Сияние

Белая Вилла слепила глаза, как и всегда. Его будто в насмешку поселили в этом месте — владыку тьмы в белые стены, вечно залитые солнцем. На маленьком острове у восточного берега Нуменора, на высоких скалах, где и деревьев почти не было, чтобы давать хоть немного тени. Саурон отвык от солнца, отвык от морского воздуха — хотя и у моря почти и не жил, только те несколько сотен лет, что учил эльдар — но за год научился хотя бы не щуриться на свет. Не стоило показывать королю людей такую очевидную слабость. А король приходил часто. Его придворные маги даже установили портал прямо на виллу, чтобы Ар-Фаразон мог не терять время на дорогу. Сиял своим золотом, золотой короной, золотыми наручами и браслетами, золотым шитьём на одежде. Тоже слепил глаза, вот только на подобное Саурон давно уже прекратил обращать внимание. Душа короля сияла ярче. Он был гордым до восхищения, своенравным и любопытным, слушал его слова и смотрел своими глазами — тоже золотыми, будто смола в ранах деревьев — и думал. О, Саурон прекрасно мог сказать, о чём король людей думал. — Мой господин, может быть, желаете искупаться сегодня? — произнёс он бархатным голосом. Этот тон он приберегал для короля, зная, что звучит приятнее любого из его придворных. Наслушался ещё в те месяцы, когда король не отпускал его от себя. — Солнце высоко. Ар-Фаразона он встречал сам, не доверяя лишнего слугам. Свежий, несмотря на жару, в белых просторных одеждах, с убранными по здешней моде волосами и чуть подведёнными глазами. Солнце высоко. Он поднял глаза от игральной доски словно бы проверить, не врёт ли ему Саурон. Много говорили о лукавстве светлолицего принца тьмы, бледного, словно лотос на глади озера. Морской ветер гнал жару, но не значит, что мог победить полностью, жара же тлела, сочилась меж порывами и горячими хлыстами опускалась на их тела. Аль-Фаразон привык, а его чудесный пленник, хоть и не подавал виду, но словно таял. Белые льды, под лучами жгучих звёзд. — Не откажусь, — кратко ответил, переставляя чёрную, раскалившуюся фигуру. Именно поэтому здешние стены белые, чтобы не обжигать. — Хотите прямо сейчас? Партия тянулась уже третий день, уж точно не уйдёт, если они отвлекутся, чтобы освежиться. — Разве господин сам не хочет... перестать подвергать своё тело такой пытке? — Саурон перевёл на него внимательный взгляд и задержался на глазах. — Я слышал, летние дни в Анадунэ мучительны. Это было первое его лето, и для ослабленного, вдали от слуг, вдали от Кольца тела свет золотого цветка солнца был действительно едва выносим. Вода ненадолго давала облегчение. Внизу, в затенённом бассейне, тело отдыхало. Саурон поднялся первым и изящно оправил одежды. Звякнули браслеты — эти украшения во множестве дарил ему король, видимо, считая кем-то вроде красивой игрушки. Саурон не был против. — Пытке? — усмехнулся мягко и поднялся следом. — Разве же это пытка? Солнце ласково, оно касается вас, пусть может и страстно, но с такой любовью. Оно изо всех сил трудится, чтобы даровать вам тепло всего себя, истощить себя, раде вашего блага, а вы отвергаете, оставаясь всё таким же бледным, — он осторожно прихватил его за руку, казалась бы кожа ни на тон не засмуглела за то время, что пленник на вилле. На деревянных балках беседок развевались белые шторы, в соломенных их крышах пели цикады. Вот, кто ценил солнце. Саурон не ценил, но стрекотал не хуже. Слова льются, как вода из этого рта, из этого рта, как из источника. Если заткнуть его, если зажать рукой или поцеловать он захлебнётся в собственном красноречии? Нужно немедленно сделать это, потому что слова уже пробирались под кожу и бежали мурашками, дразня и играя. Сладкие и чистые. Напоить, наполнить этими словами весь мир. Саурон расслабил руку, позволив королю владеть. В конце концов, он тут ради этого? Год прошёл, и Ар-Фаразон стал больше доверять ему. Стал с интересом слушать его, стал смотреть на него. В том, чтобы покориться, на время, не было ничего недостойного. — Разве касаний солнца достаточно, чтобы удовлетвориться, господин? — ответил со столь же откровенным намёком. Они давно уже играли в эту игру, но дальше слов пока Ар-Фаразон не заходил. Да, пусть его отец был воплощением всего грязного в человеческой природе, как говорили слуги, но четыреста лет добродетельного правления Тар-Палантира оставили след и на Фаразоне. Он скромнее, чем хочет казаться. — А разве нет? — напор был такой, что король с трудом дышал. Саурон пытается утопить его, несомненно. — Ваше чрево столь ненасытно? Что я могу сделать, чтобы удовлетворить потребности полностью? — они зашли в тень. Плиты тут же принялись приятно холодить ноги. — Вы хотите другого вина, может других фруктов? — встал напротив преграждая путь к бассейну. — Другого мужчину рядом с собой? Жар проходил по телу от его собственных же слов. До этого они никогда столь откровенно не говорили, но Аль-Фаразон знал, что так бывает. Знал ли Саурон? Его бледность, его холод волос и безразличие глаз проклинают, говорят что тьмой повелевает сияющая белизна, как и проклинают рыжего, словно сам пламень, словно само солнце Фаразона. Грех! Грех! А кто сказал? Почему страсть и желание грешно? И главное, кто безгрешен? Саурон улыбнулся тонко и вежливо. — Как я могу желать другого? Сам король людей дарит мне честь, присутствуя рядом. Даже ваша добродетельная супруга, как я слышал, не может похвастаться таким вниманием... Саурон видел. Видел, как расширились зрачки короля, как едва заметно на смуглой коже покраснели его скулы, даже, кажется, острым слухом майа слышал, как бежит кровь в его сосудах. Тень будто сделала легче, будто сняла тиски — хуже короны его господина — с головы и позволила улыбаться легче. Саурон, хоть и видел желание Ар-Фаразона, сам теперь желал не меньше. Статного, сильного мужчину, не уступающего в красоте старшим из эльдар. В конце концов, что ещё ждать от духа порока? Он не хотел говорить о жене и лишь потянулся, касаясь ключицы и пробегаясь пальцами вниз, к груди и соску. Его жена была лишь инструментом и он уважал её, как полезную некогда вещь, но ныне ненужную. Они не виделись давно, он даровал ей свободу и отпустил. Фаразон не любил её, он любил это. Проступающие косточки на нежном теле, черты не женские, но приятные, плоскую безволосую грудь. Он любил так. — Тогда позвольте мне продолжить удовлетворять. Ведь ваше довольство делает довольным меня. Вновь взял за руку, осторожно к себе приближая и подводя к бассейну. По лазурной глади бегали блики, пробивающиеся через навес, отражались от кафеля, рассеивались, прыгали, играя оттенками. Словно живые, словно зверьки, которых невозможно поймать. Они касались их тел, делая всё многократно красивей. — Отчего же простой пленник стал так важен для вас, господин? — Саурон не поворачивался, пока Ар-Фаразон держал его руку. И, когда его ступни окунулись в воду над уходящими на дно бассейна ступеньками, не повернулся. Но знал, что Ар-Фаразон увидит мурашки, проступившие на руках. — Королю стоит заботиться лишь о своём удовольствии. Правильно, что Ар-Фаразон начинает видеть в нём божество. — Вы не простой пленник. Нет ничего простого в Сауроне. В изгибах тела, в уголках хитрых глаз, в форме лепестков губ. Только сложное: мазок, мозаика, искра, блеск, сияние. Он встал сзади, обнимая за талию и целуя в плечо. Соль. Облизать каждый сантиметр тела, проглотить, разлить алкоголь в ямочку меж ключиц, чтобы испить из чаши манящей плоти. — Белая Вилла не видела простых, но скажу вам честно, таких она не видела тоже. Они насладятся сегодня друг другом. — Мой господин говорит загадками, — выдохнул Саурон. Он не терял головы, и не потеряет, но ласка... Была приятной. Его давно не целовали. Давно не было тех, кто хотел лечь в его постель из желания любви, а не страха или желания власти. Тонкие пальцы пробежались по руке Ар-Фаразона. Шершавые от меча ладони — став королём, Ар-Фаразон не перестал быть воином — мозоли и проступающие вены, по которым Саурон провёл прохладными подушечками. Ар-Фаразон действительно красив, как его предок, может, даже красивее. На взгляд Саурона однозначно, без света лица, без отсвета Валинора во всей фигуре. Гордый и величественный человек, хозяин себе самому. Податливый материал... — Мой пленник говорит не проще. Вода приятно мягко плескалась под их шагами, звенели украшения, касаясь плоти друг друга. Плоть же, касаясь одна одной звуков не издавала, лишь накалялась, оживала, твердела. — Ваши слова приятно журчат, втекают в меня, но и я могу управлять потоком, — он все ещё держал его. — Хочу услышать, что-то помимо сладости ваших речей, чтобы убедится, что я ещё в своём праве и в своей силе. Руки потянули вниз белый халат, оголяя спину. Все тело чистое, словно холст, так и манило. Он оставит на нем пару меток. — Что же убедит вас, господин? — прошелестел Саурон совсем неслышно. Ар-Фаразон не видел улыбки, что появилась на его губах, и хорошо, что не видел. Всё его желание, которое Саурон чувствовал телом, тут же ушло бы, заметь он хоть тень неискренности. Саурон хотел его искренне, но прочим планам на короля людей это желание не мешало. Он повёл лопатками, зная, как красиво заиграют мышцы под белой кожей, и взял его руку, опуская ниже. Пусть его плоть ещё была мягкой, отдать больше контроля было полезно. Да и тело отозвалось совершенно приятно. Король коснулся сокровенного и выдохнул, удовлетворённо прикрывая глаза. Саурон так чудесно шёл ему навстречу, но король знал о нем все, что требовалось. Хотя, не прочь и узнать больше. Как тот, кто привык себя считать выше прочих будет изгибаться под ним, под человеческой плотью, прося ещё, прося пощады. — Стоны твои непременно убедят, — жарко шепнул на ухо, на секунду забывая о приличиях. Рука вернулась чуть выше, погладить живот и прижать эти чудесные ягодицы к его возбуждению. Саурон улыбнулся и совершенно по-кошачьи прогнулся в спине. Его властный король. — Я готов покориться вашему величеству, — прошептал он в ответ. Ветерок, гуляющий над водой, растрепал волосы короля, и теперь те щекотали щеку вместе с его дыханием. Интересно, брал ли король до этого мужчину? Если вспомнить, как тот тянул — едва ли. Стоит ли учить? — Несомненно, покоритесь моему величеству, — усмехнулся, потираясь вставшим членом. Его величество было ощутимо велико. Он удобно уложил достоинство, принявшись целовать спину. Мокрые халаты были отброшены и забыты. Было отброшены и забыты условности. Им будет хорошо вместе. Белая вилла не видела такого, таких. Белая Вилла ничего не видела и никому ничего не расскажет. На бортике одиноко стоял толстый и сочный алоэ. Он бы и подумать не мог, что с ним так поступят. Король отломал стебель, разрывая пополам и прозрачное склизкое холодное его нутро, потекло вниз, по белой спине, холода копчик и заскальзывая меж ягодиц. Капельки бежали, лаская горячую плоть. Саурон только улыбался, видя смелость короля. Всё шло как надо, и даже тело отзывалось. На прикосновения сильных рук, на жар тела позади, на вздохи, что вырывались сами собой из груди короля. О, как он, наверное, желал весь этот год. — Господин, как мне лучше услужить вам? — голос Саурона не изменился, как будто это не его сейчас смазывали внизу, как будто не о него потирался своим достоинством король людей и как будто не его член твердел прямо в его руке. Саурон умел владеть собой и вместе с тем не собирался упускать своего удовольствия. Он выпьет этого короля до конца. По капле, под этим невыносимым солнцем. — Будь моим, дорогой. Он положил большие руки на грудь, прижимая гибкое тело к себе. Не было той привычной девичьей мягкости, только твёрдая плоть. Аль-Фаразон знавал и женщин, и мужчин, но принц бездны был совершенно особенным. Король подтолкнул его к бортику, укладывая на большое мягко полотенце. Открылся чудесный вид. — Будьте послушны и я вознесу вас к вершинам. Саурон вытянул руки и лёг грудью на бортик. Мягкая ткань только заставляла бежать по телу приятные мурашки, не усиливая жара. — Приказывайте, господин, — пальцы Ар-Фаразона стали куда смелее, когда Саурон стал на колени — уже не первый раз, но первый для такого дела — и оттянул светлую, упругую ягодицу. — Берите, я лишь для вас. Майа, проживший сотни тысяч лет, короля людей точно удовлетворит. Мужчина легко засмеялся, и тут же скользнул большим пальцем внутрь, по дорожке из сока алоэ. В горячую, пульсирующую дырочку, несомненно принц бездны хотел его. Он ласкал мягкое нутро проскальзывая на две фаланги и склонился поцеловать сочные половинки. Облизнуть и слегка прикусить. Вкусный. Саурон улыбался, чуть покачивая бёдрами. Ар-Фаразон не был нежен — человеческие мужчины не умели или не хотели быть нежными — но не был намеренно груб. Неплохо. Он не будет жертвовать многим ради этой доли контроля. Саурон простонал приглушённо, как будто уже одна рука короля заставляла его испытывать блаженство, и сжал пальцами свой член. И снова простонал, когда зубы Ар-Фаразона сжались на его плоти. Вот это и правда было не лишено приятного. Король поглаживал внутреннюю сторону бедра любовника, пока растягивал молодую узость. — Вы бывали с мужчинами, Саурон? В вас кто-то входил? В это чудесное тело? — В своей жизни я служил только вам, господин, — произнёс мягко Саурон. Ещё одну ложь, призванную расположить к нему короля людей — такого гордого, такого заносчивого, который и не подумает, что тысячелетний дух множество раз уже мог покориться. Другому своему господину, любимому и прекраснейшему из всех. Конечно, он мог сделать девственным своё тело, и сделал. Мог стать тугим, чтобы приятно обхватывать Фаразона, мог сделаться чувствительным, словно в первый раз, чтобы радовать Фаразона своими стонами. Внутри все связалось в узел, от таких сладких слов. Лукавство да и только с этих солёных обветреных губ, но это и не важно, лишь бы птичка пела и дальше. — Я сделаю тебе хорошо, мальчик, ты попросишь ещё, — зашептал, убирая пальцы и ломая новый стебель алоэ. Ах, бедное растение. — Я твой господин. Он наполнит его собой, своим королевским величием, своим дорогим семенем, наполнит до краёв это гибкое тело. — Прошу, дайте мне это, — Саурон продолжал играть невинного юношу, сделав томную паузу, будто и правда боялся называть вещи своими именами. Он пробежался пальцами по собственному телу, огладил чувствительное место, которое прикусил Фаразон — наверняка на бледной коже до сих пор остался красный след — проскользнул пальцами между ягодиц, как будто не мог терпеть, не мог выносить пустоты в том месте. И глянул на Фаразона через плечо, следя за длинными пальцами, что разрывали влажную плоть листа. Мужчина улыбнулся и провёл головкой по горящему месту, как же принц тьмы хочет его, что выгибается навстречу и томно просит. Уткнулся в желанную сердцевинку цветка и мягко вошёл. — Принимай меня, милый, — зашептал и застонал, окунаясь в своего пленника. Это было приятно. Цветок охотно раскрылся навстречу, обхватил горячий, обильно смазанный орган молодого короля, и даже лёгкая боль, что возникла в растянутых мышцах, только обостряла все чувства. — Да, мой господин, — прошептал завороженно и позволил себе сбить дыхание. Да, пусть король слушает, как ему хорошо. Пусть старается, пусть привяжется к нему и будет желать его тело. Мужчина осторожно давил заскальзывая все глубже, чтобы наполнить юношу собой. Это горячее тело освятить своим королевским присутствием. Они хорошо будут смотреться вместе. Руки лежали на тонкой, почти девичьей талии и вид открывался совершенно невообразимый, как тот, кого считалось невозможно победить не просто побеждён и в плену, а отдан ему, положен на алатырь. — Вот так, дорогой, вот так, — сопел осторожно начав двигаться. Пусть поёт, пусть журчит как вода, пусть, теперь в его словах нет козней и хитрости, теперь Саурон мог только стонать, прося сильней взять его. Мальчик, который хочет своего короля. Ноги задрожали совершенно неожиданно, подогнулись пальцы, если бы не сильные руки, что держали крепко, повелитель тьмы непременно постарался бы отстраниться и ускользнуть, потому что становилось всё лучше, ярче. Сияние заливало тело и руки сжались на белых полотенцах. — Да! — вскричал Саурон, совершенно от себя не ожидав. Белая пешка упала, сброшенная с доски. Король тихонько засмеялся довольный собой, а затем зарычал, нападая сильней. Его плоть заскализывала внутрь мягко, до самого конца и не давала шанса принцу бездны уйти от истин удовольствия, а тот уже почти кричал и скрёб короткими ногтями. Саурон захлёбывался, король был хорошим любовником и честно займёт своё место в его сердце и не только... — Мой... господин! Как же вы чарующе хороши, ах! — говорить было сложно, хотелось только выть и стонать, требуя не останавливаться. Белую Виллу наполнили звуки. Стрекотали цикады в соломенных крышах, тихонько звенели золотые украшения, плескалась вода, растревоженная любовью двух мужчин, слышались стоны и вскрики, даже всхлипы. Цс-с-с. Белая Вилла видела и слышала, как они делали это, но никому не расскажет. Саурон лишь коснулся себя и белое сияние заволокло разум, перед глазами поплыли круги. — Пой, журчи, — прошептал король, его дыхание было тяжёлым. — Господин! — воскликнул бледный повелитель тьмы, задрожав всем телом. — Господин, я больше... — Не сдерживайся, — и только прозвучали слова, как юный тысячелетний кончил с протяжным стоном. Энергия эта передалась Аль-Фаразону, он замедлился, чтобы ощутить приходящие пульсации и спустил сам, внутрь нежной плоти, чтобы оставить семя. Он вышел с влажным звуком и оперся о бортик, они сияли вместе. Юноша дрожал и король людей наклонился, целуя того в висок, нежно и аккуратно, зарываясь носом в ароматные шелковистые волосы. — Как думаете, удовлетворил я своего пленника? А своего гостя?