Покойтесь с миром, мсье.

— Я хотел бы оставить ключ у себя, как память об этой истории… — Не смейте!.. На самом деле, я боюсь, что вы вернетесь и разворошите вещи Эрика. Оставьте ключ у дверей гримерной. Кто-нибудь рано или поздно найдет его. И Детектив действительно под сосредоточенным взглядом мсье Хатима оставил ключ перед дверьми злосчастной гримерки, что положила начало всему и точно так же закончила. Теперь никто более не знает о том, что происходило в здании Оперного театра и уж тем более под ним. Никто не знает о трагедии, что развернулась в стенах, казалось, должного быть лишь счастливым места. Это больно, напряженно и очень тяжело давяще, но если бы Детектив не умел хранить секреты, он бы окончательно сгнил в этом мире. Трагичные истории ранят, отравляют его душу особенно тем, что, казалось, самые дорогие люди травмируют больше всех, издеваются и в конце концов убивают…убивают тех, кто просто желал их любви, но не был научен этому. Эрик…человек, которого, казалось, прокляла сама жизнь, не желала видеть и беспощадно бросала о стену, не позволяя подняться. Даже когда смилостивилась и послала человека, что видел в нем лишь ребенка, худого, словно скелет, забитого подростка, она сделала так, чтобы и этот человек до конца дней винил Эрика. Даже когда тот пытался почти неслышно прошептать о помощи в последний раз. Мсье Хатим, все же ваше сердце действительно было слишком упертым. Меня радует, что в самый последний раз вы все же произнесли слова извинения. Правда, слишком поздно. Детектив услышал удаляющийся стук трости — мсье Хатим пошел вперед, спеша поскорее сбежать из Оперного театра. Светловолосый мужчина в последний раз обернулся к двери гримерной, посмотрел на ключ, что слегка поблескивал в свете светильников. И на сердце его было неспокойно. Перед глазами все еще стояла картина: подвал, пахнущий сыростью и землей, крысы, что снуют тут и там, холм у озера, в котором таится одна лишь печаль. Детектив забрал ключ. Он понял, что у него имеется еще одно дело в Оперном театре сегодня вечером, после того, как они разойдутся с мсье Хатимом. В следующий раз проникать в гримерную оказалось гораздо проще. Торопясь на пересменке, охранники были еще более отвлечены, нежели днем, потому светловолосый мужчина без проблем прошмыгнул в закрытый коридор, прижимая к себе нечто красное. Он отворил дверь, которую только сегодня днем запирал навсегда, рассказывая о «конце» истории. Детектив тихо вздохнул, хмуря свои тонкие темные брови. Право слово, он не хотел становиться участником этой запутанной и безумной истории. Особенно тем участником, который лишь лгал. Запах сырости и затхлости вновь атаковал лицо Детектива, отчего тот не мог не закашляться. Он медленно продвинулся вперед по темного коридору, прошел по запутанному лабиринту, невозмутимо кивнув Крысолову, что никогда не обращал внимание на происходящее наверху, и наконец-то вышел к озеру. Холм, все еще несущий на себе следы недавнего варварства, остался неизменным. Выражение печали и безысходности отразилось на бледном лице Детектива, когда он снял со своей головы потрепанный жизнью белый цилиндр. Мужчина осторожно склонился над холмиком и опустил на него букет свежих маков, после чего разрыхлил землю, с шуршанием закапывая в могилу что-то еще, чего не должно было там быть. Детектив похоронил письмо. Возможно, с годами оно просто сгниет, как и человек после своей смерти, возможно, уцелеет, но Детектив уже не сможет об этом узнать. В письме написано лишь две строчки. «В этой могиле покоится Эрик. Я восхищен его умом и любовью к искусству.» Увы, Детектив мог исписать множество листов, наделать кучу заметок, хаотично обклеить ими всю комнату, каждый угол и каждую стену. Но он не мог придумать того, что в полной мере бы подошло этому невероятно травмированному человеку. Детектив не знал Эрика лично, потому мог оставить лишь скромную пометку. По крайней мере, теперь ему не приносил боль тот факт, что этого человека похоронили без сожалений в сердце, словно избитого бродячего пса. Он появился на свет без имени и умер без имени, так пусть хоть ненадолго Детектив скрасит его печаль этим глупым письмом. Можно говорить что-угодно, но хотя бы это Эрик заслужил. Еще долго стройная фигура мужчины в потрепанном фиолетовом пальто стояла, склонив голову и держа в руках цилиндр, и разглядывала красные маки, принесенные ей же на могилу Эрика, Призрака оперы и Ангела музыки. Казалось, все было предрешено заранее, когда одна за другим все личности Эрика умирали. Но мак символизирует забвение, покой, фантазию. Теперь Эрик может быть свободен, и его мечты о встрече с Гипносом и Танатосом исполнятся. Возможно, ему снится прекрасный, дивный сон о том, как отец возвращается с работы, а красавица-мать хлопочет над ужином, с толикой несерьезной раздражительности зовя проказника-Эрика, что заигрался с такими же непоседливыми мальчишками, за стол. И от этого сна он никогда не пробудится. Каюсь, я все же надеюсь, что вы покоитесь с миром, мсье Эрик. Мадемуазель Даэ и виконт де Шаньи явно возненавидели бы меня за подобное сострадание. Фигура в фиолетовом плаще, наконец, подняла голову и надела цилиндр обратно. Париж и Оперный театр 1910 года, прощай. Спустя несколько дней, оставив ключи на полу перед гримерной и сообщив подробности дела Эллен Бюке, Детектив покинул Париж. Через пару недель маки на безымянной могиле совсем завяли и сгнили.