Overdrive

Где, блядь, этот ёбаный ублюдок? Я уже двадцать минут сижу здесь и жду его опаздывающую задницу, макая картошку в шоколадный коктейль. Он сказал мне: «Будь вовремя, уёбок. В пять часов в «In-And-Out» через дорогу». И вот я здесь, и что он, блядь, делает? Сам опаздывает. Как только он придет, я устрою ему выговор с огромной злобной ухмылкой на лице. Я понятия не имею, что он задумал. Кто знает, что происходит в голове у сумасшедшего Хэтфилда, когда у него появляется идея. Что бы это ни было на этот раз, скорее всего, это глупость, херота и полный провал. Но я позволяю ему. Потому что он мне нравится. Пиздец как. Конечно, он горяч, ходячий секс и всё такое, но иногда я думаю, какого хера я вожусь с ним? Все эти несчастные случаи, в которые он попадает. Инцидент со скейтбордом. Драки в барах. Пьяные поединки о том, кто сможет пробить лбом самую большую трещину в стене… Ну ладно, это было довольно забавно, и я был вроде как судьей в них, и немного участником… но дело не в этом. Дело в том, что он опаздывает, я ем картошку фри, злюсь, скучаю и я мог бы заняться чем-нибудь получше. Например, смотреть кино. Читать книгу. Напиться с Кирком и Клиффом. Окей, да, мне больше нечем заняться. Но это лучше, чем ждать его последние двадцать минут. Уф. Когда же, чёрт возьми, он появится? Может быть, мне стоит перейти улицу, вернуться в отель, надеяться, что я не застану Клиффа и Кирка на месте преступления снова, и насладиться ночью выпивки и просмотра плохих фильмов, которые Кирк возит с собой в чемодане? В прошлый раз было довольно весело, мы напились егеря и ещё неизвестно чего, кидались вещами в телевизор и падали друг на друга. О. Точно. В первую же ночь нашего первого евротурне я оказался на коленях у Джеймса… а потом мы пошли в номер и… Да. Да. Мм. Это было классно… Боже, как он хорошо целуется. Ладно, прекрати, Ульрих. Пора проверить часы… ааа, опаздывает на двадцать пять минут. Радость из радостей. Блядь, Хэтфилд, где ты, сука, шляешься? Моя коробушка с картошкой фри почти пуста. Как и мой шоколадный коктейль. Лучше бы он не планировал ужин на сегодня, я уже наелся. … Что я говорю? Джеймс Хэтфилд будет романтичным в смысле ты-вроде-как-встречаешься-с-ним-но-он-не-признает-этого — и не могу поверить, что я, блядь, даже думаю об этом — парнем? Джеймс Хэтфилд, устраивающий ужин и кино? В этой жизни? Ха. Ага, конечно. …Ублюдок. Уф. Прекрати это, Ульрих. Прекрати, прямо сейчас. Ты знаешь, что он не смог бы сделать ничего романтичного, даже если бы кто-то приставил пистолет к его голове. Он будет смотреть на ствол и спрашивать: «что?». Перестань возлагать на него любые надежды. Если бы ты хотел… блядь, найти бы для этого слово получше, но это единственное, которое сейчас подходит — бойфренда… ты бы выбрал Клиффа, а не Джеймса. Или, может быть, Чарли из Anthrax. Или одного из роуди. Или вообще девушку. Любой человек в мире был более романтичным, чем Джеймс, мать его, Хэтфилд. И что это за ожидания? Вы встречаетесь всего год? Два? Это не тянет на полноценную романтику. И когда, блядь, ты стал влюбленным и прилипчивым… парнем? Именно так. Навязчивость плюс ты — равно нет. А Джеймс ненавидит навязчивость. И романтику. Так что прекрати это. Прямо сейчас. Понял? Хорошо. Да. Я могу это сделать. Я точно могу. Он опаздывает на тридцать минут. Я не против! Ага. Абсолютно не против. Нисколько не разочарован. Неа. Нисколько. …Нисколечко. … …Да кого я обманываю. Я хочу хотя бы раз устроить романтический вечер. Не слишком ли многого я прошу? Эй, мозг, ты думаешь, Джеймс впадет в ярость, если я скажу ему: «Ты можешь приходить вовремя, если хочешь пойти со мной на свидание?» Думаешь, у него случится аневризма, если я произнесу это слово на букву «с»? Да ладно, Ларс. Ты знаешь ответы на все свои ёбаные вопросы, и ответ состоит из одного слова — «да». Он взбесится. Из-за всего. Особенно из-за слова на «с». А я просто убью его, если скажу слово на букву «п». Парень. Можно мне, типо, найти более подходящее слово для этого? Мне нужен тезаурус всегда под рукой, клянусь. Может, мне стоит доесть эту картошку и этот коктейль, а потом уже идти доставать Клиффа и Кирка. Джеймс никогда так не опаздывает… если ему не похуй, конечно. Если бы мы пошли в гитарный магазин или посмотреть машины, скейтборды или что-то такое, он был бы там через минуту. Я не должен был открывать рот, говоря: «Эй, давай сегодня вечером побудем вместе, только ты и я». Не надо было позволять Хэтфилду отвечать за эту хуйню. Вот почему я контролирую… свидания, эм… и почему я убеждаюсь, что знаю, куда мы идем, и всё такое. Это точно последний раз, когда я позволяю ему делать это дерьмо со мной. Я заслуживаю лучшего, чем это, блядь. И я не собираюсь хандрить по этому поводу. Я отказываюсь давать ему такое удовольствие. Нахер это. «О, Ларс, извини, я опоздал», — скажет он, а я буду настолько пьян в стельку, что скажу: «Ну и ладно, блядь! Придвинь стул, давай посмотрим порнуху, и, может быть, тогда тебе будет на меня не насрать…» Ладно, остановись, Ульрих. Ты ведешь себя как мелочный человек. И по-детски. И глупо. Типо… просто… нет. Прекрати. Прямо сейчас. Доедай еду. Вставай. Перейди улицу. Посмотри фильм и ложись спать. Нахуй Джеймса. Просто сделай себя счастливым. И перестань думать о том, что ты чувствуешь. Бля, перестань думать. Точка. Надеюсь, в комнате одного из роуди осталось немного пива. Пойду украду немного, отнесу в свою комнату, и это точно поможет мне перестать думать. Пошёл ты, Джеймс. Эх. Пора… … Ох, ну здравствуйте. Поглядите, кто только что припарковался. Кожаные ботинки, кожаные штаны, кожаная куртка, кожаные перчатки. Черный шлем, и черный, блядь, хот-род с рисунками пламени спереди и по бокам. Твою мать. Уф. Посмотрите на эту горячую штучку на Харлее. Господи, просто охуенно… я мог бы просто вгрызться зубами в эти ноги… Ладно, Ларс, успокойся. Перестань кусать нижнюю губу. Просто… будь спокоен. Вот так. Окуни эту картошку в коктейль… покрути ее… съешь. Медленно. Боже, я не могу перестать пялиться. Посмотрите, как он слазит с мотоцикла, как профессионал. Перекидывает эти ёбаные горячие ножки. Блядь. Ну и что, что Джеймса здесь нет? Я только что получил свою главную победу недели прямо тут… …и она приближается ко мне. О боже, я уронил свою картошку в стакан. Меня трясет. Бля, да какая разница. Это секс-божество в коже приближается ко мне, снимает шлем и… …знакомые светлые пряди рассыпаются по плечам. О, этот сукин сын… — Ёбаный в рот, Хэтфилд! Джеймс ухмыляется, как кот, съевший канарейку. Просто самая большая самодовольная, наглая улыбка. Самая. Уёбок. — Я видел, как ты на меня смотрел! Даже подумал, что я для тебя единственный. — Ты лузер, — боже, как я его ненавижу, даже если эта улыбка плавит мои внутренности. Мудак. Я указываю на мотоцикл, — Так вот почему ты опоздал на тридцать ёбаных минут? И кто, блядь, в здравом уме дал тебе доступ к мотоциклу? Эта самодовольная ухмылка не исчезает. Она становится ещё больше. — Ох… У меня есть связи. Я закатываю глаза и встаю. — Ну, по крайней мере, теперь я знаю, куда ты потратил свою первую зарплату с альбома. — Эй! Прекращай рыться в моих счётах. — Кто-то же должен за ними следить, мистер быстрый транжира. — И это говорит мне мистер покупатель домов. — Это называется инвестициями, придурок. — Как скажешь, — Джеймс хватает мой коктейль и картошку фри, и съедает их в секунды. Клянусь, в прошлой жизни он был свиньёй. Я подхожу к мотоциклу и трогаю его левую рулевую ручку. Блядь, он же пиздец дорогой. — Ты его купил? — Нет. Взял напрокат. Бесплатно! — он обходит меня, бросая за спину пустой коктейль и коробку. Серьезно, ну что за хрюн, — Запрыгивай. Нам надо успеть до ночи. — Куда? Он садится на мотоцикл и протягивает мне запасной шлем. — Вот. Надень. Я хмурюсь. — Куда мы едем? Он тянется за спину и хлопает по пустому месту на сиденье. — Поехали, Ларс. Мы должны добраться туда до сумерек. — Джеймс. Скажи мне, куда мы идем. Он продолжает игнорировать меня и сам надевает шлем. — Поехали! Я закатываю глаза и вздыхаю. Клянусь Богом, если бы он мне так сильно не нравился, я бы не терпел эту хуйню. Он знает, что я любопытный. Я ненавижу сюрпризы. Но это он… и он делает мне сюрприз… хоть раз? Что ж. Не могу пропустить такое. У меня уходит минута на то, чтобы надеть шлем, но я его всё же застегиваю. И я бы соврал, если бы сказал, что мне не… жарко… положить руки ему на талию, почувствовать под руками кожу, прижаться к его сильной, тёплой спине, прислониться щекой к плечу. — Готов. Он заводит двигатель, и, о Боже, мой член становится твёрдым. Я ничего не могу с этим поделать. Я чувствую запах кожи, я чувствую его запах… и ещё вибрация, и его тело… и, блядь, мы начинаем двигаться назад. Я крепче сжимаю руки на его талии. Это чертовски страшно, двигаться без безопасности автомобильных стен вокруг меня. Я привык ездить на велосипеде, но здесь есть мотор, и к тому же, я не контролирую ситуацию. Джеймс контролирует. Джеймс оглядывается через плечо. Я не вижу его лица, но его голос звучит обеспокоенно. — Всё хорошо? — Мгм. Д-да. Это, эм. Странно. — Просто держись крепче. Я не дам тебе упасть. Он снова заводит двигатель, и я прикусываю нижнюю губу. Блядь. Мой член настолько твёрдый, и Джеймс рядом, и… Мне нужно успокоиться, иначе я испачкаю штаны. И тут меня осенило то, что он сказал. «Я не дам тебе упасть». Всё внутри будто бы тает. Только из-за того, что он сказал, и как он это сказал. Клянусь, я такой жалкий. Мы едем на юг, удаляясь от города. Здания увеличиваются в размерах, пока не исчезают совсем, и мы выезжаем на чистое шоссе ближе к закату. Ощущение прохлады окутывает сильнее, температура падает, и весь этот холодный ветер может вызвать у меня простуду, которая мне нахуй не нужна. Мы все ещё в туре, блядь, мы не можем позволить себе неудачу. Но… здесь хорошо. Город, в котором мы находимся, расположен буквально в глуши, так что нам не нужно далеко ехать, чтобы попасть в сельскую местность. И это здорово. Очень здорово. Небо меняет цвета, солнце опускается за горы вдали, пшеничные поля становятся золотыми… а у меня в руках Джеймс. Да. Всё не так уж плохо. Почти что стоит часового ожидания. Он съезжает с шоссе на грунтовую дорогу, и я бы забеспокоился, если бы за рулём был не Джеймс. Я возлагаю надежды — опять же, как обычно, — думая, что он мог, просто мог спланировать всё это и разведать местность заранее. Но нет, я слишком хорошо его знаю. Это спонтанность, мы заблудимся, и я буду ругать его, когда он, наконец, признает, что это была случайность, и нам понадобится два или три часа, чтобы вернуться в город, и мы не будем разговаривать друг с другом всю ночь, пока он не придет с этими щенячьими глазами, и у меня не останется выбора, кроме как просить его… но это того стоит. Теперь я точно не скажу ему, что мне нравится его спонтанность. Если я скажу, он будет делать это чаще. Нахер это. У нас есть расписание, которое мы должны соблюдать. И тут мы останавливаемся, припарковавшись на обочине. — Что за хрень? Он не отвечает, козлина. Джеймс снимает шлем и бросает его в сторону. Я слезаю с мотоцикла — как можно более неуклюже, но мне всё равно, что я спотыкаюсь, — и хватаю шлем. — Эй! Осторожнее. Это не наше, помнишь? — Ага. И, конечно, он не слушает. Я снимаю свой собственный шлем, стряхивая пот. Бля, как же здесь холодно. И мы действительно находимся посреди ебучей пустоты. Ни деревьев, ни гор. Просто пустое поле. Это немного… расстраивает, всё это открытое пространство. Я вздрагиваю, выныривая из своих мыслей, когда Джеймс хватает меня за руку и рывком притягивает к себе. — Пойдём, — говорит он. — Куда? Мы в самом центре абсолютного нихуя. — Просто пойдём. — Что, есть коровы, которых нужно опрокинуть? Или птицы, по которым можно пострелять? Он ничего не отвечает. Отлично. И вот я иду за ним в поле, а мотоцикл позади нас становится всё меньше и меньше. Я мысленно записываю, где он находится, как далеко мы идём, шагами и всё такое, на всякий случай. Я всегда должен быть наготове, когда происходит что-то, связанное с этим придурком. Ну, это всё ещё глушь. Ничего особенного. Пустое поле. Вот оно. Ни деревьев, ни птиц, ни коров. Ничего. И пиздец холодно. Ну, не холодно-холодно. Но прохладно. Джеймс отпускает мою руку и опускается на колени на землю рядом со мной. И тут я замечаю, что на нем рюкзак. Хм, может, он взял его заранее. Лучше бы ему развести костер. Но нет. Он достаёт синее одеяло. Бросает его на траву и садится на него. — Не хочешь присесть? Я скрещиваю руки на груди. — И ради этого ты заставил меня ждать целый час? — Просто сядь. — Вот для этого мы столько сюда ехали? Джеймс тяжело вздыхает. — Может, ты, блядь, сядешь? — Ты принес что-нибудь поесть? Дополнительные одеяла? Стартовый набор для костра? — Зачем мне набор для костра? — Потому что мне холодно, долбаёб! Он смеётся надо мной. Мудак. — Я думал, вы, европейцы, привыкшие к холоду. — Ладно, но тут не тепло! Всё равно надо было брать с собой ещё одеяла. Я опускаюсь на покрывало, подальше от него, руки по-прежнему скрещены на груди, ноги подогнуты под себя. Джеймс смотрит на меня с весельем в глазах, чертовски довольный собой. Боже, как я ненавижу этот взгляд. Он наполовину милый, наполовину раздражающий. Ублюдок. — Ну вот, я сижу. Может, вернемся, пока какие-нибудь жуки не решили меня съесть? — Да ладно тебе, Ларс. Разве ты не делал такого раньше? — Джеймс придвигается ближе ко мне, и я отворачиваюсь от него, глядя в сторону того места, откуда мы пришли. Надо вспомнить, где находится мотоцикл, чтобы выбраться отсюда. — Делал что? — это так пиздецки удручает. Мы действительно находимся в глуши. Мне не на что смотреть, чтобы отвлечься от него. О Боже. Его рука на моей шее. Он заправляет мои волосы за ухо. Прижимается ко мне губами. Его тёплое дыхание. Блядь, я чувствую его запах так близко. Кожаная куртка и он. — Знаешь, — ох, этот голос. Его губы совсем рядом. Боже, — Сидеть на одеяле и смотреть на звёзды? — Ч-что? — я так загипнотизирован жаром его дыхания, его голосом и, Боже, его губами, что едва могу сосредоточиться. Сука, как же я его ненавижу. Судя по тому, как он ухмыляется, он тоже видит, как он на меня действует. — Разве ты не тусовался с подружкой и не смотрел вместе на звёзды? Ты делал это в Дании? Просто охуенно, я краснею. Я чувствую, как жар поднимается от моих щёк. Неужели он действительно предлагает то, что предлагает? Он действительно ведёт себя… романтично? Ну да, Ульрих, ты сидишь на одеяле посреди ёбаной пустоты, как ты с удовольствием называешь это место, и ты наедине с Джеймсом, и здесь никого нет, и почему, блядь, он всё время так хорошо пахнет, и почему он так мило улыбается, и почему эти глаза всегда такие, сука, голубые… — Ларс? … И какого хуя я только что выставил себя придурком, пялясь на него, как на идиота, в течение последней минуты? Ловко, Ульрих. Ловко. — Эм-м. Нет. Не делал такого. Мг. В Дании. Он переводит руку с моей шеи на плечо и притягивает меня к своей груди. — Тогда давай это исправим. Мы с братьями тусовались вот так, когда были детьми. Это расслабляет. — Ох. Окей, — ну вот, опять я зря тешил себя надеждами. Это не романтично, это платонически. Его братья тусили с ним вот так в детстве. Ничего особенного. Мы улеглись на одеяло, и я прижался щекой к его груди. Моя макушка у него под подбородком, и он обхватывает меня поперёк талии. И Джеймс прав. Это расслабляет — лежать вот так, чувствовать себя ближе к нему, чем когда-либо. Как бы незащищённо себя я сейчас не чувствовал, это как-то… интимно. Возьми себя в руки, Ульрих. Интимно — не значит романтично. Наслаждайся тем, что у тебя есть сейчас, но не перегибай палку. И всё же. Приятно делать это с ним. Я не думаю, что мы делали что-то настолько… интимное раньше. Это хорошая смена обстановки. А звёзды? Боже. Я никогда в жизни не видел столько звёзд. Сегодня полнолуние, так что я уверен, что звёзд было бы гораздо больше, если бы Луны не было. Но со светом луны я могу видеть Джеймса, траву и всё остальное. Всё-таки, есть разница между городом и деревней. Нет светового загрязнения. Я чувствую запах Джеймса и мокрой травы вокруг нас. Ночной запах, который обычно можно найти только в деревне, где прохладно, но свежо. Такой естественный. Это так хорошо сочетается с тем, как пахнет Джеймс, а кожа, которая на нём, делает это ещё лучше. Я закрываю глаза и чувствую, как уношусь вдаль, слыша сердцебиение Джеймса, его дыхание, ощущая его запах. Он крепче обхватывает меня за талию, и я чувствую лёгкий его поцелуй на своём лбу, когда сон затягивает меня в свои лапы. Я почти засыпаю, когда Джеймс переворачивает меня на спину и целует. Его руки проникают в мои, прижимая меня к одеялу, а сам он устраивается между моих ног. Блядь, как он хорош. Большой и тёплый. Его рот заставляет меня забыть о холоде. Мои ноги обхватывают его бёдра, и он упирается в меня, наши промежности встречаются. И тут я вздрагиваю, резко сбрасывая сон, понимая, что происходит. Я разрываю поцелуй, задыхаясь. — Прекрати. Он не отстраняется. Нет, он перемещается ниже, к моей шее, как раз туда, где, как он знает, мне нравится. И я едва сдерживаю стон, когда он прикусывает то самое место, которое я люблю. Прикусывает и засасывает кожу. — Мы не должны… — пытаюсь я снова. Он не обращает внимания. Он всё ещё облизывает мою чёртову шею, и я ничего не могу с этим поделать. Я выгибаюсь дугой, сжимаю его руки в своих, вжимаюсь в него, откидываю голову, чтобы он мог делать это снова и снова. Чёрт бы побрал этот его рот. Он сжимает мою кожу между зубами, блядь, оставляет синяк. Ёбаный засос, который останется надолго, и все его увидят. А мне, блядь, всё равно. Я хочу большего. И он знает, что мне нужно больше. Он отстраняется, чтобы лизнуть сделанную им отметину. — Ты же не хочешь, чтобы я остановился. Я дрожу. Блядь, этот голос. Испытывающий меня. Приказывающий. — Но… нас могут поймать. — Да? Кто? — бля, боже, бля. Он толкается своей промежностью в мою. Прижимается ближе, — Одна из тех птиц, о которых ты говорил? Или корова? Кто, Ларс? — Я не знаю, — чёрт, я не могу ни говорить, ни думать, — Просто… кто-то. Это не… это… плохо… и… Он крепко сжимает мои руки, сильно кусает мою шею и жмётся так близко, что я почти теряю сознание. Я задыхаюсь, извиваюсь, наклоняю своё тело к нему. А потом он использует этот голос, и я плавлюсь в его руках. — Это то, чего я хочу. Джеймс нависает надо мной, смотрит неотрывно, и я не могу больше сопротивляться. Я наклоняюсь и грубо целую его, наши зубы клацают, губы смыкаются. Он забирает у меня контроль, усиливая давление, вплавляясь в меня всем телом. И я позволяю ему. Я хочу этого. Он точно знает, как со мной играть. После двух лет совместной жизни, когда мы были в постели, выясняли отношения, изучали тела друг друга, он узнал всё мои слабые места. Но самое главное из всего этого было просто: забери у меня контроль, и я твой. Даже я сам не знал этого, пока он не сделал это… снова, и снова, и снова. Я держу руки на одеяле, пока он освобождает меня от всей одежды. Обувь исчезает, футболка стягивается через голову, джинсы спущены вместе с нижним бельём. Но носки он оставляет. — Привстань. Я весь дрожу, повинуясь ему, наполовину из-за этого голоса, наполовину из-за его взгляда, наполовину из-за холода, наполовину из-за возбуждения, наполовину из-за… ну, этого, чего-то, я не знаю. Может быть, это была третья часть. Или четверть. Он похож на волка, готового к пиршеству, голодного и жаждущего. Мне нравится, когда он так смотрит на меня, но я ненавижу молчание. Ненавижу, как он, блядь, смотрит на меня и молчит так долго. Это сводит меня с ума, потому что я знаю, что он делает это специально. Чтобы поддразнить меня. Чтобы подтолкнуть меня. Если бы меня это так сильно не заводило… Джеймс не сводит с меня глаз, снимая свою кожаную куртку. И предлагает её мне. — Надень её. Я дрожу. Я не могу перестать дрожать. Я беру куртку, накидываю на плечи, дрожа как лист, или ветка, или что-то там ещё. Зубы стучат, сердце хочет выскочить прямо из грудной клетки, горло сжало, как спутанные провода. Я, наверное, охуеть как красив сейчас. Голый и со стояком, за исключением носков и его куртки. Выгляжу, блядь, нелепо. Жалкий вид. Я, блядь, хочу кончить. Прямо сейчас. И, судя по Джеймсу, он тоже хочет, облизывает губы, щёки розовеют, дыхание становится тяжёлым. Блядь, он горячий. — Возьми сумку. Я беру её и протягиваю ему. Затем он укладывается на спину, хватает меня за руку и тянет на себя. Что за херь? Его рука мгновенно опускается мне на голову, прижимая меня к себе. Это я понимаю и без слов. Я спускаюсь по его телу вниз и расстегиваю молнию, одной рукой толкая джинсы вниз, а другой стягивая бельё. Мой рот опускается на его член, и я поднимаю глаза на него, чтобы сосать так, как ему нравится. С задержкой, не торопясь, медленно, двигая головой вверх-вниз. Мне нравится делать это для него. Я наслаждаюсь этим. Раньше это звучало странно. Теперь мне это правда нравится. Мне нравится, как Джеймс на это реагирует… как будто я тоже имею над ним какую-то власть. Его пальцы впиваются в мой скальп, сильно сжимая меня, но не останавливая. Его рот приоткрывается, как будто ему больно, но он не кричит. Он стонет, слегка раздвигает ноги, наклоняет бёдра ко мне, впивается в мой рот. Я двигаю языком быстрее, и от этого Джеймс стонет ещё громче, веки сжимаются, пальцы дёргают меня. Другая рука тянется к сумке у его головы, и он впивается зубами в губу, хрипя, борясь за каждый вдох. И мой член реагирует так же, как и его. Я трусь о его бедро, слегка подрагивая, желая коснуться себя и кончить прямо сейчас. Но я не могу. Я должен подождать. Блядь. Просто… блядь. — С-стоп. Сейчас же. Я должен быть доволен собой. Заминка в голосе? Да, это был я. Я отстраняюсь, облизываю губы, пробуя его на вкус. Его рука держит меня так, что шея выгибается, а губы накрывают кончик его члена. Я слышу, как он роется в сумке, и у меня на уме только одна причина. Он протягивает мне флакончик со смазкой. Я улыбаюсь. Ну, по крайней мере, он был готов к этому. Я знаю, чего он хочет, что ему нравится. Тот факт, что мы на улице, больше не беспокоит меня. Я смазываю пальцы и смотрю ему в глаза, когда тянусь назад. Я делал это с собой всего несколько раз, и всё благодаря просьбам и мольбам Джеймса… но это чертовски горячо. Действительно, бля, горячо. И то, как Джеймс, кажется, пожирает меня взглядом, пока я делаю это с собой, делает всё только более горячим. Когда я могу легко трахать себя двумя пальцами, я подползаю к нему и переворачиваюсь на бок. Но Джеймс хватает меня за плечо и притягивает к себе. Меня снова трясёт, когда я укладываю ладони на его рёбра. — Джеймс? Его руки опускаются на мои бёдра. — Я… Он легко подталкивает меня назад. Немного приподнимает. Ох, блядь. Чёрт. Блядь. Чёрт, чёрт, чёрт… Я не могу дышать. Господи. Кажется, я сейчас умру. — Ты… ты хочешь, чтобы я… — блядь, я даже не могу это сказать. Нет, я могу это сделать. Точно могу, — Оседлал тебя? — Да. Типо… да, — он тоже краснеет, и тоже не может говорить. От этого мне становится легче. Я никогда не делал этого раньше. Он никогда не делал этого раньше. Это похоже на наш первый раз, только мы не в постели. Мы посреди ебучей пустыни. Я делаю глубокий вдох. Может, лучше просто покончить с этим быстрее. Это не сложно. Я могу это сделать. Я не свожу с него глаз. Чувствую такое же беспокойство, как и он, обхватываю его член и немного приподнимаюсь, откидываясь назад. Чёрт, это пиздецки странно… нет, Ларс, не думай об этом, не думай… просто сделай это. Я закрываю глаза и, не в силах сдержаться, хнычу, оседая на него. Он заполняет меня одним движением, и я задыхаюсь, когда чувствую, как он входит в меня до конца. Блядь. Блядь. Моё сердце бьётся так быстро. Я не могу дышать. Я не могу двигаться. Что, блядь, со мной не так? Не то чтобы я не делал этого раньше, и мне не больно… просто… странно. Меня, блядь, трясёт. Что за хуйня. Я смотрю на него снизу вверх и чувствую себя как никогда обнажённым. Я… Я сверху. И он внутри меня, а я сверху. И это правда приятно, и он выглядит так сексуально, и… и это хорошо, но… необычно. Я чувствую себя таким уязвимым. Мне это пиздецки нравится и я пиздецки ненавижу это. Вот это, блядь, комбинация. Глаза Джеймса ещё никогда не казались такими большими. — Вау. — Ч… Что? Ты чего? Он замирает на несколько мгновений, ища свой голос, ища слова. — Ты… ты… это… вау. Я не решаюсь сказать что-то умное в ответ. Он снова сказал так много и так мало. Вместо этого я улыбаюсь и кладу свои руки на его, поверх моих бёдер. А потом… Я двигаюсь. Вверх и вниз. Странно, но это хорошо. На самом деле хорошо. Я двигаюсь медленно, вверх-вниз, держа его руки на своих бёдрах. А Джеймс смотрит так заворожённо, просто пялится на меня, заглядывает в глаза, в полном восторге. Мне это нравится. Очень. Мне нравится доставлять ему удовольствие. Мне нравится видеть, как он на меня смотрит, когда я делаю с ним что-то. Это… да, это заставляет меня чувствовать себя невероятно. Интересно, понравится ли ему это… Я отпускаю его руки и провожу своими вверх-вниз по груди, так же медленно, как двигаю бёдрами. Он задыхается, как будто его ударили, его зрачки сужаются, его тело дёргается, вжимаясь в меня. Я прикусываю нижнюю губу. Бля, как же это было горячо. Боже, я делал это всего два-три раза. Но я знаю, что Джеймсу нравится, когда я делаю это. И я хочу, чтобы он сошёл с ума. Я хочу, чтобы он потерял голову. Я опускаю руку вниз, дразня себя, кончиками пальцев касаясь только основания члена. Другая рука касается одного из сосков. Его челюсть приоткрывается, когда я начинаю гладить себя и щипать за сосок. Он издаёт стон, сильно сжимая мои бёдра, и ещё сильнее вонзается в меня. Блядь. Я не могу дышать. Мои бёдра раскачиваются быстрее. Двигаюсь сильнее. Он двигается во мне быстрее. Я поглаживаю себя в такт нашему ритму. И я не могу отвести от него взгляд. Я тянусь к своему соску, дергаю его, подпрыгиваю, раскачиваюсь, встречая его толчки, и, блядь, эти руки на моих бёдрах, синяки, у меня останутся синяки… — Ах, блядь! Я откидываю голову назад, плотно закрываю глаза, упираясь в собственную руку. Я не могу… Не могу… Он во мне, трахает меня, а я трахаю себя, глажу себя. Кожаная куртка на мне, его руки на мне, я слышу его, чувствую его запах, ощущаю его. — Джеймс… Ох. Ох, блядь. Блядь, твою мать. Ёбаный в рот. Блядь! Я убираю руку с соска, сворачиваю её в кулак и прикусываю его, сильно кончая. Из моего горла вырывается писк, такой, блядь, писк, который может заставить меня сделать только Джеймс. Все моё тело слабнет, и я падаю на него, вспотевший, обессиленный, в полном беспорядке. И Джеймс рядом. Он прижимает меня к себе, обхватывает руками мою спину. И он всё ещё во мне, трахает меня. Его руки опускаются к моей заднице, сжимают её и приподнимают меня. Он вскидывается выше, упираясь ногами в одеяло, и трахает меня, берёт меня, а я хнычу, не в силах остановиться. Я хнычу и стону ему в шею, пальцы тянут его за футболку, и когда я чувствую, как он задыхается и кончает в меня, я стону вместе с ним и вздыхаю, когда он выходит из меня. … Боже. For heldve. Я сползаю на одеяло, свернувшись калачиком на боку. Джеймс держит руку на моей талии. Я не хочу двигаться в ближайшее время, и думаю, он тоже не хочет. И тут холодный ветерок напоминает мне о моей наготе. Я снова дрожу и прижимаюсь к Джеймсу. — Джеймс… — М? — Холодно. Он поворачивается и берёт сумку. Я улыбаюсь, когда он достает из неё большое жёлтое одеяло и оборачивает его вокруг меня, подталкивая края. Опять эта самодовольная ухмылка. — Неужели ты думаешь, что я пошёл бы на что-то подобное без дополнительных одеял? Я шутливо бодаю его в подбородок. Здесь так тепло. Так хорошо. — Ты помнишь, где мотоцикл? Он напрягается. — Э-эм… Я усмехаюсь. — Не волнуйся. Я мысленно записал, где он находится. Его тело снова расслабляется, и он делает большой вдох. Его рука снова обхватывает меня, и он целует меня в лоб. — Слава богу, что у тебя такая память. Я закрываю глаза. Чёрт, как же классно он пахнет. Больше никаких разговоров. Не хочу говорить. Просто хочу спать. Хочу хорошего сна после оргазма. — Ларс? — Да? — Тебе понравилось? Я улыбаюсь. — Да. Понравилось. Я не упускаю из виду, как он крепче прижимает меня к себе, как понижается его голос, как он целует мой лоб. Это так много говорит за столь короткое время. — Отлично. Ладно, он не мистер Совершенство. Он не идеальный… парень, и с ним бывает много несчастных случаев. Он лажает, он совершает кучу ошибок, он может вывести меня из себя быстрее, чем что-либо другое на Земле, и иногда он может быть забывчивым идиотом. Большую часть времени. Почти всё время. Но именно в такие моменты я вспоминаю, почему он мне так нравится. В такие моменты я думаю: да, это тот парень, который мне нужен. Возможно, есть другие и лучше, и умнее, и сексуальнее, но никто не может быть таким же, как мой Джеймс.