Услуга за услугу

Когда раздаётся стук в дверь, Чжунли рукой, обтянутой чёрной кожаной перчаткой, подаёт знак телохранителю, и тот незамедлительно пропускает внутрь кабинета рыжеволосого мужчину. — Оставь нас, — бросает Чжунли коротко и едва кивает головой телохранителю. Тот уважительно кланяется перед выходом и послушно закрывает за собой дверь, оставляя двух мужчин наедине. Тарталья, засунув руки в брюки костюма, вальяжно, будто он здесь истинный хозяин, подходит к столу, за которым сидит Чжунли, и садится на его край, полностью игнорируя мягкое кожаное гостевое кресло. — Надеюсь, ты ко мне с хорошими новостями. Поставки задерживаются, как и заканчивается моё терпение, — Чжунли, не церемонясь с приветствиями, поднимается со своего места, обходит стол, едва задевая плечом Тарталью, и останавливается у шкафа в другом конце кабинета. — Всему своё время, сяньшэн. Но как раз этот вопрос я и пришёл обсудить. — Тарталья совсем без страха, словно не он пришёл с нерадостной вестью к боссу мафии, слегка улыбается и провожает мужчину взглядом. Дверцы шкафа с тихим скрипом открываются, и Чжунли достаёт бутылку маотая и две фарфоровые пиалы с тонкими узорами ручной работы и вместе с ними возвращается. Он разливает водку по пиалам, одну передаёт Тарталье, а вторую берёт сам правой рукой, придерживая за дно левой. Тарталья повторяет его жест, и они медленно осушают напиток, после чего пиалы наполняются ещё раз, но остаются нетронутыми. — Я жду объяснений, — сухо бросает Чжунли, возвращаясь в своё кресло, и складывает руки перед собой в замок. Даже несмотря на то, что теперь он смотрит на Тарталью снизу вверх, взгляд его остаётся твёрдым и властным. — Ну, — Тарталья, продолжая безмятежно улыбаться, начинает постепенно обходить стол размеренными шагами, приближаясь к Чжунли. — Всё должно было пройти гладко, если бы в наших рядах не завелась крыса, которая выдала маршрут передвижения поставки кому не следует. — Тарталья останавливается сбоку от кресла и проводит пальцами по гладкой поверхности стола, подбираясь к скрещенным рукам Чжунли. — Я надеюсь, вы избавились от неё, — Чжунли не двигается, лишь его взгляд заинтересованно переключается с лица Тартальи на собственные руки, которые уже накрывает чужая ладонь. — О, конечно, сразу же, — отвечает Тарталья и расцепляет чужие пальцы, проскальзывает под одной из ладоней и оттягивает перчатку у запястья, поглаживая обнажившуюся мягкую кожу. — Но именно поэтому нам пришлось на некоторое время залечь на дно. Согласись, никому из нас не выгодно быть так легко обнаруженными, верно? — Плавным движением он стягивает перчатку полностью и плотно переплетает их пальцы. Ладони идеально ложатся друг в друга, как будто были созданы для того, чтобы быть вместе. — И как же ты планируешь компенсировать задержку? — произносит Чжунли всё таким же ровным тоном, только чуть нахмуренные брови выдают его недовольство услышанным. — Я знаю один способ, — без тени смущения отвечает Тарталья почти напевно и поднимает их переплетённые руки в воздух, чтобы притянуть к себе и оставить лёгкий поцелуй на тыльной стороне ладони Чжунли. Их взгляды вновь пересекаются, и улыбка Тартальи превращается в ухмылку, когда он видит в глазах напротив нетерпение, которое вовсе не касается их сделки. Он подаётся вперёд, нависая над мужчиной, и, не встретив никакого сопротивления, соединяет их губы. Начавшись мягко, поцелуй довольно быстро перетекает в более глубокий и томный, и, хотя Чжунли не отнимает инициативу, Тарталья всё равно нетерпеливо напирает, скользит своим языком внутри тёплого рта, исследуя каждый его уголок, и цепляется руками за подлокотники кресла для равновесия. — Сегодня ты напористее, чем обычно, — комментирует Чжунли с лёгким смешком, когда их губы с влажным звуком размыкаются и они наконец могут перевести сбившееся дыхание. — Пытаюсь в должной степени загладить свою вину, — Тарталья быстро облизывается и на секунду замирает, прежде чем наклониться к уху Чжунли, обдать его тёплым дыханием и перейти на низкий, будоражащий шёпот. — Знаешь… — он немного ослабляет узел своего галстука и прикусывает чужую мочку уха, немного играется губами с серёжкой, а затем стягивает галстук полностью, продолжая шептать, — сегодня я хочу попробовать кое-что новое, — после этих слов всё происходит в мгновение ока: ловким движением профессионала Тарталья перехватывает руки Чжунли, заводит их ему за спину и так же уверенно и умело крепко связывает его запястья галстуком. — Ох, — только и выдыхает Чжунли, когда оказывается в таком унизительном для босса мафии положении. В любом другом случае он бы уже выкрикивал имена охраны и в кабинет ворвалась бы вооружённая толпа, которая бы в считанные секунды скрутила Тарталью и прижала к полу, и даже самые отчаянные мольбы о пощаде не спасли бы его от неминуемой и мучительной смерти. Но это был Тарталья — его давний деловой партнёр, его любовник, человек, который ещё ни разу не позволил усомниться в проявленном к нему доверии и который по непонятным Чжунли причинам уже не раз отвергал приглашения перейти под его крыло — и именно поэтому вместо криков о помощи в глазах Чжунли загорается азартный огонёк, а уголки губ подрагивают в ухмылке. — Я заинтригован. Продолжай. Чжунли откидывается на спинку кресла, кажется, будто связанные руки совсем не вызывают у него дискомфорта. Он закидывает одну ногу на другую и слегка наклоняет голову вбок, всем своим видом выражая расслабленность и заинтересованность. Это явное приглашение, хотя Тарталья понимает, что его любовник в полной мере не впечатлён, но он ещё сделал не всё, что задумал, и от этого по его телу пробегает лёгкая дрожь предвкушения. Он ловит чужой подбородок пальцами, и их губы вновь сливаются в поцелуе — небрежном и рваном, от которого дыхание заканчивается ещё быстрее, чем обычно. И это всего лишь отвлекающий манёвр — пока Чжунли с закрытыми глазами и связанными руками так рьяно подаётся ему навстречу, Тарталья свободной рукой вынимает его пистолет из-за пояса. Свой собственный он оставил на входе — как и всё остальное оружие, спрятанное на теле, — иначе бы его просто не пустили, но добраться до чужого ствола в его положении было гораздо проще, чем отобрать конфетку у ребёнка. Он снова отстраняется с совсем уже хищной улыбкой, спускает курок, указательный палец так знакомо ложится на спусковой крючок — сердце в груди колотится как бешеное от адреналина, потому что в любой другой ситуации следующее действие уже бы завершилось его смертью, — и недрогнувшей рукой наводит дуло пистолета прямо на лицо Чжунли. Восторг смешивается со страхом, он упивается своей властью и чужим бессилием, хотя ни капли испуга не читается в глазах Чжунли. В первый момент в них сквозит удивление, но даже приставленная к нему пушка не заставляет хотя бы один мускул на его теле дрогнуть. И это уже пугает самого Тарталью, но также не может не вызывать истинного уважения. — Совсем не боишься? — бросает он, чуть повышая голос. — А если я правда выстрелю? — Он поглаживает спусковой крючок пальцем, надавливает на него совсем невесомо, чувствуя, что ходит по очень тонкому льду. Приложи он чуть больше силы — и раздастся выстрел. Они долго смотрят друг на друга в полной тишине — Тарталья слышит только своё оглушительно бьющееся сердце, — взгляд невозмутимых янтарных глаз Чжунли завораживает, и он лишь продолжает улыбаться, будто это Тарталья ребёнок, которого так легко одурачить. — Стреляй, — сказано так просто, что не может не восхищать. — Только не забудь о последствиях, — и наступает очередь Чжунли улыбаться так сладко, что возникает невыносимое желание стереть это довольное выражение с его лица. Тарталья хмыкает и аккуратно возвращает курок на место — тихий щелчок вновь отбрасывает его в относительно безопасную реальность, в которой он не угрожает пистолетом боссу мафии. Если его обломали в такой ситуации, не дали увидеть наполненные страхом и беспомощностью глаза, тогда он заменит эти эмоции другими — не менее яркими. — Что ж, тогда, — Тарталья прислоняется бёдрами к столу и наклоняется к Чжунли, свободной рукой подхватывает узел галстука, ослабляя его, и тянет мужчину на себя, не отводя от него взгляд ни на секунду. В тот же момент холодный металл оружия касается чужого подбородка, приподнимает его, и от Тартальи не ускользает движение кадыка Чжунли, когда тот пытается незаметно сглотнуть. Тарталья ведёт ствол вдоль линии челюсти и наконец приставляет его к губам — чуть набухшим и покрасневшим от их недавних поцелуев, — поработай для меня. Верхний край ствола упирается в тонкую линию сомкнутых губ, и Чжунли неопределённо мычит, но дважды просить не приходится — он послушно открывает рот. Высунутый розовый язык сначала всего лишь кончиком касается металла, а затем более уверенно движется дальше по поверхности, оставляя прозрачные следы от слюны. — Вот так, — одобряет Тарталья, чувствуя, как от этой картины у него начинает накапливаться тепло внизу живота. Как будто специально подыгрывая ситуации, Чжунли томно прикрывает глаза и действует языком активнее: кончиком обводит дуло по кругу и затем с упоением толкается внутрь него, наклоняет голову вбок, будто подбирает лучший угол работы. Тарталья чувствует, как его рука предательски начинает понемногу дрожать, а богатое воображение рисует в голове непристойные картины кое с чем другим вместо пистолета. Чтобы вернуть ситуацию под контроль, Тарталья резко и без предупреждения проталкивает ствол внутрь чужого рта, давит на нижние зубы и язык, вынуждая челюсть открыться шире, отчего ствол уходит ещё глубже. Чжунли сдавленно выдыхает через нос, его взгляд с лёгким намёком то ли на удивление, то ли недовольство перебегает на Тарталью, складка пролегает между бровей. — Сделай это так, как сделал бы это для меня, — развязно произносит Тарталья, привставая и приближаясь к Чжунли. Теперь его пах находится всего в паре десятков сантиметров от лица Чжунли на одном уровне с рукой с пистолетом. Он бы мог чувствовать чужое дыхание на своей обнажённой коже, но вместо этого проталкивает оружие ещё дальше и чуть проворачивает его, отчего Чжунли чуть ли не давится, но сдерживается в последний момент. — Я знаю, что ты бы хотел взять в рот совсем не этот ствол, сяньшэн. Только если мне понравится то, что я увижу, я позволю тебе это сделать. Чуть ли не нежно Тарталья укладывает свободную руку на затылок Чжунли, пропускает пальцы сквозь пряди волос, прежде чем крепко ухватиться за них, подталкивая чужую голову в свою сторону. С тихим мычанием Чжунли подаётся вперёд, а затем снова назад, и Тарталья не видит, но знает, что тёплый язык скользит вдоль ствола, обволакивает его жадно то с одной, то с другой стороны. Он чувствует, как его собственный член пульсирует в брюках в такт каждому толчку, представляет, что на самом деле эти раскрасневшиеся губы обхватывают его головку, заглатывают его член целиком, ловкий язык скользит по венам и слизывает сочащееся семя, а вибрация от стонов посылает жгучие волны удовольствия по всему телу. Ожидание становится невыносимым, терпение подходит к своему пределу, и его пальцы сильнее сжимаются в тёмных волосах, выдавая его настроение. — Хватит, — Тарталья одновременно толкает голову Чжунли назад и вынимает пистолет изо рта. Чёрная поверхность блестит от слюны, и, словно намереваясь раздразнить его ещё больше, Чжунли, тяжело дыша, смотрит на него с нескрываемым вожделением и томно облизывает губы, отчего Тарталья мгновенно представляет, как тот мог бы слизывать сейчас этим же жестом его сперму. Давление внизу становится невыносимым, воображение Тартальи рисует, как Чжунли зарывается лицом ему в пах, зубами расстёгивает ширинку и выпускает его член на свободу, но рациональная — возбуждённая — часть сознания говорит ему, что на это больше нет времени. Чем раньше он почувствует себя внутри мокрого, тёплого рта и сможет кончить, тем лучше. Пистолет оказывается отложен в сторону, а руки заняты брюками, и Тарталья радуется тому приятному ощущению, когда его член больше не сковывает такая бесполезная сейчас ткань. — Хорошая работа, — продолжает он их маленькую игру, одной рукой вновь захватывая Чжунли за затылок, а другой направляя уже свой член к его лицу. — Теперь ты можешь получить награду. Розовый язык Чжунли снова высовывается изо рта, на этот раз опускаясь на красную, сочащуюся головку. Самый кончик ловко скользит в щель, отчего Тарталья не может сдержать стон, наконец начиная наполняться чувством удовлетворения. Следующим движением язык обводит головку по кругу, как ранее вытворял это со стволом пистолета, и Тарталья сжимает зубы, сдерживая желание кончить прямо сейчас, когда Чжунли этого совсем не ожидает. Искреннее недоумение отразилось бы на его лице, раскрашенном белыми пятнами семени, его рот был бы всё так же приоткрыт, и несколько капель осталось бы на его языке, которые он в такой же прострации бы слизнул. — Быстрее, используй свой рот, — командует Тарталья и толкается бёдрами вперёд, отчего его член мажет по щеке Чжунли. В следующее мгновение он уже оттягивает мужчину за волосы назад и вниз, запрокидывая ему голову, и от этого вожделенные губы раскрываются широко, так что Тарталья без промедления направляет свой член прямо внутрь, наконец достигая желаемого. Головка скользит по нёбу, подбирается к горлу, и в этот момент Чжунли сдавленно стонет, посылая такую приятную дрожь по телу Тартальи, что он прикрывает глаза. С тяжёлым дыханием он начинает двигаться, задавая свой быстрый, рваный темп, практически не оставляя Чжунли ни капли контроля над ситуацией, не позволяя замедлиться и тем более остановиться. Он вдалбливается в его рот со всей силой, наблюдая за тем, как дрожат его ресницы, как скапливается влага в уголках его глаз, как щёки пылают красным цветом. С каждым глубоким толчком он чувствует, как Чжунли упирается носом в его пах, как его сбившееся дыхание щекочет кожу, как сжимается его горло, но в то же время он продолжает послушно сосать, принимать его, заглатывать целиком. — Я и не знал, что тебе так сильно хочется мне отсосать, — с придыханием дразнит Тарталья, в то время как практически теряет над собой контроль. Чжунли сводит его с ума, и это Тарталья так сильно хочет, чтобы тот ему отсосал, чтобы вбирал его полностью и проглотил без остатка. Этот неприличный, широкий рот с растерзанными губами слишком хорош, эти приглушённые влажные звуки, создаваемые им, слишком будоражат, весь вид Чжунли, все его движения так восхитительны и соблазнительны, что Тарталье становится тяжело ясно мыслить — только похоть и наслаждение застилают его взор и разум. — Чёрт, я сейчас кончу, — Тарталья ругается и прикусывает губу, ощущая себя абсолютно на грани, член до боли пульсирует и буквально горит, и в то же время во рту у Чжунли так хорошо и жарко, что совсем не хочется останавливаться. Он замедляется, чтобы чуть перевести дыхание и оттянуть финальный момент, но понимает, что совершил ошибку, потому что Чжунли сразу же вновь пускает в ход свой язык, поглаживая им по стволу и вырисовывая узоры вдоль вен. Кровь ударяет в виски, тело прошибает жар — это становится слишком для Тартальи, который сначала только наблюдал и терпел, а потом разом испытал весь спектр наслаждения, погрузившись в так умело ублажающий его рот. Он толкается один раз, а затем ещё и ещё, и совсем немного времени требуется, чтобы он наконец кончил с громким стоном, в последний момент успев вынуть свой член изо рта. Обессиленный после яркого оргазма Тарталья вновь отклоняется к столу, чувствуя, как его колени слабо подрагивают, а по телу разливается приятное, ни с чем не сравнимое тепло. Представшая же перед ним реальность оказывается гораздо лучше его не бедного воображения: Чжунли с подёрнутой дымкой наслаждения взглядом смотрит на него из-под полуприкрытых ресниц, белые капли запутались в его волосах, стекают по лицу, часть их успела попасть на язык, и Тарталья видит их в по-прежнему раскрытом рте. Постепенно и Чжунли приходит в себя, медленно моргает несколько раз, а затем закрывает рот, и Тарталья, как завороженный, следит, как движется чужой кадык, глотая его семя. Потом Чжунли высовывает язык и слизывает те капли, которые остались на губах и вокруг, и повторяет глотательное движение — Тарталья всё ещё тяжело дышит и непроизвольно сглатывает сам. Какие-то слова крутятся на кончике его языка, чешутся необходимостью что-то сказать, подвести итог. — Ты хорошо, поработал, сяньшэн, — наконец выдаёт он довольным тоном, как внезапно вся томность и рассеянность исчезает из взгляда Чжунли, буквально пронзая Тарталью насквозь своей остротой. Он внутренне содрогается такой перемене, поражаясь поистине быстрому перепаду настроения, и с замиранием ждёт, что его ожидает дальше. — А что насчёт тебя? — колкая улыбка растекается по лицу Чжунли, а его взгляд опускается на собственный пах, где чётко видно выпирающее возбуждение и на брюках расползается тёмное пятно. — Думаю, тебе тоже стоит поработать. — Как скажешь, сяньшэн, — после своего оглушительного оргазма Тарталья находит это замечание справедливым и опускается на колени между раздвинутых ног. Он и так слишком сильно воспользовался своим положением, разыграл целое представление, пытался метить выше, чем мог себе позволить, но после умопомрачительного успеха его быстро поставили на своё место. Теперь настало время отплатить услугой за услугу. Его дыхание вновь учащается, когда он тянется к ремню, ненавязчиво задевая ладонями натянутую ткань в попытке немного подразнить. — Сначала развяжи мне руки, — бросает Чжунли, и Тарталья беспрекословно тянется руками за спину Чжунли, нащупывая тугой узел, который завязал ранее. В ту же секунду, как Чжунли освобождается, он вытягивает руки перед собой и довольно растирает онемевшие запястья. Затем одна из его ладоней чуть ли не покровительственно ложится на голову Тарталье и легко играется с рыжими прядями. — Продолжай. Тарталья молча кивает, и его руки вновь возвращаются к ремню. После негромкого позвякивания и звука расстёгнутой молнии он приспускает одежду вместе с бельём, позволяя возбуждённому члену Чжунли предстать перед ним во всей красе: набухшим тонкими венами, нетерпеливо подрагивающим и вязко сочащимся. Тарталья небрежно поглаживает большим пальцем головку, непринуждённо размазывая семя, в то время как остальной частью ладони он обхватывает ствол, даже сквозь перчатки чувствуя жар, исходящий от кожи. «Ты бы хотел взять в рот совсем не этот ствол», — всплывают в памяти его же собственные слова, и его щёки едва заметно краснеют от того, что ситуация практически повторяется. Его лицо совсем близко, но всё же он сначала делает несколько движений вниз и вверх рукой, вызывая у Чжунли сладкие стоны. Рука на его голове одобрительно ложится на затылок и тянет к себе, так что у Тартальи не остаётся другого выбора, как всё же примкнуть губами к члену. Он с нажимом проводит языком от самого основания вверх, сопровождая движением сомкнутых в кольцо пальцев, а затем обхватывает ртом головку, мягко вбирает её, пряча зубы, и почти сразу насаживается настолько глубоко, насколько получается с первой попытки. — Да, ещё… — выдыхает Чжунли, не напирая и позволяя Тарталье двигаться в собственном темпе. Всё, что не удаётся взять в рот, Тарталья поглаживает рукой, а свободную руку пристраивает ниже и перебирает, чуть сжимает яички, отчего с губ Чжунли срывается очередной стон. Тарталья берёт с упоением, распаляется от воспоминаний, как похожее с ним вытворяли мгновениями ранее, поэтому не сомневается, что Чжунли сейчас так же хорошо, как было и ему. Он проводит языком по влажной коже, отстраняется, оставляя во рту только головку, и снова опускается, и так раз за разом, наполняя комнату неприличными звуками вперемешку с не менее неприличными стонами Чжунли. Тарталья поднимает взгляд вверх и видит, как Чжунли запрокидывает голову, обнажая шею, в которую так и хочется впиться зубами, видит, как тот приставляет ладонь к губам, но специально не глушит издаваемые им звуки, позволяя Тарталье всласть наслаждаться ими. Чжунли смотрит на него с вожделением, туман в его взгляде возвращается, и ресницы снова дрожат, и от каждой ласки и каждого прикосновения он кажется таким слабым и доступным, что Тарталья готов вечность изводить его, лишь бы продолжать наблюдать его в подобном виде. — Я… сейчас… — Пальцы на затылке Тартальи сжимают рыжие волосы чуть ли не до боли, Чжунли сам нетерпеливо подаётся бёдрами навстречу, ища разрядки, и если ему так хочется, то в этот раз Тарталья позволит кончить себе в рот и послушно проглотит всё. Его руки удерживают бёдра Чжунли на одном месте, сам он чуть приподнимается, увеличивая возможность брать глубже, и ускоряется насколько возможно, приближая блаженный конец. Чжунли пытается извиваться, но его держат крепко, и с очередным толчком, когда головка касается стенки горла, он не выдерживает и дёргается с громким стоном, почти похожим на вскрик, и Тарталья чувствует иное тепло, принимает его полностью, проглатывает, прежде чем выпустить размякший член изо рта. Они оба, раскрасневшиеся, тяжело дышат, и Тарталья слизывает солоноватые капли с уголков губ, приходя в себя. Как только он переводит свой взгляд на Чжунли, тот перехватывает пальцами его подбородок и смыкает их губы в поцелуе, переплетает языки и не отпускает до тех пор, пока дышать снова становится невозможно. Тогда он вновь принимает свой серьёзный, собранный вид (насколько это возможно с перепачканным спермой лицом), и с лёгкой усмешкой произносит: — Я думаю, мы договоримся.