Ловец снов

      Наверное, всё началось с того странного дня. И с той странной ярморочной лавки. Она, почему-то, стояла обособленной ото всех и, скромно украшенная, терялась в обилии ярких уличных магазинчиков. В тот день Джисон, на самом деле, не собирался выходить из дома, но после обеда ему позвонил Чонин — его близкий друг ещё со школьных времён — и слёзно умолял составить компанию вечером. Правда, когда Хан уже стоял у входа на ярмарку Чонин позвонил ему и, извинившись, пролепетал, что он уже на ярмарке, но встретил парня, по которому безумно сох последний год, и предложил Джисону самостоятельно посетить несколько лавок. Честно говоря, Джисон страшно разозлился (совсем не так он представлял себе субботний вечер!), но, побродив по рядам разукрашенных магазинчиков, постепенно встянулся и совсем скоро с интересом разглядывал безделушки на прилавках.       В тот ряд он, на самом деле, тоже не планировал заходить. В лавки, упрятанные за громадными праздничными плакатами, мало кто заглядывал, и продавцы каждый раз оживлялись, завидев редких покупателей. Джисон не собирался рассматривать магическую — как он сам выражался — дребедень вроде прозрачных шаров или карт судьбы. Он тем более не планировал придумывать, как протиснуться к лавкам между плакатами, но его привлёк звук. Нежный, воздушный, переливающийся светом и теплом. Звук стеклянных колокольчиков.       Они звонили тихо-тихо, ненавязчиво, будто бы немного робко, но манили к себе с такой силой, что Джисон даже не успел заметить, как пробрался в скрытый от глаз ряд, прошёл длинную череду лавок и остановился напротив последней.       Ловцы снов.       Маленькие и большие, с перьями и без; с бусинами, бьющимися друг о друга, и с крохотными стеклянными колокольчиками; розовые и голубые, сиреневые и мятные…       Мятный.       Джисон вышел из оцепенения и огляделся по сторонам. Во всём ряду не было ни одного покупателя, что это придавало и так необычному месту ещё бо́льшую атмосферу волшебства.       Послышался перезвон, и на периферии Джисон снова уловил мятный.       Ажурный, изящно выполненный, переливающийся нежной палитрой цветов — белым, мятным и светло-коричневым -, ловец неуловимым движением селил в сердце покой. Таким обычно видется море, когда, спокойное, оно оставляет белые узоры пены на нагретом песке. Ловец, должно быть, сплёл очень нежный человек: у него наверняка были тонкие пальцы и мягкий изгиб кисти.       Продавец, крепкий старичок с длинной седой бородой, по-доброму улыбнулся, когда Джисон попросил упаковать оберег. — Хороший выбор, — сказал он, и ловец отозвался в его руках лёгким стеклянным звучанием.       Джисон и вешать в своей комнате обереги никогда не планировал. Но когда пришёл домой и задумчиво взглянул на утончённый узор в центре небольшого деревянного кольца, понял, что в стене над его кроватью всегда не хватало одного небольшого гвоздика. Ловец заставил что-то необъяснимое зашевелиться в душе Джисона: что-то неуловимо далёкое и тянуще сладостное.       Сон в эту ночь пришёл незаметно. Джисон лежал на кровати, смотрел на пёрышки, колыхающиеся на ветру, и слушал мерный звон прозрачных сфер.       Снилось что-то лёгкое, едва уловимое. Мягкие цветные пятна касались ладоней, окутывали тёплым воздухом и влекли вперёд. Джисон даже не думал сопротивляться — шёл туда, куда подталкивали порывы нежного ветра, и, прикрыв глаза, вдыхал тонкий аромат. Пахло чем-то до невозможности прозрачным, простым. Наверное, так пахнет лаванда и прогретый солнцем песок. Так пахнет море.       Наутро Джисон впервые за долгое время чувствовал себя отдохнувшим. И весь последующий день его сопровождало ощущение странного умиротворения, как будто внезапно он поймал атмосферу раннего детства. Даже постоянно недовольный начальник, придравшийся к очередным чертежам Хана, не смог испортить Джисону настроение. Он чувствовал себя защищённым от невзгод, и та же безмятежность разливалась в уставшем теле во сне.       На этот раз Джисон слышал звуки. Казалось, ветер неспешно перебирал листву, потому что размеренный шум поначалу не был похож ни на что другое. А затем однообразные звуковые волны приобрели новые очертания, и Джисон разобрал устойчивый ритм. Нарастание, лёгкий удар и откат. Прибой.       Бесформенные до этого цветные пятна отступили, и впереди Хан увидел море. Свежее, лазурное, несущее на небольших волнах белые хребты пены, оно было точь-в-точь как купленный у старика ловец — разве что вместо звука стеклянных колокольчиков Джисон слышал бьющуюся друг о другу гальку.       Хану очень хотелось дойти до воды и сесть у танцующей кромки волн, но море постепенно стало терять отчётливые черты, восприятие сузилось до пастельных пятен — и вскоре после этого Джисон проснулся.       Целый день он ходил слегка взвинченный в ожидании момента, когда можно будет закрыть глаза и дойти-таки до живой лазури.       Ночью, когда сознание ускользнуло в сон, Джисон не стал тратить время на любование пейзажем и лёгким бегом устремился к морю. Оно оказалось прозрачным и тёплым, как он и ожидал. Волны ласкали ступни, а затем и руки, когда Хан уселся на песок и втянул в себя солёный воздух.       В этот раз он очнулся внезапно. Утреннее солнце лениво протягивало лучи и касалось окна. Джисон долго лежал в кровати, задумчиво смотря на ловец и вслушиваясь в переливы стекла. Во сне определённо был кто-то помимо него. Кто-то мягкий, нежный и до невозможности добрый. Джисон, казалось, даже прислонился к нему плечом. Незнакомец пах лавандой и мятой.       Если раньше Хан посмеялся бы над заявлением, что серия связанных между собой снов реальна, то сейчас он даже не думал об этом. Сновидения — именно эти, про море — стали его необходимостью.       На некоторое время Джисоном овладело беспокойство. Он боялся, что тот, с кем ему было так спокойно сидеть у моря, больше не придёт. Но переживания были напрасными: ночью Хан, спустившись к воде, почувствовал лёгкое присутствие нового знакомого.       Они разговаривали одновременно обо всём и ни о чём. Чайки, носившиеся над волнами, вторили их смеху, и Джисон чувствовал такое неожиданное единение с этим таинственным человеком, что совсем не удивился, когда его ладони мягко коснулись изящные пальцы и, обвив её, принялись вырисовывать узоры.       Каждую ночь Хан окрывал для себя в этом человеке что-то новое. То осознал, что его голос, вообще-то, мужской — довольно высокий, но приятный. То заметил, что тот одет в белые шорты и мятную рубашку — словно сам был воплощением моря.       Джисон во сне редко рассматривал что-то вокруг. Обычно всё время проводил, наблюдая за спокойным морем. Но когда вдруг оторвался от размеренно бегущих волн и взглянул на парня рядом, то увидел, что у того светло-русые волосы.       Однако была мысль, которая не давала Джисону покоя. За месяц Хан ни разу не смог разглядеть его лицо. Как бы ни старался, как бы сильно ни напрягал глаза, вглядываясь, ничего не менялось. Словно у его нового друга лица в принципе не было.       А потом друг пропал.       Джисон, как обычно, спустился к намокшей от воды полосе песка, но сколько бы ни ждал, никто не приходил. Лишь ветер гонял по берегу лёгкие песчинки.       Так продолжалось несколько дней.       Джисон ходил измученным и тревожным, на работе рявкал на всех и даже однажды нагрубил начальнику. Его знакомые только гадали, почему всегда весёлый Хан так изменился. Чонин, сначала терпеливо наблюдавший за ним, в конце концов не выдержал и чуть ли не за шкирку притащил к себе домой. — Рассказывай, — сказал он твёрдым голосом и уставился на друга тёмными лисьими глазами. — О чём? — уставшим голосом спросил Джисон и откинулся на спинку кухонного стула. — Не знаю. Ты мне расскажи.       Хан вздохнул и долго смотрел на газировку, которую нервно покачивал в стакане. В конце концов, видимо, на душе стало совсем тяжело — оттого он и наплевал на то, что друг, выслушав рассказ, может покрутить у виска — и выложил всё, как было.       Чонин тогда лишь приобнял его и сказал: — Я, конечно, не эксперт в подобном, но бабушка всегда говорила следовать своему сердцу. Если всё началось после того, как ты купил ловец, значит, старик может что-то знать. Сходи к нему. Они неделю назад снова приехали к нам, — Чонин взглянул на календарь. — Сегодня, кстати, последний день.       Дальше Джисон не слушал. Он вообще не уверен был, что это «дальше» было — вскочил со стула и, накинув ветровку, умчался в сторону ярмарки.       Сегодня действительно был последний день — это было заметно по постепенно пустевшей площади. Хан из последних сил пересёк её и проскользнул под плакаты, оставшиеся с прошлой ярмарки. За ними ничего не оказалось. Лавки, которые, судя по всему, совсем недавно были тут, сейчас исчезли, прибранные заботливыми хозяевами.       Джисон осел на землю и закрыл глаза. Лёгкие разрывались от интенсивного дыхания, которым организм после бега пытался восполнить недостаток кислорода. К горлу подкатил ком, словно из недр души выталкивая слёзы. Они размывали границы предметов, превращая мир в цветную палитру. «Как в моих снах» — подумал Джисон, и от этого сравнения сердце кольнуло.       Внезапно чья-то ладонь мягко коснулась плеча. Хан торопливо вытер слёзы и поднял голову. Рядом с ним стоял старик, у которого он месяц назад купил ловец. — Мне показалось, я вас знаю, — тепло улыбнулся он. — Вы приходили ко мне на прошлой ярмарке, я ведь прав?       Сухие ладони, обнявшие пальцы Джисона, и размеренный негромкий голос успокаивали. Мысль о том, что он нашёл того, кого искал, позволила перевести дух. — Вы… — попытался заговорить Хан, но его голос сорвался, — вы продавец ловцов. — Да, это я. А вы почему здесь сидите? Я всего-то пошёл размяться — сами знаете, как трудно целый день сидеть, — старик добродушно рассмеялся, — и увидел вас. Что-то случилось? — Да. Кое-что очень серьёзное. Поэтому я пришёл к вам.       Старик кивнул. Он как будто совсем не удивился. — Что ж, раз вы ко мне, значит, действительно нужно поторопиться. Идёмте.       Он помог Джисону подняться и поманил его за собой.       Лавка, та же, что и в первый визит Хана, стояла в отдалении от «магического» ряда. Неудвительно, что Джисон её не заметил. По-прежнему скромный магазинчик встретил Хана тёплым светом лампы и закипавшим чайником. — Подождите немного, — проговорил старик своим удивительным напевным голосом. Он покопался в рюкзаке и извлёк оттуда второй стакан. — Садитесь, — он указал на стул за прилавком и из угла придвинул второй.       После длительного бега и стресса, в подступающей прохладе летнего вечера, горячий чай, налитый хозяином лавки, казался в сто раз вкуснее дорогого молочного улуна, который Хан любил пить в чайной рядом с офисом.       Старик внимательно изучил Джисона, почему-то вздохнул и спросил: — Вы ведь пришли из-за ловца?       Джисон от неожиданности обжёг губу чаем и зашипел. — Откуда вы знаете? — Значит, я оказался прав… — старик задумчиво провёл ладонью по седой бороде. — Дело в том, что я продаю необычные ловцы. Их плетут мои ученики. Они очень талантливые ребята, которые — одни из немногих — обладают древним даром — наблюдать за чужими снами. — Зачем? — Джисон с подозрением уставился на собеседника. Его рассказ казался Хану бредом. — Я понимаю, что это кажется странным, однако не спешите делать выводов. Официального названия у нас нет, поскольку едва ли кто-то поверит, что мы не шизофреники и не оккультисты. Всё так же просто, как и сложно.       Он смочил сухое старческое горло чаем и продолжил: — Иногда среди людей со среднестатистическими способностями рождаются необычные люди. Некоторые из них могут видеть чужие сны. Я много лет собираю таких ребят по миру, и сейчас у нас уже неплохая команда. Я называю их ловцами снов. Мы исследуем сновидения, чтобы в будущем найти средство от ночных кошмаров. — И вам это кажется нормальным? — лицо Хана исказила насмешливая улыбка. — Без ведома людей ставить над их бессознательным эксперименты! — Без их ведома или нет — это спорный вопрос. — То есть, по-вашему, я дал согласие, но потом про него забыл?! Происходящее начинало раздражать. Либо Джисона разыгрывали, либо старик перед ним был ненормальным. — Всё не так просто, — усмехнулся мужчина. Он, судя по всему, предвидел подобную реакцию, поэтому спокойно продолжил. — Ловец снов — я имею в виду оберег — это своего рода магический артефакт, благодаря которому устанавливается связь между тем, кто его сделал, и тем, кого оберег нашёл. Я подчеркну: нашёл. Мои ученики, изготавливая ловцы, отдают им частички своей души, поэтому они сами способны найти новых владельцев. Почему вы пришли к моей лавке? Вас ведь что-то привлекло! — Звук… — ответил Джисон. — Звук стеклянных колокольчиков. — Вот! — воскликнул старик. — А до этого множество людей проходило мимо и даже не смотрели на мою лавку! Это не вы услышали ловец — это он услышал вас и позвал. Вы по своей воле последовали за зовом того, что захотело стать частью вашей судьбы.       Хан задумчиво уставился в кружку с чаем. На поверхности коричнево-красного напитка плавали лепестки лаванды.       Лаванда.       Точно! Запах лаванды и мяты! Он ради них и пришёл сюда! — Послушайте… В моём сне был человек. Вернее, не так. В моих снах, почти во всей цепочке из тридцати двух снов был парень. Мы каждый раз сидели у моря, говорили, держались за руки. Но в какой-то момент он пропал.       Джисон договорил и поднял взгляд на собеседника. Тот нахмурился, его лицо заострилось и приобрело суровый оттенок. — Вы его знаете, — произнёс не как вопрос, а как утверждение. Старик потёр виски и выругался. — Это опять Минхо! Этот бестолковый! Сколько раз я говорил: «Не делай ничего, что не прописано в инструкции», а он на всё наплевал. Видите ли, скучно просто наблюдать! — Минхо?.. Минхо… — Джисон повторял имя того, кем грезил последний месяц, и оно скользило по языку, как обкатанное светло-зелёное стёклышко в прозрачной волне. Остальное сказанное стариком его не особо волновало. — А где мне его найти? — Не знаю, — пожал плечами мужчина. — Наделал делов и, поди, прячется. — Он серьёзно провинился? — встрепенулся Хан. — Пожалуйста, только не наказывайте его! Если бы он не решил поэксперименировать, мы бы с ним никогда не встретились! — Видимо, он важное место занимает в вашем сердце, раз вы так просите, — улыбнулся старик, заставив Джисона смущённо потупить взгляд. — Я подумаю насчёт наказания. Пусть Минхо и нарушил одно из главных правил, он точно не действовал бездумно и выбрал себе хорошего человека. Может, отделается тем, что будет драить полы две недели. — Что значит «выбрал себе человека»? Что ещё вы знаете? — Хан больше не мог терпеть. Он заёрзал на стуле и подался вперёд. — Насколько я могу судить по вашим рассказам, он смог проникать в ваши сны. Смею предположить, что он увидел нечто особенное в устройстве ваших сновидений, поэтому сделал что-то, что позволило ему непосредственно пообщаться с вами. Я не знаю всех деталей, чтобы делать выводы, но, возможно, он в лице вас нашёл близкого по духу человека и решил самолично оберегать ваши сны от мрачных и страшных событий. Ловцы нередко делают так, когда подопечные вызывают у них глубокую симпатию. Но все подробности, конечно, вы должны услышать от него. — Но моей единственной надеждой найти Минхо были вы! Но и вы не знаете, где его искать…       Старик нахмурился и снова прочесал пальцами бороду. Он с минуту что-то обдумывал, а затем встал и пошёл в угол лавки, из которого пятнадцатью минутами ранее вытащил стул. Он запустил руку в рюкзак и извлёк из него толстую книгу. На мгновение старик показался Хану настоящим волшебником: тот словно не в рюкзак запускал пальцы, а в другое измерение, где могло поместиться абсолютно всё. — Держите, — он приблизился к Джисону и протянул ему книгу. — Это может помочь вам в поисках.       Хан взял из рук старика фолиант и принялся его рассматривать. На твёрдой бордовой обложке витьеватыми узорами выделялись золотистые буквы: «Ловцы снов». — Вы хотите, чтобы я его прочитал? — Я не хочу — я советую, — отозвался хозяин лавки. — Только вы сами сможете понять, как найти Минхо. Его оберег создал довольно крепкую связь между вами.       Джисон поблагодарил старика, поклонился и понёсся домой, чтобы, ввалившись в небольшую, но уютно обставленную квартиру, тут же, в прихожей, усесться читать.       Книга, на самом деле, была странной. Джисон долго привыкал к ощущению её тяжести, задумчиво прослеживал пальцами узоры, уходящие от названия к корешку. Книга казалось настолько древней, что Хан поначалу боялся прикасаться к её страницам: всё казалось, что они рассыплются.       Наконец, он заставил себя ухватиться пальцами за первый лист и перевернул его. «Ловцы снов» — гласило заглавие.       Хан пробежал глазами по мелким строчкам под ним и выхватил пару фраз: «Ловцы снов никогда не вредят своим подопечным. Их единственной целью является изучение чужих снов».       Джисон хмыкнул: «Да, знаем мы одного такого Минхо, который плевать хотел на правила».       Следующую пару дней Хан провёл, изучая фолиант вдоль и поперёк. Благо, что начальник недавно заключил какую-то крупную сделку и на радостях отправил половину отдела — включая Джисона — в отпуск.       Хан сто раз обругал себя за наивность, которая изначально заставила его подумать, что он с лёгкостью отыщет ответ на все волнующие его вопросы. И что Минхо, как по взмаху волшебной палочки, сам найдётся.       Вскоре Джисон понял, что придётся приложить немало усилий, чтобы добиться своей цели.       Признаться честно, он не любил искать и анализировать информацию. На работе за это были ответственны другие люди, а Джисону только и оставалось, что делать наброски по подобранным статьям и передавть их начальнику на оценку.       Однако сейчас Ханс раннего утра сидел и вчитывался в аккуратные строчки древней книги, что-то выписывал в блокнот и потом подолгу сидел над ним, рисуя понятные ему одному схемы. Джисон готов был работать с информацией столько, сколько было нужно, если это давало надежду на встречу с его ловцом.       Теперь, когда он знал, как хорошо с Минхо, он не хотел знать, какой бессмысленной может быть жизнь без него.       Да, Джисон изучил фолиант вдоль и поперёк, но не нашёл ничего, что могло бы хоть немного приблизить его к пониманию того, где искать полюбившегося человека. Дни сменялись ночами, в которых Хан больше не видел ничего, кроме пустоты, а ночи — такими же пустыми днями, в которых тоже не было Минхо.       Хан слонялся из угла в угол, постоянно ошибался в чертежах, перестал посещать посиделки с коллегами, на которых раньше был завсегдатаем. Он исхудал, под глазами появились мешки, а лицо приобрело землистый оттенок.       Чонин, маячивший рядом, таскал Джисону домашнюю еду, следил, чтобы тот вовремя ложился спать, а не сидел в кресле неподвижной куклой. В конце концов Чонин завалился к другу с ящиком соджу, потащил его в беседку во дворе и долго наблюдал за тем, как Хан выпивает одну стопку за другой.       Они молчали очень долго. Солнце, постепенно приближавшееся к горизонту, таяло и разливалось по небу огненными мазками.       Джисон смотрел на небо, на то, как по нему тонкими белыми цепочками плывут облака, проходя путь от ярко-розового до голубого и сереневатого; как оно стремительно темнеет, и думал, что закатное небо так похоже на море… Такое же прозрачное, неторопливое, живое… Как Минхо. «Море… Точно. Море. Море!»       Хан подскочил, испугав Чонина, и затараторил: — Чонин, пожалуйста, скажи, что сегодня полнолуние. Пожалуйста, иначе я сойду с ума!       Тот в недоумении взглянул на друга и медленно кивнул. — Я так и думал, что твоя бабушка колдунья, и сам ты волшебный, иначе почему каждый раз, когда ты приходишь, всё получается?! Я понял, что мне делать, где… Неважно, это сейчас неважно! Я всё понял, я знаю! Не жди меня сегодня, я не вернусь! Он умчался в неизвестном направлении, оставив Чонина поражённо таращиться на пол-ящика, которые ему теперь, видимо, предстояло допить одному.       Хан мчался к морю. Он бежал из последних сил, а в голове колотились слова из фолианта: «У каждого ловца снов есть место, куда он приходит в полнолуние, чтобы восполнить силы». Как он мог упустить этот момент?! Минхо и море — это же синонимы!       Он не помнил, как пробежал пару километров. Пришёл в себя только тогда, когда упал на тёплый песок и прикрыл глаза. В голове всё смешалось. Порывы ветра гуляли по берегу и устремлялись к воде, принося откуда-то запах лаванды и дыма.       Джисон перевернулся на бок и вгляделся в темноту. Вдалеке пестрело светлое пятно костра. Он не мог знать наверняка, чьим он был — возможно, это местные рыбаки нашли на берегу временное пристанище -, но, почему-то, облегчённо вздохнул.       Солнце успело сесть, и луна пришла ему на смену, блестя на небе белым правильным диском. Джисон заставил себя сесть и вгляделся на тихое море. В вечерних сумерках волны казалось тёмно-синими, но откуда-то Джисон знал, что на самом деле они нежно-бирюзовые. Почти мятные.       Нужно было идти. Хан ещё раз окинул взглядом берег, размеренно подступающие к нему барашки пены и устремился туда, куда звало его сердце. На свет костра.       Огонь неспешно вплетался в ворох недавно подброшенных веток, играя тенью на разостланном рядом пледе и недоплетённым ловце снов. Белый, с — насколько позволял увидеть свет разыгравшегося костра — мятными перьями и хрупкой цепочкой колокольчиков.       Хан закрыл лицо руками, и из его горла вырвался судорожный вздох. Никому на свете, кроме одного человека, не мог принадлежать этот ловец. Никому иному. «Нашёл»       Джисон приоткрыл слипшиеся ресницы и взглянул на пирс недалеко от костра. Его сердце не ошиблось: купаясь в бликах далёких волн, на пирсе маячила тёмная фигура.       Хан рванул туда, путаясь в ногах и увязая в песке. «Нашёл, нашёл, нашёл!» — пульсировало в голове. Он практически уронил Минхо на деревянные доски пирса и, зарывшись носом ему в шею, замер. — Всё-таки отыскал, — проговорил Минхо, и Джисон почувствовал, что тонет в высоких светлых волнах его голоса. — Пошли, — Хан вдруг встал и потащил его к костру.       Уже там, под светлыми бликами костра, он обхватил ладонями щёки Минхо и потянул на себя. Джисон смотрел на его лицо и понимал, что никаким другим он себе его не представлял. Оно не могло выглядеть иначе: только такие нежные, но в то же время чёткие черты могли подойти изящным рукам Минхо. — Я чувствовал, что ты придёшь, — прервал тишину ловец и улыбнулся, когда увидел, как жадно Хан вглядывается в черты его лица. Смотреть действительно было на что: длинные ресницы обрамляли большие спокойные глаза, прямой нос тонким мостиком спускался вниз, где Джисон рассмотрел аккуратные губы и более длинные, чем он привык видеть, резцы. — Ты придурок! — воскликнул Джисон. — Нормально тебе было лезть в чужие сны?! Если бы ты этого не сделал, я бы не страдал целый месяц по человеку, которого… не знаю…       Он замолк, смутившись под внимательным взглядом. — Ты тоже страдал? — «Тоже»? Ты какого лешего свалил из моих снов, если тебе без меня было плохо?! — вскинулся Хан.       Минхо отвёл взгляд и смущённо пригладил волосы. — Я испугался. — Чего? — Что натворю что-нибудь… Да погоди, я всё объясню! — поспешно продолжил Минхо, заметив, что Джисон собирается его перебить. — Изначально, когда я плёл ловец, я собирался только наблюдать. Правда! А потом увидел твои сны и пропал. Они были такие спокойные, светлые, такие простые и чистые… Я понял, что не могу позволить кошмарам нарушить эту гармонию. — И что ты сделал? — Стал забирать твои страшные сны. А что, не смотри на меня так! Как будто тебе было плохо без них! — Мне было хорошо до тех пор, пока ты не пропал! Знаешь, сколько нервов я потратил, пока искал тебя?! — Прости… — Минхо ссутулился и виновато взглянул на Джисона. — Я же говорю: я испугался. Из-за того, что я повлиял на закономерность твоих снов, мне удалось проникнуть в них. Это не было задумано, но, в общем, вышло как вышло… Сначала было интересно, каково это — бродить по чужим сновидениям, потом я встретил тебя и уже не мог не возвращаться, потому что с тобой было легко. Я сбежал, потому что понял, что вряд ли испытываю к тебе только симпатию… Вот, как-то так.       Минхо замолчал и взглянул на Джисона. Тот смотрел на него внимательно, чуть исподлобья. — Я же правильно понял твои слова? Про симпатию. Про кое-что больше симпатии.       Минхо всхлипнул, заметался взглядом по языкам костра и, не выдержав, уткнулся в ладони. — Не нужно, Минхо, дай сюда, — тихо проговорил Джисон, отнимая чужие руки от лица и прикладывая их к своим щекам. — Ты не одинок в своих чувствах, хорошо? Мне слишком спокойно было рядом с тобой и я слишком долго пытался напасть на твой след. Я не могу без тебя, Минхо. Я как корабль без причала, как чайка без моря, как… Придумай сам, что там ещё. Не хочу я просыпаться и понимать, что тебя нет рядом! Поэтому не бойся. И не исчезай больше, ладно?       Хан вгляделся в глаза Минхо, в которых играл оранжевыми бликами угасавший костёр. Они блестели, и Джисон убедился, что видел слёзы, когда коснулся губами мокрой щеки.       Минхо даже на вкус был солёным, как море. Да, всё-таки, наверное, всё началось с того вечера. Когда Джисон осторожно клюнул Минхо в губы и отстранился, чтобы понять, какие эмоции отразились на его лице.       Штиль.       Минхо был спокоен. Безмятежность огладила его острые скулы и смягчила их до ощущения безграничной нежности. Началось с того, когда Хан зарылся пальцами в волосы на загривке Минхо и притянул его к себе. С того, как томительно забилось под рёбрами сердце, когда Джисон взглянул в тёмные пристальные глаза и понял, что теперь точно всё. Он тонул в Минхо, но не спешил спасаться. Если бы ему суждено было умереть так, он бы посчитал это благословением.       Нежной у Минхо оказалась не только внешность. Он сам весь был утончённым и гибким. Джисон осознал это, когда до самого копчика прослеживал пальцами его позвонки. Высокие стоны, которые издавал Минхо, тоже были воздушными, и если бы Хан взялся изобразить их на бумаге, то, наверное, нарисовал цветущую вишню. А когда Джисону удавалось сцеловать прерывистые звуки, слетавшие с губ Минхо, они ощущались совсем по-другому. Нарастание, лёгкий удар и откат. Как прибой.       Минхо словно не был человеком. В один момент он изгибался под Джисоном упругой волной, а в другой — рассыпался золотистым песком, особенно когда Хан, наклонившись вперёд, слегка прикусывал его шею. Они были похожи на Тихий и Атлантический океаны, которые никак не могли коснуться друг друга. Но здесь, в их реальности, они наконец-то слились.       Волны их океанов набегали друг на друга стремительными волнами, нарастали, в какой-то момент слились в стремительный вал и, обрушившись вниз, оставили после себя дрожь в теле и приятную истому. Снова вернулся штиль.       Джисон лежал на спине, уложив на плечо голову разморённого Минхо, и пальцем соединял в небе звёзды. На ходу сочинял, что видит созвездие ловца, а Минхо смеялся, когда Хан кончиком пальца чертил то же созвездие на его животе.        Лёгкий ветер приносил запах лаванды и моря. Вокруг стояла безмятежная тишина. Лишь ловец, подвешенный Минхо на дереве невдалеке, отзывался перезвоном стеклянных колокольчиков.