычно омеги не так реагируют на известие о том, что ритуал не показал истинного, — Матиас дрогнул всем телом, затихая. Эбнер же по-своему прочитал это движение. Он даже представить не мог, что должен был испытывать омега: если ритуал не показал истинного, значит, ты неправильный омега или твой истинный уже мёртв. Как бы Эбнер ни относился к истинности, он вовсе не желал своему брату такой участи. Эбнер уже наперёд знал, что у него возникнут проблемы со своим истинным: юный альфа понял это ещё в детстве, когда его тело стало странно реагировать на некоторые моменты. Тогда он не смог никому об этом рассказать, зная, что его мысли назовут грязными. Он сбежал. Бросил брата совсем одного, потому что до дрожи в коленках боялся увидеть страх и омерзение в глазах этого омежки. Кто угодно мог думать, что хочет, обзывать Эбнера и смотреть с отвращением. Но увидя разочарование в глазах Матиаса, Эбнер бы не смог дальше жить. Сейчас как никогда альфе хотелось сорваться, всё рассказать старшему брату, ведь вернувшись сюда, он вспомнил все свои чувства, которые душили его так много лет в одиночестве.
Эбнер боялся. Как в детстве. Сегодня он вновь ощутил себя слабым и беззащитным. Матиас был единственным его родным человеком, а он просто не мог ему рассказать. Стоило альфе прикрыть глаза лишь на секунду, как его подсознание подкинуло образ Фронта. Сильный и до противного красивый альфа надсмехался над ним. Ненависть, вновь забравшаяся в душу, душила, но всего лишь одна мысль выбила альфу из равновесия: «Что если Фронт расскажет всё Матиасу?» - альфа даже физически почувствовал, как тошнота подкатила к горлу. В миг стало так страшно, что Эбнеру показалось, словно он всё потерял в этой жизни.
— Прости меня... — тихий, жалобный голосок брата вернул альфу из размышлений. Омега смотрел на брата большими влажными глазами. Эбнер никогда не видел старшего брата таким. Матиас всегда был для него сильным, весёлым. Он был тем идеалом, к которому стремился сам Эб. Только сейчас осознание того, что старший брат всё же остаётся слабым омежкой, с силой ударило альфу по лицу. Как он мог такое допустить? Эбнер корился себя за свою минутную слабость.
Альфа сжал брата в объятиях, вдыхая такой родной и похожий на собственный запах. — Это я виноват во всём... — продолжил Матиас, начиная дрожать в его объятиях. Эбнер ничего не мог понять, но чувствовал, что сперва брату необходимо успокоиться. Матиас сорвался. Наконец-то он смог принять все свои чувства, полностью утопая в чёрной желчи собственного мира. Сейчас рядом с омегой было то самое тепло, которое Матиас старался найти, получить от сенешаля. Голову омеги словно сдавливали тиски, не давая мыслить разумно. Матиасу казалось, что вся жизнь рушится, а он сам продолжает стоять на одном месте, смотря на оставшееся пепелище. Собственное тело казалось Матиасу оголённым проводом, которому ни в коем случае нельзя было соприкасаться с внешним миром. И самым страшным было то, что Матиас знал: всё это только лишь начало. Омега не мог объяснить, что он знает, откуда и зачем, но внутренний зверь начинал вопить с каждым днём всё сильнее и сильнее, словно вокруг что-то происходило, но сам Матиас упускал это из виду. Омега не понимал, как противостоять тому, о чём ещё не было известно. Усталость, резко навалившаяся на всё тело, заставила омегу полностью довериться брату, и он расслабился в его руках.
Мальчик в руках Эбнера периодически вздрагивал от слёз и продолжал что-то лепетать. Альфа совершенно не понимал, что ему делать. Он так долго отсутствовал рядом, что теперь даже понятия не имел, что может успокоить брата. Тем более Эб никогда в своей жизни не успокаивал омег. Да и вовсе не находился настолько близко с кем-то: в замке Короля никто и никогда не обращал внимания на самого младшего сына, и вовсе не считая его отпрыском Короля, а когда он "сбежал" в другую крепость, самому альфе уже было не до этого. Матиас теперь казался таким хрупким, что Эбнер боялся двинуться.
Время тянулось. Зимнее солнце обжигало своим теплом, Эбнеру хотелось уйти от этих прикосновений, но старший брат всё так же прижимался к нему, потихоньку успокаиваясь. Тишина, поначалу казавшаяся угнетающей, сейчас успокаивала обоих братьев. Словно эта истерика старшего было именно тем, что помогло обоим принять свои чувства. Каждый думал о своём, пытаясь заглушить собственных демонов, но близость помогала ощутить им, что они не одни. Матиас выдохнул и заговорил. Его голос был ровным и спокойным. Омега рассказывал обо всём, начиная с самого начала: о том, как ему было тяжело в начале, о Герберге, о страхе за юного полу-оборотня, который оказался истинным Вальтера, и, наконец, о ритуале. Последнее для Матиаса было самым тяжелым. Омега казалось, что он предал сначала Эбнера, а потом и Герберга, принимая свою судьбу. Он никак не мог остановиться, продолжая говорить и говорить, постоянно извиняясь перед братом. Эбнер молчал, отчего Матиасу становилось только хуже. Страх нервировал омегу, заставляя думать, что вот сейчас Эбнер оттолкнёт его, отречётся от него и не простит за то, что парень нарушил ход ритуала, обрекая Эб на коронацию. Он не мог заглянуть в глаза брата, чтобы узнать, о чём тот думает.
Матиас замолчал. Он боялся даже вдохнуть. Сердце билось настолько громко, что омеге казалось, что оно вот-вот остановится. Эбнер чувствовал сердцебиение брата, отчего альфе становилось только смешнее. Наконец, не сдержавшись, он рассмеялся. Тёплый низкий смех альфы прокатился по омеге, заставляя того вздрогнуть всем телом. Матиас отодвинулся от брата, чтобы посмотреть на него. Альфа действительно смеялся, выглядя в этот момент таким радостным и по-детски милым. Широкая улыбка с выделяющимися клычками, сузившиеся глаза от смеха, и огонёк во взгляде вмиг вызвал в омеге негодование.
— Эй! — Матиас ударил брата в грудь, уже полностью успокаиваясь. Такая реакция Эбнера отрезвила омегу.
— Глупый... — тихий, почти рычащий полушепот заставил парня дёрнуться. Сейчас Эбнер выглядел совсем по-другому. — Ох, Матиас, что ты себе напридумывал? Решил защитить меня от короны. Серьёзно? — в глазах Эбнера плескались какие-то неясные чувства. Это не было обида или же злость, но запах и интонация альфы подсказывала, что он явно недоволен тем, что брат корит себя за то, что сорвал ритуал.
— Запомни, — Эбнер наклонился слишком близко, отчего Матиас почувствовал жар его слов на собственной коже, — я уже не тот "Эби", который постоянно нуждался в твоей защите, — альфа вновь посмотрел на брата. Его горячие губы коснулись лба омеги, отчего Матиас смутился. Так его целовал только папа. — Даже не думай накручивать себя по этому поводу. Всё будет хорошо, — Эбнер вновь улыбнулся, отчего на душе у омеги действительно стало легче.
Альфа отпустил Матиаса, начиная идти в сторону выхода из библиотеки. Омега понял, что они действительно уже долго находились здесь. Сегодня это была непозволительная роскошь. Без слов омега пошёл за ним. Но, сделав всего три шага, парень почувствовал, как всё тело словно окаменело. Матиас не мог понять, что потянуло его обратно, он даже не успел осознать, что творит: он стоял перед той самой полкой с книгами, пальцы ловко что-то выискивали, путаясь в паутине. Очередная неясная волна по всему телу, а после пальчики омеги замерли над корешком книги. Рука сама вытянула тяжёлую книгу, и омега прижал ту к себе. Всё это было странно и происходило бессознательно. Матиас вернулся в реальность только тогда, когда понял, что весь в пыли от книги, которую крепко держал у груди.