***
Это произошло незадолго до начала долгожданного знойного сезона. Вечера были теплые и мягкие, как сердце Стеллы, и влажные, как ее щеки. Она сидела на коленях, давясь и задыхаясь безудержными и безнадежными рыданиями, подле свалившейся замертво Рикки, ее единственной с детства подруги, чьи глаза были безжалостно выжжены, а лицо заволочено свежей багрово-чернильной кровью с примесью расплавленных белков. Страшнее этого, казалось бы, не могло быть для нее зрелища. Однако, когда дверь в девичьи апартаменты отворилась, и на пороге застыл побледневший Скай, в которого Стелла, не менее блеклая, оторопелая и напуганная, вцепилась молящим о помощи взглядом, нашлось. Она навсегда запомнила с того дня, как отобразилась в его глазах постылой, неприязненной ему до отвращения, достойной лишь осуждения, словно в самом деле была способна на это злодейство. Тогда она и сама почти поверила в это. Настолько ужасающим было то, что она сотворила с Рикки. Настолько убеждающим в это был взгляд Ская. От происходящего дальше она осталась отрезана хмарью своих мглистых тяжелых мыслей и сожалением, отрешенно глядя на свои ладони, запятнанные подсохшей кровью подруги, оставшейся теперь частью ее счастливых воспоминаний, самой тяжелой скорбью и кошмаром, еще долго делающим ее ночи длинными и бессонными. Она даже не заметила, как перед ней безмолвной антрацитовой тенью, облаченный в черное, какими были и волосы его, и глаза, присел Сол Сильва. Легким, но уверенным движением указательного пальца он осторожно приподнял повисшую голову Стеллы, заставляя ее смотреть на него, пока он смотрел на нее. На ее лице лежали тени, приоткрытые пухлые губы слабо подрагивали, словно лепестки светлых роз, задеваемые ветром, а соленые слезы затекали в рот подобно дождевым каплям. Она напоминала летнюю ночь, испорченную ненастной погодой, и только сияющие золотом ее длинные волосы, лежащие на плечах, и отливающие янтарем глаза прибавляли ей живости. — Я не хотела, — только и повторяла Стелла, словно это могло оправдать ее перед покойной Рикки, над телом которой нависли Фарагонда и профессор Бен. — Я знаю, — спокойно и без призрака сомнения сказал Сильва, и она стихла, а в глазах ее полыхнула огнем благодарность. Это были те слова, в которых она нуждалась. Это были те слова, которые она ждала от Ская, вместо этого оставившего ее наедине с тлеющей внутри ее существа виной. С того дня запомнила она навсегда и то, с какими пониманием и сочувствием смотрел на нее Сол Сильва, взглядом, лишенным всякого обвинения. Словно он знал ее дольше, чем Скай, хотя на деле он просто знал, какой может быть неподвластной им, обычным людям и сильнейшим фейри, жизнь. Подкрепляла его уверенность в Стелле еще и та осведомленность, каким способом королева Луна заставляла с ранних лет свою дочь приумножать волшебство.А именно, чем сильнее эмоции, тем сильнее магия.
Немудрено, что исключение в дворцовом образовании принцессы органичных способов владения своей силой привело к невозможности взять власть над светом в ответственный момент. Скай был или слишком молод и неопытен, чтобы знать о таких вещах как непредсказуемость бытия, которое способно сломить даже ангела, или Сол воспитал его до тошноты правильным и гордым, чтобы понять святого, обратившегося на миг в демона. — Пойдем, — он протянул свою руку к ней, не сводя глаз с ее дышащего хворью лица. Он не сказал куда и зачем, но это не помешало Стелле довериться человеку, который поверил ей. И она вложила свои дрожащие грязные пальцы в его шероховатую ладонь. Сол сжал их, принимая ее и поддерживая, чего не смог сделать побрезговавший ею Скай. Они поднялись. Ее ноги были слабы, как и вся она целиком, и он позволил себе придерживать ее где-то в области талии, пока они передвигались по апартаментам. В светлом кафеле, на которые легли темные очертания их тел, и звуке льющейся воды она узнала ванную комнату. — Надо отмыть твои руки, — сказал Сол, и Стелла посмотрела на свои ладони: образ мертвой подруги лег пеленой перед ее глазами, и она снова задрожала, как в лихорадке. — Тш. — Сильва взял ее лицо в свои ладони. — Смотри в зеркало. Стелла последовала его словам и заставила себя приковать свой взгляд в их отражение. Он взял ее трясущиеся руки в свои и стал тщательно, но аккуратно стирать с них следы ее невольного злодейства. Она не видела, как теплая прозрачная вода окрашивалась в кровь и утекала в забытье, как и она сама, наблюдая за Сильвой, казавшимся ей до этого дня нелюдимым вороном. — Что теперь будет? — подавлено спросила Стелла, хотя знала: что бы Сильва ни ответил, без упоминания ее матери не обойдется. — Фарагонда известила Ее величество. Утром она будет в Алфеи, — подняв взгляд в зеркало, где были глаза неудавшейся феи, ответил Сол. — И примет решение. — Он повернул кран, и вода прекратилась. Зная свою мать, она уже изобретала самую искусную пытку для опозорившей ее дочери и, будучи феей разума, особенно предпочитала надламывать сознание. На другой день королева Луна забрала дочь во дворец, а о Рикки теперь вспоминали как о несчастной жертве чудовищности и вседозволенности стервозной принцессы. В тот день, преисполненный слезами и скорбью, Стелла потеряла двоих близких людей. Рикки и Ская, который стал ей чужд. Но обрела человека, заставившего ее заново принять себя. Она схватилась за Сола, как за спасательный жилет, вот только отрывая от себя потом толстые ядовитые нити въевшихся воспоминаний и порицательных мыслей, туго связывающие ее горло до посинения шеи и до удушья, она угодила в терновник, колючими шипами вцепившийся в ее одежды, тело и сердце.Терновник, отравляющий нежными чувствами к мужчине, бывшим для нее запретным плодом.
***
Стелла удивилась Скаю, ведь то, как он обошелся с ней, было плоше, чем ее нежелание отвечать на его сообщения и звонки. Она отвела взгляд, подавляя дурные эмоции, ведь до сих пор побаивалась себя, хоть и прошло достаточно времени и достаточно произошло в ней изменений.