Морти восемнадцать («Ты знаешь, почему»)

Когда они снова попадают на откроненберженную Землю, на этот раз вдвоём (Рик дополнил и усовершенствовал технологию), бродя среди покрытых джунглями развалин в поисках Прайма, они натыкаются на искромсанное тело Джерри. Морти застывает над трупом отца, весь бледный и с каменным выражением лица, Рик отходит в сторонку и достаёт свою флягу. — Они все... они все умерли из-за меня. Закатив глаза — ну, начинается — Рик убирает флягу, хватает Морти за предплечье и тащит прочь. — Ой, да ладно, Морти. Это... ээ-то было сто лет назад, хорош предаваться мукам совести, у нас есть дела. Морти послушно идёт за ним. Рик чешет вперёд, не оглядываясь — зная, что сеанс рефлексии ещё не окончен. — Если бы... если бы я остался с ними, я бы помог им. — Ты? Помог? Да тебя бы первым сожрали, Морти. Ветки разросшихся деревьев хлещут по лицу, но Рик не обращает внимания, быстро пробираясь вперёд. — Неправда, я, я убил несколько штук перед тем, как мы ушли оттуда! И-и я мог вернуться позже с оружием... — И помереть смертью храбрых или играть в «Изгоя» ещё лет двадцать, пока не подвернёшь ногу в лесу и попадёшь на ужин кому-нибудь из собственной семейки? Отличный план, Морти. — Это ж моя семья. Я должен был хотя бы попытаться им помочь. Должен был... остаться. Рик теряет терпение. Одна особенно жёсткая ветка шлёпает его по лицу, и он ругается сквозь зубы, прежде чем зарычать. — Ну так чего не остался, Крутой Морти. Морти на некоторое время затихает, а потом говорит почти себе под нос. — Ты знаешь, почему. Конечно, он знает. Чего он не знает — должен ли он, блять, что-то сделать с этим признанием. Когда-то всё это закончится. Морти выберет свой собственный путь, и ему придётся заткнуться и отойти в сторонку — даже если сам Морти ждёт, что его стащат с кровати за ногу и поволокут за собой, как обычно. Рожа у Морти, волокущего его к тарелке — еле живого, лишившегося половины кишечника после столкновения с Праймом — в несколько раз бледнее обычного, и это даёт ему право надеяться, что его внук, наконец-то свалив от него и его приключений в какой-нибудь задрипанный колледж, не будет слишком уж сильно крыть его хуями за своё по пизде пошедшее отрочество. К последнему перед колледжем Мортиному дню рожденья Бет готовится чуть ли не за месяц, пытаясь заставить помогать всю семью. Джерри и Саммер вписываются с энтузиазмом (Саммер составляет плейлист, Джерри мутит какие-то особенные медовые конфеты, уверяя, что никто никогда не пробовал ничего подобного). «Космическая» Бет откладывает свои пиратские дела ради того, чтобы «вспомнить прошлое» и помочь «домашней» Бет с готовкой. Рику смешно — собственное совершеннолетие он отмечал за решёткой, попавшись с фальшивыми правами (и в передозе) впервые за четыре года. Но все взрослеют по-своему, и поэтому он не протестует, когда Бет просят его занять чем-нибудь Морти на время, пока они украшают дом (слишком дохуя шариков, по мнению Рика, но кого оно вообще тут волнует). — Идём, Морти, — бормочет Рик, стаскивая сонного Морти с кровати (в принципе, можно было просто оставить Морти в покое — вряд ли он вылез бы из своей комнаты раньше полудня, но какой Рик ищет лёгких путей). — Нам нужно... срочно сделать кое-что важное. Да, кстати... не то чтобы я придавал значение глупым человеческим традициям, но твои мамы это делают, так что с днём рождения, Морти. — А-а куда мы летим? — Рассуждай логически, М-морти, не то чтобы я думал, что ты на это способен, но ты попытайся. Куда обычно люди ходят на свой день рожденья? В парк развлечений, конечно! Мы летим в Блипс энд Читс, сученька!.. — Ох, блин, Рик, я вообще-то в пижаме... и босиком. — Да ээ-то вообще не проблема, Морти. В Блипс энд Читс сегодня как раз скидки для тех, кто... кто придёт в пижаме. И бесплатный коктейль для твоего дедушки, разве это не джек-пот, М-морти?.. Морти пожимает плечами и сворачивается на сиденье, закрывает глаза. Рик фыркает про себя: его бы воля, и он бы устроил пиздёнышу незабываемый праздник: с морем экстази, толпой полуголых баб и непременной перестрелкой в конце... Но Бет расчленят его, если от Морти будет вонять чем-то крепче безалкогольного пива... если увидят на нём хоть одну царапину в его день рожденья (ёбаный, блядь, детский утренник, а не день рожденья), не говоря уж о том, что в следующее приключение он поедет один. Приткнув Морти к какому-то новому игровому автомату (восемнадцать плюс, кровь, кишки и насилие — ну наконец-то, блядь, можно!), установленному на замену «Рою», Рик отходит заправиться. На мобилу поступает сообщение; прочитав, пару секунд он действительно готов проигнорировать его, но сделав пару хороших глотков, думает — а почему бы и нет. Смиты будут вешать свою долбаную гирлянду битый час и ещё столько же — носиться по дому в поисках купленной полгода назад свечки в виде цифр 1 и 8, держащих друг друга за восковые ручки. Кто мешает ему потратить время с пользой, прошвырнувшись туда-обратно до С-178 и обменявшись с тамошним Риком кое-какими нужными вещами? В последнюю секунду, уже открыв портал, Рик возвращается за Морти — если пиздюк проебётся, пока он будет делать дела, ему конец. Блипс энд Читс из С-178 точно такой же, как в том измерении, где они живут последние три года. Морти бросает на него косой взгляд, пожав плечами, возвращается к своему автомату, шлёпая босыми ногами по усеянному конфетными фантиками полу — парень, словивший дзен. К нему подгребает инопланетянин неизвестного пола и возраста; прищурившись, Рик следит за их диалогом — судя по всему, Морти показывает новому знакомому, как играть. У его внука нет ни единого блядского друга на Земле, но он может объяснить пришельцу правила игры в жестокую инопланетную видеоигру на его родном языке — Рик понятия не имеет, должен ли он этим гордиться или наоборот. Другой Рик одноглаз, почти полностью лыс и предпочитает камуфляжную форму халату. Рика не интересуют его идейные и политические соображения — его волнует только чистота его товара. Они дегустируют в ближайшем сортире; Рик мелет себе две дороги, другой Рик — по две на ноздрю, а остатки втирает в дёсны, жадный ублюдок. — Ну как? — Сам знаешь. Они ухмыляются друг другу — как настоящие заклятые приятели, каждый из которых в курсе, что у другого рука в кармане сжимает ствол. — Гони обещанное. — Ты первый. — Из нас двоих ты более мятежен и поэтому меньше заслуживаешь доверия, поэтому ты первый. Рик закатывает глаза и протягивает ублюдку его гонорар — прототип новой плазменной винтовки. Сграбастав ствол, другой Рик расплывается в победной ухмылке. — Обманули дурачка на четыре ку... Время застывает вокруг Рика вместе с лысым ублюдком. Дёрнув бровью, Рик обыскивает его карманы: из одного вытаскивает замораживающее время устройство, высвободив из вероломных пальцев Лысого, из другого — пакет, из которого они дегустировали, и свою плазменную винтовку. — Облажался, придурок. — Эй, Рик, ч-что случилось, ты что, снова заморозил время? Морти, как и он, не застрявший во времени, озирается по сторонам, на экране его автомата светится синим неоном слово «Рекорд!». Инопланетянин рядом развёл в стороны свои три пары верхних конечностей, явно собираясь захлопать в ладоши. Рик качает головой — лучше бы бабу нашёл, а не очередного кореша по задротству. — Ээ-то не я. — А кто? — Вон тот лысый ублюдок, решивший меня наебать, но в результате наебавший сам себя. Скорее, Морти, валим отсюда, чтобы не встречаться больше с этим кидалой, и вернём все обратно, пока твои мамы нас не хватились. Он тащит Морти к выходу из зала игровых автоматов, на улицу — в одну из многочисленных кафешек, окружающих игровую зону. Морти лупает глазами по сторонам, разглядывая застывших в воздухе птиц и насекомых, инопланетян в смешных позах, бесконечно взлетающий с местного космодрома корабль. В кафе бармен за стойкой жонглирует стаканами — по два на каждое из его семнадцати щупалец. Не считая пары инопланетян на барных стульях у стойки и еще нескольких за столиками, в заведении почти пусто, тихо и мирно — то что нужно. Остановившись на пороге, Рик нажимает кнопку... Ничего не происходит. Рик пытается снова... и ещё раз, и ещё несколько — и всё безуспешно. — Что с-случилось, Рик? — робко спрашивает Морти, нервно переминаясь босыми ногами. Подавив желание рявкнуть, Рик тыкает кнопку ещё раз, пожимает плечами. — Не знаю... не знаю, Морти. Похоже, ээ-тот лысый Рик — рукожоп, и вместе со временем заморозил не только себя, но и свою штуковину. — А-а-а почему мы не заморозились вместе со всем остальным? — Исходя из теории квантовой связанности, наше время синхронизировано со временем нашего измерения, Морти. — И-и что же нам делать? Рик должен попробовать. Открывшийся портал зелёный, блестящий... и неподвижный. — Мы застряли здесь, Морти. Придётся... придётся ждать временной патруль — они не смогут не заметить, если время будет заморожено слишком надолго. Морти пугается. — Они же... они же подумают, что это мы заморозили время и-и-и посадят нас в тюрьму! — Разберёмся. Под пристальным взглядом круглых внимательных глаз Рик достаёт свой бластер, целится в мишень для дартса. Нажимает курок, и из дула с еле слышным хлопком вырывается бледный отсвет — слабое подобие лучевого заряда, тут же гаснущий, будто растворившись в воздухе. Блядина. — Ты не можешь сам починить время? — У меня нет привычки таскать с собой половину содержимого моего гаража, Морти. Я, я не собирался участвовать сегодня во временных парадоксах, я просто хотел... обделать кое-какие делишки, а этот мудак всё испортил. — Тебе обязательно было обделывать свои делишки именно сегодня?.. — Тебе обязательно ныть, словно баба, каждый раз, когда что-то идёт не по плану?.. Рик наконец взрывается и тут же жалеет об этом — мальчишкины глаза тут же наполняются слезами. — Ладно. Из-извини меня, Морти. Я должен, должен был просто отвезти тебя в школу, пока твои мамы наряжают дом на твой день рожденья, но я решил, что будет лучше провести это время с пользой... и проебался. Мы застряли здесь хер знает на сколько в твой грёбаный день рожденья, и это моя вина, так что, когда всё закончится, с меня, хм... планета сисек? Новый дракон? Чего ты хочешь, Морти? — Не надо больше драконов, пожалуйста! — восклицает Морти испуганно, и они оба нервно хихикают, вспоминая тот пиздец. А потом Морти говорит, застенчиво глядя в сторонку: — Да в принципе я не против. Ну, то есть... Типа я в курсе, что обычные люди празднуют восемнадцать лет на вечеринках с кучей девчонок, морем экстази и в-в-всё такое, но блин, вспомни, кто я такой! Всё, что меня ждёт — это домашняя вечеринка с раскрашенным гуашью плакатом на стене и тортом из Уолмарта. Так что, знаешь, — Морти косится на него, — я типа не против... застрять здесь на п-пару часов... и-или больше. Он не говорит: «С тобой», но, кажется, имеет это в виду. Сделав по этому поводу хороший глоток из фляги, Рик откашливается. — Ну, тогда, тогда давай устроим тебе лучший день рожде-ээ-нья, Морти. Они начинают с мороженого. С шоколадом, с солёной карамелью, с кленовым сиропом. С маршмеллоу, с изюмом («Твою ж мать, Морти, серьёзно?»), с разноцветной посыпкой из звёздочек. С горчицей, с перцем, с амаретто; со вкусом шипзувианского слизня («Фу-у, Рик, какая гадость!»); с живыми корблокскими бабочками («Да ладно, Морти, не ссы и попробуй — не пожалеешь!»). Когда у обоих уже здорово першит в горле, они перемещаются на улицу. Морти пускается во все тяжкие — и Рик поддерживает его, носясь вдоль тротуаров и спуская штаны с задниц пришельцев, связывая шнурки друг с другом, заглядывая в каждое кафе или паб и меняя местами стаканчики с напитками. Они соревнуются в том, кто придумает розыгрыш поинтереснее — совсем не заботясь о том, что скажет по этому поводу временной патруль. А потом, когда они останавливаются передохнуть, плюхнувшись за столик в одном из пабов, Морти спрашивает: — Рик, а можно мне пива? — и Рик давится водкой, которой уже и так не шибко много осталось в его фляге. — Нет, Морти, твои мамы меня убьют, — отвечает он тем универсальным шаблоном, коим лица, временно заменяющие родителей, пользуются, чтобы избежать проблем. — Да ладно, ну Ри-ик, ну мне ведь уже восемнадцать... и я, я не собираюсь заводить ребёнка прямо сейчас! К тому же, представь, если нас поймает патруль и посадит в тюрьму на всю жизнь — я так и не узнаю, каково это! — Иисусе, Морти, ты серьёзно... серьёзно до сих блядских пор не пробовал сраное пиво?.. — Да когда бы я это сделал, по-твоему? Я всё время тусуюсь с тобой и твоими друзьями-пришельцами! Бет точно его убьют — но он сам обещал устроить мальчишке праздник, так что... — Чёрт с тобой, Морти. Он чокается с мальчишкой своей флягой, наблюдает, как Морти, запрокинув голову, делает храбрый глоток. В конце концов, он научил его убивать — вряд ли знакомство с алкоголем намного хуже. — Ну как? — Немножко... горькое. А можно глоток из твоей фляги? — Эй, Морти, полегче... А то твой лучший день рожденья рискует превратиться в худший день рожденья. Морти хихикает и продолжает свои целовашки с бутылкой — и Рик не может не залюбоваться тем, как его губы обхватывают горлышко... Как вмиг краснеют его щёки и начинают блестеть от алкоголя глаза. Он худший дедушка на свете. — Эй, Морти. Как насчёт... надрать тебе задницу в дартс?.. Алкогольно-счастливый Морти тут же принимает вызов — и Рик надирает ему задницу в дартс, в аэро-хоккей, в обычный настольный хоккей (с двумя командами: двухголовых ящериц в зеленой форме и осьминогов — в сиреневой) — словом, во всё, во что можно играть без электричества. Морти промахивается, спотыкается, пьяно хихикая — но не сдаётся. Рик уже было надеется, что ему удастся вымотать внука и уложить его спать — не тут-то было. Прямо посреди гонки на скейтах Морти останавливается, чуть не упав, у одной из дверей, на которой красуется надпись «18+» — Рик слишком часто бывал за этой дверью, чтобы забыть, что там находится. Гребаный кафешоп. — Как... как ты думаешь, может быть, мне можно парочку брауни? — Если я скажу «нет», ээ-то что-то изменит?.. Через полчаса Морти прилично в хламину, хоть Рик и убрал большую часть каннабинольных соединений из его брауни, рассчитанного, само собой, на взрослого инопланетянина весом с хорошую лошадь — просто потому что может (к слову сказать, свой кекс он не тронул, так как его собственная толерантность даст фору любому инопланетянину, хоть с лошадь, хоть с бегемота). Морти постоянно смеётся и просит пить, и Рик предусмотрительно ставит перед ним несколько бутылок газировки — чтобы избежать поползновений к дальнейшему употреблению пива. Морти смеётся над дебильными шутками Рика («М-морти, эй, Морти, а ты, ты знаешь, сколько понадобится физиков, чтобы заменить сгоревшую лампочку?»), смеётся над тараканом, застывшим на полпути в стакан пришельца, уплетающего брауни за соседним столом, смеётся вообще над всем... Рик решает, что пора разбавить впечатления и тащит его наружу, выводит за пределы развлекательного сектора — туда, где пушистая бирюзовая трава служит опушкой дремучему, полному живности и растений лесу. Силовое поле, защищающее парк развлечений от опасностей дикой природы, само собой, не работает, и они могут рассмотреть — и потрогать — каждое пёрышко, каждую травинку и лепесток, чем Морти и занимается с большим интересом, тараща глаза и изумляясь, будто новорожденный младенец, коим, собственно, и является любое живое существо, впервые познакомившееся с психоделиками. Морти гладит застывших в воздухе разноцветных птичек, похожих на земных колибри — только с хоботками вместо клюва, разговаривает о чём-то с гигантскими блестящими жуками, пытается пересчитать тычинки обвившей дерево плотоядной орхидее... Пялится во все глаза на переливающееся звёздами небо. Рик смотрит только на Морти. Его собственный первый раз был в каком-то притоне, в окружении барыг и малолетних шлюх, они все были в жопу пьяны и обторчаны всем подряд — и как же он завидует Морти, который к восемнадцати не удосужился влипнуть ни в одно дерьмо (ну, кроме массовых убийств и галактического терроризма — но тут у Морти, пожалуй, не было особой свободы воли). Маленький наивный засранец, думает Рик с граничащей с презрением нежностью, и переключает внимание на флягу, заботливо заправленную в одном из гостеприимных пабов. — Вот блин, что-то так есть захотелось. Можно мне ещё брауни?.. Рику не нужен наркоман-напарник, и он ведёт внука в кондитерскую. Там как раз празднуют день рожденья, и огромный кусок праздничного торта собирается влететь в лицо наряженному в бумажный колпачок пришельцу — одному из гостей, а может, и самому имениннику. Хихикая, Морти крадёт торт и уписывает его прямо на ходу, пока Рик обшаривает прилавки в поисках лучших вкусняшек, достойных дня рождения его внука. Его старания более чем вознаграждены: физиономия Морти, уминающего третий по счету кусок лучшего в галактике орехового бисквита, лучится счастьем, и он решает не рассказывать, что яйца, из которых выпечен бисквит, принадлежат одному из сородичей их давнишнего приятеля Бибо. Рик не отстаёт, и вскоре оба погружаются в состояние, близкое к пищевой коме, и максимум движения, на который они способны — шевельнуть пальцем руки. — Ты, ты доволен, Морти?.. — О Боже, Рик... Кажется, я больше никогда в жизни не смогу есть. Если мы выберемся, я, я сяду на диету... Ой, смотри, а что это там такое? Проследив взглядом за его жестом, Рик мысленно шлёпает себя по лбу: их соседи, похоже, обстоятельно подошли к празднованию дня рожденья, и на столе перед одним из них красуется россыпь ярких розовых и салатовых таблеток. — Это ведь... — Аналог земного экстази, Морти. — Можно мне... — Нет! — Рик рявкает, не дожидаясь конца фразы, но мальчишка, кажется, собрался нынче заколотить последний гвоздь в крышке его гроба. — Ну пожалуйста. Ты сам говорил — таблетки самые безобидные. В-всё равно ведь делать нечего. Скоротаем время, пока патруль не пришёл. Я слышал, как говорят: проживи день за два... — А жизнь за час. Ты вообще читал Уэлша, знаток?.. Морти мотает головой — не то чтобы Рик ждал другого ответа. — Почему... почему ты решил сделать свой первый заплыв в океан порочных страстей именно со мной, Морти? — А ты, ты бы хотел, чтобы я сделал это в компании пьяных в говно старшеклассников? Морти застенчиво лыбится, и Рик изо всех сил старается не пустить непрошенную волну тепла в своё сердце — оно хоть и новое, но вовсе не неуязвимо. Пиздюк доверяет ему — вот это поворот. Новость, стоящая хорошего выноса мозга от Бет. — Чёрт с тобой, золотая рыбка. Он сам выбирает таблетку, сканирует на наличие примесей — в его собственном первом дерьме было полно барбитуры, в первом дерьме его внука должен быть чистый МДМА. Протягивает Морти на раскрытой ладони — и тот тянется, но замирает на полдороги. — А-а ты? — Иисусе, нет, Морти. Не втягивай меня в это дерьмо. Достаточно того, что я позволяю тебе это, но я не буду тем, кто упарывается таблетками с собственным внуком. Ээ-то, это полнейший отстой, надеюсь... надеюсь, ты понимаешь это, Морти?.. — Но я типа хочу быть с тобой на одной волне! — На одной, блядь, волне... И где только понабрался? Чтобы быть со мной на одной волне, Морти, ты должен... должен иметь печень из полиуретана и биомеханическое сердце. Ты хочешь новое сердце и печень из полиуретана, Морти? Я, я просто присмотрю за тобой, а если припрётся твоя пиратская мать, скажу ей... скажу ей, что ты сбежал и уторчался тайком от меня. — А она может? — А ты забыл, как она прилетела за нами после крушения цитадели? Эта же-ээ-нщина способна на всё, Морти. Если... если она узнает, что мы косим от семейного праздника где-нибудь в эпохе палеозоя — она найдёт нас и там, клянусь тебе, Морти. Морти хихикает, забирает из его руки салатовый бочонок, вертит, рассматривая. — Типа... просто вот так взять и съесть? — Нет, в жопу себе засунь — быстрее вопрёт. А нет, стоп, погоди... Один момент, Морти, один оочень важный момент. Обрыскав кафе, Рик выдёргивает подушки из-под инопланетных жоп, складывает все горой на один из диванов — выбирает место поуютней, наполовину скрытое кадкой с огромным цветком. Достаёт из холодильника несколько бутылок воды, ставит на столик. — Вот теперь порядок. Падай, пёс. Через минут сорок пять ты оценишь. Рик подает пример, показательно рухнув на гору подушек, и Морти, наконец-то засунувший в рот таблетку, присоединяется. Вид у него довольно растерянный — обычная штука для тех, кто только что понял, что таблетке нужно время, чтобы организм её усвоил. Рику совершенно нехер делать ближайшие сорок пять минут, а возможно, и ещё несколько раз по столько же, и он начинает пиздеть. Межпространственный кабель и какое-нибудь придурошное шоу пришлись бы как раз кстати — но у них нет межпространственного кабеля, нет вообще никакого кабеля, нет грёбаного электричества и грёбаных электромагнитных волн, и он сам устраивает для Морти спектакль, разыгрывая по ролям разные смешные (тупые, страшные, отвратительные) случаи из своей жизни. Морти давно уже не дурачок (хотя Рик бы поспорил), Морти понимает, что его дедушка работает клоуном для него персонально, и слегка краснеет, что сподвигает Рика добавить скабрезных подробностей в повествование. А потом Рик замечает, как изменяется дыхание Морти, как он резко и неглубоко вдыхает, как замедляются его веки, и как он весь будто растекается по подушкам, словно разморенный на солнышке кот. — Классные подушки, да, Морти? — Эм... ага. Морти поворачивает к нему голову, Рик видит, как его мажет, и закатывает глаза. В голову приходит идея, и он срывается на улицу — Морти, кажется, даже не замечает его ухода, улыбаясь застывшим на потолке отблескам разноцветных фонариков — и возвращается с гитарой, которую приметил в одном из магазинов во время недавней гонки на скейтах. — Не знаю, любишь ли ты софт-панк, Морти, но думаю сейчас тебе зайдёт что угодно. Настроив струны, он принимается тихонько наигрывать: то немногое из современного, что он может слушать без риска получить ушное кровотечение, и то, чем они с Птицем и Сквончи вдохновлялись десятки лет назад, и то, что сочинил сам. Морти влипает в музыку с первых же звуков: улыбается, покачивает головой в такт и даже смеётся, когда у Рика получается взять особо высокую ноту. Каждая песня — воспоминание, которое Морти не может с ним разделить, но теперь, когда Рик играет ему, каждый раз соображая, что могло бы ему понравиться, Морти становится частью этих воспоминаний. Когда пальцы начинают болеть с непривычки, а голос — хрипеть, Рик делает перерыв на прибухнуть и откашляться. Морти тут же возмущается: — Эй, почему ты остановился? Бы-было так здорово. — Полегче, пёс, дай... дай де-ээ-душке передохнуть, а то голос сядет, и одна детка останется без анимации в свой день рожденья. Морти хихикает и от необходимости занять органы чувств тискает подушку, обвивая её руками и ногами, гладит её мягкую ворсистую обивку, и Рик не знает, кому он больше завидует — своему удолбанному внуку или его подушке. — Так прикольно. Это всегда так... хорошо? — Конечно, нет, Морти. Ко всему притарчиваешься. Так, как в самый первый раз, никогда больше не будет. О том, что депресняк на отходах будет сильнее с каждым разом, он не упоминает — кто считает разбитые бутылки в начале попойки? Морти вздыхает. — Ну ладно. Было здорово, хоть это и... неправильно. — Было? Не думай, что так легко отделался, Морти. Тебя вопрёт ещё несколько раз, пока не отпустит, ты, ты ещё заебёшься и начнёшь скулить, чтобы я сделал противоядие, зуб даю. Морти по-настоящему счастливо смеётся, и глядя в его почти полностью почерневшие радужки, Рик убеждается — точно, отпустит нескоро. Он снова тянется за гитарой, но Морти просит его, слегка заплетающимся языком и сквозь зубы: — Лучше ра-расскажи снова что-нибудь. Рик, у которого закончились весёлые истории, хорошенько заправляется из фляги и рассказывает ему то, о чём никому ещё не рассказывал на трезвую, да и по пьяни, пожалуй, только Птице и Сквончу. Рассказывает, как водил маленькую Бет в зоопарк, а потом придумывал для неё истории про странных зверей с других планет — и это было ещё веселее. Как он встретил её маму — на каком-то концерте в занюханном клубе, удолбанный в хлам — её туда позвали какие-то новые подружки, с которыми она потом ни разу не встречалась, зато перевезла к нему свои вещи уже через неделю. Как она помогла ему выкинуть из жизни всё ненужное, оставив только главное — его интеллект и любовь к науке, заставив бросить бухать и ширяться. И как потом всё это ненужное вернулось, когда исчезло то, что было по-настоящему главным. Где-то посередине рассказа Мортины зрачки снова принимаются дёргаться, и его рука, потная и дрожащая, находит пальцы Рика и вцепляется в них, а потом Морти и вовсе подбивается к нему под бок, переползая через подушки, и закрывает глаза, прижавшись щекой к его плечу, но Рик знает, что он слушает, видит, как эмоции на его лице сменяют друг друга, и даже если наутро Морти не вспомнит и половины — он всё равно продолжает. Когда Морти дрожит слишком сильно, Рик, не отвлекаясь от рассказа, осторожно поглаживает его пальцы, подушечки ладоней, и Морти улыбается, успокаиваясь. — Я бы... я бы хотел помочь. Тебе, ну... найти того Рика. Убийцу, — говорит Морти, явно испытывающий трудности с поиском и выговариванием слов. — Я бы хотел... я бы хотел быть полезным. Хотел бы быть твоим... другом. Чтобы ты мог д-д-доверять мне. Жаль, что я не такой умный и крутой как ты и в-всё время под-подвожу тебя. Мортино обычное заикание усугубляется характерным для приёма дерьма онемением языка и наконец проснувшимся желанием поговорить. Он начинает, сбивается и начинает снова, и Рик слушает, смиряясь с собственной беспомощностью против маленькой серотониновой Фукусимы, сжигающей его сосуды несмотря на то, что он-то нынче никакого, блядь, дерьма не жрал. — Почему, — спрашивает Морти, поднося к глазам его руку и рассматривая его пальцы. — Почему ты остался, когда понял, что твоя «наживка» не работает? «Ты знаешь, почему», — сказал бы Рик, если бы был сентиментальным идиотом — но он не идиот. — Иисусе, Морти, у нас тут... у нас тут что, «правда или действие», — говорит Рик — и тут же жалеет, потому что Морти мигом решает, что он в деле, и оказывается прямо над ним, чересчур близко, чересчур сильно дрожа и алея щеками, и спрашивает: — Можно... можно поцеловать тебя? Мортины глаза совершенно удолбаны и переполнены блядской надеждой. Мортины губы, сейчас сухие и растрескавшиеся, но наверняка такие мягкие, влажно блестящие после того, как по ним проведут языком, раскрывающиеся, чтобы встретить его — всё, чего он хотел столько лет. Так давно. (По правде говоря, не всё — но другие вещи ещё хуже.) — Я, я не буду сосаться со своим первый раз в жизни удолбанным внуком, Морти, Господи Иисусе. Мортино лицо — воплощение разочарования, но он всё равно протягивает руку, слегка касается его щеки, его рта. — Ну Ри-ик, да ладно тебе. Мне ж восемнадцать, э-это совершенно законно! Маленький упоротый паршивец. — Ты под кайфом, Морти. Завтра... завтра поговорим. Его мелкий уёба-внук скалит зубы, вожделеюще пялясь, и это самое жуткое, что происходило с ним за всю его полную дерьма жизнь. — Ты... ты т-т-такой клёвый. — А ты кусок дерьма, Морти, — говорит Рик, который не привык краснеть чаще чем пердеть. — Ты блядь будешь должен мне за это целый блядский мешок чистого 222-го изотопа, Морти. Просто... просто иди сюда. Он раскрывает для Морти объятия, и Морти послушно устраивается в кольце его рук, кладёт свою тупую кудрявую башку ему на грудь. Рик гладит его по спине, чувствуя, как от его прикосновений дрожь разбегается по всему Мортиному телу, а иногда маленькие горячие пальцы сжимают его ладонь, и он сжимает их в ответ. — Ты не подводишь меня, — говорит Рик прямо противоположное тому, что он орёт Морти посреди особо забойных перестрелок. — Мы оба косячим и оба вывозим друг друга, просто я старый ворчливый кусок дерьма, а ты ссыкливый щенок, не отрастивший яйца поставить меня на место. — Вау, — говорит Морти, расплываясь в счастливой улыбке, и снова принимается пересчитывать пальцы на его руках. — Я тебя люблю, — признаётся Морти, а потом ещё раз, и ещё, каждый раз начиная дрожать, и Рик успокаивает его мягким и тихим голосом: «Всё хорошо, Морти», и «Ты молодец», и «Я тоже тебя люблю». Обнимает и целует в макушку, клянясь себе, что никогда, ни разу в жизни больше не подпишется на подобное дерьмо. Когда Морти более-менее перестаёт дрожать, Рик любезно предлагает ему себя в качестве сопровождающего лица в посещении туалета, и Морти принимает его предложение, а потом он отводит Морти обратно к их дивану и отпрашивается у него тоже поссать. — Эй, Рик, — говорит Морти ему вслед, и он оборачивается. — С-спасибо. Это... это лучший день рожденья. — На здоровье, Морти, мелкий... мелкий кусок упоротого дерьма. Добравшись до туалета, он заодно и дрочит — напряжённый выдался денёк, плещет водою в лицо, а вернувшись, обнаруживает Морти валяющегося посреди груды подушек. На секунду слегка обсирается — но услышав ровное сопение, успокаивается: умаялся ребёнок, уснул. Самому спать нельзя — кто его знает, когда припрётся долбаный мать его патруль, и он делает себе две хорошие дороги из того самого пакета, из-за которого случился весь этот сыр-бор. Никто не увидит, и можно позволить себе немного побыть жалким, проведя некоторое время уткнувшись носом в сгиб Мортиного локтя. На его наручных часах, синхронизированных с его организмом и потому продолжающих работать, начинаются вторые сутки Мортиного дня рожденья, когда пиздюк просыпается — весь помятый и зеленовато-бледный — трёт глаза и оглядывается, приходя в себя. Его зрачки всё ещё занимают около семидесяти процентов площади радужки — ну, у Рика в гараже есть средство, которым он воспользуется, чтобы у обоих Бет не возникло лишних вопросов по поводу состояния их единственного сыночка. — Там... там в холодильнике еще уйма бутылок с водой, Морти, лично я предпочитаю хороший косяк поутру или сотню грамм водки, но в твоём случае, думаю, следует обойтись водой. Пошатываясь, Морти молча тащится к холодильнику, пьёт, жадно присасываясь. Морти в своей измятой пижаме, босой, бледно-зелёный, с клочками волос, прилипшими ко лбу, мрачный и растерянный, не более омерзителен, чем обычный Морти, Морти, сонный вылезающий из постели потягиваясь, Морти, тихо сопящий у него на руках, Морти, который робко улыбается ему или лезет к нему на шею под кайфом. Когда он успел так сильно погрязнуть в этом дерьме? — Не знаю как ты, а я так хочу жрать, что готов откромсать ногу вон того инопланетянина. Как насчет того, чтобы обокрасть ещё какое-нибудь кафе и устроить пикник на закате, а, Морти? — Отличная идея, Рик, — отвечает Морти, хотя сам слегка морщится при упоминании еды. Первым идёт на выход, слегка задержав взгляд на горстке цветных цилиндров, так и лежащих на столе, но проходит мимо, и Рик со вздохом облегчения следует за ним. Под наполненным отвращением взглядом Морти Рик набирает полные пакеты еды: стаскивает пару горячих, истекающих соусом бургеров прямиком с гриля, дополняет несколькими порциями свежеупакованного салата и не забывает заправить свою флягу из какой-то элитной дорогущей бутылки, добавив пару бутылок воды для Морти. — Прокатимся? Их скейты ждут их на пороге кафешопа, Рик подмигивает Морти, кивнув на дверь с надписью «18+», на что тот только закатывает глаза — хороший мальчик — и первым взгромождается на доску. Они катят на восток, планетка совсем крошечная, и всего через полчаса местное солнце начинает светить им в спину. Они устраиваются на опушке леса, перед ними прекрасный вид на город на фоне лилового заката. Пока Рик набивает пузо, запивая элитным бухлом, Морти в основном пьёт воду. Оба молчат, таращаясь на освещённые лиловыми лучами билборды Блипс энд Читс; Морти на полпути из мёртвых; Рик вовсе не против, чтобы тема ночных приставашек Морти и обещания «поговорить с утра» вовсе не поднималась. С него довольно того, что Морти не бегает по планете и не орёт что-нибудь типа «Рик-во-что-ты-опять-меня-втянул-это-всё-из-за-тебя!», а тихонько сидит рядом. Всё, что он позволяет себе — проворчать в перерывах между глотками из фляги: — Хорошо... хорошо повеселился, Морти?.. Морти краснеет, опуская голову, и Рик точно знает, чем он будет стебать внука в следующий раз, когда тот попробует пристыдить своего вздумавшего упороться дедушку. — Тебе нужно поесть, Морти. У меня дома есть... есть кое-что, отчего ты снова станешь свеж как огурчик, но пока мы не дома... Ребята из временного патруля появляются как обычно внезапно, как обычно гнусавы и уродливы — причём один из них, похоже, провёл ночку так же весело, как Морти, а то и ещё веселее, судя по тому, как его шатает и как отдают зеленцой бесформенные складки кожи на его лице. Мигом вскочив, Рик инстинктивно суёт руку в карман, вспоминает, что оружие не работает, тут же избирает иную тактику и поднимает руки вверх. — Ээ-то не мы, братаны, честно! — Да мы в курсе, братан, не ссы раньше времени! — менее зелёный патрульный хлопает его по плечу, и Рик слегка расслабляется. — Сорян, чуваки, это всё Фил. Нажрался как не в себя и перепутал провода, да, мудила? Он даёт Филу подзатыльник, и тот издаёт плачущий вопль, делаясь ещё зеленее. — Вы ведь... вы ведь не будете писать жалобу начальству? Обещаем, такое больше не повторится, верно, Фил? Филу достаётся ещё раз. — Ну Стив, хорош, это было твоё дерьмо!.. Рик откашливается. — Конечно, не будем, раз ты попросил, чувак, делов-то. Только... только будь добр, отмотай время в нашем измерении назад на денёк, а то тут кое-кто проебал свой день рожденья из-за этих временных проволочек, сечёшь о чём я, братан? — Не вопрос, чуваки. — Стив лезет в карман — Рик слегка напрягается, ожидая появления пушки-червя, но Стив достаёт пульт, нажимает на нём пару кнопок. — С днём рожденья, братишка, помни, что со временем шутки плохи! В качестве извинения мы дарим вам вот этот Сертификат с Гарантией. Счастливо оставаться, и не теряйте времени зря! С этими словами патрульный, бросив им под ноги какую-то бумажку, исчезает вместе со своим еле стоящим на ногах корешем, и Рик радуется, что они с Морти отошли подальше от города, так как время размораживается в тот же момент, когда исчезает патруль. Их оглушают одновременно вернувшиеся звуки: рёв взлетающего неподалеку корабля, гомон пришельцев, несущаяся изо всех столбов реклама, приглушённое силовым щитом рычание обретающихся в диком лесу хищников. Подхватив оставленную патрулем бумажку, Рик тут же выхватывает из кармана портальную пушку, хватает за руку Морти. — Бог из машины снова за нас, Морти! Валим отсюда, пока нам не надрали задницу за всё, что мы тут натворили!.. В родных обшарпанных стенах гаража Рик первым делом мутит спасительный укол для Морти, и тот становится свеж как огурчик — ну разве что его пижама по-прежнему измята и уделана шоколадными разводами, а волосы слегка смахивают на воронье гнездо, но кого этим удивишь в семье алкоголиков, космических террористов и пчеловода, Господи прости. — Всё, Морти, я иду спать, а ты, ты можешь идти помогать своим мамам накрывать стол или ещё как-нибудь использовать свой шанс на целый вечер, проведённый без меня. Разбудите меня, когда придёт время задувать свечи на торте. — Эй, Рик, а можно м-мне посмотреть, что они нам подарили? Рик, уже намылившийся на свидание со своей раскладушкой, устало вздыхает. — Это... это слишком серьёзная хрень, чтобы связываться с ней спустя сутки в компании запрещённых веществ, Морти. Меньше знаешь — лучше спишь, давай-ка... давай-ка дедушка потом тебе всё объяснит. — Ой, да ладно тебе, Рик, это нам обоим дали. Т-ты просто хочешь оставить эту штуку себе, а мне скажешь, что потерял. — Маленький въедливый сучёныш. Пока Морти ознакамливается с документом, Рик допивает остатки элитного алкоголя, мрачно прикидывая, не воспользоваться ли ему мозговыносом в отношении чересчур любопытного внука. — Временной Сертификат на изменение прошлого, с Гарантией... Серьёзно? Они разрешают нам вернуться в прошлое и что-то исправить? — Как видишь, Морти. — Но как же... принцип самосогласованности Новикова, согласно которому любое и-изменение прошлого приведёт нас к тому же настоящему, из которого мы возвращаемся? — Иисусе, Морти, ты смотришь слишком много научно-популярных шоу. Это грёбаный патруль времени, пёс, они в рот ебали принцип самосогласованности вместе с твоим Новиковым. Что, по-твоему, значит слово «гарантия»?.. — Значит... значит, я могу вернуться на четыре года назад и защитить моих родителей от кроненбергов... и-или просто не просить тебя сделать это дурацкое приворотное зелье, и в-все они останутся живы?.. — Бинго, Морти. Ты просто удивляешь меня своими когнитивными способностями. Пожалуй, мне нужно записать формулу этого детоксикационного раствора, пока я её не забыл. Морти будто не слышит его, перечитывает снова и снова слова на дурацкой бумажке, обдумывая своё, и Рик в раздражении принимается обыскивать ящики на предмет непочатой бутылки. Идея с мозговыносом кажется всё более привлекательной... Но ведь это он виноват в том, что случилось. Пускай Морти выпросил это блядское зелье — но он его сделал, забив болт на возможные факторы риска, а потом проебался ещё раз... и ещё. — Ладно, к чёрту. Я... я всё равно забыл купить тебе подарок. Забирай это говно себе, там, там внизу указан номер, по которому ты должен позвонить, чтобы оставить заявку. Он врёт, конечно... но его подарок для Морти, который он замутил по пьяни, находится в той же плоскости сентиментального дерьма, с которым он предпочитает не связываться — и он не собирается дарить его предположительно никогда. — Имей в виду, Морти, возможно, они всё равно потом умрут, возможно даже из-за тебя. Но у тебя будет шанс поступить правильно. Изменить свою судьбу. Вот почему... вот почему я говорю, что это мощный подарок, Морти. Ты, ты должен как следует прикинуть, прежде чем сделаешь этот звонок. Готов ли ты потерять своё настоящее ради возможности изменить прошлое. Ему самому есть что терять — спустя тридцать лет безуспешной погони за сучьим убийцей. После минувших суток ему дохуя есть чего терять — и первое, что он сделал бы, не вспомни мальчишка про долбаную бумажку — сжёг бы её, едва захлопнув дверь своей комнаты. От чего готов отказаться Морти? Может, ему и в хуй не впилось их общее новое настоящее, их приключения, может, он и кинулся в них с головой просто потому, что ему было нечего терять? — И-и что, потом я вернусь обратно в будущее? — Нет, Морти, ты вообще прочитал, что там написано мелким шрифтом на обратной стороне? Как только ты используешь свой шанс, ты забудешь всё, что случилось с тобой в этом будущем и проживёшь заново свою альтернативную жизнь. — А ты? Ты тоже... забудешь? — Я даже ничего не узнаю. Весь мир пойдёт за тобой по новому пути, Морти, сечёшь теперь, какой охуенный подарок? — А-ага. Ещё секунду Морти раздумывает, а потом, резко сведя брови, протягивает ему Сертификат. — З-знаешь, я передумал. Мне это не нужно. Можно... можно мне лучше купон на безлимитное мороженое? — То самое, с изюмом? — А-ага. — От... отвратительно, Морти. Морти ухмыляется ему; Рик забирает у него Сертификат и тут же сжигает его лучом из бластера. Он не спрашивает, почему Морти отказался от своего шанса — он почти уверен, что знает. Наконец-то он идёт спать, а Морти — помогать украшать торт, а потом его будит Бет, и они идут в столовую, где Морти задувает свечи и дарит ему кривую ухмылку вместе с криво отрезанным куском торта, они все вместе желают Морти хорошо сдать экзамены в колледж, а Рик желает ему хоть там-то наконец хоть кому-нибудь вдуть и наслаждается алым румянцем, моментально расцветающим на его щеках. Потом они вместе отправляются ещё в несколько приключений, и всё идёт как обычно... А потом Морти действительно сдаёт хорошо экзамены и собирается в колледж, и приходит пора прощаться — он обещал обеим дочкам, что отстанет от Морти хотя бы на пару лет. Он ждёт в гараже, пока Морти закончит собирать вещи и получит причитающуюся ему долю отцовско-материнских напутствий. Морти заходит тихонько, и он откладывает в сторону гаечный ключ, которым последние полчаса бессмысленно подкручивал и раскручивал обратно гайки у совершенно ненужного робота. — Что, Морти, готов... готов потратить несколько лет на бессмысленную земную хрень, которую всякие старые очкастые пердуны называют наукой? Морти смущённо хмыкает, Рик знает прекрасно, что стоит ему открыть дверь корабля и бросить Морти ключи — тот их поймает, и Массачусетский колледж не получит юного мистера Смита в качестве студента ни будущим утром, ни в будущем году. Но он не собирается нарушать обещание, данное Бет («Папа, он ещё слишком молод, пускай в его жизни будет хоть что-то нормальное») — он просто не может удержаться от того, чтобы слегка подстебнуть на прощание. — Я буду приезжать на каникулы, ты-ты же знаешь. — Окей, Морти. Не надейся, что я позволю тебе дрыхнуть днями напролёт во время каникул — будешь отыгрываться за всё то время, на которое собираешься наебать меня в этой своей шараге. Морти смеётся, Рик понятия не имеет — как ему, блядь, удастся не спиться до каникул? — Смотри не посади там печень раньше времени, мистер-мне-теперь-можно-всё, оставь хоть кусочек на грандиозную попойку, которую твой дедушка устроит в день, когда ты получишь диплом. — Отличная идея, Рик, — Морти застенчиво улыбается ему. — Хотя вообще-то... вообще-то мне не очень интересно... всякое такое. Я просто... просто хотел хорошо провести время с тобой. Морти — его мальчик, его чудо — так близко, достаточно просто протянуть руку, чтобы зарыться пальцами в его мягкие, растрёпанные кудряшки. — Нам... нам нельзя проводить время... таким образом, Морти, ты ведь знаешь? — Да, Рик. Конечно... я знаю. Конечно, он знает, маленький милый паршивец, его сладкая зазноба, с которой он (который уже раз, интересно? Чувство дежа-вю, которое он испытал, получив Временной Сертификат, должно о чём-то говорить) проебал шанс перепихнуться. — Даже если бы это не было... опасно, Морти, бухать и обтарчиваться с родственниками — полный отстой. — Тех-технически ты мне не родственник. — Технически я единственный человек, которого ты называл когда-нибудь дедушкой. Он прав — и он знает, что в кои-то веки он поступает правильно — о чём бы там не попросила патрульных его версия из альтернативного будущего. — Иди сюда. Морти бросается к нему в объятия, и он утыкается носом в кудрявую макушку. А потом он всё-таки достаёт из кармана тот свой подарок. — Дай руку, Морти. Морти послушно протягивает руку и вскрикивает от неожиданности (и да, это совсем немного больно — Рик проверял на себе), когда прозрачная нано-кристаллическая полоска обвивает его запястье, интегрируясь в кожу. — Ч-что это? — Нажми, попробуй. Морти нажимает, как велено, и прямо на коже зажигается индикатор из четырёх столбиков, один из которых в два раза ниже, чем остальные. — Ха, Рик, ты чего, внедрил мне пип-бой под кожу? И-и зачем это мне, типа чтобы я точно знал, что пора, эм, поспать, или идти к врачу, или что?.. — Это... это мой индикатор, Морти. Твой у меня, — слегка охрипнув и откашлявшись, Рик тыкает в своё запястье и показывает Морти точно такой же индикатор, только все столбики одинаковой высоты — ему точно следует зарегистрировать формулу антитоксина и заработать на ней кучу бабла. — А ещё... нажми ещё раз. Они нажимают одновременно, и на коже у обоих появляется совершенно одинаковый набор цифр, разделённых точками. — Знаешь, что это? Морти разглядывает числовой ряд на удивление недолго, прежде чем сообразить. — Э-это наши координаты. Номер измерения в новой системе классификации, номер галактики, номер звезды и так далее. И... у меня твои координаты, верно? — Да, Морти. Имей в виду, если... если вдруг соберёшься меня навестить без предупреждения (твоя портальная пушка, кстати, тоже работает), выбирай место ну хотя бы... хотя бы в паре десятков метров, если, конечно, не хочешь случайно стать свидетелем разных, ээ, нелицеприятных сцен. — С ума сойти можно, ты позволяешь мне следить за собой. А-а у тебя давно эта хрень? — Да пару месяцев всего. Опытный образец, так сказать, нужно было проверить, как работает. Конечно, Рик не собирается признаваться Морти в том, что пип-бой в его руке заменил целую систему слежки за внуком, которую он установил годы назад. Морти дарит ему задумчивый взгляд и снова сжимает запястье. Цифры гаснут, и он легонько проводит пальцем по коже, будто поглаживая. Ласковый жест говорит Рику больше, чем любые слова, ошеломляет, оставляя беспомощно пялиться в чужие глаза и пытаться вновь отстроить те стены, которые он так тщательно возводил годами. — Спасибо. — Я рад, что тебе понравилось, пёс. Только... только не вздумай тревожить меня по пустякам. Я жду тебя только в том случае, если ты действительно соскучился по настоящей — настоящей, Морти! — науке и хочешь поучаствовать в каком-нибудь классическом, безумном приключении, усёк? — А-ага, Рик. Я буду скучать. Рик отворачивается, чтобы не смотреть, как закрывается дверь за единственным в мире человеком, которому он мог бы доверить жизнь. Он будет ждать.