Воскресшие из пепла: [не]идеальная мисс Грейнджер

В свои двадцать три года Гермиона Грейнджер могла смело назвать себя самой молодой из самых успешных ведьм, когда-либо работавших в Министерстве магии. Героиня Второй магической войны, отличница учёбы, защитница прав магических существ, в особенности эльфов-домовиков, непримиримый борец с несправедливостью, чьё имя не сходит с первых полос газет и журналов... Она и правда всё время боролась — с насмешками коллег, в лицо хваливших её причёску и красивые глаза, а за спиной отпускавших колкие шутки о длине её юбки и строивших теории насчёт того, каким способом столь юная девушка добилась таких высот в карьере. С консервативными взглядами стариков в побитых молью мантиях и старух с неестественно яркой помадой на выцветших губах, которые привыкли к старому порядку и не желали ничего менять, ведь если они дадут свободу домовым эльфам, то придётся им платить или — о ужас! — самим стирать пыль с чрезвычайно хрупких фарфоровых чашечек и блюдечек, ровными рядами выстроившихся за стёклами шкафов. С язвительными насмешками журналистов (и журналисток!), не упускавших случая проехаться по внешности мисс Грейнджер или особенностям её личной жизни. Гермиона неизменно появлялась в Министерстве задолго до начала рабочего дня, а порой даже спала в кабинете, трансфигурировав кресло в небольшую кушетку и устало уронив кудрявую голову на подушку. Каждое утро она безжалостно продиралась сквозь свою каштановую копну расчёской и собирала волосы в аккуратный пучок на затылке. Такой она выходила к людям, знавшим её как мисс Грейнджер, девочку-которая-вундеркинд, идеальную Гермиону со строгой причёской и всегда в чистой выглаженной тёмно-синей министерской мантии, Гермиону, слегка щурившую глаза при прочтении очередного пергамента, что придавало ей строгий вид (она догадывалась, что к тридцати годам ей понадобится вмешательство целителей или хирургов — придётся делать операцию на глазах, магическую или лазерную коррекцию зрения, если, конечно, она не пожелает уподобиться Гарри и начать носить очки). Только с самыми близкими Гермиона могла позволить себе быть другой. Для них она была Гермионой Грейнджер, девочкой-которая-ночной-кошмар, вечно лохматой Гермионой с крупноватыми передними зубами, той самой Гермионой, которую они видели плачущей навзрыд, хохочущей до упада, со злостью колотящей Рона подушкой, напившейся вместе с Джинни и Полумной на одной из немногих вечеринок, куда она смогла выбраться. Гермионе до сих пор, спустя полгода, было очень стыдно за тот случай — она зачем-то оживила тыквы-фонари, заставив их летать по всему саду и грозно щёлкать вырезанными зубами (тогда как раз был Хэллоуин), и всё порывалась отправить своему начальнику Громовещатель, чтобы высказать ему всё, что она думает о шуточках по поводу длины её юбки. Джинни, хохоча без умолку, отнимала у неё перо и пергамент, а Полумна, помешивая палочкой отрезвляющее зелье, заботливо разгоняла над головой Гермионы мозгошмыгов. Близкие люди видели её такой — и они её по-прежнему любили. Перед ними Гермиона могла ходить в потрёпанных джинсах и растянутых свитерах, могла распускать свои густые локоны, чтобы Рон обнимал её сзади и утыкался в них лицом — а он любил это делать. При мыслях о Роне идеальная и не допускающая ошибок мисс Грейнджер вмиг превращалась в шестнадцатилетнюю девчонку, которая из ревности напускала на понравившегося парня наколдованных птичек, приглашала на вечеринку человека, который был ей вообще безразличен, лишь бы позлить Рона, за несколько месяцев до этого оглушив этого самого человека заклятием Конфундус, чтобы помочь Рону выиграть отборочные. Словом, вспоминая Рона Уизли, Гермиона становилась молоденькой влюблённой девочкой, и ей стоило большого труда сдержать улыбку и оставаться для окружающих строгой и собранной. Порой ей казалось, что от таких мыслей над её головой вспыхивает радуга и начинают порхать бабочки, и Гермиона злилась на себя за несерьёзность. Она любила Рона Уизли, и с этим нужно было смириться всем газетчикам, которые с упорством, достойным лучшего применения, из статьи в статью задавались вопросом, подходит ли этот безалаберный и грубоватый весельчак столь утончённой и правильной девушке, как мисс Грейнджер, или приписывали ей очередной роман с Гарри Поттером, Виктором Крамом или — Гермиона морщилась от одной мысли об этом — Драко Малфоем. С годами ревность Рона немного поутихла, и он воспринимал эти статьи с юмором, прекрасно зная, что в них нет ни слова правды, но Гермиону они злили. Её начинало трясти от того, что какие-то совершенно посторонние люди могут так нагло влезать в её личную жизнь и позволять себе громкие заявления. Она не раз подумывала отправить в одну из газет гневное письмо, потребовать опровержения, а то и вовсе подать в суд, но у неё всегда находились более неотложные дела. Да что могли эти журналисты знать о личной жизни Гермионы Грейнджер! О том, как часто она просыпалась в постели от собственных криков, давясь слезами и не понимая, где находится — в своём доме или в поместье Малфоев, где Беллатриса Лестрейндж с безумным смехом снова пытает её и вырезает на руке надпись «грязнокровка». О снах, в которых она не находила своих родителей, или оказывалась не в состоянии вернуть им память, или находила их мёртвыми, лежащими в гостиной, а над домом висела огромная Чёрная метка — страшный знак Пожирателей смерти... И именно Рон будил её, осторожно тряс за плечи, прижимал к себе, шептал, что всё хорошо, она у себя дома, Беллатриса мертва, родители Гермионы живы и снова помнят её, а надпись на руке уже давно излечена и превратилась в несколько тонких шрамов, похожих на следы от когтей кошки. Гермиона тоже будила Рона, когда он задыхался по ночам от плача, выкрикивая имя Фреда, и путался в одеяле, пытаясь догнать брата и остановить, защитить, спасти от смерти. Она ласково гладила его по лицу, вытирая слёзы с веснушчатых щёк, напоминала, что война закончилась, и они должны жить дальше. После таких кошмаров они оба не могли заснуть и подолгу сидели, прижавшись друг к другу и закутавшись в одеяло, а кот Живоглот устраивался у них в ногах и негромко мурлыкал, мерцая в темноте желтовато-зелёными глазами. Иногда Рон соблазнял Гермиону на ночной перекус, и она шутливо упрекала его, но никогда не отказывалась, и они оба ютились на её маленькой кухне, делая горячие бутерброды с сыром. Несмотря на частое поедание нездоровой пищи по ночам опасность потолстеть им обоим пока не грозила — у Гермионы всё сгорало на эмоциях, а Рон оставался таким же худым, потому что вместе с Гарри гонялся за преступниками, а в свободное время вместе с тем же Гарри играл в квиддич. Да что могли знать газетчики о первых неловких попытках Рона приготовить для Гермионы романтический завтрак, которые чаще всего заканчивались подгоревшим омлетом, пересушенными тостами и убежавшим молоком для кофе! В готовке они оба были не очень сильны и предпочитали обходиться купленной готовой едой или самыми простыми рецептами, но однажды Гермиона выкроила-таки время в своём плотном графике, и они несколько уик-эндов провели в «Норе», где миссис Уизли с энтузиазмом взялась обучать их. Позднее Гермиона решила, что несколько рецептов ей точно следует взять на заметку, хотя таких высот, как Молли, она точно никогда не достигнет. Что касается Рона, то в нём неожиданно обнаружилась любовь не только к еде, но и к её приготовлению, за что его хвалила мать и подкалывали Гарри и Джордж. Что могли острые на язык авторы «Пророка» и других, менее популярных изданий знать о дружеских посиделках в каком-нибудь малоизвестном магловском баре, где их вряд ли кто-нибудь узнает и будет фотографировать без разрешения или просить автограф, о посиделках со сливочным пивом и тысячей воспоминаний о годах учёбы в Хогвартсе! Они собирались вместе — Гермиона, Рон, Гарри, Джинни, чаще всего к ним присоединялись Невилл и Полумна, реже — Джордж, Дин, Симус, Ханна, Парвати или Лаванда. Последняя сильно изменилась после того, как во время битвы за Хогвартс едва не погибла от рук (точнее, зубов) Фенрира Сивого. Она не изменила своей любви к розовому цвету, но выбирала более нежные оттенки, да и вообще вкус её явно улучшился. Лаванда стала гораздо более тихой и сдержанной, не надевала открытых вещей даже в жару, и Парвати однажды обмолвилась, что её подруга носит на груди и животе «подарочки» от Фенрира. Вспоминая свой собственный «подарочек» от Беллатрисы, шрамы Гарри на лбу и правой кисти или шрамы Рона, оставшиеся от мозгов, которые едва не придушили его во время схватки в Министерстве, Гермиона хорошо могла представить, что скрывает Лаванда под объёмными кофтами. И всё же она, пусть и израненная, была жива, они все были живы, и такие встречи были нужны Гермионе, как воздух, — как напоминание о том, что она тоже жива, она не лежит на холодном полу поместья Малфоев или где-нибудь под развалинами Хогвартса, глядя в потолок неподвижными остекленевшими глазами. Да что эти писаки могли знать про различные забавные штуки из «Всевозможных волшебных вредилок», которые Рон дарил друзьям на Рождество и другие праздники, про свитера золотистых и красных оттенков, которые миссис Уизли вязала для Гермионы, украшая их большой буквой «G», про дружеские матчи по квиддичу, где Гермиона могла играть сколько угодно плохо, и никто не осудил бы её за это, про рассказы Невилла о свойствах целительных растений или Полумны — об очередных выдуманных (или существующих, но очень скрытных и малоизвестных) волшебных существах! Да что совершенно незнакомые люди могли знать про Гермиону Грейнджер и то, что ей нужно для счастья! Она была счастлива, безусловно счастлива, но к этому счастью примешивалась нотка тревоги, которая, как опасалась Гермиона, будет преследовать её всю жизнь. Ей ли не знать, каким хрупким и скоротечным бывает счастье, как в одно мгновение вы можете веселиться на свадьбе, а в другое — уже сбегать в неизвестность от Пожирателей смерти, прихватив с собой только сумочку и волшебную палочку. И так вышло, что в последнее время Гермиона больше всего тревожилась из-за поведения Рона Уизли. Он оставался таким же заботливым и добродушным, но стал чаще пропадать на работе, задерживаться, приходил поздно и зачастую с виноватым видом, а однажды вообще явился чуть ли не ночью, и от него прямо-таки несло обилием цветочных и ягодных ароматов. Гермиона в тот вечер сама вернулась домой поздно, уставшая донельзя, и свалилась в постель, даже не переодеваясь, поэтому не стала задавать Рону вопросов, но на следующее утро её стали терзать подозрения. А что, если Рон нашёл другую девушку? Что, если ему надоела Гермиона с её вечной загруженностью, разговорами о работе, цитатами из умных книг и бесконечной борьбой за справедливость? Если он встретил другую — ту, что будет смеяться надо всеми его шутками, даже самыми глупыми, сидеть дома, вязать ему свитера и жарить яичницу? Если ему нужна не идеальная мисс Грейнджер, а какая-нибудь простушка-хохотушка с пышным бюстом, светлыми локонами и улыбкой до ушей? Гермиона знала, что ревнуют только неуверенные в себе люди, и эта мысль заставляла её злиться на себя. Она пыталась найти разумные объяснения: Рон может задерживаться на работе, это вполне возможно, Гарри вон тоже говорил, что у них постоянно аврал, что даже спустя пять лет после падения Волан-де-Морта его последователи возникают то тут, то там, как грибы после дождя. А что до запаха духов... может, Рон помогал Джорджу в магазинчике и случайно облился каким-нибудь зельем? Ей ли не знать, какой он неуклюжий! И всё же переживания Гермионы довели её до того, что она попыталась очень осторожно, намёками и на первый взгляд ничего не значащими расспросами выведать у друзей, не знают ли, чем таким важным занят Рон. И Гарри, и Джинни убеждали её, что всё в порядке, но их поведение показалось Гермионе странным — многозначительное молчание, излишняя старательность в попытках успокоить её, долгие взгляды... Как будто они знали то, чего не знала она! «Мерлин, неужели Рон и правда мне изменяет? И Гарри и Джинни знают, просто не знают, как сказать мне об этом так, чтобы не ранить меня?» — думала Гермиона, чувствуя во рту горький привкус страха. Она сама не желала себе в этом признаваться, убеждала себя, что в любом случае стойко вынесет всё, что скажет и сделает Рон, но в глубине души отчаянно боялась, потому что не знала, как она будет жить дальше без него. Люди приходят и уходят, люди в твоей жизни меняются, но Рон был слишком большой частью её жизни. Он пришёл туда, когда им было по одиннадцать, с чернильным пятном на носу, потрёпанной жизнью крысой на плече (знали бы они, кто эта крыса на самом деле!) и полным неумением произносить одно-единственное заклинание, которому их научили, сначала довёл её до слёз своим замечанием, а потом вместе с Гарри спас ей жизнь. И потерять человека, с которым они столько прошли, потерять спустя двенадцать лет, было бы просто невыносимо. Когда Рон со слегка смущённым видом предложил Гермионе поужинать в пятницу после работы в «Зелёном яблоке», она согласилась с радостью, не добавляя «Если у меня не появится срочных дел». Чутьё подсказывало, что именно в эту пятницу всё решится, Рон наконец-то раскроет свой секрет, и Гермиона поймёт, надумала она себе проблемы или... или они расстанутся навсегда. «Зелёное яблоко» было небольшим магловским кафе, расположенным неподалёку от здания Министерства. Волшебники туда заходили редко, предпочитая магические заведения, скрытые от глаз маглов, Гермионе же нравилось в «Зелёном яблоке», потому что там она могла почувствовать себя обычной девушкой, а не мисс Грейнджер, героиней, защитницей и борцом. Рону там тоже нравилось — в последние годы он знакомился с магловским миром так же, как Гарри и Гермиона во время учёбы в Хогвартсе знакомились с миром волшебным. Разумеется, не обходилось без неловких ситуаций, — Гермиона до сих пор закатывала глаза, вспоминая, как Гарри и Рон катались наперегонки в тележках для продуктов, тайком вывезенных из супермаркета под мантией-невидимкой. Что самое интересное, оба в тот момент были абсолютно трезвы, просто у них одновременно в одном и том же месте резко заиграло детство. Зайдя в кафе, Гермиона встряхнула головой, поправила пучок на затылке, потом, подумав пару секунд, вытащила скреплявшие его шпильки, пригладила непослушные пряди, одёрнула юбку (выйдя из Министерства, она сняла мантию, оставшись в тёмно-синем деловом костюме) и оглядела светло-зелёные, под стать названию, стены. Здесь было тихо и свежо, негромко гудел вентилятор под потолком, из-за мятного цвета штор внутрь не проникал свет заходящего солнца, и в «Зелёном яблоке» царил приятный полумрак. Рон за прошедшие годы не стал более пунктуальным, и Гермиона приготовилась к ожиданию, но он снова её удивил — подойдя ближе к столикам, она увидела, что Рон уже сидит за одним из них и машет ей рукой. — Привет, — она позволила ему приобнять себя за плечо и поцеловать в щёку и опустилась на стул, чувствуя, как гудят ноги. Наверное, надо бы купить туфли с каблуком поменьше... — Умираю с голоду! Быстро просмотрев меню, Гермиона легко определилась с заказом — макароны с тёртым сыром и ветчиной, лёгкий салат и апельсиновый сок могли хоть немного поднять ей настроение. Рон себе ничего не заказал, и это вызвало у неё новый приступ тревоги — чтобы Рон Уизли отказался от еды? Уж не заболел ли он? — Ты точно ничего не хочешь? — спросила Гермиона, внимательно наблюдая за ним. — Н-нет... точно не хочу, — лицо Рона слегка порозовело, но он изо всех сил пытался казаться беззаботным и быстро сменил тему. — Еле вырвался с работы — там сейчас дел невпроворот. Представляешь, на прошлой неделе задержали шайку подростков, которые одевались, как Пожиратели смерти, ходили по улицам и пугали маглов! Когда их поймали, они оправдывались, что, мол, просто шутили! Они даже рисовали себе Чёрную метку на запястье! Ну не придурки ли? — Они не пережили того, что пережили мы, — отозвалась Гермиона, сбрасывая под столом туфли и с наслаждением вытягивая усталые ноги. — И в этом их счастье. Они просто не понимают, что означает эта метка для нас... для нашего поколения. — Я же говорю, придурки, — насупился Рон. — Современная молодёжь совсем разучилась шутить. Им бы поучиться у Фреда и Джо... — его губы дрогнули, он не договорил и замолчал, низко склонив голову. Гермиона прекрасно понимала, что случилось, — Рон часто забывался, начиная говорить про близнецов как про единое целое, Фреда-и-Джорджа, двух неразлучных рыжих сорванцов, — а потом вспоминал, что Фреда уже нет с ними и никогда не будет, и реальность обрушивалась на него и придавливала всей своей силой. — Эй, всё хорошо, — мягко сказала Гермиона, накрывая ладонь Рона своей и чувствуя, как он дрожит. — Мы не будем говорить об этом. Поговорим о чём-нибудь другом. — Да... да, конечно, — Рон вскинул голову, быстро и яростно моргая. — На работе, значит, Мерлин знает, что творится, я уже думал, не смогу вырваться, чтобы пригласить тебя. Знаешь, я хотел сказать кое-что важное... — Да? — Гермиона затаила дыхание, ощущая, как сильно бьётся её сердце. — Но может... Ты, наверное, устала... Может, ты сначала поешь? — Нет, — от волнения ей казалось, что она слышит собственный голос будто со стороны. — Если это по-настоящему важно, я хочу услышать это сейчас. Сзади послышались чьи-то шаги. Рон поднял голову, и выражение его лица мгновенно переменилось, из растерянного став разозлённым. — Самые знаменитые волшебники Британии выбрали захудалую магловскую кафешку, чтобы выяснить свои отношения? — прозвучал над головой Гермионы до отвращения знакомый голос, манерно растягивавший слова. — Не твоё дело, Малфой, что мы выбрали. Топай отсюда! — буркнул Рон, опасно наливаясь краской. Гермиона со вздохом обернулась и увидела бледное вытянутое лицо и холодные серые глаза Драко Малфоя, пристально смотревшего на неё. С возрастом он стал ещё больше походить на отца — одевался только в чёрное, носил с собой трость, в которой, по-видимому, прятал волшебную палочку, и смотрел на них двоих с нескрываемой неприязнью. — Это общественное заведение, Уизли, если ты не в курсе. Я имею полное право здесь находиться, — протянул Драко, продолжая нависать над ними. Рон приподнялся было с места, но Гермиона чуть сильнее сжала его кисть, мысленно проклиная Малфоя всеми известными проклятьями, — только сцены в общественном месте ей не хватало! — А мы с Роном имеем полное право обсуждать свои дела, — сердито сказала она. — И если ты в курсе хоть о малейших правилах этикета, которые вы, чистокровные, зубрите с пелёнок, то знаешь, что некрасиво вмешиваться в чужой разговор. Рон хмыкнул. Драко прищурился. — Блещешь остроумием, Грейнджер? Ну-ну, — он вскинул подбородок, плотнее запахнул пиджак и удалился — казалось, вся его спина выражала неодобрение. — Вот какого он сюда припёрся? — Рон зло сверкнул глазами в сторону Драко. — Он же весь такой из себя чистокровный — а тут опустился до того, чтобы ходить по магловским заведениям? Слушай, может, он следит за нами? Вынашивает очередной коварный план по захвату мира? — Вполне возможно, — у Гермионы по спине внезапно пробежал холодок. — Драко Малфой в магловском кафе видит нас, и ему это явно не нравится. Как будто мы можем помешать ему осуществить какой-то план. Последователи Пожирателей смерти боятся нападать на волшебников, теперь они переключились на маглов — как подростки, о которых ты говорил. Всё это определённо как-то связано... Рон, держи палочку наготове, ладно? — она незаметно вытянула из сумочки свою волшебную палочку и положила на стол. — Но я же просто пошутил насчёт коварного плана! — изумился Рон, однако вытащил палочку из заднего кармана и встревоженно огляделся. — Неужели ты думаешь, что он и правда... Договорить Рон не успел — Гермиона, тоже осматривавшая зал, успела заметить, как Драко, стоящий у окна, говорит с кем-то по ту сторону, при этом оживлённо жестикулируя и явно очень злясь. Потом раздалось несколько громких хлопков, и в зале появились фигуры в чёрных мантиях. Засверкали вспышки заклинаний, люди закричали, поднялась паника, раздался звон бьющейся посуды и разлетающихся стёкол, затопали ноги. Рон скользнул под стол, дёрнув Гермиону за собой. Она больно ударилась плечом, но почти не обратила на это внимания — все её мысли были направлены на то, как защитить людей, оставшихся в «Зелёном яблоке». — Протего! — она послала Щитовые чары в сторону кухни, оградив находившихся там людей, выбралась из-под стола и прямо босиком выбежала на середину зала. Рон последовал за ней — они встали спина к спине посреди кафе, отражая атаки людей в масках. Сердце Гермионы бешено колотилось, когда она смотрела в эти холодные недвижные подобия человеческих лиц, и на миг ей показалось, что она проваливается в прошлое, снова бьётся от боли в поместье Малфоев или стоит в разрушенном Хогвартсе, глядя на тела погибших... — Остолбеней! — крик Рона вернул её к действительности, и Гермиона тоже рванулась в бой. Она вскинула палочку, и заклятья замелькали, вспыхивая, отражаясь и преломляясь в осколках стёкол и зеркал, снова зазвенела посуда, но людские крики умолкли — часть посетителей выбежала на улицу, часть пряталась в кухне или под столами. — Остолбеней! — Петрификус Тоталус! — Импедимента! — Экспеллиармус! — Остолбеней! С одного из их противников при падении слетела маска, и Гермиона увидела его лицо — совсем ещё юное, безбородое и безусое: мальчишке вряд ли было больше семнадцати. Она поняла, что нападавшие — такие же подростки, как те, о которых рассказывал Рон, и это вызвало у неё облегчение, но в то же время и ярость: эти вчерашние дети, едва окончившие Хогвартс, смеют подражать Пожирателям смерти, причинившим множеству семей в магической Британии столько бед, и они посмели так напугать её! — Инкарцеро! — Гермиона взмахнула палочкой, и сразу двух поверженных противников опутали верёвки. Над её головой просвистело заклинание, Рон снова яростно выкрикнул «Остолбеней!», послышался звук падающего тела, а потом всё затихло. Гермиона и Рон медленно отошли друг от друга, оглядывая разрушенный зал. Волосы у Рона стояли дыбом, на лице были следы сажи, джинсы и футболка в нескольких местах были располосованы заклинаниями. — Ты цела? — он с испугом заглянул в лицо Гермионы. Она кивнула, отряхивая своё платье и тщетно пытаясь пригладить растрёпанные волосы, и тут из угла к ней метнулась тень. — Экспеллиармус! Гермиона охнула, когда её палочка вырвалась из руки и откатилась к ногам Драко Малфоя. Он стоял, очень бледный и прямой, нацелив на них свою палочку. Рон вскинул свою, загораживая собой Гермиону, но та осторожно обошла его. Откуда-то в ней возникла уверенность, что её Драко без крайней нужды не тронет, а вот Рон... с Роном он может сделать всё, что угодно. — Это ты, — прохрипел Рон, не опуская своей палочки. — Ты натравливал этих малолетних идиотов на маглов! Зачем? — Ему хотелось взять реванш, — медленно проговорила Гермиона, внимательно наблюдая за Малфоем. — Почувствовать себя значимым, сделать хоть что-то, чтобы не чувствовать себя жалким неудачником. Поэтому он собрал вокруг себя молодых, неокрепшие умы, тех, кем можно управлять. Отправлял их «поразвлечься» — попугать маглов, а сам оставался в тени. Но сегодня мы оказались здесь и нарушили все его планы. Правда, Малфой? Так всё и было? — Теперь это неважно, — он дёрнул плечом, медленно отступая. — Вы дадите мне уйти. Иначе... — Что иначе? — вспыхнул Рон, снова заслоняя собой Гермиону. — Убьёшь нас? У тебя кишка тонка! Ты только и можешь, что бить обездвиженных противников, когда они лежат в купе у тебя под ногами, и нападать на маглов, которые не могут себя защитить! Жаль, что ты не загремел в Азкабан вместе со своим папашей! — Не смей задевать моего отца! — глаза Драко опасно вспыхнули. — Не провоцируй его, — шепнула Гермиона Рону и обернулась к Малфою. — Мы — сотрудники Министерства магии. Если причинишь нам вред, тебя разыщут и тогда точно отправят в Азкабан. А если сдашься и во всём признаешься, то тебе уменьшат срок. Драко, судя по всему, и сам понимал, что спастись от тюрьмы ему не удастся, и жалкими попытками напомнить о былом величии чистокровных он сам загнал себя в тупик. На его лице появилось выражение отчаяния, и он дёрнул палочкой в сторону Рона. — Экспеллиармус! Палочка Рона улетела в сторону, но он даже не проследил за ней взглядом. Гермиона видела, как он на мгновение застыл, а потом резко рванулся вперёд, как широко распахнулись глаза Драко, но он успел только вскинуть палочку перед тем, как кулак Рона изо всех сил ударил его в лицо. Гермиона невольно поморщилась от раздавшегося хруста — похоже, Рон сломал Драко нос. Бледное лицо вмиг окрасилось кровью, Малфой пошатнулся и тяжело осел на пол, лишившись чувств. Рон выхватил палочку из его руки, поспешно подобрал свою и отступил, глядя на поверженного противника. — Вот гадёныш! — с чувством произнёс он, связывая Драко заклинанием. Гермиона быстро подняла свою палочку и по пути заметила кое-что ещё: маленькую коробочку, обитую бархатом тёмно-красного цвета, — похоже, она выпала из кармана Рона. Она открыла её раньше, чем сообразила, что делает, и растерянно уставилась на изящное золотое кольцо — ровное и гладкое, безо всяких изысков. — Рон... Это то, о чём я думаю, да? — она подняла глаза и увидела, что уши Рона отчаянно пылают. — Это... Ну да, я... Я хотел сегодня вечером... — забормотал он, опустив взгляд. — Я хотел, чтобы всё было красиво, по-человечески... ресторан, кольцо, все дела. Хотел цветы наколдовать, — спохватившись, он взмахнул волшебной палочкой, и из воздуха соткался букет фиалок — тоже очень изящный. Потоптавшись ещё пару секунд, Рон неуклюже опустился на одно колено и заглянул Гермионе в глаза — теперь покраснело уже всё его лицо. — Гермиона Джин Грейнджер, ты самая удивительная девушка из всех, что я когда-либо встречал. Я... Чёрт... Я так долго готовил эту речь, а тут налетели эти, и я всё забыл! А ладно, неважно! Ты выйдешь за меня замуж? — Да, — Гермиона с удивлением поняла, что по её лицу текут слёзы, вытерла их и поспешно надела кольцо — оно легло на её палец идеально, не сдавливая и не болтаясь. — Да, Рональд Билиус Уизли, я согласна выйти за тебя замуж. Рон поднялся с колен, она бросилась к нему, обхватила за шею и поцеловала, уже не сдерживая своих слёз и думая, что так нелепо всё могло получиться только у них. Он так долго готовился, а она подозревала его в измене, а потом появились эти ряженые в Пожирателей подростки, и им пришлось сражаться, и вот теперь Рон делает Гермионе предложение посреди поля боя, потирая разбитые костяшки пальцев, на полу тихо стонут поверженные противники, а у Гермионы снова запутались волосы, и её туфли остались где-то под столом... Но разве у них когда-нибудь всё было по-человечески? — Значит, вот где ты был все эти дни, когда якобы задерживался на работе, — тихо проговорила она, гладя Рона по волосам. — Я... ну да, — он снова покраснел. — Я знаю, ты, наверное, думала всякое разное... что я тебе изменяю. — Именно так я и думала, — призналась Гермиона. — И что Гарри с Джинни всё знают, просто не хотят мне говорить. Выходит, они действительно всё знали! — Мы с Гарри обошли все магазины в поисках кольца, — признался Рон. — То слишком вычурное, то слишком простое, то не нравится ему, это мне... И я так долго придумывал, как сделать тебе предложение! Гарри говорил, что это очень важный момент, и нам лучше остаться наедине — со свечами, цветами, вином и прочим. Джинни посоветовала вручить тебе кольцо вместе с каким-нибудь подарком... с духами, например, и заставила меня перенюхать едва ли не весь парфюмерный магазин! — Так вот почему от тебя так пахло духами! — у Гермионы вырвался истеричный смешок. Рон с ног сбился, готовясь сделать самое важное предложение в его жизни, а она ничего не понимала, искала причины для ревности, в перерывах занимаясь своей работой! И это Гермиона Грейнджер, самая умная ведьма современности, как окрестила её одна газетёнка! Нет, ей определённо надо взять отпуск... — Они столько всего мне насоветовали, что у меня голова пошла кругом, — продолжал Рон. — Полумна вообще предложила отправиться с тобой на романтическую прогулку, а отправиться на романтическую прогулку в понимании Полумны — это слетать в какое-нибудь безлюдное место на фестралах! Хотя сейчас я сожалею, что не прислушался к её совету. — Боюсь, приключения нашли бы нас и там, — сквозь смех выговорила Гермиона, обнимая Рона за шею. И ровно в тот момент, когда она прижалась губами к его губам, раздались хлопки трансгрессии, в маленьком кафе появилось множество людей, и защёлкали вспышки магических фотоаппаратов. Гермиона знала, что уже завтра во всех газетах будет фотография её и Рона, целующихся посреди разгромленного зала среди оглушённых и связанных хулиганов, что им придётся стирать память свидетелям-маглам, разбираться с малолетними преступниками, допрашивать Малфоя, который станет кричать о своей невиновности... А ещё надо будет планировать свадьбу, выбирать наряд, приглашать гостей... и читать новые статьи о неидеальной идеальной мисс Грейнджер. Но сейчас её это совершенно не волновало. Важным было только то, что она с Роном, они вместе, и она счастлива. Безусловно счастлива.