Моё солнце

Согретые теплом магии капли чувств словно разбивались о двухцветную, сливково-белую и киноварную через пересечение душу. Как дурманяще сладкий мёд, пьянящий позитив и главная составляющая его существования часть медленно перекочевала в сосуд перевёрнутого сердца Кросса — странный контраст. Странный, ведь он и близко не сравнивается с беспощадным жалом пустоты. Брошенный свёрток незаконченной вселенной в руки бывшего стража и есть компенсация за всё, что терзало. За многочисленные сбросы и принятия, за потухшие искры надежды, за осознание своей никчёмности и исступлённого уныния. За то, чего он по праву заслужил. Странный контраст, когда вместо скользких и тщедушных щупалец тьмы - высокая изумрудная трава, когда вместо проблесков света на день рождения - мягкие поглаживания солнечных лучей. И странно, когда вместо озлобленного на весь мир голоса в голове, предавая сотни ярких оттенков пейзажу, потирая словно из червонного золота сотканные перчатки, плечом к плечу с ним стоит Дрим. Его надежда, его солнце. Не зря в черепе вертелось приевшееся сравнение. В глазах мечника он светился практически буквально, отливая цитрином ободка. Источая пары терпких эмоций, он был как чаша, наполненная жидкой эйфиксностью. Он смог пробить стену замкнутости и протянуть руку, усмирить и принять. Обойтись без обжигов, как те, которые подарили надежду и сразу отняли. Кросс поздно понял, что этот наивный и обманчиво молодой скелет - его сокровенный луч. Ненавязчивый ветерок в летний вечер сопутствовал мерному дыханию монохромного. Растительность под ногами цеплялась за ботинки и едва касалась графитного раздвоения костей. Цепкие пальцы солнца позаботились о шее, наделив её воротником тепла. Пальцы не его солнца... Хотелось разнежиться в ласках, едва ощутимых, но настолько желанных. Мурчащим котом умоститься в травинках и собрать ещё не испарившийся бисер росы. Но маска грубости, концентрированного недоверия и страхов, давящих страхов, не позволяла отдаться моменту. О, прутья отстранённости не изогнуты, а оголённый провод в клетке рёбер не погас. Мечник даже не пытался натянуть улыбку для приличия. — Кросс, как ты себя чувствуешь? — скромно скосив глаза, с плохо скрываемой заботой проронил мечтатель. — А я должен как-то себя чувствовать...? — вопросом на вопрос пробурчал монохромный. — Ты только посмотри, какой закат! Какие цвета в небе... Даже птички слетелись в стаю, чтобы спеть для нас песню! И речка под обрывом, смотри, смотри! Как она бушует и не забывает поделиться влагой с цветами. Разве это не повод чувствовать себя хорошо? — выдержав некоторую паузу, стал ярко перечислять Дрим. Такая же лучезарная улыбка озарила его лицо, плащ заходил волнами от ударившего ветра. По щекам вальяжно растёкся веснушчатый румянец, точно золотой стружкой усыпал гладкую кость от кончиков рта до переносицы. Хранитель тихо вздохнул и устремил мягкий, исполненный какой-то взрослой думой взгляд в гетерохромные глаза. Мечник сильнее сжал подол белой куртки и заозирался по сторонам, лишь бы не ловить на себе эти испытующие, но искренне добрые зрачки. — Те создатели, что рисовали этот закат, явно не профессионалы своего дела. Вот Инк... Инк бы и вправду постарался для нас. Птицы меня бесят, а... — Ты настоящий циник, Кросси! Нельзя же так опровергать труд творцов. Скоро они добавят на небосвод звёзд, и ты просто обязан на них взглянуть! — нетерпеливо перебил хранитель и вновь разбавил душу собеседника каплей позитива. "Прутья" всё слабли. Монохромный не нашёл, что ответить. Он всё старался держать планку недоступности, но... Что только что проникло в его бесцветный спектр чувств? Что-то до боли неожиданное, не испробованное на вкус раньше. Словно подснежник, что пробился сквозь одеяло и безжалостный мороз снега, радуя глаз такой непорочной красотой, своим рождением вступая в борьбу с пургой зимы. И сравнимые с жемчужной белизной лунного камня его лепестки, что станет настоящим преступлением лишить права на жизнь, на цветение. И Кросс позволил ему распуститься. С непривычной для себя смелостью вобрал в себя то новое, что называется доверием и чистой любовью. Только-только зародившейся, но уже занявшую настолько важное место в жизни бывшего стража. Он постарался незаметно поднять запястье и натянул чёрную ткань свитера на добрую половину лица, ведь давать слабину, позволить лавандовому румянцу в унисон с бешеным биением души завладеть контролем - жалко. Но от Дрима не скроешь ничего. Тот будто через решето пропускал все смеси эмоций, определяя их безгрешные сущности. Теперь бывший стражник мелко подрагивает... Это ведь от опустившегося холода, правда? Нет, он не должен узнать его секрет. Не сейчас, не когда он не справится с придумыванием оправданий. Кому нужен одинокий эгоистичный монстр, что старается так открыто ненавидеть, презирать? Только и способный на побег от проблем?... — Дрим, я... — пробубнил высокий скелет, заглушаемый толстой тканью воротника. Фаланги руки что-то коснулось. Так нежно, щекочуще и волнующе. Тонкие и хрупкие на ощупь кости пальцев мечтателя не шли в сравнение с огрубевшей от многочисленных сражений надкостницы мечника, изборождённых шрамами, дрожащими, как от нервного тика. Фаланги вдруг робко проскользнули сквозь, переплетая ладони на манер замка. Не успел монохромный судорожно выпустить воздух, как его развернули в сторону и проделали те же манипуляции с другой рукой. Теперь на него снизу вверх взирала пара янтарных зрачков, его свет в конце тоннеля, благосклонность свыше. Через несколько секунд, которые казались целой вечностью, Дрим потупился и что-то неразборчиво промычал, наверное, извинения за нарушение личных границ. Кроссу уже плевать. — Прости, я... Я видимо смутил тебя... Прошу, не покидай меня, не оставляй вновь одного! Дрим, мой свет... не отвергай... В уголке глазницы собралась фиолетовая влага и бесконтрольно прочертила мокрый след по скуле. На фалангах ощутимо возросло сжатие, будто не он один цеплялся за противоположно стоящего с мертвенной тяжестью на сердце. Дрим подступил ближе, наконец поднимая взгляд с земли. Не разжимая рук он потянулся к вороту, что скрывал желанное сокровище уст и отдёрнул вниз, чем вызвал инстинктивный шаг назад. Что-то стрельнуло в черепе от всех этих откровений, от запредельной близости, и вот уже перед носовой костью маячит грань дозволенного, однако имеет ли она смысл? Дрим приподнялся на носочках жёлтых сапожков и, чуть пошатнувшись от неустановленного равновесия, сравнял разницу в росте. Извинился заранее взглядом и смело пересёк все ранние тленные отрешения мечника. Прильнул поближе, стукаясь рёбрами о рёбра, вейнул влажным дыханием в подбородок и неумело клюнул экто-губами челюсть Кросса. Мило фыркнул и, как почувствовал страж, ослабил хватку на ладонях. Так тепло, любяще и безумно сладко слились они в нескольких прикосновениях. И ничто не заменит этих мгновений, не уступит грязной пошлости и экстазным агониям. По телам прошёлся электрический разряд, став последней каплей всех страхов. Решётка на душе треснула в изломе и с грохотом отпала в сторону, все надежды нашли выход из тёмного уголка. Монохромный выпустил теперь уже как свои дрожащие пальцы в синтетике перчаток, зажмурил глазницы до синих мельтешащих звёздочек и опустил жаркую ладонь на затылок своего предмета воздыхания. Поймал ртом томный стон и сам забылся в безудержных звуках любви. Жаль, что недолго прожила их маленькая близость, мечтатель отстранился с тяжёлым дыханием и сжал кулаки. Кросс горел, как фиолетовая лампочка, и едва смог унять барабан души. Казалось, что тепло это пустило корни через каждый флюид, пробежалось по каждой косточке и наконец вырастило долгожданный цветок под частоколом рёбер. — Я не думал, что мы так сразу... и ты разрешишь... Я просто так хотел, ведь... — начал было лепетать хранитель, пока Кросс после нескольких поступательных шагов не обнял крепко меньшего за плечи. Испуская всхлипы и хнычь, он прижал того к себе. Так хотелось слиться полностью, обвиться плющом чрез небольшое тельце и никогда никогда не выпускать. И надеяться, что Дрим не скроется за горизонтом как солнце, не оставит тлеть в гнету холодной ночи и вновь отстраивать ту клетку для души, для чувств и чаяний. Ведь он его вечная надежда, его мечта... Его свет.