Физика убивает

— Смотри, какой милашка. Проводник уверенно подтолкнул вперед смущенного Розетку и вновь обратил взгляд на стоящего напротив в ожидании парня. Розетка недовольно нахохлился, с недоверием поглядывая на друга Проводника. В глазах под изящно насупленными бровями читалась обреченность и смирение вперемешку с печалью и обидой, настолько детскими и наивными, что Вилка — тот, к кому и обращался Проводник — даже счел нужным поинтересоваться: — Чет маловато выглядит.. Сколько годиков-то ему? На самом деле Вилка задал вопрос для приличия. Знал, насколько щепетильны англичане в подобных темах. Вилке-то было похуй. Вилка ебал все, что двигалось и что не двигалось тоже ебал. Вилка был настоящей секс-машиной. Грубый русский акцент, который, парень, кажется и не скрывал, неприятно резанул по непривычному к подобному говору слуху Розетки. Он привык, что о нем говорят в третьем лице, привык, что принимают за малолетку, но все же что-то еще в реплике их гостя заставило его напрячься до невозможного. Низкий, хоть и еще юношеский, но уже немного хрипловатый, черствый тембр не вызывал никакого доверия, а только отвращал и настораживал и без того нервного Розетку. — Все пучком, ему уже семнадцать, — усмехнулся Проводник и в качестве подтверждения своих слов хлопнул объект обсуждения пониже поясницы. — Ты не волнуйся, Розетка у нас опытный мальчик.. Неловко застывший в напряженной позе между двумя мужчинами Розетка вовсе не выглядел «опытным мальчиком», хотя его и действительно можно было бы описать подобным словом. А можно было сказать попросту: Розетка был самой что ни на есть обыкновенной шлюшкой, телом которого умело распоряжался стоящий рядом Проводник. В общем то, именно то, что и требовалось довольно ухмылявшемуся в предвкушении ебли Вилке. — Опытный, говоришь.. Проводник покивал. Они выглядели как продавец и покупатель на рынке специй, что обсуждали выбранный товар как неодушевленный предмет без права выбора и желаний. В принципе, дело так и обстояло. Ни выбора, ни желаний у Розетки не было и быть не могло, было ли ему это по душе или нет. Подумав еще с минутку для вида, Вилка наконец кивнул: — Идет. По рукам? Они пожали друг другу ладони, радуясь успешной маленькой «сделке». Проводник еще раз подтолкнул подопечного в руки Вилке, мимоходом кинув насмешливое: — Говорят, у русских размеры побольше наших. Так что уж постарайся там.. И.. оказался чертовски прав. Член Вилки был огромным. Розетка почувствовал это еще в такси, когда его нетерпеливый клиент грубовато толкнул парня к себе на колени, залезая длинными холодными пальцами под кофту и не капли ни смущаясь присутствия водителя на переднем сидении. Пока его руки шарили по плоской груди юноши, пытаясь уцепиться хоть за что-то в этом худощавом теле, Розетка почувствовал, как что-то уже упирается в него. Образ жизни парня не заставлял его ни капли не сомневаться в том, что именно служило причиной дискомфорта. Это был член. Блять, насколько нужно быть озабоченным ублюдком, чтобы у тебя вставал на буквально трехминутное лапанье тощего костлявого мальчишечьего тельца, учитывая то, что они мчались в такси с водителем на первом сидении? К слову сказать, водителя, кажется, вообще не трепало происходящее сзади. Он уверенно вел машину, обрызгивая людишек на обочине мутной грязью из луж и не обращал и капли внимания на красноречивые громкие вздохи и выдохи Розетки вперемешку с редкими ахами, когда руки Вилки оказывались уж слишком грубы. Видимо, это был личный водитель их с Проводником клиента, раз он был так спокоен к разворачивающимся на заднем сидении событиям. В квартиру парня пихнули с еще более безжалостным напором, чем в машину. Видимо, возбужденный до невозможности Вилка был действительно способен на немыслимые действия лишь бы поскорее присунуть кому-то, что парень и не заметил, как быстро его протащили от такси до небольшой, просто, но дорого обставленной студии, состоящей из огромной спальни с письменным столом, кроватью и задернутым шторой окном, благодаря чему в помещении царила почти темнота. Дойти до кровати у Вилки терпения уже не хватило. Сильные руки подхватили и, казалось, без особых усилий усадили Розетку на стол, обжигая шею горячим прерывистым дыханием. — Моя шлюшка готова поработать? Грубый акцент придавал этому хрипловатому глубокому тембру еще большее сходство с чем-то животноподобным, нечеловеческим и диким. — Да, сэр, — по форме ответил Розетка, хотя его ответ уже не интересовал хищно сдирающего с юноши футболку клиента. Розетка был худеньким. Может быть от плохой кормежки скупого Проводника, а может дело было в генах, это никого не волновало. В моде были хрупкие тела феминных мальчиков, возвращался героиновый шик. Услуги мальчишек как Розетка были нарасхват. Скромную грудь украшали редкие заживающие порезы и круглые следы от затушенных бычков. Им пользовались по-разному. Туша жгучие сигареты об послушно по приказу вытащенный язык или тонкую кожу. Выписывая унизительные надписи маркером или канцелярским ножом. До синяков и дрожи в ногах заставляли по очереди обслуживать нескольких, стоя голыми коленями на горохе. Избивая нежную кожу бедер и живота плетьми и ремнями до шрамов. В Британии жили те еще ублюдки и извращенцы, что не прочь отдать сотню фунтов стерлингов за то, чтобы пустить по кругу смазливенького мальчишку-проститутку, вставляя едкие замечания и жирные члены, вырывая клочками длинные шелковистые пряди и кончая прямо внутрь, не заботясь о том, как сложно потом будет юноше избавляться от липкой спермы внутри живота, что доставляла столько боли и дискомфорта. Все это оставляло следы на теле и душе Розетки. Первым, чему он научился было то, что процесс будет менее болезненным если растянуть и смазать себя перед тем, как отдаться в лапы очередному богатею. Его любили чистой и гладко выбритой, послушной и податливой, хорошо смазанной шлюхой, несчадно наказывая и грубя за несоблюдение своих грязных предпочтений. Розетка не любил себя. Он, сочный кусок мяса для ебли, как любили называть юношу клиенты, не мог быть чем-то большим, чем маленькой шлюшкой для исполнения чужих нужд. Проводник находил весьма забавным, что первыми и единственными тремя приобретениями на скупую выдаваемую им подопечному зарплату были лубрикат, канцелярский нож и полосатые перчатки-митенки до локтей. Вилка совсем не оценил последнюю покупку. Резкое дыхание переходило в нечто более походящее на рычание, пока его влажные зубы пытались стянуть дурацкую перчатку с худенького запястья любовника. Горячий язык елозил по коже ладоней, странно щекоча ее пока обладатель пытался избавить Розетку от ненужного предмета гардероба. Это странно отзывалось каким-то колким и одновременно нежным чувством внизу живота, чувством, что он не испытывал в время удовлетворения других клиентов. Оно растекалось там, липкое, мерзкое, но немного приятное, оставляющая его в непонятном желании чего-то, чего он не знал, но чего ему бы действительно хотелось. Хотя у шлюх как он, разумеется, не бывает желаний и тех, кто бы их учитывал. От чего-то Вилка отказался снимать вторую перчатку. Может, его смутил вид слабо, но выделяющихся при блеклом свете низенького торшера в углу комнаты рубцов, украшавших кожу тыльной стороны локтя и запястья, может просто поленился возиться со второй, решив, что отсутствие такого элемента, как митенки не обязательно для осуществления известного процесса. Все так же резко, с пугающей дикостью и быстротой крепкие руки подхватили юношу под ягодицы, закидывая колени на чужие плечи и спешно расстегивая пуговицы на широких заношенных джинсах, уверенно и грубо. Удивительно теплые руки прошлись по узким бедрам Розеточки, пока Вилка срывал с него штаны вместе с трусами, отправляя их примерно в том же направлении, что и ранее футболку с левой митенкой. Сквозь слегка затуманенное необычными ощущениями (Вилка был первым клиентом, которому пришло в голову наградить Розетку хоть каким-то подобием ласк перед сексом) и потрясенное скоростью происходящего сознание парень подумал, что Вилке, пожалуй, можно было бы дать сертификат за самое скоростное раздевание человека, если бы такой сертификат, конечно, существовал. Но уже через пару секунд от этих мыслей не осталось и следа. Теплый, липкий в вязкой слюне и шершавый язык невесть как изогнувшегося в такой позе любовника парня скользнул от подбородка к скуле, прочерчивая блестящую дорожку. Сердце забилось как-то по-особенному, а в груди закололо так, будто там находились не те пестрые бабочки, что летают летом, собирая с цветов нектар, а самые настоящие ножи-бабочки, что разрезают кожу и ткани органов, но словно бы за завесой действия морфия, не принося боли, а лишь дискомфорт. Между ягодиц его коснулось что-то влажное и прохладное, а через пару минут Розетка догадался о нахождении в заднем проходе фаланги пальца его клиента, перепачканного в липком лубрикате и аккуратно толкающегося в него. Было не больно и даже не особенно неприятно, просто до невозможного странно. Он даже не успевал думать об этом. Губы и язык Вилки игрались с его, жадно, будто поглощающий добычу зверь, кусая кожу внутри щек и играя с языком, скользя внутри и наполняя рот горячей кислой слюной словно разведенной желчью и перекрывая доступ к кислороду, а вместе с ним и к здравым мыслям, которые прежде покидали мозг мальчишки во время сессий только в моменты совсем уж беспамятства. Свежий глоток живительного воздуха на минуту вернул способность анализировать происходящее и мыслить. Кажется, в нем было уже больше двух пальцев, хрипло дышащий ему в ухо Вилка выглядел до неприличия нетерпеливым и готовым сорваться в любую секунду словно и впрямь не был человеком. Розетке не нужно было напрягать глаза и смотреть вниз чтобы отлично осознавать факт нахождения массивной выпуклости в области штанов своего пришибленного на голову русского любовничка. Под резкие, сбитые небольшой асфиксией во время их кусачего поцелуя вдохи и выдохи, обжигающие нежную кожу ушной раковины слышен тихий звук расстегиваемой пряжки кожаного ремня на бедрах мужчины. Звук заставляет что-то в животе перевернуться. То сладкое чувство, что на пару минут подарили длинные пальцы и язык Вилки, ласкавшие его тело исчезает будто наваждение. Сейчас ему вставят по гланды, грубо хватая за волосы и имея теплый безвольно распахнутый рот, заходя немытым органом так далеко в глотку, что на глаза рефлекторно наворачиваются соленые слезы — еще одно из предпочтений ублюдских фетишистов, что трахали его. Или будет что-то еще, хуже. То, о чем лучше не думать. Блядский звон железной пряжки верно навсегда застрянет у него в голове, каждый раз превращая в пытку любую прелюдию или поход в мужской общественный туалет. Розетка предпочитает зажмуриться, прислушиваясь к глухому ритму собственного сердцебиения, бухающего где-то в грудной клетке под рядом выпирающих ребер. Наполненные тишиной секунды бездействия Вилки кажутся долгими часами, часами невыносимого ожидания и холодного вязкого страха, сковывающего все тело от сжатых в кулаки с силой, чтобы оставить на подушечках темно-красные лунки ногтей кончиков пальцев и до корней чисто вымытых шелковистых волос с сероватым отливом. Но ожиданию приходит конец. Розетка вздрагивает, а сердце словно бы останавливается, внизу плоского живота что-то сжимается, заставляя чувствительное тело мальчишки вновь напрячься. А дело в том, что длинные пальцы его сумасшедшего русского клиента крепко обхватывают чужой член, скользя от верхушки вниз и размазывая липкие капли холодного лубриката, оставшегося на ладони после растяжки. Дрочка Вилки до безумного грубая и примитивная, но Розетка не принадлежит к числу привередливых. Странное чувство возбуждения ядом растекается по распластавшемуся по столу тельцу пока выступающие капли предэякулята смешиваются со смазкой на руке партнера. Под необычные, но неожиданно несколько приятные ощущения мальчишка почти пропускает момент, когда в него грубо входят, толкаясь в теплое нутро с безжалостным, практически нечеловеческим напором. Пульсирующий орган привычно дискомфортно распирает нежные стенки, отсутствует только острая как бритва, резкая боль, что обычно пронзала тело при первом же толчке. Лицо Вилки совсем близко, пока тот мучительно неспешно насаживает чужое тело на собственный член, словно бы искренне наслаждаясь этой неспешностью и полным доминированием. — Интересно, все британские мальчики такие узкие? — глубокий гортанный голос, полный едкого томного возбуждения проходится по замутненному сознанию, откликаясь привычным вкусом липкого унижения. Вилка не нуждается в ответе или реакции. Удобно купить за деньги у известных в нешироких кругах людей симпатичную шлюху и, хорошенько отодрав, сполна насладившись функциями красивого изувеченного тела, отдать деньги и забыть. Розетка был далеко не первым и не последним, кого так жадно имел мужчина, вдалбливая тощее тело в гладкую поверхность стола, постели, пола или даже дорогой тачки чтобы испачкать обшивку белесой жидкостью и напугать пару гражданок. Пальцы исчезают с впервые за всю жизнь вставшего органа мальчишки, вновь подхватывая того под узкие бедра чтобы испачкать мраморную гладкую кожу смесью прозрачной смазки. Теплые руки, до синяков сжимающие слегка округлые мягкие ляжки вносят в секс яркий контраст боли от стальной хватки и возбуждения, что нахлынывает страстными волнами, готовыми затопить разум Розетки, превращая его в лужу, растекающуюся в руках Вилки когда тот попадает по сплетенному комку нервов внутри юноши. Он податливо принимает любовника до конца, выгибаясь под ним и прикусывая тонкую губу, чтобы не издать звука. Это становится все сложнее, когда хрипло дышащий Вилка ускоряет темп, с развратными хлюпами и шлепками бедер о бедра начиная толкаться в него усиливая фрикцию и желание наконец придти к развязке. Вилка несет какой-то нечленораздельный бред на русском, перемежая слова с низкими прерывистыми стонами и, как казалось, почти не контролируя себя. Розетка под ним прилагает все усилия, чтобы подобно партнеру не потерять самообладание пока его так грубо трахают, оставляя на мягких белоснежных ягодицах темнеющие синяки и ссадины от твердого деревянного угла стола. Через плотно стиснутый ровный ряд белых зубов вырывается тихое «ах». Мальчишка практически не узнает собственный голос что, до невозможного искаженный похотью и возбуждением звучит высоко, тонко и отвратительно по-шлюшески. Можно сказать, Розетка почти всю свою короткую жизнь работал проституткой, принимая участие в самых отвратительных и грязных вещах, которые только изобрело человечество. Но тогда он лишь лежал, сидел или стоял безвольной куклой пока с мальчишеским телом пользовались для удовлетворения своих мерзких сексуальных потребностей. Но сейчас было по-другому. Он словно бы больше не был объектом, над которым совершают действие, а действительно являлся частью происходящего. Подаваясь бедрами вперед, ерзая на гладкой поверхности столешницы и иной раз позволяя тихому стону сорваться с искусанных покрасневших губ он действительно принимал участие в сексе. Это осознание и радовало и смущало помутненное сознание пока Розетка с наслаждением прогибался в костлявой спине, подстраиваясь под заданный ритм и хныча от нарастающего желания наконец кончить. Впервые за вечер Вилка наконец обращает внимание на состояние партнера. Взгляд внимательных сероватых глаз скользит по обнаженному телу под ним, по частично скрытому прядью растрепавшихся темных волос личику, с удовольствием созерцая каждую деталь стройного тела от частокола выпирающих ребер и заживающей вырезанной скальпелем подписи «slut» над розовеющим соском, до капелек пота на острых неестественно выдающихся ключицах. Мужчина приостанавливается, замедляя ритм и наклоняясь к покрытому очаровательным румянцем мальчишескому лицу. Рука на секунду исчезает с истерзанных бедер, наматывая на кулак шелковистые локоны. — Только попробуй сделать это раньше меня.. Бесполезная шлюха. Резкие слова, произнесенные с такой нескрываемой жесткостью и презрением отдаются колким чувством где-то в груди. — Проводник был прав, — полный яда шепот клиента достигает настороженного слуха юноши, — Ты у нас действительно опытный мальчик. Мало кто так бесстыже стонет и плачет подо мной, не так ли? Ты действительно стоишь своих денег когда выглядишь так жалко. Но видишь ли, таким тупым шлюхам как ты не позволено делать что-либо без разрешения, ты же хороший мальчик и знаешь это? — Да, сэр. — с негромким ласкающим слух всхлипом повторяет Розетка заученную наизусть фразу. — Вот и умница. Вилка открывается от него, выпуская из сильных пальцев серовато коричневые пряди и вновь входя до упора. Розетка честно не знает, сколько проходит времени, к тому моменту, когда любовнику надоедает издеваться над измученным телом, вставляя едкие фразочки и он кончает прямо внутрь, наполняя мальчишку липким семенем. — Блять, я про презик забыл, — слышит приглушенные замутненным сознанием ругательства парень, чувствуя, как в плоском животе будто взрывается фейерверк, а вязкая жидкость растекается по коже талии и бедер. Нечасто являющееся в пасмурные английские края золотистое солнце уже забирается к верхушкам деревьев и находит тонкую щель между плотной занавеской и матовой стеной когда разбуженный его лучами Розетка садится в кровати и начинает понимать, что что-то не так. Тело привычно ломит будто бы его переехали десять камазов. Вспоминая запрет возвращаться позже часа и весьма садистские наклонности Проводника в голову приходит мысль о том, что идея с камазами в близлежащем будущем может оказаться не такой уж метафоричной. События вчерашнего дня возвращаются в голову медленно и выглядят очень далекими от реальности. Первый оргазм, теплые струи душа и длинные пальцы, что помогали избавиться от спермы в заднем проходе. Вилка был ужасно благосклонным. Предмет размышлений находился на балконе, рассеянно куря в распахнутое окошко и смахивая сероватый пепел на темные асфальт. Он почти не обратил внимания на пришедшего к порогу за тем, чтобы его выпустили Розетку, равнодушно протягивая пачку пластиковых купюр и извещая о том, что такси внизу. — Сэр, — нарушает тишину неровный от волнения голос юноши, — вы уже заплатили Проводнику. — И что? — вяло откликаются ему, туша бычок о покрытый побелкой карниз. — Я же тебя трахал, а не Проводника. Уже в машине, сжимая в пальцах деньги и напрягая память чтобы получше припомнить вчерашний день Розетка с невероятной тоской осознает, что скорее всего никто из клиентов больше не будет так добр к нему, как странный русский любовник с огромным членом.