Согрей меня своей любовью

Метель бушевала по улицам всю ночь, громко завывая, становясь всё более свирепой. Снежные хлопья, кружили по округе, сметая всё на своем пути, не позволяя ни одной живой душе покидать своё жилище. Вихрь непогоды хозяйничал по улицам, самостоятельно выбирая себе направление. Пытаясь проникнуть в тёплые квартиры и дома, метель желала заморозить их сердца. Врезаясь в окна квартиры, множество раз тревожа сон спящего Хосока и всякий из них он просыпался и смотрел в окно, за которым невозможно было рассмотреть хоть что-то, кроме одинокого уличного фонаря. К утру метель решила сменить гнев на милость. Кругом установилась гробовая тишина. Проснувшись ранним утром, Хосок понял, что непогоде удалось сделать своё дело, пропитав холодом всё помещение. Пролежав пару минут в попытке открыть свои глаза, он всё же смог это сделать, но встать с постели сразу же так и не решился. Привстав на локтях, его охватила легкая дрожь по всему телу, вызванная холодом. Встав с лязгом от кровати об стену, подошёл к батареям. Почти холодные. Наверное, поэтому так мороз по коже бежит. На улице ещё темно, что естественно для зимнего утра. Пока тело не окоченело, Хо решил сделать мини зарядку, и немного разогнав кровь по сосудам согреться. Движение головой. Влево, вправо. Наклон. В тишину врезается лишь сбитое дыхание и скрип паркета под ногами во время приседаний. Последствия ночи оставили на окнах легкий отпечаток в виде узоров. На мгновение залюбовавшись ими, Хосок перевёл свой взгляд на столбик термометра стремящегося к нижним показателям. Зима в этот раз оказалась суровой, а отопление в этой квартире всегда оставляло желать лучшего. Понимая, что без бокала крепко заваренного чая ему не выжить в таких условиях, Хосок прошёл на кухню и поставить свой старый жёлтый чайник, купленный когда-то на распродаже, который никаким образом не вписывался в его интерьер. Он был единственным сплошным ярким пятном в его серой, почти безжизненной квартире. Вода с шумом тут же стала заполнять всю ёмкость чайника, который Хо взял и подставил под кран. Включив газ, Чон наблюдал за пламенем синего огня на комфорке. Он был таким притягательно тёплым, но в то же время таким опасным. Поставив чайник на плиту, Хосок поплёлся в сторону ванной комнаты. Даже там судьба не была на его стороне. Вода в душе оказалась чуть тёплой. Хосок мысленно ругнулся, но потом подумал, что спасибо и на этом. Быстро закипевший чайник пронзил атмосферу тишины, звуками отправляющиеся электрички и бьющейся о крышку чайника кипящей воды. Выйдя из душа, его охватила новая волна прохлады, прокатившейся от головы до пят. Так дело не пойдет. Включив все четыре конфорки на своей плите, Хосок уже мысленно прикидывает, сколько ему придется заплатить, за газ, благодаря которому он планирует выжить в такие трудные для него времена. С его довольно длинных мокрых волос стекали маленькие струйки воды, будоража кожу. Налив себе горячий чай о котором он мечтал с самого своего пробуждения, Хосок, сразу же почувствовал себя намного лучше. Кругом было всё еще темно и лишь тёплый свет из ванной разбавлял эту цветовую гамму. Наслаждаясь свежезаваренным напитком и находясь в гордом одиночестве, Хосок вспоминал, свои летние вечера в этой квартире. О которых сейчас он может лишь мечтать, потому что жестокая реальность погрузила его в пробирающий до костей холод. Хо был человеком солнца, поэтому очень тяжело переносил подробные погодные невзгоды. Атмосфера одиночества в данный квартире всегда пугала всех его знакомых. Но не самого Хо, который наоборот чувствовал, что именно здесь в этой маленькой однокомнатной квартире в которой из мебели лишь малая часть того, что в ней должно быть, он может скрыться от чужих назойливых глаз. Обхватив кружку двумя руками, он сидел так около получаса, медленно согреваясь и приходя в себя. К тому моменту ветер вновь начал кружить в своем водовороте. Опустошив кружку полностью, он подошёл к окну, за которым темнота и вьюга вновь застилали собой всё в округе. Хосок наблюдавший какое-то время за стихией, задумался о чём-то своём, даже самому не очень понятном. Из мыслей его выбивает дико взбесившаяся вьюга, бьющаяся об окно более крупными потоками ледяного воздуха. Хосок невольно поежился от всего этого зрелища. В помещении стало намного теплей. Относительно, конечно, ведь четыре конфорки небольшого огня всё же не способны полностью обогреть помещение. Понимая, что он не миллиардер, а газ стоит достаточно дорого, Чон решил выключить данное отопление. Подлив в кружку горячей воды, он направился обратно в кровать. От собственных мыслей отвлекло уведомление, пришедшее на телефон, которое не могло не радовать его своим содержанием. Начальник отписался в общем чате, что сегодня все сотрудники могут работать из дома. А если им будет совершенно не до этого, то он закроет на это глаза. С одной стороны внеплановый выходной всегда приятен. Но с другой, Хосоку он сейчас совершенно не выгоден. Работая журналистом у него накопилось достаточно материала, для написания нескольких статей. Для одной из которой совсем недавно ему пришлось перерыть чуть ли не пол архива и делать кучу опросов. Он прекрасно понимал, что скорее всего это всё займёт целый день. Так и произошло. Периодически включая и выключая конфорки, Хосок постоянно подогревал себе чайник с водой, которая успевала остывать слишком быстро и наслаждался звуком собственной клавиатуры, размеренно врывающейся в тишину этого богом забытого места. Когда Хо наконец смог, оторвать свои устававшие от монитора глаза. Он полностью закончил написание двух статей и ему осталось лишь указать в них ссылки на различные источники. Время уже близилось к вечеру, накрывая город своей плотной мантией алого заката, который не предвещал ничего хорошего. Встав с нагретого места и обнаружив, что его спина затекла, Хо спокойно побрел к холодильнику, параллельно потирая ладони. В его желудке кроме чая с самого утра ничего больше не было. И похоже не будет, так как выяснилось, что в его холодильнике не то что бы мышь повесилась, а вся её стая. Чон Хосок грустно хмыкнул, задумываясь о том, как же ему быть. В такое время выходить совершенно не хотелось, но и доставка продуктов нынче слишком дорогая, а ему не помешало бы поэкономить, ведь неизвестно, когда теперь ему выдадут зарплату, потому что график его крайне не стабилен, а статьи не очень то набирают популярность. Разумеется, минималку он всё равно получит. Но что с ней делать потом, хуй знает. Хосок ничего не оставалось как перешагнуть через своё «не хочу» и пойти в магазин, хоть эта идея до последнего заставляла его морщиться лишь от одной мысли о его нахождении за пределами его пусть и не тёплой, но немного прогретой квартиры. Заведомо зная, что машину придётся греть минут пятнадцать, прежде чем её мотор заведётся, Хосок решил воспользоваться своим проверенным способом и залить горячую воду в грелку. Сугробы приятно хрустели под ногами, а два плохо работающих фонаря у подъезда хоть как-то, но освещали дорогу. Хосок смог завести машину раза с четвертого и сразу же включил печку, прогревая салон и заодно себя. Сидя в тёплой одежде в немного прогревшемся салоне машины и вдыхая воздух, который с каждой секундой становился всё теплее, Хосок понял, что, в целом, жизнь не так уж и плоха. Наконец, когда стало тепло и машина немного прогрелась, Хосок спустил сцепление и тронулся с места. Ехал не спеша, не превышая шестидесяти километров в час для того, чтобы просто напросто не попасть в аварию. Ведь после такой вьюги некоторые места на дороге таили в себе ещё ту опасность. Остановившись и припарковав машину у супермаркета, в который ходил крайне редко, он сразу же взял себе корзину, заведома зная, что наберёт немало, но вряд ли столько, чтобы поместить в тележку. Не спеша расхаживая между рядами с продуктами, он всматривался в составы и цены продуктов. Благо, времени у него сегодня действительно было навалом, ведь свою работу он уже сделал, а в магазине было в два раза теплее, чем в собственной квартире. У Чона не было какого-то определенного списка и он брал то, что казалось ему более необходим. Бутылка молока на случай, если захочется кофе. Багет с сыром, который Хо до безумия любил. Палку вареной колбасы. И дальше больше по мелочам. Хосок редко готовил, поэтому брал то, что можно было моментально отрезать, отварить и съесть. И внезапно послышалось это... Смех. Такой, до боли знакомый.. Хосок узнает его из тысячи других. Он тут же обернулся, намереваясь найти обладателя этого голоса. Такого звонкого и очень низкого. Пойдя чуть ближе он увидел парня, стоящего на кассе с уже собранным пакетом и разговаривающего с какой-то молодой девушкой, забирающей у продавца пробитые аппаратом продукты. Посмотрев на этого парня в момент, когда тот повернулся лицом в его сторону, перед Хосоком словно весь мир перевернулся. И вот он вновь тот безумно влюбленный и ужасно глупый мальчишка. Перед его глазами стоял повзрослевший и по-прежнему такой красивый, каким был тогда Мин Юнги собственной персоны. Сам Юнги, Хосока и не замечает, продолжая разговаривать со своей девушкой. Понимая, что эта пара начинает покидать магазин, Хосок подходит к другому свободному кассиру, потому что не хочет упустить возможность хотя бы поздороваться с Мином. Пара же с двумя огромными пакетами идёт к выходу, весело переговариваясь. Хосок быстро пробивает нужные ему продукты, а сердце внутри бьётся всё сильнее, потому что Хосок, мать его, боится не успеть. Продуктов немного, но пока кассир с этим всем возиться, Юнги успевает выйти из магазина и, наверное, даже отойти от него на достаточное расстояния для того, что бы скрыться из его поля зрения. Хосок собирает продукты в пакет даже не глядя на сумму, оплачивает картой и пулей вылетает из уже практически закрывшимися прямо перед его лицом автоматическими дверьми супермакета. Силуэты уже давно ушедших людей скрывались за углом рядом стоящего дома. Но Хосок не сдаётся, садится в машину, заводит и дает по газам, лишь бы успеть. Однако, уже почти нагнав, понимает, что Юнги, судя по всему, сейчас не один и ему будет максимально неловко с ним разговаривать. Поэтому Хосок решает проследить за парочкой, размеренно двигающейся в сторону своего дома. Не в характере Чона так вот исподтишка следить. Просто сейчас ему кажется, что это единственный шанс поговорить с парнем, которому он подарил свой первый поцелуй. Их история любви началась внезапно. Обоим было по восемнадцать лет. Оба юнцы, совершенно ничего не смыслящие в отношениях. Хосок до сих пор в памяти постоянно прокручивает всё, что связано с Юнги. Он шёл мимо актового зала, когда услышал звуки мелодии, слетающие с клавиш инструмента, судя по звукам, фортепиано. Мелодия была такая красивая и лиричная, что Хосок просто не смог не остановиться и послушать. Это фортепиано в актовом зале давно никто не трогал и не открывал. Ни ученики, ни их недавно устроившийся работать учитель музыки, поэтому иногда в мелодию врывался скрежет расстроенного инструмента. Слышать сейчас эту игру было несколько странным. Но Хосоку этот момент показался по настоящему интимным. Когда-то давно тут играли, но Хосок был еще слишком мал, чтобы хоть что-то понимать. Сейчас же воспринимал всё по другому. Парень аккуратно зашёл в зал, бесшумно прикрывая за собой дверь и сел на деревянный стул в первом ряду, наблюдая за человеком, который сейчас творил волшебство. Тогда-то он впервые и встретил Мин Юнги. Слушая эту восхитительную, а самое главное, умелую игру, Хосок забыл про урок и всё остальное. Пальцы Юнги бегло проходились по клавишам, а мелодия, что лилась рекой, была, судя по всему, изученной вдоль и поперек. Так он и сидел, тайком слушая и наблюдая. А наблюдать было за чем. Юнги покачивался в такты мелодии, шевелил губами, подпевая себе под нос и вообще чувствовал себя раскрепощено в игре, что невероятно понравилось Хосоку. Когда мелодия подошла к своему концу, тот парень встал со стула, собрал ноты в аккуратненькую стопку и закрыл инструмент, вероятно, находясь все еще в эйфории от всего процесса. Затем он повернулся и наконец заметил тайного наблюдателя. В тот день Хосок впервые услышал его голос. — Давно ты здесь? — Почти весь урок. Твоя вина, что ты так красиво играешь и я теперь стану неучем, — хохотнул Хосок, а на щеках Юнги появились милые ямочки, от которых защемило в сердце. Хосок был по уши влюблен в Юнги. Это было самое сильное чувство в его жизни. Он до сих пор забыть не может ничего из того, что с ним было. По сей день он искал Юнги везде, в каждом прохожем, вслушивается в голоса, надеясь найти похожий, но нет, всё это было бесполезно. Причина их расставания была самой обычной и наитупейшей. Мать Юнги решила покинуть Южную Корею вместе с сыном. Когда Хосок увидел собранные чемоданы, он посмотрел парню в глаза и понял, что тот оставаться не намерен. Тогда он подумал, что лучше бы не начинал изначально это всё. Не влюблялся. Сейчас же Хосок думает иначе. Он думает, что хорошо, что эти чувства у него были. Потому что это то самое, что Хосок в памяти будет лелеять до конца своей жизни. На его губах до сих пор тот поцелуй, которого Юнги не ожидал. Хосок сразу знал, что этим не удержит, а ещё знал, что его оттолкнут. Так и произошло. Но Юнги тогда ответил. Вот что было странно. Он шевелил губами, вкладывал тоже что-то в поцелуй, а когда понял, что воздух заканчивается — просто оттолкнул. Хосок отлетел к самой стене и со сбитым дыханием смотрел на объект своего обожания. Тяжело дыша и не сводя глаз он смотрел на Юнги. Тот смотрел в ответ, в своем молчании передавая всю свою боль. А затем подошёл и сам поцеловал. Он делал это так неуверенно, но Хосок обхватил Юна за талию, заставляя довериться. Он позволял вести, но держал под контролем этот поцелуй, полный страсти и сумасбродства. Когда же их уста разомкнулись, Юнги посмотрел Хосоку в глаза, а тому тогда показалось, что в самую душу. — Почему? Почему лишь сейчас? Я думал, что ты не чувствуешь того же что и я, — тараторил Юнги со слезами на глазах, ударяя ладонями по плечам Хосока. В тот момент Чон впервые себя возненавидел за собственную нерешительность и медлительность. Если бы он в своё время делал всё более поспешно, то это всё обернулось бы совершенно по другому. Тогда Хосок с чувством полного отчаяния просто обнял парня, прижимая к себе. Это был первый раз, когда Чон заплакал. И последний. Юнги дрожал и способа унять его дрожь в ту минуту просто не существовало. Парни оба понимали, насколько их отношения сейчас обречены. — У тебя есть мой номер и адрес. Обещай мне писать и звонить. Обещай, что не забудешь. — Обещаю. После они долго целовались, стараясь захватить у этого мира все последние минуты, которые им были даны вместе. Обещание так и не исполнилось. Ни звонков, ни писем. Вернее по началу всё это было. Но со временем, спустя, кажется, всего пол года, Юнги просто перестал отвечать. Исчез. У Хосока порой рука не поднималась написать самому, заведома зная, что снова в ответ получит игнорирование. Он тысячу раз писал письмо от руки, а затем сминал и кидал в урну. Набирал сообщение, а потом стирал его или же звонил по номеру и до начала гудков сбрасывал. Ругал его, материл, просил вернуться, рассказывал про то, как плохо. И ничего из этого более не отправил. Юнги уехал толком ничего не объяснив, оставляя Хосока наедине со своими чувствами, страдать и изнывать от чувства одиночества и неразделенной, как тот думал, любви. Тогда их прервала мать Юнги, кричавшая откуда-то издалека. И именно на этом моменте воспоминаний, когда вся та боль, что Хосок испытывал, вновь резала по венам, рядом со зданием, около которого Хосок остановился еще пять минут назад снова вышла до боли знакомая фигура. Хосок ни минуты более не медлил, выскакивая из машины, громко хлопнув дверью. Он крикнул в сторону испугавшегося и дернувшегося парня. — Юнги?! Парень стоявший на крыльце дома испугался. А кто не испугается, когда ты просто вышел покурить и тебя окликает голос. Да ещё и твоим старым именем. Юнги тоже всё помнит и тоже голос этот узнает даже будучи на другой планете. Снегопад слегка усиливается и снежинки падают на лицо Мина какое-то время, пока Хосок, который выше, не закрывает его собой. Он подходит очень близко. Так, чтобы осмотреть любимое лицо и дышит часто, опаляя своим дыханием лицо Юнги, успевшее намокнуть от растаявших на нем снежинок. Некоторые же снежинки оседают на ресницах и Юнги с ними выглядит как бледная снежная королева, если бы небольшой румянец, что был едва заметен. У Юнги глаза блестят от света фонаря и Хосок этот блеск ловит в своем взгляде, упиваясь им и запоминая его на случай, если снова придётся прощаться. Юнги так близко и одновременно так далеко, что хочется просто дотронуться и сломать стену созданного годами отчуждения. Хосоку же ничего сейчас не нужно. Он весь мир к ногам этого парня положит, потому что смотрит и видит, как всё внутри кипит, ничуть не меньше, чем тогда, когда им было по восемнадцать. Юнги размыкает свои побледневшие от мороза губы и Хосоку, черт возьми, хочется завладеть ими, согреть и придать им здоровый алый вид. Но он находит в себе силы оторваться от лицезрения этой части лица. — Хосок... Это правда ты? — словно не веря, произносит Юн, заглядывая в самую душу, что давно бы прогнила, если бы не цеплялась за воспоминания с парнем, стоящем сейчас прямо перед ним. — Я ведь обещал. Хосок обещал, да, и Юнги иронично улыбается, однако с болью в глазах, на которую Хосок тут же обращает всё свое внимание. Обещал. Двадцать лет назад обещал. А сейчас уже столько воды утекло и Юнги действительно, блять, ждал, верил и надеялся. Почему только сейчас, когда обоим уже за тридцать и оба уже жизнью потасканы? Юнги тоже задаётся этим вопросом. Они оба виноваты. Оба несут ответственность за эту долгую разлуку. Хосок кивает в сторону своей машину и идёт к ней, Юнги идёт за ним. У Юна руки красные, замерзли, потому что на улице непогода бушует, а Хо тем временем борется с желанием схватить руки того и обогреть своим дыханием, на последнем моменте своих мыслей сдерживается, немного отворачиваясь в сторону. Он прибавляет градусы у печки в машине, а сам снимает свою зимнюю дублёнку, потому что Хосоку становится жарко. — Тебе что.. вовсе и не холодно? — с интересом спрашивает Юнги, выгибая бровь и подставляя руки поближе к батарее. На пару минут в машине установилось тяжелое молчание. Было некомфортно, потому что каждый из них просто не знал, что сказать. Точнее, тем было много, а вопросов ещё больше. Но никто не решался заговорить первым, прекрасно понимая, что это всё может перерасти в скандал. Юнги смотрел на печку, согревая руки, а Хосок смотрел на Юнги, совершенно не отказывая себе в этом. — Почему ты перестал мне отвечать? — задает вопрос Хосок, наконец разрезая тишину своим слегка грубоватым и обвиняющим голосом. Юнги на это лишь тупит глаза в пол, мешкаясь с ответом. Формулирует мысли и Чон его не торопит, ожидая полного и честного ответа. Он не винит того, что уехал. Он винит Юна в том, что тот не отвечал. — Моя мать. Она тогда узнала о нас. Разбила мой телефон и растоптала сим карту. После этого я купил новую, пытался вспомнить твой номер, но всё было бессмысленно. — А как же письма? — Мне ничего не приходило. А если и приходило, то в руки матери до того момента, как она поменяла моё имя и фамилию. Хосок поджал губы, начиная прокручивать ситуацию в голове, а когда осознал — схватил Юнги за руку, сжимая. А Юн руки не отдернул, сверкнув глазами, в которых стали накапливаться слезы. — Мне жаль. Прости, что тебе пришлось пройти это в одиночку, — говорит Хосок совсем тихо, смотря на парня с искренним сожалением и одновременно с какой-то надеждой в глазах. Юнги же тем временам только осознал, что их руки переплетены и его касания на коже, словно ожоги. В машине стало неожиданно слишком жарко и дышать совсем невмоготу. — Ты женат? — оробевшим голосом с каплей надежды спрашивает Хо. — Нет, это моя девушка. Родители настаивают на наследнике. Последние слова Юнги проговорил с диким отчаянием и в этот момент наконец в полной мере осознал, как же он зависит от этих на самом деле чужих ему людей. Смотрит на Хосока с мольбой в глазах, но ничего не говорит больше, лишь жалобно умоляет в мыслях забрать и увезти отсюда подальше, чтобы забыться навсегда в его тёплых объятиях. Но Юнги не может себе этого позволить. Его воспитали так, что пойти против принципов и наперекор близким он вряд ли сможет. Однако, еще Юнги понимает, что ради Хосока пошёл бы, будь он уверен, что все его чувства были тогда взаимны. Возможно и не только тогда.. — Думаю, нам есть что обсудить. Я живу недалеко. Може.. — Я согласен, — торопливо перебивает Юнги, притягивая руку Хосока к себе ближе и переплетает снова пальцы, а тот позволяет это сделать без какого-либо слов. Да, им действительно есть, что сказать друг другу. Обсудить прошлое, настоящее и внутри у каждого тлеет надежда, что и будущего. Их жизни изначально были предназначены друг другу, а судьба так исказила реальность, выворачивая всё наизнанку. Юнги на этой планете держался только благодаря мыслям о музыке и воспоминаниям о Хосоке. Потому что остальное, всё, что с ним произошло за эти годы — сплошной кошмар в золотой клетке. И только он сам виноват в том, что позволил себя в эту клетку запихнуть. Ехали они в тишине, слушая звук мотора и рассматривая мелькающие огни. — Холодно, — сказал Мин, едва снял с себя одежду в съёмной квартире Хосока. — Пойдем на кухню. Я поставлю чай, — предложил Хосок, а после повторил все свои действия с конфорками, что и утром. Не то, чтобы стало теплее. Юнги молча смотрел на медленно закипающий чайник, ожидая, когда кто-то из них начнет разговор. И разговор этот оказался не самым приятным. Вспоминали всё, по деталям, склеивая все пазлы деталей. Хосок всегда знал о родителях Юнги, но никогда не думал, что те будут вести себя так помешано по отношению к сыну. Юнги же пытался понять Чона за его ежегодное молчание. Череда недопониманий наконец покинула эти головы и Юнги с Хосоком наконец взглянули друг на друга по другому, с полным пониманием того, что они просрали двадцать лет своей жизни на какую-то хуйню и может быть, когда-нибудь, если они смогут простить друг друга, то отношениям будет место быть. Однако это "когда-нибудь" наступило сейчас, когда Хосок устремился своим взглядом на Юнги и тот понял, что вновь краснеет. Юнги, ведомый этим взглядом, встал со своего стула и подошёл к стороне Хосока, наклоняя лицо к тому вплотную. — Мне кажется, мы можем продолжить то, на чём когда-то остановились, — говорит это почти шепотом,опаляя жарким дыханием и тут же целует Хосока. Какой феерверк эмоций взрывается в головах обоих. Хосок тянет Юнги на себя, заставляя сесть к себе на колени и целует напористо, страстно и с каждым движением страсть только усиливается. Руками шарит по телу, залазя бесстыдно под рубашку, а кажется, что под сердце. Юнги задыхается от этого безумного напора, но отстраниться не дает, не позволяя лишнего воздуха Хосоку глотнуть и дать себе хоть какое-то время на подумать. Для себя уже всё решил. Даже если сейчас снова ничего не получится, то он всё равно сделает это. И Юнги льнёт к Хосоку максимально близко, распаляя и целует, играючи, но при этом так томно и долгожданно. Его тело изголодалось по рукам Хосока и само льнёт под них, не собираясь слушать возражения хозяина, которых просто напросто нет и быть не может. Хосок встаёт и одной рукой Юнги поднимает, а второй, судя по звукам, к хуям сбрасывает всё со стола. Раздаются звуки падающей и разбивающейся посуды, но Юнги горит в руках Хосока и ему не до этой бытовухи. Всё потому, что Хосок целует его уже не в губы, а в шею, оставляя красные отметины и нашептывая его имя. Юнги с ума сходит от ощущения этой близости, которую ждал двадцать с лишним лет и он, блять, любого пристрелить готов, кто осмелится им помешать. Рубашка с Юнги летит к хуям и Хосок снова припадает к покрасневшим губам, целуя их, а потом и кусая до крови. Он ведет руками по ногам и Юнги даже через чертовы брюки ощущает эти прикосновения. Хосок подхватывает Юна под ягодицы и тот, как коала, обнимает за шею. Выключив все комфорки на кухне одной рукой, лихорадочно шаря по ним, затем они перемещаются в комнату с кроватью, даже не думая перестать целоваться. Пошло и мокро и Юнги всем телом сейчас до безумия Хосока хочет, который времени тоже не теряет. Хереет от того, как пахнет его Юнги. Только его и ничей больше. Для Хосока это не просто откровенные поцелуи. Это соединение души и Хосок волком воет от того, насколько ему хотелось, оказывается, вот так вот почувствовать запах этой медовой кожи и попробовать эти губы на вкус. Трогает Юнги, ощупывая каждый сантиметр и понимает, что мало. Сожрать без остатка готов. Раздевает себя и парня быстро, что-то даже рвется. А Хосоку и хочется порвать всю эту одежду на Юнги и запретить тому ее вообще носить в его присутствии. Нет, этим голод не утолить, наоборот он лишь сильнее распаляется. Хосоку мало и всегда так будет. Однако, перед тем, как сделать что-то более серьезное, Хосок отрывается от поцелуя, смотря в самые глаза Юнги и желая найти в них ответ на вопрос, который собирается задать. — Ты уверен, что хочешь этого? — Да, — едва успевает ответить Юнги, как на него снова набрасываются, окутывая в новой волне подкатившей к сознанию страсти. Хосок нападает на Юнги, понимая, что жаждал этого очень давно. Целует везде, не пропуская ни одного участка. Плавно сползает вниз и снова поднимается, заставляя Юнги все больше задыхаться морозным воздухом и хвататься руками за хлопковые простыни. Хосок уже предвкушает, облизывая губы всякий раз, стоит ему оторваться и Юнги на это скулит, глазами умоляя на большее. Хосок добирается до чувствительных сосков и захватывает их ртом в свой коварный плен, издеваясь и исподлобья наблюдая. Зрелище ему предстает шикарное. Юнги, раскинутый на холодных простынях, полностью голый и идеальный для Хосока, краснеет всё больше от каждого прикосновения и подрагивает всем телом. Юнги этого хочет, хоть и безумно стесняется, но пути назад нет. Ему хочется обратить все взоры Хосока лишь на себя и наконец почувствовать, какого это. Хосок, вдоволь наигравшись, припадает вновь к искусанным в кровь губам и снова целует, на сей раз более нежно, пока Юнги ногами за талию обхватывает, ощущая голого Хосока и его пульсирующий орган прям на своем паху. Хосок же дотрагивается ладонью до ягодицы, сминая ее и снова слышит полустон, срывающийся в их поцелуй. Когда Юнги чувствует, как в него проникает один палец, то расширяет от ощущений свои глаза, немного вздрагивая. В этот момент холод, окутавший их стал ощущаться более резко, покрывая тело Юнги табуном мурашек. Хосок его готовит и делает это медленно, давая привыкнуть сначала к одному пальцу, потом к двум, а потом и двигать рукой начинает. Юнги на все провокации Хосока ведется, чувствует каждой клеткой своего тела накатывающее возбуждение. Откидывается на подушку, по-прежнему обнимая за талию и когда Чон начинает пальцами имитировать движения, то медленно, но верно входит во вкус, ощущая что-то приятное и нарастающее. Двигается в такт руке и с громким именем Хосока на устах изливается себе на живот. Юнги дышит рвано, хватая губами воздух и смотрит в глаза Хосока, в которых черти пляшут. Чону до безумия понравилось смотреть за этим и его уши не слышали ничего прекраснее этих стонов. У самого уже колом стоит от всех этих манипуляций, но ему сейчас в приоритете сделать приятно Юну, который так сладко под ним лежит. Хосок не дает парню продыху, снова начиная покрывать его шею жаркими поцелуями. Волна возбуждения вновь поднимается вверх, прокатываясь эхом по телу Юнги. Он стонет и уже не стесняется, делая это более громко. Вскрикивает, когда чувствует член в себе. Хосок кажется таким большим. Наполняет собой полностью и Юнги от этого почти задыхается. Все кажется таким нереальным. Из глаз брызнули слезы. Хосок остановился, осматривая Юнги и взглядом спрашивая. Он припал губами к лицу, расцеловывая каждый сантиметр и при этом давая Юнги время привыкнуть к этой некой наполненности. Слишком многое им пришлось перетерпеть, поэтому сейчас они наслаждались телами друг друга с еще большей жадностью. Юнги, в конце концов, сам поддаётся бедрами вперед, призывая Хосока двигаться и тот послушно начинает это делать. Холода больше нет. Хоть за окном и метель, здесь же, в этом помещении, жарко до невозможности. Юнги становится нечем дышать и он, словно рыба на суше, хватает губами воздух, пока Хосок расцеловывает каждый сантиметр его тела. Наполняет собой полностью и потом с резкостью освобождает и так всякий раз. А у Юнги от такого звезды перед глазами пляшут. Он за шею цепляется. Место себе найти не может от этого резкого перепада температуры в теле. По плечам ногтями полощет и молит богов, чтобы Хосок не смел останавливаться. А тот и не собирается, всё больше входя во вкус. Он ощущает эту узость и она сносит парню голову. Если раньше какие-то тормоза у него существовали, то сейчас слетели к чертовой матери, оставляя Юнги бороться с этим самостоятельно. На мгновение кажется, что кровать, которая всё это время страшно скрипела, совсем скоро развалится, но останавливаться никто не собирался. Юнги поддавался бедрами быстрее и быстрее, заставляя своего Чона ускориться. Ему не терпелось и он чувствовал, что звезд становится все больше и больше, а свежего воздуха в лёгких так не хватает. Хосок двигается быстро, припадая губами к шее, на которой и места живого уже не осталось и вдалбливает Юнги в кровать с бешеной скоростью, а тот мечется по постели, разводя ноги шире и запрокидывая голову назад, окончательно открываясь перед Хосоком, давая ему волю. Юнги безумно хорошо и он не хочет, чтобы это заканчивалось. Кончает еще раз, на этот раз более ярко, почти в унисон с Хосоком, что обхватил его член своей жилистой ладонью, кусая Чона в плечо и рвано дыша. Сил встать не было ни у того, ни у другого, поэтому, они в этой же позе, поцеловав друг друга еще пару раз, заснули, забывая, что оба перепачканы в сперме и вспотели. Юнги проснулся от того, что почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. Сквозь сон приоткрывает свои глаза и видит Хосока, который ярко улыбается и смотрит с каким-то безумным обожанием. В квартире все еще холодно, но его греет тело, прижавшееся так сильно и то самое, которое подорило эти самые незабываемые ощущения ночью. Хосок сам по себе, как печка. У Юнги тепло по телу разливается, мешаясь с легким возбуждением. Юнги приподнимается на локтях и целует Хосока в уголок губ, а тот не позволяет отстраниться, сам углубляет поцелуй. — Что дальше? — задает Хосок вопрос, наконец отрываясь от Юна, который уже хотел того снова затянуть в пучину страсти. Для Хосока не было проблемой остаться с Юнги. Даже более того, он бы с удовольствием спрятал Юнги от всего мира подальше, в этой маленькой квартирке. Но вот Юнги только самому теперь решать, как быть. Уйти и сделать вид, что ничего не было или рискнуть и остаться. — Если ты захочешь, чтобы я остался, я это сделаю. Только скажи об этом вслух и я больше никогда не уйду. — Юнги. Я хочу, чтобы ты остался. Хочу каждую минуту, потерянную за эти долгие двадцать лет, — пылко бросает Хосок и вновь его Юнги награждает поцелуем, на этот раз полностью лишенным страсти. Поцелуем благодарности. Встав с еле выжившей прошлой ночью кровати, Юнги, обматываясь одеялом и оставляет голого Хосока лежать идёт в прихожую где находит собственную куртку и торчащий из кармана телефон. Хосок секунд тридцать пялится, пробегаясь взглядом по его шее с плечами на которых виднеются все отставлены им следы и жадно сглатывает. Вернувшись в комнату, Юнги манерно набирает номер своей девушки и смотрит при этом Хосоку, что даже не подумал прикрыться, в глаза. — Да, дорогой, — через пару гудков отвечает женский голос на другой линии. — Нам нужно расстаться. — Что... Почему, — почти хныча, произносит девушка, вызывая у Юнги отвращение. — Я люблю другого человека. Тебе придется смириться с моим решением. Спасибо тебе за всё. Но я хочу попросить тебя забрать свои вещи из моей квартиры. Надеюсь, ты будешь счастлива, — проговаривает Юнги без единой запинки и все это время смотрит на Хосока, который даже сел от удивления на действия своего теперешнего парня. — Хорошо, Юнги, я поняла. Я уважаю твое решение. Родителям скажем, что это я тебя бросила и только попробуй когда-нибудь заикнуться о том, что это было не так. — Хорошо, — бросает он в трубку, нажимает отбой и вновь прыгает на кровать к Хосоку, после задает свой риторический вопрос. — Повторим?