Его человек

Михаил не знает, чего добивается его брат. Люцифер выглядит крайне довольным. Это бесит, потому что сейчас не время получать удовольствие. Люцифер садится на стол, закинув одну ногу на другую, пока Михаил наблюдает за этим у стены. Они выдерживают зрительный контакт минуту, а потом Майкл отворачивается. Нельзя ему верить. – Ну чего ты, Миш? Не веришь мне? – с иронией спрашивает Люцифер, начиная раскачиваться взад вперёд. – Ни капли, – холодно говорит Михаил. – Это ранит меня, дорогой брат! – дьявол прикладывает руки к сердцу в театральном жесте, смеясь.– у меня тоже есть причины ненавидеть и желать убить папашу. – Твоë изгнание? – отрезает Михаил, хмурясь. Люцифер лишь с особым драматизмом вздыхает от возмущения. – Ты что! Возможно раньше, но сейчас... – его взгляд темнеет, в нём играет искренняя ненависть. Он с силой сжимает кулаки, искрясь желанием сделать одно. Убить. Им повезло, что в зале они одни. – он забрал моë. Он написал свой гаденький сценарий, и мой Ник умер. В муках. Я не прощу ему этого. Михаил с ужасом осознаёт, что понимает брата. Он не может простить отца за то, что он сделал. Вселенные, люди, мир, но Адам... Майкл хотел бы простить, понять, но не может. Всë, что ему доступно это лютая ненависть и злость, заражающая его. Он не хочет чувствовать еë. Он хочет Адама рядом. Его улыбку, глаза, фантомные прикосновения, ощущение его души... – Тебе разве не плевать? Он же человек, – замечает Майкл, вспоминая все преступления брата. Люцифер качает головой и впервые, Михаил может поклясться, он выглядит потерянным. Разбитым. Но за толстым слоем ненависти это не видно. На губах дьявола расцветает улыбка. – О нет, Майки. Он прекрасен. В его боли, похоти, желании, жажде, падении... Он поистине вкусил запретный плод и возжелал меня. Это восхитительно, – почти шепчет Люцифер, прикрывая глаза и вспоминая своего человека. Его боль. Жгучую, растущую, дыру в его разбитом сердце. Он упивался этим. Он захлебывался в чужом саморазрушении. – Ты же понимаешь меня. Твой сосуд. Как там его... – Михаил с злостью сжимает свой локоть, не желая слушать брата. – Адам. Папаша же и его грохнул. Неужели тебе плевать? Не верю! – Тебя это не касается, – говорит Михаил. Его глаза горят благодатью. Люцифер усмехается, но его взгляд вновь чернеет, когда в зал входит Джек. – Знаю, но я готов убить того, что убил моего человека... Для Михаила эти слова всë: откровение, правда, намёк. Он понимает. Он знает. Но не хочет осознавать, что если доверится внутреннему чувству, то возможно окажется не прав. Адам бы сказал, как правильнее. ☆☆☆ Михаил держится. Ему тяжело выслушивать все грязные слова, сказанные Люцифером, но он не может так просто дать слабину. Не сейчас. Не когда на кону буквально всë. Всë, что осталось. Михаил закрывает глаза, не желая показывать искры благодати в них. – А знаешь, что он сказал, про твоего человека? Слабак! Неудачник! Брак! – с каждым словом сдерживать себя становилось всë труднее. В один момент Майкл перестаёт и с силой кидает брата на стол, опрокидывая лампу. Звук трескающегося стекла создаёт ощущение жизни вокруг. Ярость захлёстывает подобно цунами. Ей нет сил противиться. Михаил хочет ударить брата, но тот его откидывает в сторону, а потом и Винчестеров вместе с ним. Следующие несколько секунд занимает поиск копья архангела, а потом он вонзает его в брата и видя, как быстро угасает в нём жизнь, наклоняется, чтобы со всей ненавистью и болью, разрывающей благодать, прошептать: – Запомни, брат мой, я тоже готов убить за своего человека, и я выпущу отцу кишки, если это потребуется... Люцифер испаряется, а Михаил старается не думать, что по его щеке катится слеза. Ему кажется. Адам бы посмеялся с него. Но Адама больше нет. ☆☆☆ Неожиданно заклинание прерывается. Винчестеров и Джека отбрасывает назад, а Михаил с ужасом наблюдает за отцом. Он не понимает. Как? Как он узнал. Страх не так силён, как желание ударить. Заглушить боль от потери. – Знаешь, Михаил, в твоë сознание было пробраться нелегко, но ты мой первенец, в тебе всегда были недочёты, поэтому, – Чак весело усмехается, а Майкл замирает. – у меня получилось. Спасибо тебе, но ты связался с этими... В этом твоя ошибка. Последняя ошибка. Щелчок пальцами кажется Михаилу сигналом, но он не может двинуться с места. Он оборачивается, но не видит на чужих лицах удивление. Не видит сострадание. Или не хочет, Михаил уже не уверен. Его пронзает адская боль, но он старается думать, что так ему хотя бы будет дан шанс. Шанс не чувствовать ноющую пустоту. Она ломает его. Смерть кажется наградой. Ему больно от осознания этого, но так лучше, чем без Адама. Без Адама никак. Без него Михаил не хочет. Не может. Тьма поглощает его... ☆☆☆ Открыв глаза первое, что видит Адам это своих братьев. Он не сразу понимает, что не так. Вроде всë в порядке. Солнце ещё светит, обжигая кожу, люди ходят, а Винчестеры выглядят расслабленно. Так, словно могут немного отдохнуть. Но потом Адам замечает. Он чувствует тишину в голове, холод, непривычный, чужеродный. Он чувствует одиночество. Михаила нет в нём. Архангел не прячется, не молчит, его просто нет. Адам не верит. Не может просто. Он подбегает к братьям, стараясь улыбнуться. Выходит ужасом. Глаза бегают с одного на другого. – Мы... Выиграли? – спрашивает он, зная, что ответ будет да. – Да, Адам, мы победили, – отвечает ему Дин, кивая. Адам хочет задать главный, самый главный вопрос, но не может решиться, будто сказав, всë это окажется правдой, будто Михаил ещё в нём. –и да, Адам... Ты свободен... Михаил пожертвовал собой ради всех нас. Адама будто оглушили. Он перестал слышать шум города. Он на мгновение оказался совершенно один, желая, чтобы это был сон. Спокойствие, с которым говорил его брат пробуждало в Адама забытое чувство злости. Оно заглушало всë остальное. Всë, что так старался сохранить Миллиган, чтобы больше не чувствовать себя брошенным. Его словно выкинули, как рыбу на берег. Сдерживаться смысла больше не было. Больше ничего не было. Михаила не было. Адам упал на колени, сжал свои плечи и зашёлся в тихих рыданиях, не желая слышать ни братьев, ни других людей. Ничего. Ему нужно одно. Ему нужен он. Боль медленно расползалась по телу, сворачиваясь клубком в его сердце, в его теле. С лицом, как у него. С руками, как у него. Адам больше не желал видеть. Он не желал больше ничего. Он желал Михаила. Но тот был погружён во тьму.