Под прицелом

Катя слушает подруг лишь краем уха, мыслями же она почему-то вообще не здесь. В голове всплывают обрывки ситуаций, клочки сна, еще отвлекает от нахождения “здесь” болящий язык – слишком торопилась выпить чай утром и обожглась. Крутя в пальцах кончик косички, она совершенно пропускает момент, когда Петрова щерится на Вожеватова и с важным лицом удаляется подальше от кабинета. “Теряю хватку”, – скучающе и даже как-то равнодушно думает Смирнова, понимая, что не смогла вовремя почуять запах разворачивающейся под ее носом сцены. “Да просто спать больше надо”, – недовольно отбивает атаку на собственную гордость и навыки голос разума. Катя думает, что все-таки с ним она согласна больше, и делает пометку себе лечь пораньше, а не зачитываться на ночь мистикой или болтать по телефону с Полиной. А то такими темпами скоро и успеваемость скатится. Девушка давит вздох и, привычно хищно улыбаясь, что-то бросает подругам, ретируясь в туалет. Как раз можно подправить макияж и немножко прийти в себя – жаль, умыться нет возможности. Она уныло смотрит на окно, которое нельзя открыть, чтобы глотнуть свежего воздуха, и лишь ставит руки под прохладную струю из смесителя в попытках взбодриться. Как вдруг слышит шум потока воды, и, со стыдом понимая, что вздрогнула, оборачивается. Чужая рука с ведром исчезает в кабинке, и Катя недоуменно хлопает ресницами. На кого-то в кабинке вылили воду? Зачем? А потом слышит щелчок, и из кабинки “жертвы” выходит Петрова, с совершенно бесстрастным лицом отряхивающая зонт от капель. Вот теперь Катя точно взбодрилась. – Тонь. Ответом ей служит вопросительное мычание и оторванный наконец-таки от зонта взгляд изумительно темных изумрудных глаз. – Что это сейчас было..? – Кто-то решил, что поиздеваться надо мной – это простая и веселая идея, – лучезарно улыбается девушка, щурясь на дверь, за которой сейчас должен сидеть виновник ситуации. – А почему ты была с зонтом..? – Бяша говорил, что ты вчера с ним поделилась, якобы в последнее время очень пасмурно. Я и подумала, что дождь собирается. “Теряешь хватку”, – настойчиво повторяет голос в голове. Когда она успела что-то сказать Бяше? Причем тут зонт? Как вообще можно было подготовится к таким методам издевательства? Катя глубоко задумывается и чешет щеку. — Ничего не понимаю, если честно, — услышь кто-то это искреннее признание Смирновой, то очень бы удивился. Но говоря по правде, то у нее уже не было сил постоянно строить из себя всезнайку, к тому же ее гордость перед Петровой разбивалась вдребезги уже не раз, так, казалось бы, чего стесняться. — Как ты догадалась? — Если честно, — она складывает зонтик. — То Женя сам прокололся. Начал отпускать едкие комментарии с намеками, которые, с его точки зрения, наверно, были угрозами. А, та сцена перед классом, точно-точно. — Но зонтик? Лицо Тони на секунду становится серьезным. — Думаю, я потратила всю удачу за месяц, забыв его выложить из рюкзака. Который мне в туалете понадобился сугубо из-за месячных. Они обе скашивают глаза на рюкзак, который был во второй руке девушки, и единодушно замолкают. Катя искренне восторгается удачным стечением обстоятельств и глупостью Жени, который дал Тоне наводку на свое же издевательство. — Чет он совсем оборзел. — И не говори, — вздыхает, выходя из кабинки, Петрова. — Небось кто-то ему пояснил, что за предыдущую выходку прилетит прилично, и у него поджилки затряслись настолько, что он решил задействовать кого-то еще. Она кладет вещи чуть поодаль и угрожающе бьет по закрытой дверце, заставляя этого кого-то в кабинке издать задушенный писк. — Кать, ты, случаем, замки вскрывать не умеешь? А то придется мне его выбить, — в тоне девушки сквозит улыбка, хотя на лице ее и в помине нет. Катя решает не отвечать на это, игнорируя и то, что у кабинок в их школе замков отродясь не было, только защелки. Она клянется, что слышит стук коленей незадачливой «шестёрки», а значит, слова Тони попали точно в цель. Какая-то часть мозга кричит от страха перед низкой блондинкой, которая угрожающе сверлит взглядом дверцу, ведь в памяти еще свежи медовые улыбки и издевательские слова, обращенные к ней самой, а не к кому-то; но в крови закипает желание увидеть все своими глазами, после чего – рассказать. Такую сцену точно можно смаковать долго и, что самое главное, с упоением. Ведь какая она главная сплетница школы, если сама убежит от свалившийся прямо в ее руки новости? А та не заставляет себя долго ждать: кажется, Петрова порядком раздражена затянувшейся войной, отчего переходит к более грубым и бесхитростным методам. То есть, вместо паутины лжи и игр, просто со всей дури бьет ногой у самой ручки, чем ломает несчастную защелку и выуживает из девчонки, что так и замерла с ведром в руках, визг на одной, заевшей истеричной ноте. А потом Тоня выволакивает ее из кабинки за волосы. Железное ведро со звоном падает на кафель и укатывается куда-то в угол; впрочем, глаза Смирновой прикованы вовсе не к нему. А к чистой ярости, что бешено сверкает в изумрудах Тони, к ее лицу, о равнодушное выражение которого можно порезаться, и к напряженно сжатым кулакам, что еще немного, и, кажется, захрустят. У девчонки, что безвольно волочится в полусогнутом положении за чужой рукой, панически трясутся губы. Она жмурит глаза и тихо всхлипывает, нелепо размахивая руками в попытках вырваться из хватки, пока ее не толкают вперед, буквально впечатывая несчастную в раковину, отчего она рвано выдыхает сквозь зубы и замирает на секунду. На секунду, которой Петровой хватает для того, чтобы вытянуть свободную руку и врубить ледяную воду, под струю которой она и опускает девочку. Катя сухо сглатывает. Девчонка же начинает откровенно визжать, пытаясь оттолкнуть от себя Тоню, но маленькая и несколько нескладная на первый взгляд блондинка легко отбивает от себя чужие руки, в панике пытающиеся расцарапать или схватить ее, и, не разжимая руки, глубже сует чужую голову под напор воды. Смирнова отступает глубже в угол, стремясь не отсвечивать, и растирает руки от нахлынувших с самой макушки мурашек. Чужая истерика довольно быстро затухает, сменяясь рыданиями и крупной дрожью, а потом девчонка и вовсе затихает, отчего в туалете остается лишь шум воды и тихие, едва заметные всхлипы на периферии. Ее руки безвольно ложатся на холодный кафель и замирают, слабо подрагивая. Тоня ослабляет мертвую хватку и закручивает вентиль крана в прежнее положение, прекращая пытку с таким видом, словно ничего криминального не произошло и она помыла руки – максимум. Девчонка с невнятными всхлипами стекает на пол и сжимается в комок, обхватывая себя руками и игнорируя стекающую по щекам на одежду воду. Петрова стряхивает капельки, попавшие к ней на ладони, с равнодушным видом, и зачесывает назад челку. – Пошли, Кать. Там урок скоро начинается, – она подхватывает свои вещи с пола. Улыбка на ее лице не складывается, но и ранее бушующей там ярости тоже нет, так что Катя на секунду закрывает глаза и делает неуверенный шаг вперед на ослабевших ногах. Голова немного кружится, и она неуверенно скашивает взгляд на девчонку, которая не двигается с места, но быстрым шагом выходит за дверь вслед за Тоней. Картина же в коридоре разительно отличается: более яркий свет резко бьет по голове, открывая вид того, как Вожеватов подпирает стену с вальяжным видом, пренебрежительно взмахивая рукой на какую-то фразу Бяши. Лицо бурята же выражало что-то между беспокойством и недовольством. – Да успокойся, все уже закончилось. Теперь в классе будет мир да покой, – хмыкает он, задирая подбородок. – Я поставил ее на место. Катя не знает, чего в ней по отношению к Жене больше: жалости или презрения. – Ты, видимо, ото сна еще не отошел, Женек. А то я что-то не в курсе, – говорит Тоня, звонко цокая каблуком по полу, тем самым привычно обращая на свою персону все внимание. – Про что ты так уверенно мелешь. – Бесструнная балалайка, – изрекает Катя, поднимая взгляд от своих ногтей с таким видом, словно ее насильно отвлекли от их разглядывания. Стоит кстати, пожалуй, немного подпилить вечером. Самодовольная улыбка стекает с лица парня, и то вмиг окрашивается в неверяще-бледный оттенок. – Ты.. – он трет бровь, во все глаза глядя на совершенно сухую и невредимую Петрову. Губы недовольно поджимаются. – Какого черта… – Если хочешь найти свою пособницу, то поищи в туалете. Заодно можешь ей полотенце притащить, да-да, – хмылится Смирнова, усиленно подливая масла в итак горящий костер в душе Тони. От предвкушения и сладко, и боязно одновременно. – Эта шавка, видимо, очень хотела принять душ. А ты, видимо, – Катя впервые замечает в глазах Вожеватово легкий намек на страх, и что-то внутри ее груди удовлетворенно урчит, – очень хочешь сдохнуть.