Хека тоже женщина

      Пробуждение хека случилось с принцем ещё в раннем детстве, после посещения фараоном симпосиона в Мемфисе. Закончившееся празднество венчалось поездкой в храм Птаха. Здесь, стоя среди толстых стен, массивных колонн, исчерченных множеством рисунков и знаков, перед воплощением бога - святым и могущественным Аписом, чья Ка снисходила до простых смертных, возносивших молитвы и подаяния, маленький, но уже довольно смышленный для своих лет Кейфл почувствовал пробуждение личной Ка. Было ли это вызвано благословением бога-творца, исходившее от каменной статуи, или же на это повлияли пытливость и живость, которые побуждали принца проводить дни среди папирусов и наставников, пробуя все новое и интересное, смакуя этот мир через глаза и пальцы, что скрупулезно проводили по иероглифам на каменных табличках, но с этого момента, когда еле ощутимая, но все же уловимая энергия, просочилась из ладони пурпурным свечением, жизнь старшего сына Хафура заиграла новыми красками.       Будучи ребенком, Кейфлу нравился этот темно-фиолетовый цвет, который в обычной жизни было проблематично добыть, а если он и находился у торговцев с дальних берегов Элады, то стоил баснословных богатств, и не каждый, даже самый высший правитель, позволял себе такую роскошь. А он, о великая и искренняя детская радость, мог творить её по щелчку пальца, если конечно очень хорошо потренироваться и приловчиться к умению таинственной хека. Эти мысли настойчиво не покидали юной и свежей головы, и Кейфл с упрямой настойчивость и старанием, с достоинством будущего фараона принимался за изучение захватывающей его области магии и медицины.       Помимо тех возможностей, что давала ему хека, Кейфл сделал для себя уже в последствии лет тренировок, иное, совершенно неожиданное открытие. Тот трепет, который он испытывал, когда багряные потоки плавно проходили сквозь пальцы, та аккуратная нежность, которая его окутывала полусферой во время чтения заклинания, те мягкие касания духовных волн по сосредоточенному лицу, когда удавалось достичь результата, напомнили принцу отдаленный образ, который он почти не знал. Кейфл чувствовал материнскую силу, такую необъятную, ласковую, и вместе с тем - сокрушительную, властную, не терпящую промахов, как древняя природа хтонических богинь Элады, которые были чужды Та-Кемет, но о которых ему рассказывали истории учителя.       Личная ассоциация росла вместе с принцем непроизвольно, естественно, и стала для него жизненной философией, которую бы точно одобрили эллины, восхищающиеся женским началом в самом высшем проявлении чувств и науки - искусстве. Кейфл все больше замечал сходство хека с женщиной в самых разных моментах своей жизни во дворце. Вот из некоторых: местная храмовая танцовщица на торжестве грациозно исполняет сложные элементы перед публикой, имея недоступное и непонятное мужчинам мастерство соблазна, на которое они все же ведутся как к колодцу в пустыне на водопой, и такую неповторимую красоту, данную с выше, из-за которой самый зажиточный господин будет готов продать все свое имение и богатства ради одной неизмеримой никакими камнями жизни. Или ещё: отцовская наложница, тщательно подготовленная по всем правилам, с особой почтительностью опускается в молчаливом поклоне изваянию остерегающего и справедливого Гора. Или следующий: самая обезаруживающая улыбка кормилицы Никаура, которая заботилась о нем с такой отдачей, как будто она его родная мать, дарившая самую чистую реакцию на любое действие младшего ребёнка Хафура.       Кейфл ощущал кожей танец на пальцах темно-фиолетовой Ка, искренне восторгался, наполняя себя ей, а когда на него обтекающим покрывалом опускались широкие "руки" недоступной многим материи, оказывался под заботливой защитой от самых тяжёлых ранений, телесных или душевных. Он входил в гармонию, успокоение, когда подсвечивающие полосы волн окружали от всего суетливого и печального, что могло случиться во дворце. И расстраивался после неполучившегося эксперимента, но вновь окунался с головой, уносимый точно течением Хапи во время разлива, в попытки усвоить правила, чтобы его магия могла в полной мере раскрыться. Терпение, которым он снабжал свой дар, был достоин самой прихотливой девы, ради которой хотелось пойти на все, с чем чересчур справлялся принц, относясь с уважением и серьезностью. Этим же он не обделял женщин, таких сильных и слабых, сложных как загадка Сфинкса, попадающих в тяжёлые условия, будь то наложница или принцесса, обремененные против воли обстоятельствами.       Чем больше хекау заботился о состоянии магии, чем больше изучал, тем больше сама Ка проявляла будто заботу в ответ. Капризная в начале, она становилась поддатливой с каждой новой тренировкой, открывалась с разных неизведанных сторон, давала новые возможности и эмоции, не позволяла принцу ни на секунду усомниться в интересе к жизни, удивляя новыми изысканиями, на которые он шёл ради неё, ведь ещё столько сакрального, к чему тянулись его уже взрослые руки и разум. И всем перечисленным она напомнила принцу Ифе.       Это открытие поразило Кейфла не меньше, чем все остальные. Может оно и ударило неожиданно обухом по голове, но после во взоре заиграл присущий исследовательский интерес, который сплетался с более возвышенным, проявляемым богинями самых искренних и значимых чувств для всех смертных и небожителей. Теперь в жизни принца существовало две женщины, которыми он особенно восхищался.