***
Он очень занят свайпами влево и вправо, унизительно пытаясь реанимировать свою личную жизнь, и движений пальцем в левую сторону было значительно больше, чем в правую, поскольку почти половина профилей были если не с загадочными фотографиями без рубашки, то обязательно с рандомными отрывками из биографии, что заставляло брови Сунена сходиться на лбу. И люди правда ходили на свидания с такими-то описаниями? Или, в конце-концов, причина была в нем, с тщательно отобранными фотографиями и кратким описанием профиля, которое, как он надеялся, вызвал бы достаточный интерес у потенциального партнера. Он уже собирался излить душу в групповой чат, как вдруг нос учуял резкий запах дыма. — Что за… , — Сунен поднялся с дивана, готовый проверить, не забыл ли он случайно что-то в духовке, хотя единственное, чем он здесь пользовался, была микроволновка. Он еще даже не дошел до кухни, когда оглушительный звук пожарной сигнализации прогремел во всем доме, и его тончайшие стены, казалось, задрожали. Первым желанием Сунена было заткнуть уши и спрятаться в углу. Растерянный и сбитый с толку резким звуком, он сначала даже не вспомнил, что нужно как можно быстрее покинуть квартиру. Сердце билось в такт сигнализации, лицо побелело от страха, Сунен широко распахнул входную дверь в поисках любого выхода. Однако ничего не было видно. Один дым. Соседская дверь была немного приоткрыта, и из нее к потолку валил серый дым. Сунен вздрогнул от увиденного (или потому что больше ничего не мог разглядеть). — Боже мой, боже, боже, — повторял он как попугай, пытаясь защититься, его глаза слезились, а ворот футболки закрывал только нижнюю половину лица. Сунен прорезал дым, как стрела, конец коридора был его мишенью, и вот там уже имя, наконец, обрело лицо. Сначала показались руки, отчаянно пытавшиеся вытащить какой-то предмет, но раздраженные глаза Сунена не могли определить, что это. На мгновение сознание помутилось из-за выброса адреналина и задымленности, и он с трудом мог понять, действительно ли это был человек, а не просто галлюцинация. Сделав еще несколько шагов вперед, он наконец смог вдохнуть немного кислорода, и в глазах теперь не было навязчивого ощущения жжения. — Что за… — Сунен начинает говорить, слишком ошеломленный, чтобы выразить связанную мысль. — Кто… Оказалось, это все-таки был человек. Задыхающийся, обезумевший, все лицо было измазано в саже. — Чувак, скажи, пожалуйста, что ты знаешь, как пользоваться этой штукой. Сунен не знал. Но он все равно оттолкнул парня, заняв его место, и снял чертов огнетушитель с кронштейна. Его глаза все еще плохо видели, но инстинкт самосохранения взял верх, чтобы покончить с этим кошмаром. Может быть, новичкам везет (Сунен надеется, что это не так, поскольку данный титул обязывает в будущем стать мастером в этом деле, а он больше никогда в жизни не хочет попадать в подобные ситуации), а может (что более вероятно) его отчаяние было все же слабее, чем у парня, который начал пожар. Огнетушитель легко соскочил с крепления, и Сунен вцепился в него, крепко прижимая к груди, как маленького ребенка. — Сюда! Внутри! Огонь маленький! Дым страшный, но огонь маленький! — неистово кричал тот, кто, по идее, был Сокмином, размахивая руками вверх-вниз, как будто бы изображая то, о чем он рассказывал. Пришло время действовать, а не болтать. Сунен побежал обратно сквозь дым и резко толкнул дверь в сторону. Сосед был прав — туман рассеивался, более пугающий, чем сам пожар. Ворвавшись в 17-B, встревоженный и готовый бороться с огнем голыми руками Сунен в мыслях уже сочинил себе фоновую музыку для моральной поддержки. Руководствуясь шестым чувством, он приблизился к очагу возгорания и нажал на клапан огнетушителя. Сработало на все сто. Очевидно, владелец не скупился на пожарной безопасности. Позже Сунен даже задумывался, что получил бы отличную страховку, если бы оборудование подвело его. (Или стоило просто позволить пламени добраться до его рук, немного подпалив волосы. Этого хватило бы на год, к тому же избавило бы от многих проблем) Несмотря на то, насколько разумной такая идея может показаться сейчас, область его мозга “бей или беги” выбрала тактику коллективного выживания. В считанные секунды огонь погас, и уже ничто не могло подпитать какую-нибудь упрямую искру. Благодаря чему-то или кому-то, кто отвечал за судьбу в тот день, пламя было достаточно низким, чтобы доставать до потолка, и ограничилось сковородкой, где все и произошло. Сунен смотрел на последствия: дым все еще клубился, в воздухе стояла вонь от пригоревшей пищи. То, что должно было быть сочной красной говядиной, превратилось в жареную кость с темной корочкой и приправой из пепла. Остатки порошка от огнетушителя были вишенкой на торте, образуя слой грязновато-белого цвета. Парень невесело усмехнулся, почувствовав, что теперь огнетушитель в его руках стал намного легче, когда больше половины содержимого оказалось перед ним. Он вздохнул и закашлялся, возвращаясь в коридор. Там его уставший взгляд встретился с щенячьими глазками, в их блеске было видно отчаяние. Сунен осознал, что даже не заметил того момента, когда сигнализация замолчала. Сокмин, должно быть, ее выключил, когда дым начал рассеиваться. — Я.. я даже не знаю, что сказать. То есть, большое тебе спасибо… — начал он заикаться, неуверенный в том, что делать со своими руками, пока его мозг хаотично соображал. — Все в порядке, — пожал плечами Сунен, — просто пообещай, что ты больше не подвергнешь это здание опасности. Никогда. Даже если это означает полный отказ от готовки. Сунен особенно выделил последнюю фразу. Сокмин отчаянно закивал. Глаза оказались не единственной щенячьей чертой в его поведении. — Обещаю. И, прежде чем повернуться к несчастному поджигателю спиной и вернуться в свою квартиру, Сунен предупредил: — А, и еще. Пожалуйста, проверяй адрес, когда заказываешь что-то через интернет. Твои посылки продолжают доставлять мне, — глаза Сокмина округлились, а Сунен позволил себе самодовольно улыбнуться. — Я мог бы украсть у тебя немало посылок с Амазона, господин Ли.***
Итак, это было краткое изложение о том, как они познакомились, а также причина, почему Сокмин приветствовал Сунена поклоном в 90 градусов каждый раз, когда они сталкивались на лестнице или в коридорах, а еще почему Сунен начал вести список фактов о Сокмине (абсолютно непреднамеренно). Постоянно продолжали происходить какие-то события, Сокмин оставался самым шумным соседом в истории человечества, и случайные мелочи из их жизни продолжали всплывать через паршивые стены, разделяющие их квартиры. Вот что на данный момент Квон Сунен знает о Ли Сокмине: — Он не умеет готовить (отсюда тот инцидент с пожаром и другие подозрительные кулинарные трагедии, которые Сунен имел несчастье учуять) — Он заказывает слишком много всего (и честно, Сунен боролся с желанием потрясти несколько посылок, чтобы угадать, что внутри) — У него есть друг по имени Минхао — У него есть еще один друг Ли Чан (именно имя + фамилия, потому что его всегда называют Ли Чан, а не просто Чан) — Он встречается с парнем по имени Джошуа (о боже, Сунен отдал бы все, чтобы не знать, сколько на свете существует вариантов имени “Сокмин”) И последнее, но в данном случае явно не по значению: — Он громкий!!! Последнее утверждение Сунен мог написать хоть пять раз подряд и еще трижды подчеркнуть карандашом, поскольку даже сейчас, в пятницу вечером, когда он сидит в окружении учебников и пытается не сойти с ума от бесконечных определений, которые нужно выучить для экзамена по микробиологии, Сокмин решает устроить караоке прямо в квартире. — Да. Ебаный. В. Рот, — Сунен скрипит зубами, крепко сжимая маркер. Его рука замирает в воздухе над конспектом, пока в стену бьет бит. Все это сопровождается воплями Сокмина, за которые машина определенно дала бы ему 100 баллов, но Сунен точно провалит экзамен, если это будет продолжаться всю ночь. Прошло уже 45 минут. Сунен молится, чтобы все прекратилось через 10, 15, 30 минут, чтобы эта пытка вообще когда-нибудь закончилась. Он пробует глубоко дышать (не помогло, он только захотел спать еще сильнее, а это непозволительно), отдохнуть пару минут, чтобы успокоить нервы (тоже не работает), перерыв на перекус (он чуть не уронил бутерброд из-за высокой ноты по другую сторону стены). Ничего не сработало, потому что проблема не в нем. Не в его комнате, не в его нервах, не в сотне страниц, которые нужно прочитать до понедельника. Все его проблемы находятся под контролем настолько, насколько это возможно. Чего Сунен не может сказать о своем дорогом соседе. Бой барабанов продолжает отдаваться эхом в сопровождении голоса, который прекрасно попадает в ноты, пока в конце не срывается на громкий крик. То, что начиналось вполне сносно, в итоге превращается в настоящие американские горки от Ли Сокмина, у которого, похоже, что-то случилось, раз корейские гимны разбитого сердца играют один за другим. Сунен проверяет время на телефоне, чтобы убедиться, что вызвать полицию — это слишком, а потом думает, не является ли Сокмин каким-то существом, слышать которое досталось ему в наказание (и только ему), поскольку жалоб от других жильцов на частое пение не поступало, по крайней мере, Сунен об этом не слышал. Книга на журнальном столике лежит открытой уже долгое время, и Сунен смотрит на выделенные маркером предложения, но до него доходит только половина написанного. Ему следовало бы ускориться, если он хочет провести воскресенье спокойно. Сунен планировал вечером, в последний день перед тестом, все повторять, но это возможно, только если ему удастся уложиться в установленные им самим сроки. В его импровизированном чек-листе были отмечены только два пункта — введение и основная терминология. Ничего, честно говоря. А это означает, что Сокмину лучше заткнуться нахрен, иначе Сунену крышка. Взволнованный и рассеянный, он решается на последнее, что могло прийти ему в голову. Последний выстрел, его последняя надежда. Чтобы притвориться, что он все еще в полном порядке, Сунен раскладывает свои конспекты на столе, перебирая разбросанные листы бумаги и используя их, чтобы отметить страницу в книге, на которой он остановился. Учебники он отодвигает в сторону. Журнальный столик не совсем подходит для такого мозгового штурма, однако Сунен работает с тем, что у него есть. Он собирает разбросанные на полу папки и вкладывает туда несколько выпавших листов. Все его занятие заняло максимум две минуты. У Сокмина все еще играет песня, но хотя бы он не поет. Сунен уже собирается назвать эту попытку успокоиться и начать учиться успешной, но все начинается заново. На этот раз отчетливо слышится текст песни. Это самая сопливая типичная баллада, которую, он уверен, уже слышал раньше, но не помнит, у какого певца, потому что прямо сейчас он в ярости. Голова болит, руки сжимаются в кулаки, и Сунен приходит к выводу. Он, блять, больше не вытерпит. Разворачивающаяся сцена выглядит комично, учитывая, насколько Сунен похож на того дьявольского персонажа из Луни Тюнз, выбегая из квартиры, он движется быстро, как крошечный циклон, готовый уничтожить все вокруг себя, колотит в дверь 17-B в ритме, отличном от ритма баллады, чтобы его точно услышал Сокмин, и если тот притворится, что не услышал, то тогда Сунен точно вызовет сотрудников правоохранительных органов. Он решил это на середине уборки учебников и тетрадей. Тишина воцарилась после третьей серии безумных ударов, музыка стала тише, и Сунен услышал приближающиеся шаги изнутри квартиры. Сунен ему все выскажет. — Послушай, я знаю о твоей природной возможности говорить так, словно ты проглотил гребаный мегафон, но сегодня вечером мне действительно нужно… — Шуа? — Чего? — Ты не Джошуа? Сунен делает шаг назад, как будто Сокмин только что наорал на него. Это не совсем то, чего он ожидал. — Нет, я не Джошуа, не знаю, о чем ты думаешь, но… — Пожалуйста, скажи ему, что я … — Сокмин морщится, его губы дрожат в предвестии плача. Гнев Сунена перерастает в панику, и приходит осознание, что он, похоже, вляпался в гораздо большую историю, чем мог себе представить, и даже не задумывался об этом. — Сокмин, слушай, у меня нет времени сейчас разбираться с твоими причудами. Сокмин смотрит куда-то сквозь Сунена, не сосредотачиваясь вообще ни на чем. Его глаза прищурены, а губы до сих пор искривлены. До Сунена слишком долго доходит, что происходит. — Ой, блять, нет. Не смей– Поздно. Сокмин наклоняется вперед, едва удерживаясь на руках Сунена. Он вцепился в него так же крепко, как Сунен держал огнетушитель в их первую встречу, и затем его рвет прям на тапочки Сунена. Ну и ночка.***
Сунен думает, что он, должно быть, заслужил. Это единственное возможное объяснение. Если бы он не был настолько тупым и сложил дважды два, то тогда бы он знал, что Ли Сокмин — ходячая катастрофа, живое недоразумение, бомба замедленного действия, маленькие взрывы которой перерастают в тотальную катастрофу. Пожар должен был стать предупреждением, но, по-видимому, если однажды надурить Сунена, он не только спасет вас от пожара, но и прикроет вашу задницу, если что-то случится. Не говоря уже о том, что он возвращал пришедшие на не тот адрес посылки на ваш коврик еще задолго до первого инцидента. Все это это одно огромное предупреждение, но надури Сунена дважды, и он будет стоять босиком в вашей гостиной и умывать вас, пытаясь удержать вас на месте, пытаясь урезонить ваше необузданное пьянство, настаивающее идти черт знает куда. Стыд да и только, и так каждый раз. Особенно когда он использует кухонную тряпку, чтобы вытереть рот своего соседа. — Он не может… не может видеть меня таким, — Сокмин хнычет и лепечет, как маленький капризный ребенок. А Сунен благодарен, что он перестал хотя бы ерзать. — Сокмин, повторяю в последний раз, его здесь нет. Джошуа здесь нет. — Правда нет? Сунен боится, что Сокмин снова начнет плакать и испортит весь его труд. Запах еще чувствовался, но зато исчезла струйка соплей, смешанных со слезами. — Нет, — и подтверждает на всякий случай, — правда нет. — Ладно. И это, кажется, помогло. Сокмин опускается на диван, сползая по сиденью, словно у него села батарейка. — Ты сиди здесь, слышишь меня? — Сунен требует, надеясь, что его поймут с первого раза. Сокмин кивает. — Я уберусь у входной двери и разбужу тебя. Тебе нужно выпить воды. Сунен понимает, что говорит он в пустоту, потому что Сокмин уже почти потерял сознание. Он постепенно проигрывает битву своему телу, пока не проваливается в сон. Убедившись, что он лежит в нормальном положении, если вдруг опять начнутся рвотные позывы, Сунен оставляет тяжелое пьяное тело на диване и уклоняется от непреднамеренной пощечины, прежде чем встать с пола. Хорошо, что его мать заставляла его убираться дома, и хорошо, что он сам был и пьяным, и пьяным другом, так что у него достаточно опыта в наведении порядка. В конце концов, самое сложное — это найти, чем убирать. Сунен прибегает к туалетной бумаге, потому что в прачечной царит беспорядок из веников, скребков и швабр, но, к счастью, чистящее средство прячется в шкафчике в ванной, и его ярко-зеленый цвет выделяется на фоне остальных пестрых бутыльков. Неудивительно, что больше всего несчастных случаев с бытовой химией происходит именно с детьми, думает Сунен, уверенный, что в детстве он точно пробовал съесть что-нибудь из этого. В одной руке два рулона туалетной бумаги, в другой — ведро с тряпками и моющим. Ранг трудности меняется с нормального до ужасного, возвращаясь к входной двери, широко открытой, как в ту злополучную ночь, когда был пожар. Собирать все средства для уборки было прекрасно, но самое ужасное — это использовать их. — Фу, — Сунен морщится, оценивая ущерб, пока невыносимый запах щекочет его ноздри. Он не ошибся — это определенно похоже на ту ночь во многих смыслах.***
— Сокмин. Закатывающиеся глаза под тонкой кожей век и жемчужный оттенок роговицы, когда ресницы отклеиваются, медленно и лениво. — Ну же, господин Ли, просыпайся, — умоляет Сунен, толкая Сокмина по плечу так мягко, как только может. Желание ударить его веником по голове пропало, на смену пришло сочетание заботы и сочувствия. Сунен не мог не заметить открытый плейлист на телевизоре с песнями о любви, а также фотографию на холодильнике, которую держит магнитик в виде сердца. Не надо долго думать, чтобы понять, что имя Джошуа больше не будет отдаваться эхом в стенах этого дома. — М? Сокмину нужно мгновение, чтобы прийти в себя, он до сих пор пьян от всех тех банок, которые выбросил Сунен. Но вздремнуть недостаточно, чтобы заглушить эффект, который, с одной стороны, был великолепным, потому что трезвый Сокмин не знал бы, как смотреть в глаза своему соседу после всего случившегося. С другой стороны, это означает, что совсем скоро придется терпеть адскую головную боль. — Вот, сделай глоток, — Сунен подносит чистый стакан к его глазам и заставляет сесть. Сокмин подчиняется больше от испуга, чем из рациональных соображений. — Что это? — спрашивает он хриплым голосом из-за алкоголя и безудержного пения. — Вода, — Сунен хмурится. — Ты кто? — Сокмин хмурится в ответ. Вопрос заставляет Сунена опять задуматься о венике по голове, но лучше, чтоб этот веник торчал у Сокмина из задницы, потому что он действительно этого заслуживает. — Ого, и это твоя благодарность? — Я правда не могу понять сейчас, прости, — заторможено отвечает тот. Сунен вздыхает, поверженный. В любом случае, у него не было в интересах таить обиду. — Пей свою воду. Я добавил пару обезболивающих, не обращай внимания на вкус. Ну или можешь зажать нос, если не нравится. — Ты же не пытаешься меня отравить, да? Ох, как же хочу, ты бы знал, проклинает про себя Сунен. Однако в качестве ответа он просто подносит стакан ко рту Сокмина и помогает ему выпить воду большими глотками, доказывая, как сильно тот в ней нуждался. — Хороший мальчик, — говорит Сунен, не задумываясь, и чтобы не зацикливаться на этом больше ни секунды, Сунен забирает стакан обратно и спрашивает, — а теперь скажи, от одного до десяти, насколько сильно тебе хочется блевать? — Три? — Сокмин поджимает губы. — Это не вопрос, — терпение Сунена имеет свойство заканчиваться, на что Сокмин бормочет “три” в подтверждение. — Хорошо. Я оставлю стакан на столе, если проснешься, выпей еще. До Сокмина доходит не сразу. Сунен уже копошится на кухне, когда он спрашивает: — Если проснусь? — Да, потому что сейчас ты будешь спать, — Сунен отвечает, отворачиваясь от стола, где он наполнял стакан, и сжимая руки. Поза напоминает ему, как его мама разговаривала с ним, когда ему было пять. Сокмин замолкает. Сунен ждет реакции, но, похоже, сейчас все его тело работает медленно. — Я сделал что-то плохое? Сунен останавливается у балкона, когда слышит извиняющийся пытливый тон, и вздыхает. В последний раз, когда он проверял телефон, на часах было восемь вечера, а сейчас уже десять. Возможно, это было одно из самых быстрых опьянений, которые он видел, а он побывал на многих студенческих вечеринках. — Нет, господин Ли, ничего плохого. — Не называй меня так. Просто Сокмин. Сунен вскидывает брови в удивлении. Сокмин прищуривается, пытаясь установить зрительный контакт, но сдается и откидывает голову назад, сползая вниз по дивану. Сунен подается вперед, вода выплескивается из стакана, но страх перед валяющимся на полу Сокмином заставляет его двигаться. Время замирает на мгновение, окружающий шум сменился учащенным дыханием. Сунен крепче сжимает стакан, испугавшись, что все это время это был его собственный яркий сон. Хотя с чего бы ему такое снилось? Или это все из-за стресса? — Прости, — шепчет Сокмин, пряча лицо в своих ладонях. Сунен подавляет вырвавшееся наружу беспокойство, полагая, что Сокмин уже потихоньку возвращается в реальность. — Все в порядке, — бормочет Сунен. Он оставляет бокал с водой на полу рядом с диваном и поднимает взгляд на Сокмина. — Просто пообещай, что пойдешь спать. Твои соседи снизу тоже могут начать жаловаться, если ты опять включишь эти сопливые песни. Воцарилась тишина, и Сунен думает, что ему пора уходить. Прежде чем он это делает, голос Сокмина наполняет комнату, не такой громкий, как обычно, но тем не менее ощутимо заполняет пространство. — Знаешь, мне никогда не было одиноко здесь. Рядом всегда были друзья или… Или он, — Сокмин смотрит в потолок, барабаня пальцами по бедрам, эмоции подступают к горлу, и его речь звучит неуверенно. — Теперь же, когда я осознал, насколько пустой эта квартира может быть, я чувствую себя ужасно. Сунен пялится на его лицо. Выглядит его сосед очень искренним, сбросив маску веселья. Это заслуга не алкоголя, а всего в нем — храбрости, усталости. Сунен мягко отвечает: — Здесь не пусто. Ты все еще здесь. “И я тоже,” — мысль эхом отдается в голове как камень, создающий водяные кольца на поверхности озера. — Я не… Я не думаю, что это одно и то же, — слабо заявляет Сокмин, опустив веки и покачав головой, отрицая. Сунен на мгновение задумывается. Он проглатывает доверие Сокмина, пока не ощущает его боль, сомнения и беспокойство, это обжигает, опускаясь и вонзая свои когти в сердце. — Может, это и к лучшему, — отвечает наконец Сунен, вытирая вспотевшие ладони о джинсы. — Что, быть одиноким неудачником? — Сокмин усмехается. — Нет, — возражает Сунен, — тот факт, что это не одно и то же, может быть, к лучшему. Это привлекает внимание Сокмина. Сунен притворяется, что ищет что-то в карманах, чтобы избежать пристального взгляда. — То есть, можно найти в этом плюсы. — Возможно… — бормочет Сокмин, прижимаясь щекой к мягкой обивке дивана. Его тело начинает превращаться в месиво, ноги раздвинуты в стороны, а позвоночник согнут так сильно, что Сунен боится, что он сломается. — Ну же, возьми себя в руки. Давай поможем твоей спине. Это позволяет ему избавиться от неловкости, теплые ладони помогают Сокмину удобно устроиться на диване, а длинные ноги подтянуты так, чтобы быть на одном уровне с его телом. Сунен уклоняется от двух ударов, прежде чем закончить на этом. Ради всего святого, он только что уложил спать взрослого мужчину. Тапочки висят на его указательном и среднем пальцах, мокрые после импровизированной уборки. Выходя из гостинной, он чувствует, что ноги замерзли, и дрожь пробегает по телу, когда он выключает свет. — Спокойной ночи, Сокмин, — шепчет Сунен в темноту, прежде чем закрыть за собой дверь. В его сердце не осталось ни гнева, ни сожалений. Несмотря на то, что эти обстоятельства испортили его подготовку к экзаменам, в груди трепещет забавное чувство, а впечатление от выполненной миссии скрывает его отношение к парню, мирно сопящему на диване (который маловат для его длинных ног). Сунен думает, не помешает ли Сокмину это спать.***
Понедельник обрушивается на Сунена, как снег на голову. Ранним утром он пытается позавтракать, но в итоге отказывается от еды, поскольку хлеб на вкус просто ужасен, а сам процесс ожидания неминуемого превращается в пытку. Пока он идет на экзамен, каждый раздел учебника проецируется в его сознании, как фильм, с каждым термином усиливается мандраж, к тому же он не перестает думать о случившемся с пьяным Сокмином и о том, что все выходные он не слышал ни единого звука через стену (что, конечно, вызывало беспокойство, но он не мог тратить время впустую после вечера пятницы). Сказать, что он соскучился по шумному соседу, Сунен не может. В субботу утром он встал с восходом солнца, чтобы наверстать упущенное, черный кофе и конфеты были его единственным топливом до полудня, когда все суставы уже были готовы окаменеть. И тогда он впервые заметил, насколько здесь тихо. Подготовка к экзамену продолжалась до вечера, и Сунен подумал, что ему нужен перерыв, чтобы усвоить полученные знания (или хоть что-то, что приобрел его мозг к тому времени). Он поужинал приготовленным в микроволновке раменом в полной тишине, лениво проверяя список тем. Скрежет графита по бумаге придавал ему уверенности. Сунен на секунду остановился, прислушиваясь, звенящая тишина усилилась. Раньше он верил, что день, когда Сокмин решит заткнуться, будет лучшим в его жизни, а в итоге это оказалось сомнительным удовольствием и ни капельки не помогло ему, отсутствие хоть каких-либо звуков сильно давило на нервы. И если стена не издавала никаких звуков, значит голос по ту сторону не нашел в себе сил заговорить, как в любой день в году. Позже, когда написанные слова утратили смысл, он уронил карандаш на учебник, понимая, что достиг своего предела. Парень встал со своего места, подняв руки для разминки, и низкое урчание желудка наполнило комнату. Пошел второй круг готовки рамена, когда тишина достигла апогея. Кухня казалась больше, а квартира — изолированным островом. Сунен понял, что он правда скучал по Сокмину. Они не были друзьями, но он все же скучал по нему, Ли Сокмину (как сообщалось в почтовых посылках), ближайшему соседу, великому певцу, громкому молодому человеку, постоянно находящемуся в его повседневной жизни. Это было не так уж удивительно, хотя когда-то могло показаться абсурдным. Словно в головоломке, где не хватает кусочка. Эмоции, видно, ждали своего часа, дергая теперь Сунена за струны его души, когда он, образно говоря, преодолел стену между ними. Он не только вошел в дом Сокмина во второй раз, но и увидел парня в его худшем состоянии, после всего смеха, криков, счастливого пения, бесстыдных стонов и всех звуков, к которым имел доступ Сунен в течение последних месяцев. Поворотный момент, не меньше. Голова кружилась, он повалился на диван, чтобы съесть рамен. Поджав ноги под себя и наклонившись вбок, он надеялся услышать хоть что-то, что могло просочиться сквозь блоки бетона. К сожалению, ни один звук не отозвался эхом, пока он ел лапшу или поворачивал миску двумя руками, чтобы выпить соус. Разочаровывающе, даже если ожидаемо. Крошечная часть Сунена очень хотела, чтобы Сокмин сделал хоть что-то. С набитым животом и измученным мозгом он задремал, желая, чтобы и Сокмин хорошо спал. Воскресенье прошло так же, если не хуже — дольше и изнурительнее. Сунен действительно не думал ни о чем, кроме микробиологии, его расписание приемов пищи было таким же дерьмовым, как и накануне, а сон состоял из метания по постели из стороны в сторону после того, как будильник звенел в 7 утра.***
Тест оказался очень легким, Сунен думает об этом, как только надевает наушники, чтобы опять пережить две поездки на автобусе до дома. Он, наконец, впервые за долгое время расслабляется и отключается под R&B, но осторожно, чтобы не пропустить свою остановку. В голове пусто, городские пейзажи не вызывают у него ничего особенного, а приятный женский голос заглушает шум мотора и чей-то разговор. Хорошо, что сегодня у него выходной благодаря коллеге, которая задолжала ему, потому что он вышел в ее смену, когда она болела. Так что это еще одна причина, почему понедельник не ощущается как бремя. Прежде чем плейлист успевает дойти до последних пяти песен, Сунен уже стоит перед домом, один из наушников висит на проводе, накинутом на плечо. Хоть его разум безмятежен, он начинает чувствовать нарастающие беспокойство и тревогу, которые с каждым шагом ускоряют биение его сердца. Несомненно, все это связано с произошедшим между ним и жильцом из квартиры 17-B. Сунен думает, что Сокмину нужно время, но с другой стороны, он подумывает постучаться к нему, чтобы поговорить, потому что избегать друг друга вечно не получится (и он не хочет этого). То, что случилось в вечер пятницы, нужно просто принять, как подобает взрослым людям. А постучаться придется все равно. Когда он поднимается на свой этаж, на коврике у его двери стоит полная снеков корзинка, завернутая в пленку и перевязанная лентой, которую Сунен точно не заказывал. Она не могла вырасти из-под земли, слишком красивая для такого, а если еще и учесть состояние его бедного придверного коврика (когда-то тут был изображен симпатичный тигр, машущий лапой, но теперь этот испачканный тигр больше не милый). Парень берет корзину в руки, чтобы осмотреть и убедиться, что она не для него. Нет открытки, адрес тоже не указан. Сунен крепко сжимает подарок, представляя, что это может быть извинением от бывшего Сокмина, но затем понимает, что: 1) Его бывший ни за что бы не перепутал квартиры. 2) Сунен не имеет права мять подарок или чувствовать, как замирает его сердце. А получается, что 3) Он должен разгадать эту великую тайну немедленно, а не зацикливаться на догадках и стоять, как идиот, в коридоре с чем-то, что ему даже не принадлежит. Страшновато, когда дверь 17-B открывается после первого же стука, но именно это и происходит. Они смотрят друг другу в глаза, словно это соревнование, Сокмин в ожидании, а Сунен в полном недоумении. Последний сдается и качает головой, разрывая контакт, и поднимает корзину на уровень их глаз, рядом с собственным лицом. — Потрудись объяснить! Разве я не говорил тебе проверять свой адрес при заказе? У Сокмина отвисает челюсть. — Эм, — он глубоко вздыхает, то открывая, то закрывая рот, пытаясь подобрать слова. — Я не знаю, я подумал, что это будет хорошей идеей, ну типа, поблагодарить тебя за все, что ты сделал, но теперь я чувствую себя глупо, потому что естественно ты подумал, что это опять моя почта и… Сокмин вздыхает, прислонившись к дверному косяку, и, почесав затылок, опускает голову и продолжает: — Прости, Сунен. Мне очень жаль. Теперь Сунену стыдно. — Хен. Можешь звать меня хеном, — он поправляет корзинку в своих руках, как будто это ребенок, которого нужно укачивать. — Прости, Сунен-хен, — опять этот щенячий взгляд, тело слегка покачивается взад-вперед, и Сокмин продолжает с опаской, — я не хотел тебя беспокоить… Я просто… Губы Сунен медленно растягиваются в улыбке. — Все в порядке. Всех нас когда-то бросали, да? В глазах Сокмина столько же надежды, сколько и грусти. Он пожимает плечами. — Думаю, да. — Он тебя не заслуживает, — Сунен вообще не думает, что говорит. Проходит пара секунд, и он добавляет. — Я с ним не знаком, но я точно знаю, что он тебя не стоит. Сокмин, кажется, обдумывает вес своих следующих слов. Шуршание упаковки эхом разносится по всему этажу, шестеренки в голове Сокмина работают изо всех сил. Он наклоняет голову и говорит: — Ты очень милый, знал? — Да, подозревал. Сокмин хихикает, а Сунен продолжает. — Не хочешь зайти и разделить со мной это? — он трясет корзинку. — У меня был тяжелый день, и мне нужна компания. Пальцы Сокмина касаются ушей, пока он пытается возразить: — Но я купил ее для тебя и… — Да, купил, — перебивает Сунен, — но я могу делать с ней все, что захочу? — Ну… — И я хочу поделиться с тобой чокопаем, — он разворачивается, рассчитывая, что Сокмин пойдет за ним, и просит открыть его дверь. Дверь 17-А. — Но я выгоню тебя, если ты опять начнешь реветь. Или попытаешься устроить пожар. — Хен, мне правда жаль, клянусь, обычно я не такой, — хнычет Сокмин. — Да я прикалываюсь, — Сунен закатывает глаза, но затем серьезно смотрит на соседа. — Но серьезно, пожалуйста, не сожги тут ничего. На этот раз Сокмин громко смеется, звук разносится по квартире, как свежий воздух в весенний день, не имея преграды в виде стены. Теперь Сунен думает, что его смех прекрасен.