***
Как и обещал, Мартино выделил лишь половину времени на их прогулки, тогда как в остальные дни они занимались работой, но даже тогда, в самые напряженные моменты, Ломбарди щелкал пальцами и… объявлял фиесту, говоря, что все культурные люди даже войны останавливают, чтобы дать своим солдатам заслуженный перерыв, что уж говорить о них. Завязывалась незатейливая беседа, совсем скоро приносили фрукты, ягоды, лимонады… Потом и обед. Это просто были два часа разгрузки, когда они оба могли ни о чем не думать. Это была фиеста на крыше, среди кустарников и деревьев, вдали ото всех, но в то же время в самом центре мира. В этот вечер Мартино и Мэри снова сидели на крыше, правда, в этот раз они задерживались и весьма сильно. Если бы они сейчас посмотрели на часы, то увидели бы, что уже далеко за полночь. Все началось с налоговых деклараций Натана, над которыми женщина ломала голову уже несколько месяцев, изо всех сил стараясь распутать клубок и понять, как именно так называемый «муж» отмывает свои деньги. Ломбарди же, решив, видимо, расправить свой павлиний хвост, предложил свою помощь. Вот они и засели — не ленивая и упрямый — с бумагами. Наверное, так бы они и горбатились над документами, которые Уильям с помощью хакера достал из базы данных США, если бы не прервавший их звонок. На телефоне Мэри загорелась фотография смеющегося Стюарта, обнимавшего всех детей, что навалились на него гурьбой. Не отрываясь от занятия, женщина взяла трубку, но стоило первому слову прозвучать, как мир для нее схлопнулся в одну секунду: — Мам? — позвал тихий подрагивающий голосок Натаниэля. Она знала этот тон. Буквально видела своего мальчика в чуть великоватой новой пижаме с принтом из мячей и ракеток экси, босого и с растрепанными волосами стоящего посередине коридора… — Да, солнышко, — против воли Мэри встала, словно могла прямо сейчас броситься к своему ребенку и защитить от всего мира. Она даже не заметила, как Мартино оторвал взгляд от документов и теперь напряженно следил за каждым ее действием. — Что-то случилось? — Я… я не уверен, просто… — Говори, мой смелый львенок, — подбодрила его она, стараясь сделать так, чтобы голос не дрожал, но уже чувствовала зарождающуюся в груди панику. — Все хорошо, мама тут. — Я не мог уснуть и пошел гулять по дому, — на грани шепота начал рассказывать Натаниэль. — А потом я увидел что-то в окне. Я не уверен, но… мам, мне кажется на краю леса кто-то есть. Там… там люди. Ужас — все, что Мэри чувствовала в этот момент. Она уехала, не могла быть рядом, а там, дома… — Солнышко, а где дядя Стюарт? — все-таки ее голос предательски дрогнул. — Я не знаю… Мам, что мне делать? Мне страшно… — Все хорошо. Дома ты в безопасности, помнишь? — она старалась никогда не врать своему сыну, но сейчас… ком встал в горле, ее тошнило, а руки начали дрожать. Господи, только бы… — Где ты нашел телефон дяди Стюарта? — В гостиной на столике перед телевизором… Мам, там кто-то есть! — воскликнул Натаниэль, и от его испуганного крика, за которым последовало хныканье, на глазах женщины навернулись слезы. — Мам, мне страшно, — прошептал он. — Я знаю, — Мэри шумно втянула носом воздух, заставляя себя собраться, — но дома ты в безопасности, помнишь? Никто не посмеет причинить тебе вреда. Ты очень храбрый. Я так горжусь тобой. — Мам, что мне делать? — тихо заплакал Натаниэль на той стороне. — Найди дядю Стюарта. Он должен быть в своей спальне. Или любого другого взрослого в доме. Просто помни, что ты не в опасности, хорошо? И я тут, с тобой. Все в порядке, — без остановки врала она, даже не глядя на Ломбарди, что уже стоял рядом с ней, одними глазами стараясь понять, что происходит, крепко сжав кулаки. — Ты идешь? — Да, — неровно протянул Нат, и Мэри почти видела, как он крадется по темным коридорам, вздрагивая от каждого шороха, слышала, как сбивается его дыхание и колотиться маленькое смелое сердечко. — Дядя Стюарт! — спустя добрых пять минут воскликнул мальчик, и от этого крика ноги Хэтфорд подкосились. Если бы не Мартино, поймавший ее, точно бы упала на пол. Ее брат… Боги, нет, только не… — Дядя Стюарт, дядя Стюарт, просыпайся!!! — Что?.. — издалека послышался сонный голос старшего Хэтфорда, и Мэри истерично судорожно втянула воздух через рот, тут же прикрывая его ладонью, чтобы не испугать. Он жив! Ее брат был жив! Все!.. — Нат? Что такое? Что?.. — Дядя Стюарт, в лесу кто-то ходит! Я видел! Я гулял по дому, и!.. — Все в порядке, все хорошо, я с тобой, — все так же отдаленно говорил Стюарт. — Забирайся ко мне. Все, ты со мной. Тебя не обидят, я тут… Ты позвонил маме с моего телефона? Умница… — послышалось копошение и хныканье Натаниэля, который, вероятно, вжался в грудь своего дяди. — Мэр? — куда отчетливее позвал Хэтфорд. — Господи, Стюарт… — Что произошло? Нат в слезах, и… — Он позвонил мне, — перебила его Мэри, изо всех сил стараясь не разрыдаться от страха за свою семью. — Он сказал, что гулял по дому ночью и увидел через окно, что кто-то ходит на кромке леса. Мы разговаривали, и потом он увидел их снова. Стюарт, он не мог перепутать, слышишь?! Он бы не перепутал! Он знает, как это выглядит! Он бы не перепутал людей с тенями! Кто-то рядом с нашим домом!.. — слезы все же потекли по ее щекам, а кислород не хотел поступать в легкие. Кажется, у нее была паническая атака… — Мэр, Мэр, слушай меня! — голос Стюарта дернул ее наверх, заставив сделать один судорожный, но глубокий вздох. — Мы сейчас же проверим территорию вокруг. Натаниэль и остальные дети в безопасности, все будет хорошо, не волнуйся, ладно? — послышалось шелестение ткани. Вероятно, Стюарт выбрался из кровати. — Я не ухожу далеко, малыш, — заговорил с Натом Хэтфорд. — Побудешь тут? Умница, — сквозь динамик Мэри услышала звук мягкого поцелуя, который брат оставил на лбу ее сына. — Чуть что, сразу зови меня. Я услышу и примчусь, — несколько секунд тишины казались мукой. — Я вышел из спальни, — строго заговорил Стюарт. — Из какого окна он смотрел на лес? — Гостиная. Думаю, гостиная. Он сказал, что нашел твой телефон там, и… — Мэри прикрыла глаза, позволив себе привалиться к тому, на что опиралась, даже не задумываясь о том, что это тело Мартино Ломбарди, что безмолвной скалой стоял рядом. — Стюарт, пусть… — Уже написал Уильяму и дежурным, — заверил ее брат. — Я смотрю на лес. Там ничего. Натаниэлю могло показаться? — Не знаю. Стюарт, я не знаю, но ему уже давно даже кошмары не снятся, а это… — Знаю, — напряженно отозвался он. — Первый сектор чистый, — оповестил он. — Ребята уже прочесывают территорию. — А если они в доме? — Не могут. Ночью, если даже окно открывается без контроля изнутри, сигнализация заорет, помнишь? — Любую сигнализацию можно обойти! — прекрасно понимая, что впала в истерику, не смогла сдержаться Мэри. — Стюарт… — Я смотрю на лес и там ничего нет. Мэри, мы в безопасности. Второй сектор чистый. Я не буду спать этой ночью. Если даже кто-то из детей проснется от кошмара, ты об этом узнаешь. — Стюарт… — чуть ли не взмолилась она. — Ему показалось. Мэри, все в порядке. Ребята прочесывают лес, дом заперт, прислуга проверяет все двери и окна. Никого нет, слышишь? Натаниэлю просто почудлись фигуры в тенях. У нас ветер и пасмурно. — А если нет? — ослабшим голосом спросила она. — Значит, у полиции утром будет много работы по идентификации трупов в порту. Никто не навредит моей семье. Все хорошо. Третий сектор чистый. — Дай мне поговорить с Натаниэлем, — выдохнула Мэри, прикрывая глаза и даже не обращая внимание на то, что все ее лицо и одежда — мокрые от слез. Прошла минута, и она услышала дрожащий голос своего сына: — Мам… — Да, солнышко, это я. Все хорошо. Дядя Стюарт все проверил. Там никого нет. Тебе просто показалось. Но ты очень храбрый, мой львенок. Я очень тобой горжусь. — Точно? — пискнул мальчик на том конце. — Точно, — заверил племянника Стюарт, чей голос и правда излучал уверенность. — Никого, кроме пары зайцев, белок и лисы. Наверное, кого-то из них ты и видел. Завтра после школы сходим все вместе и попробуем покормить их. — Лис? — Думаю, лисы от нас убегут, а вот белок очень даже. Хочешь построить для них кормушку? Будут жить рядом… Мэри не слушала рассуждения брата о деревянных домиках для пушистых зверьков. Она просто привалилась спиной к Мартино и беззвучно плакала, прижимая к уху телефон, слыша отдаленный голос своего сына. Ее маленький храбрый мальчик, который был так напуган, но не спрятался, а позвонил маме, чтобы что-то сделать, чтобы защитить свою семью, которая за этот год стала куда больше… — Все хорошо, засыпай тут, — пробормотал Стюарт, возвращая этими словами сестру в реальность. — Мэри? — Я тут, — севшим и хриплым голосом отозвалась она. — Все хорошо. Дом и прилегающие территории проверили. Никого нет. И Нат сказал, что плохо спит последние пару дней. Ему и правда просто привиделось. Мы в безопасности. Не переживай. Я все равно больше не лягу спать и, если что, позвоню, хорошо? — Хорошо, — только и смогла выдавить из себя она. Послышались гудки и… Мэри все-таки осела на пол. Только в последнюю секунду Мартино смог подхватить ее, но лишь смягчил падение. Телефон, выпавший из рук Хэтфорд, откатился куда-то в сторону, а из ее горла вырвались судорожные рыдания, которые женщина сдерживала в себе все это время. Ломбарди не спрашивал и не комментировал. Просто сел на пыльные доски, служившие полом, притянул Мэри к себе и обнял, лишь краем глаза поглядывая на телефон, готовый тут же схватить его, если снова раздастся звонок. Его не было. Стояла тишина, нарушаемая лишь рваными всхлипами львицы Великобритании, что дрожала всем телом, цепляясь за рубашку Мартино, каким-то чудом не разрывая ткань. Даже если бы она это сделала… плевать. Ломбарди не слышал всего, но и так мог понять, что произошло. Он не представлял, что мог бы чувствовать, получи он такой звонок от своих мальчиков. Конечно, нельзя сравнивать любовь одного родителя к своему ребенку и другого, но все же… связь Мэри с Натаниэлем была куда сильнее, чем у Мартино с его мальчишками. Это было очевидно. Прошло, наверное, минут пять от силы, когда Мэри наконец пришла в себя и тут же начала выбираться из чужих рук, спешно поднимаясь на ноги, отворачиваясь и приводя себя в порядок. От Ломбарди не укрылось, что руки молодой женщины все еще дрожали и не слушались, но это не мешало ей делать вид, что все произошедшее — одно большое недоразумение. — Ты ничего не видел, — сорванным от рыданий голосом процедила Хэтфорд. — Это… — Натаниэль в порядке? — перебил ее Мартино, так же поднявшись с пола. Хэтфорд, что поднимала свой телефон с пола, резко обернулась, вперив в мужчину ледяной взгляд, что, даже несмотря на заплаканные и воспалившиеся глаза, почти не потерял силы. Казалось, сделай он хоть одно неверное движение, и она вгрызется ему в глотку, как если бы он стоял над ее ребенком с ножом. В серо-голубых глазах не было угрозы, нет, там была клятва убийства, не поддававшаяся сомнению. Первой реакцией должен был бы быть страх или хотя бы легкий дискомфорт, но… к собственному удивлению, Мартино почувствовал лишь восхищение — этой силой, этой готовностью защищать своего детеныша до последнего, этой яростью. — Да, — совладав наконец с собой, выдохнула Мэри, однако ее пальцы все еще до побелевших костяшек сжимали корпус телефона. — Остальные? — Да. — Мэри… — Ни слова! — Я тебе не враг, помнишь? — он осторожно сделал шаг вперед. Хэтфорд не отстранилась. Стояла крепко на своем месте, но, мужчина был уверен, волоски на ее теле встали дыбом. — Я могу чем-то помочь? — Это не твое дело. — Хорошо, как скажешь. Ломбарди медленно начал отходить, двигаясь в сторону к шкафу-стене, в одной из панелей которого скрывался холодильник и кофемашина. Только вот вместо того, чтобы делать кофе, он начал нагревать молоко в большой кружке с забавным рисунком. Кажется, Джулиано старался нарисовать лаванду. Они с бабушкой и дедушкой тогда опробовали гончарное дело, и мальчик подарил эту кружку отцу на День Рождения. Закончив с нагревом молока, Мартино добавил немного экстракта мелиссы и валерьяна, которые точно скроются под сладостью двух ложек меда. Убедившись, что все хорошо размешалось и растворилось, Ломбарди повернулся обратно к Мэри. Она уже сидела в кресле, а ее плечи дрожали от напряжения, тогда как взгляд был устремлен куда-то за горизонт. Подойдя и присев на корточки, как перед маленьким ребенком, Мартино поставил перед ней вкусно пахнущее горячее молоко. Только спустя несколько секунд Хэтфорд почувствовала аромат и тепло поднимавшегося в воздух пара. Повернув голову, она пустым взглядом смотрела какое-то время на кружку, а потом буквально уставилась на Ломбарди. — Что это? — Молоко. С медом, мелиссой и валерьяной. Он поможет тебе успокоится и расслабиться. Мне всегда помогает. — Ты издеваешься надо мной? — сухо спросила она. — Стюарт ведь уже сказал, что все в порядке, верно? Значит, тебе не о чем переживать. Остается только вздохнуть поглубже и расслабиться. Или ты хочешь улететь сейчас же? Мы можем это организовать, только скажи. — Оставь меня в покое, — огрызнулась Мэри, но… взяла керамическую кружку и сделала глоток горячего молока, прикрыв глаза. Мартино подавил невольную улыбку, продолжая сидеть на корточках рядом с женщиной. Боги, расскажи кто-то миру о том, что Ломбарди сидел на корточках и готовил молоко с медом для испугавшейся за своего ребенка женщины, еле сдерживая ласковую улыбку… никто бы и не поверил. А еще у Мартино определенно точно ощущалась проблема — чем больше расслаблялась Мэри, чем глубже и ровнее становилось ее дыхание, тем спокойнее становилось и ему. Встав, мужчина взял плед с соседнего кресла, который за эти дни пропах духами Хэтфорд, и накинул на ее хрупкие плечи, чуть растирая ткань, стараясь согреть. Женщина замерла на мгновение, а потом вскинула голову, глядя на него. Не без улыбки Ломбарди заметил искреннее удивление в ее распахнутых серо-голубых глазах, что даже в полумраке были светлыми и чистыми. — Ты оторвешь мне руки? — поинтересовался он, не убирая ладони с ее плеч. — Что-то мне подсказывает, что я не смогу, — Мэри скосила глаза на его руки на своем теле, а потом обратно подняла взгляд на мужчины. — Ты не можешь не усложнять, верно? — Разве я это делаю? — Делаешь ли? — с издевкой переспросил Хэтфорд, а потом встала ему навстречу, но… ей все так же приходилось запрокидывать голову, чтобы смотреть ему в лицо. — Ты сильный, яркий, горячий, как чертово солнце, и завлекающий, о чем ты прекрасно осведомлен и с мастерством используешь, но мы уже договорились, что… — она запнулась, тряхнув головой, а потом отвернулась, отступая пару шагов к краю крыши, глядя на порт. — Забудь об этом. Нужно вернуться к бумагам. — Как уж тут забудешь, — с грустной улыбкой пробормотал Мартино, глядя Хэтфорд в спину, а потом встал рядом, занеся руку над ее плечом, но так и не прикоснувшись. — Мэри, посмотри на меня, — молодая женщина упрямо поджала губы, с нескрываемой болью глядя лишь на набегающие волны впереди, разбивающиеся о возвышающуюся набережную. — Скажи мне уйти, — молчание. — Скажи приказать заправить для тебя джет на завтра, — ответом ему был лишь отдаленный шум города. — И как мне принимать какие бы то ни было решения? — Ломбарди приглушенно рассмеялся, а потом осторожнейшим движением повернул Мэри к себе лицом за плечо, не удерживая, но и не отпуская. — Скажи мне уйти и больше не появляться ни в каком виде, кроме того, к которому привыкли все и который будет удобен тебе, — и снова ответом ему было лишь молчание. — Так не честно, тебе не кажется? — но Хэтфорд все так же не проронила ни слова. Покачав головой, Мартино сделал над собой усилие и попытался отойти назад, но тут же почувствовал, как хрупкие пальцы впились в его рубашку, удерживая на месте. Мэри смотрела куда-то в пол, покусывая свою нижнюю губу, в явной нерешительности, однако держала крепко, словно это и правда что-то значило. Словно это и правда было для нее важно, не являлось игрой или притворством. Было настоящим. — Ты прав, это совсем не честно, — пробормотала она, нахмурив брови. — Но мало что в нашей жизни бывает честным или справедливым, — медленно подняв взгляд, Хэтфорд посмотрела наконец на него прямо и ровно, уверенно, как и прежде, однако от мужчины не скрылось отчаяние, плескавшееся на дне светлых глаз напротив, мерцавших, как звезды. — Даже если я скажу тебе появляться только в том виде, к которому привыкли все, это не сработает. Я уже видела тебя. Настоящего тебя, — тонкие и уже похолодевшие пальцы легли на скулу Ломбарди, очерчивая контур и слегка царапаясь о щетину. — Мы не можем не усложнять, верно? — Не можем, — подтвердил Мартино, придвигаясь еще ближе, вплотную, и заправляя тонкую золотистую прядку обратно в уже давно растрепавшуюся косу. Отдаленно он осознал, какой большой была его ладонь по сравнению с головой Мэри, поражаясь. Такая красивая и хрупкая, но в то же время сильная и стойкая. Если раньше он сравнивал ее с ледяной королевой, то теперь… он даже не знал. После всех тех дней, что они провели вместе здесь, в Неаполе, после того, как танцевали под живую музыку, как гуляли по городу по самым злосчастным районам, а она даже не морщила нос в отвращении, а потом гордо входила в лучший ресторан в роскошном платье… Вероятно, его мать все же была права куда больше, чем он думал. Мэри не походила ни на кого. Она была уникальна. Она была львицей Великобритании, она Хэтфорд, и она могла стоять как в крови своих подверженных врагов, так и возвышаться над всеми с одинаковым благородством и величием. И сейчас она стояла прямо перед ним. Все еще держалась за его рубашку, тянула на себя и смотрела прямо в глаза, словно ожидая ответа на невысказанный вопрос. Так и было. Мартино лишь должен был принять решение. А он был лишь человеком, который не мог устоять перед столь желанным и редким соблазном. Плевать на последствия. Даже если потом Стюарт оторвет ему голову и все полетит к чертям… — Ты будешь меня ненавидеть? — спросил он, наклоняясь к губам, укладывая руку на такую тонкую шею, кончиками пальцев чувствуя, как гулко стучит пульс. Может быть, его, а может быть, ее собственный. — Я вряд ли смогу тебя возненавидеть, Ломбарди, — горько усмехнулась Мэри, не отрывая от него глаз. — Скажи своим людям заправить джет и подготовить все к моему отъезду, — прошептала она, а потом притянула его к себе. Не было ни фейерверков, ни плывущего мира вокруг. Просто два человека, что нашли мгновение покоя друг в друге. Просто два одиноких существа, что зацепились на секунду и вот-вот должны были разойтись вновь, чтобы больше не встречаться. Но у них был этот момент, чтобы насладиться. Насытиться. Получить то, чего так хотелось, и что они оба никогда не имели и не смогут иметь. Поцелуй был крепким, жадным и таким отчаянным, словно они стояли на самом краю обрыва. Но в то же время слишком коротким. Мэри отстранилась первой слишком быстро, шумно втягивая носом воздух, но, не успела она сделать и шагу назад, убрать ладонь с лица Ломбарди, как он тут же оплел свободной рукой ее талию, прижимая к себе и снова целуя, но уже по-своему, так, как на самом деле хотел. Напористо, ярко, вплетая свои пальцы в густые пшеничные волосы, что оказались гладкими и шелковистыми, окончательно уничтожая прическу, ловя судорожный вздох Хэтфорд собственными губами. Он был готов к тому, что его оттолкнут, что последует жгучая пощечина и обещание последствий за подобную дерзость, но… их не было. Наоборот, Мэри, что на мгновение замерла, уже в следующую секунду, прижатая к его груди, ухватилась за его шею, утягивая ниже и углубляя поцелуй, слегка царапая ногтями его коротко остриженный затылок, словно требуя дать больше. Отдать все. И вот это уже походило на вспыхнувший от одной искры бензин. Потому что теперь в сознании Ломбарди не было ничего, кроме желания. Всем телом он ощущал тело Мэри напротив, что словно хотело слиться с его собственным, чувствовал запах ее духов, кофе, что они пили совсем недавно и что-то неуловимое, только ее. Слышал, как она пытается вздохнуть полной грудью. Как той ночью, когда они танцевали, мужчина оторвал Мэри от пола, а потом, сделав пару шагов, бережно усадил ее на стол, ничуть не заботясь о шелесте смятых бумаг. Казалось, даже если сейчас разверзнутся небеса, он не обратит на это внимание. Все, что он чувствовал — губы на своих губах, тонкие пальцы в волосах и ладонь, скользнувшая за воротник рубашки и теперь оглаживавшая выступы его лопаток и позвонков. Его собственные руки скользили по ткани платья, очерчивая талию, что оказалась такой же тонкой, какой и казалась, распустили косу, от которой ничего не осталось, а губы ласкали чужие. Они не боролись в поцелуе, скорее перехватывали инициативу, не желая отпускать, словно понимали, что, как только разойдутся, это исчезнет навсегда и вернуться будет невозможно. Возможно, в другом мире, в другой реальности… но не в этой. От осознания этого Мэри было почти больно. Так глупо она наступала на те же грабли, повторяя ошибку, но глупое сердце, как мотылек к огню, рвалось к Мартино. Но, как в детстве, хотелось верить в волшебство, так и сейчас ей хотелось, чтобы все это не было ложью. Хотелось верить, что она достойна и заслуживает всей той заботы, мягких улыбок и восхищенных взглядов, что получала. Не от брата, не от сына или других членов семьи… — Отпусти, — выдохнула она ему в губы, борясь с самой собой. И Ломбарди подчинился. Пересиливая себя, поджав губы и уперев руки по сторонам от ее бедер в стол, он заставил себя отпустить. Сердце бешено колотилось в груди, дыхание сбилось, словно он пробежал марафон, чего мужчина не замечал за собой так давно, а кожа горела там, где к нему все еще прикасалась Мэри, но сожалений не было. Ни капли. Вся его выдержка потребовалась на то, чтобы поднять взгляд на Хэтфорд и… это было его ошибкой. Она все так же сидела прямо перед ним, цепляясь руками за его плечи, волосы вольным водопадом спадали на плечи, на фарфоровой коже щек выступил легкий румянец, глаза были затуманены, а губы, казалось, окрасились в кровь, хоть Мартино и не чувствовал этого характерного привкуса в собственном рту. — Скажи своим людям заправить джет и подготовить все к моему отъезду, — повторила Мэри, глядя прямо на него, однако голос молодой женщины слегка сорвался под конец фразы. У него было так много слов, которые хотелось сказать. И о том, что это не обязательно, что она может остаться, ведь ее отлет должен был состояться лишь послезавтра; и о том, что глупо отказываться от возможности, когда они взрослые люди, которые никому ничего не должны; и о том, что не просто же так ее руки все еще на его теле, а пальцы сжимают с такой силой, словно он последнее, за что она держится; и о том, что он хочет… но Мартино проглотил все слова, покорно кивнув, и, медленно отстранившись, дал ей уйти. Он не смотрел, лишь слышал приглушенные шаги, тогда как его взгляд был устремлен на порт, что за эти минуты, а, может, и часы, ничуть не изменился. Словно ничего и не было. Словно было просто поздно и Мэри ушла спать, а ее скорый отъезд связан только с беспокойством за безопасность сына. Будто она не сбегала. Будто он только что не потерялся в самом себе и своем желании впервые за долгие годы.***
— Говори, — потребовал Стюарт, глаза которого метали молнии. Солнце уже поднималось, но еще не выглянуло из-за горизонта. Было пасмурно, все вокруг окутал сизый туман, а небо становилось светлым слишком медленно. Дети впали в своих кроватях — Натаниэль в кровати своего дяди — а вот сам глава Хэтфордов такой привилегией не обладал. Он бодрствовал всю ночь, как и обещал сестре, а теперь сидел за своим столом и смотрел на Уильяма Веллингтона. И все бы ничего, только вот начался этот разговор с фразы: «Сэр, простите, но я кое-о-чем умолчал, посчитав, что это может подождать до утра». — Как я и сказал вчера, все под контролем. Но Натаниэль и правда видел человека в лесу. Одного из наших, кто проверял территорию. Поймали кое-кого на границе и… я хотел сообщить утром, а не посреди ночи. Как я уже сказал, все под контролем. Однажды мы допустили ошибку. Больше этого не повторится. — Хорошо, — на один тон смягчился Стюарт, удовлетворенно кивая. — Что еще? — Человек был послан… — Велингтон тяжело вздохнул, как настоящий старик. — Его послал Кадена. Видимо, решил подмазаться к Натану, у них последнее время много общих дел… еще не знаю. Его только доставили в порт. — Кадена, значит, — хмыкнул Хэтфорд, складывая руки в замок и укладывая на них подбородок. — Это тот жестокий аморальный ублюдок, который пришел к власти в прошлом году, убив Баркасу? — Да. — Любопытно… Хорошо, — Стюарт встал и холодно улыбнулся. — Уильям, будь добр, найди мне всю подноготную на этого Кадена, а я пока переоденусь. Давно не был в порту. Пора и мне размять кости. — Как прикажете, — Велингтон уважительно склонил голову, отступая на шаг в сторону и поворачиваясь, чтобы не закрывать собой дверь. — Что-то еще? — Помню, ты говорил, что один из тех ребят, которых взяла под свое крыло Мэри, очень кровожаден. Это так? — Да. Он хороший силовик. Много тренировался все это время. Долго мы не могли найти что-то уникальное, что купит его преданность, но недавно… — мужчина запнулся. — Да? — У него есть странная особенность. Он… как бы это правильнее сказать… — Говори как есть. Ты меня не удивишь. — Он падальщик. Одержим костями. Человеческими. Мастерит из них разное… вырезает фигурки ножом, делает подделки. Но он выбирает их сам. Сам убивает, сам выделывает трупы, сам достает кости… — И впрямь необычно, — протянул Хэтфорд, словно ничуть не впечатленный, глядя куда-то в сторону. — Не подпускай его к детям на километр и никогда не оставляй наедине с Мэри. Пусть будет в порту, когда я приеду. — Да, сэр. Одобрительно кивнув на прощание, Стюарт открыл дверь, намереваясь двинуться в свою комнату, чтобы переодеться, но так и замер на пороге. Холодок осознания пробежал вдоль его позвоночника, а рука непроизвольно сильнее стиснула отполированную ручку. Этого просто не могло произойти, однако, в то же время было реальностью. В коридоре, босой, с растрепанными волосами и в пижаме с экси-клюшками и мячиками стоял Натаниэль, в огромных синих глазах которого читался ужас. Не нужно было спрашивать, чтобы понимать. Мальчик слышал их разговор. Наверное, прижал ухо к замочной скважине, а за счет своих маленьких размеров… Не важно, как. Главное — он знал. Оставалось лишь выяснить, как много. — Нат, доброе утро, — откинув волнение, как ненужную тряпку, Стюарт улыбнулся и присел на корточки перед племянником. — Плохой сон приснился? Прости, что отошел ненадолго, мне нужно было поговорить с Уиллом, и я не хотел тебя будить. Видимо, у меня не… — Мне не показалось, да? — хрипло спросил мальчик, глядя себе под ноги. — Нат… — Уильям, — требовательно позвал он, резко вскинув голову, глядя за спину дяде, туда, где в кабинете стоял Веллингтон. Стюарт чуть не пошатнулся от силы этого взгляда. Весь страх исчез, уступив место решимости, которую мужчина не видел в глазах племянника, наверное, ни разу. У мальчика возраста Натаниэля не должно было быть такого взгляда, определенно нет, но против собственной воли Хэтфорд почувствовал гордость. Потому что, да, наконец-то его племянник, судя по всему, и правда оправился от ужасов прошлой жизни, окончательно осознав, какую силу имеет одно его имя, кровь, что течет в его венах. Натаниэль был Хэтфордом. И он имел полное право приказывать. В его еще крохотных и нежных руках уже была власть. Пусть мальчик и рос без этого прежде, теперь все было иначе. Он видел, как ведет дела Стюарт, пусть и лишь самую малую часть, видел собственную мать, что расправила плечи и гордо подняла голову. Настала и его очередь. Возможно, несколько преждевременно, но Хэтфорды всегда отличались ранним взрослением. А Натаниэль был Хэтфордом. Настоящим. И он, как настоящая звезда, при наступлении ночи, наконец вспыхнул, чтобы светить. Полностью оправдывая свое имя, Натаниэль двигался вперед. — Да? Уилл так же вышел в коридор, краем глаза поглядывая на Стюарта, не совсем уверенный в том, как правильно себя вести. Они с мальчиком уже были знакомы, но в основном напрямую не общались. Тот лишь приходил на некоторые тренировки Алекса и поглядывал со стороны, цепким взглядом следя за каждым движением как мужчины, так и кузена, но быстро уходил. И уж тем более Веллингтон не знал, как реагировать на этот требовательный тон и грозный взгляд, что лишь слегка терял свою силу из-за возраста и очаровательной внешности его обладателя. — Ты сказал, что вчера в лесу и правда был человек. — Да, — подтвердил Уильям, получив еле заметный кивок Стюарта. — Как я уже сказал твоему дяде, это был наш человек. Он проверял территорию, потому что на границе был посторонний. Как раз об этом я и докладывал. — Посторонний? — переспросил Натаниэль неуверенно, нахмурив свои бровки и поджав пухлые губы. — Я и сам этого не знал, а Уилл решил не беспокоить нас по этому поводу ночью, — вступил в разговор Стюарт, тут же привлекая все внимание племянника к себе. — Я бы никогда не соврал ни тебе, ни твоей маме. Я сказал тебе, что здесь вы будете в безопасности, и так оно и будет впредь. Всегда. — Всегда, — словно пробуя слово на вкус, повторил за дядей мальчик, глядя только ему в глаза, а потом снова вернул свое внимание к Уильяму. — Я хочу начать тренироваться. Сегодня. — Я… — на секунду мужчина опешил, а потом мягко улыбнулся. — Натаниэль, я бы с радостью начал заниматься с тобой, но… — Я занимался, когда жил в Балтиморе, — не дал ему договорить ребенок, упрямо глядя вверх, словно и не чувствуя огромной разницы в росте. — Я буду тренироваться. — Боюсь… — Значит, будешь, — перебил Стюарт, одобрительно кивая, даже не обращая внимания на ошарашенное выражение лица Веллингтона. — Только при одном условии, — прищурившись, Натаниэль попытался выгнуть левую бровь, явно стараясь скопировать выражение лица Мэри, когда она была чем-то недовольна или раздражена, одними глазами будто спрашивая: «Какое?» — Ты не будешь спешить и во всем будешь слушаться Уильяма. Никаких переусердствований. Постепенно. Договорились? — Хорошо, — подумав, кивнул Нат, а потом устремил взгляд за спины мужчинам, туда, где были окна кабинета. — Тогда я точно смогу всех защитить, если придут плохие люди и Уильям их не поймает. От радости и гордости Стюарта не осталось и следа, а все внутри заволокла тьма глухой ненависти. Он понимал, прекрасно понимал, что мотивы у его племянника самые светлые и искренние, однако, осознание того, что мальчик вообще думал о подобном, не могло не угнетать. Натаниэль хотел тренироваться не для того, чтобы проводить больше времени с Алексом или выучить какие-нибудь классные трюки. Нет. Он готовился к бою, готовился сражаться и, несомненно, убивать, потому что уверен, что плохие люди все равно придут. Кто бы что не говорил, сколько бы раз мальчик не убеждался в том, что теперь он в безопасности, сколько бы времени не прошло, видимо, ужасное прошлое навсегда отпечаталось в его памяти. — Еще рано, — прочистив горло и поднявшись на ноги, выдавил из себя Стюарт. — Иди поспи еще немного. Чтобы вырасти большим и сильным, тебе нужен сон, — Хэтфорд смотрел вслед своему уходящему племяннику, чувствуя лишь всепоглощающую ярость. Когда-нибудь, в будущем, он убьет Натана и уничтожит любые упоминания об этом ублюдке. — Вы правда хотите, чтобы я тренировал его? — тихо спросил Уильям, стараясь держаться на расстоянии вытянутой руки, прекрасно видя настроение мужчины рядом. — Да, — подтвердил Стюарт. — Посмотри, что он может, оцени его навыки, и приступай. — Но ему же только шесть. — Поэтому ты будешь предельно осторожен. Как только он скажет «стоп», вы прекратите. Как только ты заметишь, что он устал, вы остановитесь. Если ты увидишь дискомфорт или страх, ты тут же отойдешь. — А если нет? Сэр, он был настроен… — Я видел, как он смотрел на тебя, — кивнул Хэтфорд, наконец переводя взгляд на своего ближайшего подчиненного. — Он сказал, что хочет этого. Значит, так и будет. Именно такое отношение я обещал ему и не намерен нарушать собственное слово лишь из-за страхов. Натаниэль такой же Хэтфорд, как и любой из моих детей, а значит его слово — мое слово и закон. — Да, сэр. Мисс Хэтфорд? — Я скажу ей сам. Жди внизу. Я переоденусь и спущусь.***
Мэри не собиралась обманывать саму себя, не собиралась притворяться, что ничего не было, не пыталась уснуть, прекрасно зная, что бурлящие мысли попросту не позволят. Вернувшись в свои апартаменты, она встала напротив окон, глядя на все тот же порт Неаполя, обнимая себя за плечи. Мысли метались с невероятной скоростью, переплетаясь и путаясь, в результате чего их невозможно было отделить друг от друга. Она просто… была в смятении? Словно какая-то девчонка. Ведь не произошло ничего такого, просто поцелуй и… молодая женщина тряхнула головой, отгоняя от себя лживые заверения. Это был не просто поцелуй, и они с Мартино оба это прекрасно понимали. Хэтфорд не могла залезть мужчине в голову, но обманывать саму себя не собиралась. Ломбарди был сильным, красивым и харизматичным мужчиной, к которому ее тянуло. Рядом с ним она чувствовала себя защищенной, словно именно рядом с ним может быть хрупкой и слабой, не будучи при этом порицаемой и осуждаемой. Она показала ему свои слабости и… пока что он не ударил по ним. Лишь укрыл ее плечи теплым пледом и дал успокаивающее молоко, что так приятно согревало все внутри прохладной ночью. Возможно, в другой жизни они могли бы… что ж, правильный человек в неправильное время. Больше Мэри не собиралась допускать этой ошибки. Завтра же утром она улетит обратно, домой, к своей семье, к сыну, и будет делать то, что должна. Повторять ошибки прошлого — не то, что она привыкла делать. Однажды Хэтфорд уже позволила мужчине из их мира очаровать себя. Взяв ручку и бумагу, она начала писать, стараясь не задумываться над тем, как это выглядит и какой будет реакция. В любом случае, она этого уже не увидит, ведь отдаст письмо уже стоя на трапе. За всю ночь она так и не сомкнула глаз, а затем отказалась и от завтрака. В горле стоял ком, а мусорное ведро было забито скомканными листами бумаги, исчерканной синими чернилами. Мартино встретил ее внизу в холе, подал руку, довел до машины, помог сесть… Хэтфорд чувствовала на своем лице его взгляд, но старательно игнорировала. Иначе, она, как девчонка, может сделать какую-нибудь глупость. Например, улыбнуться. Она не должна была удивляться, когда, понимающе кивнув, Мартино сел в другую машину, не должна была внутренне хмыкать, когда уже в аэропорту он подал ей руку, но облаченную в перчатку из тонкой кожи, словно создавая между ними стену из стекла — вроде, все видно, но по-настоящему прикоснуться не можешь. Она не должна была скучать по ощущению его горячей кожи на своей. Это была лишь оплошность. Она поддалась эмоциям. Слишком переживала из-за того, что творилось дома, и… Уже поднимаясь по трапу, Мэри замерла, глядя перед собой. Кое-что она все еще не сделала. То, что хотела и должна была. Повернувшись, Хэтфорд достала из внутреннего кармана своего белого пиджака конверт и протянула Ломбарди… глядя прямо в глаза. — Спасибо за теплый прием, — на итальянском вымолвила она. — Хэтфорды этого не забудут. — Всегда рад, — улыбка Мартино не достигла его глаз, что обычно загорались янтарем, а потом перевел взгляд на конверт. — Полагаю, все, что мне остается — это пожелать вам хорошего полета, мисс Хэтфорд? — Именно так. — Что ж, — Ломбарди осторожно забрал из рук Мэри конверт, повертел его в руках, а потом, приложив письмо к сердцу, медленно поклонился, при этом не сводя с молодой женщины глаз, — хорошего полета. Он проследил за тем, как она поджала губы, глядя на него, а потом скрылась внутри салона. Соблазн открыть послание прямо сейчас было велико, однако Мартино этого не сделал. Он дождался, пока двигатели разогреются, джет двинется к взлетной полосе, а потом оторвется от земли. Только после этого, все еще стоя, прислонившись спиной к корпусу машины, Ломбарди вскрыл письмо и достал сложенный лист бумаги. Сложно было не узнать почерк Мэри, учитывая, сколько времени за эти дни они провели вместе на крыше, работая над делами. Глаза Мартино пробежались по строчкам рукописного текста, жадно впитывая информацию, пока к концу не остался только привкус кислятины во рту. Переборов импульсивное желание смять письмо, Ломбарди вновь убрал его в конверт, а после спрятал в нагрудный карман пиджака. Что ж, он будет уважать ее мнение и желания. Раз уж Мэри попросила об этом, то кто он такой, чтобы протестовать. В конце концов, он не был ребенком, чтобы закатывать сцены… Но, видит Бог, Мартино был тем, кто он есть, не из-за прилежности и послушания. Время расставит все на свои места. А если нет… Он поторопит глупый механизм и подкрутит стрелки так, чтобы это работало.***
— Умоляю, хватит! — вопль эхом отозвался от бетонных стен, но так и остался погребен в глубинах земли под портом. Стюарт критически осмотрел человека, подвешенного на цепях к потолку, а потом отошел чуть в сторону к столику, на котором стоял таз с чистой водой. Уже третий по счету. Смывая кровь с рук, не спеша, уделяя внимание ногтям и кутикуле, под которые забилась грязь, мужчина отстраненно наблюдал за тем, как вода окрашивается в розовый цвет. Приняв от Уильяма белое полотенце, Хэтфорд вытер руки и опустился в кресло с высокой спинкой, со скукой вновь глядя на человека, что посмел приблизиться к его семье. Смуглую кожу было почти не видно из-за крови и бесчисленного количества порезов, каждый из которых Стюарт наносил собственноручно с анатомической точностью. У вторженца отсутствовало пять из двадцати пальцев, были ожоги, иголки, вогнанные прямо в самые чувствительные точки тела, срезанная кожа… На секунду Хэтфорд задумался, а в чем же тогда разница между ним самим и Натаном, но тут же одернул себя. В отличие от Веснински, он не был садистом, не получал от этого удовольствия, не наслаждался процессом и не желал другим боли беспричинно. О, нет, он был далеко не святым, в аду его ждет котел вечных мук, однако… чудовищем Стюарт себя не считал. Возможно, он старался оправдать себя, возможно, он закрывал глаза на собственную тьму. Только вот не было людей, что осуждали его, а, если и были, на их мнение мужчине было глубоко наплевать. Его семья — сестра, дети — все, что имело значение. — Ты расстроил моего племянника, — лениво проговорил Стюарт. — Расстроил мою сестру. И ради чего? Чтобы твой босс, у которого вместо мозгов кокаиновая пудра, подмазался к Веснински. Я бы еще понял, если бы он захотел приглянуться Кенго и вертел перед ним задницей, умоляя отыметь его, чтобы потом хвастаться этим во дворе, но Натан? — Хэтфорд цокнул языком. — Джейк, верно? — Стюарт скосил глаза на мужчину, что стоял в тени неподалеку. — Так точно, сэр, — высокий коренастый мужчина вышел на свет, расправив плечи. Его почти черные волосы были коротко острижены, а темные глаза были цепкими и колючими. — Мне сказали, что ты искусно вырезаешь фигурки из костей. Это правда? — Да, сэр. — Хорошо. Это, — Стюарт кивнул на хрипящего человека, — теперь твое. Делай, что хочешь. Это твоя награда за работу, что ты выполнял все это время. — Спасибо, сэр. — Могу я взамен попросить тебя об услуге? — Какой, сэр? — Думаю, твои руки талантливы во всем. Сними с него кожу, пока он жив, а потом… — лицо Хэтфорда прорезала жестокая ухмылка, а в и без того прохладном помещении температура словно опустилась на несколько градусов. — Сделайте из этого чучело, поставьте на колени, сложите его руки в молитве и отправьте обратно домой. Ты способен на это, Джейк? — Да, сэр, — улыбка мужчины походила на оскал животного. Что ж, именно это и было им нужно. — Тогда приступай, — покровительственно кивнул Стюарт, переводя взгляд на того, что посмел подумать покуситься на его семью. — Уильям, скажи принести завтрак. Я не успел поесть дома. — Сию минуту, мистер… — последние слова Велингтона утонули в вопле человека, что начал дергаться в кандалах, как рыба, выловленная из воды. Но никто из присутствующих не вздрогнул, а Стюарт не отвел глаз, следя за свежей дорожкой побежавшей крови. Видимо, пришло время напомнить миру, что случается с крысами и змеями, которые заползают ко львам.***
Этот день был таким же, как и любой другой. Ничего особенного, кроме того, что сегодня Натаниэль должен был впервые присоединиться к тренировкам Алекса. Кейтлин, во всем поддерживавшая кузена, тоже хотела, но Стюарт сказал свое твердое нет. Ей еще не было десяти, и, если для Ната тренировки могли стать инструментом преодоления собственной травмы, то его малышка не притронется ни к оружию, ни даже к матам в зале до нужного срока, как и было принято в их семье. Мэри, что вернулась из Неаполя подозрительно тихой даже для самой себя, идея о раннем начале обучения сына, мягко говоря, не понравилась, однако, после часа обсуждения со Стюартом, а так же разговора один на один с сыном, все же согласилась. И вот теперь они сидели за столом и завтракали все вместе, тогда как оба мальчишки были одеты в спортивную форму. Могло показаться, что Натаниэль ничуть не переживает о предстоящем, однако было заметно, как напряжены его крохотные плечики, как мысли то и дело ускользают куда-то вдаль, а потом дергаются обратно, стоило кому-то его позвать. — Алекс, иди разминаться, — кивнул старшему мальчику Уильям, обращая все свое внимание к Натаниэлю, что задумчиво смотрел на огромный зал для тренировок с высокими окнами, выходящими в сад. — Ты помнишь, что мы остановимся в любой момент, стоит тебе только сказать, верно? — Я никогда не видел здесь ни ножей, ни другого оружия, — словно не слыша слов Веллингтона, пробормотал ребенок. — Почему? — Потому что пока что оно нам не нужно. Мы с Алексом учимся азам. Он еще не настолько хорош, чтобы брать в руки даже бутафорское оружие, что уж говорить о настоящем. Мы не хотим, чтобы… — Тело должно с самого начала привыкнуть к весу, — не своим, слишком низким, голосом проговорил Натаниэль, а потом перевел туманный тяжелый взгляд на мужчину. — Если начинать тренировки без оружия, мышцы привыкнут двигаться без расчета на тяжесть ножа или пистолета. — Откуда ты… это знаешь? — зеленые глаза Уильяма скользнули к открытым из-за майки рукам мальчика, на светлой коже которой видны были тонкие шрамики. Неужели… — Лола всегда говорила это, когда я жаловался на тяжесть ножа. — Поэтому я хочу начать с простого, — подавив в себе злость и возмущение, терпеливо кивнул Уильям. — Покажешь мне, что ты умеешь, чтобы я знал, откуда начать? Уильям должен был знать лучше, должен был готов к тому, что этот на вид маленький ребенок способен куда на большее, чем может показаться на первый взгляд. Он должен был понимать, что Натаниэль, росший до этого под опекой Балтиморского Мясника, не будет двигаться, как положено обычным детям, и все же… он был застигнут врасплох. Он все равно не ожидал, что мальчик будет контролировать себя и знать незащищенные точки на теле человека, что будет бить по нижней половине, туда, куда может дотянуться, что будет использовать грязные приемы… Но, несмотря на все это, упав на спину, Уильям несколько секунд иступленно смотрел в потолок, чувствуя на своей груди легкое давление от детского тельца, тогда как маленькое предплечье Натаниэля было приставлено к его горлу. Алексу было десять, а он и то пока что лишь учился контролировать себя так, как уже мог Натаниэль. Натаниэль, который не практиковался больше года и сейчас действовал на автопилоте. Почему у мальчика в его возрасте вообще был автопилот?! — С какого возраста ты тренировался? — почти боясь услышать ответ, спросил Уильям, садясь и глядя лишь на Натаниэль, что совершенно недетским движением разминал правое плечо. — Не знаю, — мальчик замер, нахмуривались, явно стараясь вспомнить. — Сколько себя помню. Лола говорила, что нужно начинать как можно раньше. Она говорила, что у меня плохо получается, я слишком медленный и слабый и должен стараться больше. — Она соврала тебе, — покачал головой Велингтон. — Ты ребенок, Нат, тебе всего шесть, но ты уже двигаешься быстро и контролируешь свои движения. Ты большой молодец. Я не ожидал. Давай попробуем еще раз. — Все еще без оружия? — Я не дам тебе в руки оружие, пока ты не станешь старше, — безапелляционно ответил старший, поднимаясь на ноги. — Давай, малыш, еще разок. — А как же Алекс? — Нат скосил глаза на кузена, что все еще разминался в стороне от них. — Алекс еще долго не сможет с тобой конкурировать, особенно если ты продолжишь заниматься, — позволил себе ухмылку Уильям, а в зеленых глазах мелькнул огонек предвкушения человека, что нашел неограненный алмаз. — Давай, — Велингтон протянул мальчику руку, — дашь мне пять, и мы начнем с начала. В этот раз Уилл был куда внимательнее и быстрее, прекрасно понимая, на что способен ребенок напротив. Натаниэлю, разумеется, не хватало силы, но ее можно было нарастить, однако ребенок был прекрасно осведомлен о своих сильных сторонах — скорости и ловкости. Имея юркое маленькое тело, которое передвигалось куда быстрее, чем тело, пусть и сильного, но просто огромного по сравнению с мальчиком Веллингтона, ребенок крутился и вертелся вокруг, как огненный ураган, то и делу ударяя под колени, в стопы и корпус, стараясь подкосить противника. Конечно, больше он ни разу не смог повалить мужчину, но теперь стало понятно, что делать дальше. Было бы логично также посмотреть, что Натаниэль может делать с ножами, возможно, обучить метанию, с этого же сейчас начинал Александр, но… Уильям не был готов увидеть этого кроху с ножом в руках. Ведь тот умеет обращаться с ними, возьмет натренированным движением, возможно, даже покажет хороший результат… Но Мэри четко дала понять, что сделает с Веллингтоном, если узнает, что в руках ее шестилетнего сына побывал нож. — Почему ты не хочешь, чтобы я встал против Ната? — поинтересовался Алекс, глядя на то, как его младший кузен, устроившийся на подоконнике, размеренно пьет воду. — Потому что одно неверное движение, и он в лучшем случае сломает тебе что-то, — мрачно отозвался Уильям. — Лучше никогда не зли своего брата по-настоящему. — Что? — мальчишка вскинул голову, пораженно глядя на своего наставника. — Нат же… Он и мухи не обидит! — Да. При условии, что муха не обидит его или то, что ему дорого, — какое-то время Веллингтон еще смотрел на младшего, а потом повернулся к Александру с терпеливой улыбкой. — Давай еще раз.***
Натан с холодной яростью смотрел на снимки на своем столе, чувствуя, как адское пламя рвет вены. Этот выродок с зеленых островов… Нет, он не просто устранил человека, которого к нему заслал картель. Он вернул его обратно. Точнее его кожу. Чучело. С табличкой, прибитой к постаменту: «Вечное напоминание о том, что случается с тварями, заползающими на территорию львов». Гордыня — личный грех Хэтфордов. И они поплатятся за это собственной жизнью. Все они. Эти выродки, что возомнили себя главными лишь из-за долгой истории. Они не знают, что такое делать себя самостоятельно, строить из ничего, подниматься с самых низов. Так Натан снизвергнет их в самую бездну. Пусть попробуют подняться. — Скажи Ромеро, чтобы собрал людей, — прорычал Натан, пальцы которого медленно сжимали треклятый снимок, присланный Каденом. — Пусть принесут мне голову Александра Хэтфорда. — Сына Стюарта? — опешила Лола, вскинув голову. — Но… — Не смей мне перечить! Медная статуэтка, сорванная со стола, полетела в стену, пробивая деревянные панели.