***
Конечности изнывали от неудобного положения, которое принимал Квакити на протяжении длительного времени. Он лежал в позе эмбриона, чуть ли не касаясь склоненной головой своей груди, и поджимал под себя ноги в попытке то ли быстрее раствориться в этой ловушке, то ли сохранить свое угасающее сердце. Оно стучало все реже, и казалось, будто скоро и вовсе остановиться, не оставляя после себя ничего. Квакити знал, что ждать другого исхода не было смысла. Когда он покинул вечеринку, исчезая на железнодорожной станции за непримечательной стеной, приговор был подписан. Пути назад не было. Смерть сама пришла за ним. Он так часто видел ее, много раз был свидетелем того, как она забирала людей. Особенно, детей. Но он никогда не был знаком с ней лично. Была ли это дряхлая старуха с косой, о которой все постоянно твердят? Или скелет в черной мантии верхом на трупе коня с горящим синим пламенем вместо гривы? Или смерть была лишь мгновением, когда тело перестает двигаться, и все мышцы наконец-то расслабляются? Он надеялся об этом узнать.. Но вдруг резкий импульс прошелся по всем его внутренностям. Словно разряд тока, которым доктора возвращали к жизни пациента. Квакити дернулся, вытягиваясь, чтобы хоть каким-то образом снять с себя неприятное ощущение, и открыл глаза. Это было первым разом, когда он действительно не хотел просыпаться. Когда он действительно хотел смириться со своей судьбой. И его решили убедить в обратном: что смерть не бывает легкой. Затекшая шея неприятно напомнила о себе, когда Квакити приподнялся на ослабших локтях, чтобы осмотреться. И сразу же напрягся, когда осознал, что его тело лежало на чем-то. Ощущение бесконечного падения так сильно въелось в сознание, что желудок неприятно свернуло при взгляде на деревянную поверхность стола. Во избежание подступающей тошноты, Квакити принял сидячее положение и свесил ноги настолько быстро, насколько это было возможно. Придя в себя, он решил продолжить изучение окружающей обстановки, слабо надеясь на что-то хорошее. Что было небезосновательно – все те же белые стены и соответствующие инициалы указывали на одно из помещений Федерации. Здесь было совсем пусто, как будто бы дизайнеры скупились на обустройство интерьера. Даже зал конференций, который Квакити видел прежде, чем упасть в пропасть, казался более уютным, нежели эта комната. Не то чтобы логово Федерации вызывало чувство спокойствия… Нет, уж точно не после всего произошедшего. Квакити заметил, что почти под потолком висят мониторы, транслирующие помехи. Возможно, это был способ коммуникации между комнатами, каким пользовалась Утка для своих объявлений, но сейчас они вышли из строя и не давали никаких объяснений, что, где и как происходит. Он закрыл глаза на секунду, пытаясь справиться с внезапно появившемся чувством клаустрофобии, и, когда открыл их, мониторы уже ничего не показывали. Они погасли, оставляя черный экран, на котором отображался сидящий на столе человек и белое пятно рядом. Квакити мгновенно оглянулся по сторонам и остановился взглядом на Кукуручо, безмятежно стоявшем у одной из стен и наблюдающим за ним своими маленькими глазами-бусинками. - Ты… - Квакити разозлился, начав двигать ладонью по столу в поисках того, что можно было бы метнуть в этого медведя, и дотронулся до кожаных ремней, выступающих прямо из-под гладкого дерева. Он в панике отдернул руку. Подобное можно было встретить лишь в пыточных комнатах, когда жертву привязывали к какой-либо поверхности и пытали. Приглядевшись тщательнее, можно было увидеть, что на внутренней поверхности ремней остались капли крови, которая могла бы пойти только при интенсивной попытке выбраться. Квакити ужаснулся и вспомнил о рассказах Селлбита. О том, как он увидел Фелпса на одной из камер Федерации. Неужели до того момента, как поместить его в капсулу, бедного парня держали здесь? Квакити нервно сглотнул, понимая, что может оказаться на его месте, и поубавил пыл, продолжая свою речь. – Ты похитил меня. То был даже не вопрос. Незачем было спрашивать то, в чем ты был прекрасно уверен. Медведь стоял поодаль и улыбался. Как и всегда. Его улыбка была настолько безжизненной, что не было сомнений в том, что Кукуручо – робот. Множество клонов, встреченных на острове, подтверждали это. «Sí» - донесся голос из динамика, расположенного у него на груди. Но он был искаженный, немного забаганный, в отличие от обычной речи Кукуручо. Возможно, Квакити мог ошибаться в этом, ведь собеседник стоял на внушительном расстоянии, и все было, на самом деле, хорошо. Однако то, что ему ответили на испанском, нельзя было отрицать. Большую часть времени медведь говорил сугубо на английском языке, а сейчас что-то поменялось. Квакити спрыгнул со стола, пытаясь держать равновесие на ватных ногах, и хмуро смотрел в сторону угла, где устроился его похититель. - Ты увел меня не пойми куда лишь для того, чтобы пытать? Кукуручо склонил голову, не отвечая. Квакити это раздражало больше всего, и он, позабыв обо всех опасениях, пошел в наступление: - Ты захотел сделать из меня очередную игрушку Федерации? Из динамика послышалось кряхтение, которое быстро смолкло. Словно Кукуручо захотел рассмеяться, но остановил себя. - Я надеюсь, ты подавился тем чаем, за которым ушел тогда. Теперь же комнату озарил механический смех. Он был неровным – где-то частота звука повышалась, а где-то понижалась. У Квакити по телу прошлись мурашки. Перед ним стоял робот. Робот, который был слишком похож на человека. Неужели в Федерации работают бракованные? И если этот Кукуручо был неисправен из-за проявления людских повадок, то что он может вытворить, если его направят в комнату пыток с одной конкретной задачей? Квакити попятился назад, когда медведь начал уверенными шагами приближаться к нему. Он как будто читал мысли и подозрительно заводил лапу себе за спину. Квакити судорожно начал изучать комнату, пытаясь предположить, с какой вероятностью он сможет выйти отсюда живым. Ни двери, ни окон, помимо стола, здесь не было. Соответственно, шансов на успех тоже. Сил на борьбу оставалось слишком мало, поэтому Квакити выставил руки перед собой крестом, надеясь заблокировать удар. Он зажмурился, вновь предчувствуя обрушившуюся на его тело боль. В следующее мгновение при контакте с его кожей что-то лопнуло и оставило после себя запах мыла. Затем это повторилось раз, а затем другой. Глаза с опаской раскрылись. Это что, издевательство? Кукуручо наклонился вперед и дул мыльные пузыри в его сторону. ..И этого надо было опасаться? Квакити опустил руки, наблюдая за подобным ребячеством, а потом, не выдержав, выбил баночку из лап медведя. Та полетела в другую часть комнаты и разлилась на полу, оставляя в воздухе резкий запах химической жидкости. - Отвечай! – стены могли бы задрожать под воздействием этого крика. Квакити вложил в него всю мощь. Потому что он устал играть в игры. Потому что он устал проигрывать. Потому что он уже должен был быть мертв. Но Кукуручо, выпрямляющийся мучительно медленно, не давал ему этой возможности. Медведь равнодушно проследил за тем, куда упадет ранее используемая им вещица, и моргнул, возвращаясь взглядом к Квакити. «Sígueme» - сказал Кукуручо, разворачиваясь. Квакити точно знал, что с ним что-то не так, что доверять ему снова – плохая затея, но когда робот нажал на кнопку, сливающуюся вместе со стеной, и из-под земли поднялась дверь с просторным помещением внутри, соблазн сбежать куда подальше от этой пыточной камеры взял верх. Возможно, в будущем он пожалеет о своем решении. А сейчас он переступает порог новой комнаты под бдительным взором своего похитителя.***
- Мы будем играть в чаепитие? – Квакити разочарованно хмыкнул, когда новая комната оказалась обустроена под минималистичную гостиную с чайным столиком посередине. На нем стояли разного рода угощения, и голод, до этого не ощущавшийся, заставил желудок неприятно заныть. Это было напоминанием о том, что на свадьбе Селлбита и Ройера он решил сыграть великого мученика и отказаться от еды. Но вряд ли Квакити откусил бы хоть что-то, предложенное от идущего впереди робота. – Извини, но светским манерам меня не учили. Мизинец оттопыривать не буду. Кукуручо обошел столик, оказавшись напротив Квакити, и отодвинул стул. «Siéntate» - он кивнул головой, намекая на то, чтобы его собеседник повторил тоже самое. Беспокойство поднималось от пальцев ног до кончиков ушей, когда Квакити сделал то, что от него требовали. Нет, он не подчинялся Кукуручо, просто элементарный упадок сил вынудил его приземлиться на седушку стула. Его руки оказались на подлокотниках, заслуженно отдыхая. Может быть, атмосфера могла бы называться комфортной, если бы на Квакити не пялился один жуткий медведь. - Что, теперь ты откроешь потолок, из которого польется лава и сожжет меня? – он облокотился о спинку и устало усмехнулся, наслаждаясь, казалось бы, безобидной издевкой. Но вдруг поперек груди что-то скользнуло, а запястья прижались к твердой поверхности. Квакити попытался освободиться, но его встретило сопротивление. Кожаные ремни, словно автоматически закрывшийся капкан, пригвоздили тело к этому чертовому стулу! Его дыхание участилось, и глаза смотрели на Кукуручо в немом вопросе. - Нет, - послышалась английская речь в ответ, а Кукуручо вдруг потянулся лапами к своей голове, что-то расстегивая на затылке. Это было настолько нелепо и абсурдно, что в происходящее не хотелось верить. Человек – он уже полностью убедился в этом -, шестерка Федерации, каких было нескончаемое множество, медленно снимал маску и не переставал улыбаться, прямо как Кукуручо. Квакити оцепенел. Напротив сидела его точная копия и могла распоряжаться им так, как захочет. – Я просто хочу поговорить с тобой, hermano. Эти черные волосы, волнами распадающиеся на тонких плечах, были так похожи на прическу его матери. Нет. Они достались этому человеку от его матери. Квакити отвел взгляд. Он представить себе не мог, что они встреться снова. Они были так похожи, но так далеки друг от друга на протяжении всей жизни: с того дня, как обоих братьев покинула собственная мать. Квакити предпочел бы не вспоминать этого. Он предпочел бы не знать ЭльКвакити, как рабочую единицу Федерации. - Послушай, прошло столько времени, - донеслось по ту сторону стола. Глаза у ЭльКвакити были миловидными, что тоже досталось ему по генетике, и всегда заставляли собеседников растаять под его чарами. Но они никогда не работали на его брате. – И ты не рад меня видеть? Квакити свел брови к переносице и мрачно усмехнулся. Действительно, хорошее воссоединение семьи, когда один родственник сидит связанным, а другой может в любой момент по приказу сверху убить его. - Был бы рад тебя видеть за тысячу миль отсюда. - Незачем злиться, мне ведь пришел такой же билет на поезд, как и тебе, - ЭльКвакити коснулся своей щеки указательным пальцем, склоняя голову набок. – И благодаря этому путешествию я наконец-то овладел твоим языком, hermano! Наверное, это было единственным положительным фактором в этой дискуссии. В детстве два брата владели каждый своим языком: один – английским, другой – испанским. И после того, как исчез взрослый, способный донести мысль на каждом из этих двух языков, они окончательно отдалились друг от друга. Квакити невежественно сплюнул на пол, понимая, что английский стал подвластен этому ненормальному и что он теперь объединяет их. На душе становилось гаже с каждой секундой. ЭльКвакити заметил этот жест и поспешил встать. - Ты мог бы и сказать, что проголодался! – он взял блюдце с желе и схватил вилку с поблескивающими острыми зубчиками. Для желе хватило бы и чайной ложки. Квакити с опаской наблюдал за тем, как к нему приближается собеседник, и начал вертеть головой, когда тот отломил кусочек от желе. ЭльКвакити остановился на мгновение, откладывая блюдце на стол, и его жертва чуть было не выдохнула с облегчением, как вдруг ее схватили за подбородок, фиксируя в одном положении, и замахнулись столовым прибором. Сердце Квакити пропустило удар, когда вилка зависла в нескольких сантиметрах от его левого глаза. Выражение лица его похитителя было спокойным, слегка увеселенным. Такие бывают лишь у серийных маньяков, вырезающих людей без зазрений совести. Идеальное качество для работников Федерации. – Мне никогда не нравилось, как ты смотришь на меня. В твоих глазах выражалось презрение, которое мне было непонятно. Я всегда хотел играть роль хорошего брата, но ты постоянно игнорировал мое существование, когда мне удавалось где-то преуспеть. Даже сейчас ты глядишь на меня свысока, лишь потому что думаешь, что я ничего тебе не сделаю. Но, дорогой hermano, ты глубоко ошибаешься! Федерация выбрала меня не просто так. Она разглядела во мне потенциал, помогая его раскрыть, и всегда была рядом. Она раскрыла мне истину о том, кто враги, а кто – нет. А с врагами надо обходиться по-особенному, – пальцы надавили на челюсть Квакити, пододвигая его ближе к острой вещице. Квакити почувствовал смутное чувство дежавю. Как будто бы когда-то его уже лишали глаза. Но, копаясь в воспоминаниях, подобного момента нельзя было найти. Но он знал, какие ощущения дарит такой опыт. Смертельно болезненные. - Я понял! – быстро проговорил он, надрывая голос. Хватка на его лице слегка ослабла, но вилка все еще шла до своей цели. Квакити закрыл глаза, понимая, что ему не оставалось ничего, кроме как сказать. – Прости! Это правда: я не мог смириться с тем, что кто-то может быть успешнее меня. Я не хотел меркнуть на заднем плане, выслушивая, что мой брат лучше во всем. Мне было больно от того, что, в конце концов, я стану неинтересен собственной матери! Я думал, что если перестану считать тебя своей семьей, то жить станет легче! – вилка остановилась, почти дотрагиваясь до закрытого века. ЭльКвакити вздохнул, казалось, с облегчением, и, наконец, отложил ее на стол, где ей было и место. А сам положил обе руки на плечи своему брату. - Вот так, нетрудно, правда? Всего пара слов, а так хорошо сработали, - ЭльКвакити улыбнулся неохотно смотрящему на него собеседнику. Тот не особо успел рассмотреть весь его образ, но почему-то остатки костюма Кукуручо исчезли, словно растворились по желанию, и теперь на похитителе сидел строгий костюм, почти как у самого Квакити. – Знаешь, я принимаю твое извинение, - он выпрямился и поправил воротник белой рубашки. – Потому что жизнь действительно станет легче, когда я займу твое место. - Что? – Квакити искал в этом подобие шутки, но глаза его брата выражали полную решимость. Он засмеялся: сначала неверяще, а потом истерично. – Нет! Ты не посмеешь! - Почему? – тот отошел от брыкающегося на стуле Квакити и принял задумчивый вид. – Я знаю все. Информация о каждой живой душе на этом острове находится у меня в голове. Думаешь, я боюсь быть раскрытым? Мне не доставит труда обвести вокруг пальца Селлбита и весь его хваленный Ордо Теоритас. Твоя личная жизнь, - Квакити оскалил зубы, когда тот произнес это. – Станет лучше благодаря мне. Больше не возникнет проблем с Таллулой, а Уилбур, - Квакити начал бранить собеседника всем известным ему матом, на что тот лишь фыркнул. – Полностью и безвозвратно полюбит тебя. Впрочем, точнее будет сказать, меня. Ведь я положу новое начало для Кесадильи. Ремни натянулись, стараясь удержать на месте свою жертву. Квакити походил на дикое животное. Его желание напасть на этого предателя и разорвать к чертям за такие слова стало сильнее его. Но, как бы он не старался, присущая с самого начала слабость охватила его спустя несколько минут. Все, что теперь являлось реакцией на услышанное, было слезами, быстрыми дорожками скатывающимися по его опущенному лицу. ЭльКвакити недолго наблюдал за этой жалкой картиной. Он прислонил ладонь к своему уху, заглушая для себя звуки всхлипов, и довольно улыбнулся, получая новый приказ. - Я подумаю, - с началом фразы в очередной стене открылся проход, к которому поспешил переместиться ЭльКвакити. Но прежде, чем покинуть нынешнее помещение, он закончил фразу, оглядывая сверху-вниз своего брата. – Над тем, чтобы из потолка полилась лава. И исчез вместе с тем самым проходом. Квакити закончил плакать лишь спустя время, и тогда свет с настенных лампочек, который хоть немного успокаивал, исчез. Теперь он снова остался наедине с темнотой.