SxS

      Мито видела, что что-то не так. Всегда видела. И когда Гон вернулся, как обычно улыбаясь ей, она сразу заметила, насколько эта эмоция неестественно выглядит на его лице. Натянутая и лишенная искренности, она смотрелась как деревянная толстая маска, какую расколоть можно разве что топором. Подобное притворство на Гоне было чем-то из ряда вон, чем-то, от чего у нее сразу же сжалось сердце. Это было даже немного жутко.       В тот единственный раз, когда он навестил ее, прежде чем окончательно вернуться, он еще был способен улыбаться по-настоящему — радостно бегать по знакомому лесу и таскать с собой за руку нового друга, растерянно хлопающего глазами при осмотре их крайне скромного жилища. Тогда в Мито теплилась любовь и искренняя радость за ее сына.       Может, мальчик, которого Гон привел, и был невооруженным материнским взглядом распознан как крайне печальный субъект, скрытый за язвительным фасадом, Мито видела, что вместе они по-настоящему счастливы. Да, от любого намека на хотя бы попытку залезть ему в душу со стороны, мальчишка выставлял острия своего недовольства напоказ, как самый настоящий еж, однако Гон был из тех, кто умел гладить не против иголок. Они были готовы идти рядом друг с другом и прикрывать спину, когда потребуется. Это всегда успокаивало ее, когда она волновалась, что весточек снова нет слишком долго.       Его возвращение подкосило ее. Одинокий, он шел к ней с ненастоящим выражением лица и казался совсем чужим. Это был не тот мальчик, которого она отправляла на смертельно опасный экзамен, не тот, которого она встречала победителем с лицензией и не тот, который редко, но все же писал ей о ярких приключениях с близким другом.       Гон не так уж и сильно вырос ввысь по сравнению с тем, что она видела почти год назад, но раздался в плечах и очевидно заимел больше силы в теперь уже не тонких и детских руках. Когда она провожала его, еще одиннадцатилетнего, он выглядел гибким и шустрым, но сейчас его поза, вставшего перед ней в новом для нее обличии, была более уверенной, монолитной. Однако сам он не казался таким же решительным, каким был во время своего последнего отъезда. В нем не было более той одухотворенности, той твердости, с которой он был готов напролом прорываться сквозь все неприятности, что ожидали его на пути к цели.       Он стоял перед ней, как сплошное противоречие: с радостью на губах и грустью в глазах, с силой в руках, которой не имел ни один мужчина на их острове и со слабостью в душе, с которой не могут справиться годами даже самые могучие люди на свете.       — Что случилось?       — Я потерял нэн.       Скупо и непонятно, но добиться большего Мито так и не смогла, как и понимания, что такое это “нэн”. В эссе, которое она попросила написать Гона, с максимальной подробностью изложив свои приключения, не было и намека на что-то, что могло его так подкосить. Краткий пересказ пребывания во многих незнакомых ей городах, хорошие люди, с которыми он познакомился, старый друг, встреча с которым оказалась приятной неожиданностью. Долгожданный разговор с Джином. И ничего. Она чувствовала, что услышала версию, в которой не было рассказано даже половины правды, но не стала копаться глубже. Сейчас он бы ей не открылся. И это было больно. Мито видела ложь и не могла добиться правды так же легко, как было в его детстве. Это различие резануло глубже, чем внешние изменения.       Он вернулся к тому, от чего отказался по ощущениям вечность назад: так же выполнял работу, о которой Мито его просила, так же возвращался с хорошим уловом для ужина, так же продолжал неважно учиться, уделяя школьным предметам всего по несколько минут в день, после чего неизменно сбегал в лес, который он знал лучше, чем математику.       Казалось бы, все вернулось на круги своя, будто этой долгой отлучки никогда не было, а если и было, то где-то далеко, может, во сне… Однако Гон с каждым днем мрачнел все сильнее, и в какой-то момент Мито поняла, что слишком давно не видела, как он хотя бы притворяется веселым. В один день она заметила в мусорке что-то, что ее сын привез с материка. Похожее на большого жука, оно странно смотрелось в корзине среди прочего мусора и привлекало к себе внимание своим блеском.       — Что это?       — Сломанный телефон.       Сердце ухнуло вниз: значит, он больше не сможет связаться со своими друзьями, о которых очевидно беспокоится? Но сам Гон не выглядел расстроенным, он лишь схватил свои вещи и с какой-то невероятной для человека скоростью скрылся за дверью, видимо направляясь куда-нибудь подальше от цивилизации.       С того момента он стал чаще пропадать в лесу, иногда не возвращаясь по несколько дней. Не то чтобы Мито боялась, что с ним что-то случится, Гон вполне мог защитить себя даже получше тех хищников, которых опасались на их острове, но все равно ее что-то гложило, а на душе было неспокойно.       Когда счет дней вне дома стал переваливать за неделю, и Мито впервые не смогла его найти, она окончательно решила: с Гоном пора серьезно поговорить. Прошло достаточно времени, чтобы он смог свыкнуться с произошедшими с ним событиями, чем бы они ни были. Может, она и плохо понимала, с чем именно ему пришлось столкнуться на материке, но он наверняка уже мог ей открыться. Ей стало стыдно, что она на столько месяцев запустила этот разговор, надеясь, что все исправится само собой. И, в чем она не могла признаться даже самой себе, ей было откровенно страшно услышать, что же сопутствовало его долгожданному возвращению в родной дом.       Гон вернулся на десятые сутки – счет часов давно перевалил за двенадцать, а люстра над столом собрала кучу налетевших на яркий свет насекомых. Стук сталкивающейся с плафоном мошкары раздражал уши, а голова Мито давно болела от недосыпа и кучи выпитого алкоголя. Она обещала себе дождаться его прихода и была твердо настроена не спать, пока не увидит его. И хотя Абэ с ее старческой бессонницей утверждала, что ночью Гон не приходил, Мито была уверена в его возвращениях в те редкие часы, когда она сама спокойно спит после очередной порции виски. В ее памяти четко отпечатался темный силуэт Гона, находившийся в проеме двери и окруженный желтым светом лампы, пока она в полусознательном состоянии не могла даже нормально продрать глаза. Абэ сказала, что это был пьяный сон, а ей пора бы перестать так часто прикладываться к бутылке, но Мито не верилось, что это могло быть действием градусов на ее спящее сознание, так ярко и горько было для нее это воспоминание. Не имеющая возможности дотянуться до сына, с которым она раньше так легко находила общий язык, она была уверена, что Гон отвернулся от нее и больше не хочет не то что заводить разговор, а даже видеть ее.       Одетый в откровенно грязное тряпье, со сбитыми руками, он осторожно открыл дверь, не издав ни единого скрипа несмазанных петель. Мито оглянулась: Гон стягивал с себя изорванную куртку, потерявшую свой изначальный ярко-зеленый цвет. Он не проходил дальше порога и не смотрел тете в глаза. Та равнодушно смерила взглядом его скинутую обувь, облепленную комьями грязи, и черные следы, которые оставались на только недавно вымытом полу. Она с трудом встала и отодвинула для него стул, приглашая сесть напротив. Гон замялся.       — Проходи. Не волнуйся об этом.       — Почему ты не спишь?       — Я думаю… — Мито села обратно на свое место, — Я думаю, что нам стоит о многом поговорить… Я ждала твоего возвращения, — она нервно потерла полупустой стакан пальцами, подняла, желая глотнуть, но вовремя остановилась, — Ты скрываешься от меня, и я знаю, что, возможно, сама заслужила твое недоверие, но…       — Хорошо, мы можем поговорить, — Гон кивнул, встал у своего стула и задержал взгляд на подрагивающих руках тети и паре уже свободных бутылок, приставленных к ножке стола, — Могу я сначала сменить одежду? — он приподнял бровь, почесывая щеку грязным пальцем и оставляя след.       — Да… Да, конечно, — женщина опустилась горячим лбом на холодную столешницу, не смотря, но слыша, как за ее сыном закрывается дверь в ванную. Желая настроиться на предстоящий тяжелый диалог, она глубоко вздохнула и расслабилась.       Когда она очнулась, в окно падал яркий полуденный свет, на вновь чистом полу не было следов, а на пороге не валялась напрочь испорченная куртка рядом с такими же побитыми сапогами. Мито вскочила и ее повело: сказалось головокружение от сильного похмелья. Со стола слетел сбитый ее рукой бокал и тут же разбился, расплескав янтарную жидкость по осколкам. С плеч сползало накинутое кем-то одеяло.       Ей не могло присниться! Она видела его, она разговаривала с Гоном, он точно возвращался домой и это не был хмельной сон!       Только она хотела кинуться на его поиски, в кухню на треск упавшего на пол стакана влетел сам виновник всех ее волнений. Мито увидела, что он был одет в чистую, не порванную одежду, и лицо его своей настороженностью выражало чуть больше, чем полторы эмоции, которые она только и видела на нем в последнее время перед его уходом. Может это все действительно был всего-навсего сон, вызванный лишней тревожностью по пустякам, и Гон никуда не пропадал на столько времени? Взгляд опустился к его не скрытым рукавами костяшкам, на которых в ее ночном видéнии была стесана кожа. Вид перевязанных бинтами рук спустил ее с небес не землю: из корзины в углу комнаты выглядывала испорченная куртка, а половая тряпка сохла на перекладине у лестницы.       — Ты еще не ушел… — она приложила ладонь ко лбу, медленно опускаясь обратно на стул. Гон молча развернулся и вышел из комнаты.       — Подожди! — Мито подорвалась с места и едва не наступила на битое стекло. Ее сын невозмутимо зашел обратно на кухню, держа в руках веник.       — Мито-сан, садись, я уберу, и тогда поговорим. Я никуда не убегу, уже пообещал же, — он смахнул осколки в одну кучку и направился в сторону сохнущей в углу тряпки, — Есть хочешь?       — Нет, нет… — женщина подошла к кувшину с водой и налила себе стакан. Жадно выпила, смотря, как Гон выбрасывает осколки и отряхивает поднятое с пола одеяло. Сев обратно за стол, она проследила взглядом за тем, как он вешает заново сушиться только что прополощенную тряпку и спокойно усаживается напротив нее, ожидая ее незамедлительно поступивших вопросов.       — Где ты был все это время? Что ты там делал? Я не смогла тебя найти, — начала тетя сходу.       — Был в лесу. Тренировался.       — Поэтому у тебя руки в крови?       — Я разозлился и ударил несколько раз о дерево. Кожа содралась, — Гон отвечал быстро и правдиво, не задумываясь ни на секунду. Его поза, с болезненно напряженными плечами и неестественно выпрямленной спиной создавала ощущение, будто он находился на допросе, где из него насильно, при помощи пыток, вытягивали информацию.       — На что ты так сильно разозлился?       — На себя.       Мито вздохнула. Тяжело. Она в очередной раз не знала, что делать.       — Почему ты разозлился на себя?       Гон посмотрел на нее тем пустым взглядом, которого она так боялась. Молчал бесконечно долгую минуту, но неизменно произнес монотонный ответ:       — Потому что у меня месяцами не получается добиться того, что раньше получалось за секунды. Но я сам в этом виноват.       — Ты о нэн?       — Ага, — безэмоциональность в его голосе неожиданно сменилась горечью. Гон поджал губы, стараясь сохранить лицо.       — Зачем оно тебе?       — Потому что обычная жизнь на острове больше не для меня, а без нэн я ничего не стою.       Мито сжала от злости челюсти. Чертов Джин, это все из-за него.       — Может оставишь это все и останешься тут, на родном острове?       — Я не могу. Я буду тренироваться до тех пор, пока не верну нэн, а потом пойду дальше исследовать мир. Если не получится совсем, то так тому и быть.       — И что же ты будешь делать, если не получится?       Он промолчал и уставился в пустую столешницу нечитаемым взглядом. Мито похолодела.       — Гон…       — У тебя есть еще какие-нибудь вопросы? Мне пора бы уже идти.       — На сплошных приключениях ведь жизнь не заканчивается! — она уперлась руками в стол и приподнялась с места, — Я понимаю, что ты уже привык к другому образу жизни, но нельзя все время грезить о недостижимом, раз такое произошло. Не у всех получается полностью восстановиться после травмы, нужно стараться продолжать жить, не закапываясь в прошлое, понимаешь? — в ответ на ее тираду Гон лишь нахмурился и отвернулся.       — Я стараюсь как могу, это мой путь. Я не изменю решения. …я пойду, — он встал, и, не оглядываясь, вышел из комнаты. Мито, так ничего и не добившись, не пыталась его остановить. Если уж он уперся, как баран, его не переубедишь, весь в своего гребаного папашу.       Когда за Гоном уже закрывалась дверь, Мито бросила ему в спину:       — Чем так плоха жизнь здесь?       Он остановился.       — Тем, что остров стал для меня тюрьмой, из которой нет выхода.       Дверь неслышно хлопнула. По побледневшим щекам Мито потекли горячие слезы. Она ничего не смогла изменить, только, пожалуй, сделала еще хуже. Невыносимо.       Эн распространилось вокруг, вспыхивая в сознании мельчайшими замеченными живыми существами, на которых только натолкнулся поток. Каждое насекомое, каждое животное, малейшее движение убегающей в панике прочь белки, почувствовавшей хищническую опасность в теперь обволакивающей ее ауре – все это ярко представало перед внутренним взором, давало ощущение, будто собственное тело рассеивается вокруг и чувствует каждое изменение в жизненной силе окружавших его созданий. Один только Кон, привыкший к подобным "закидонам" со стороны своего воспитателя и уже научившийся распознавать нейтральное отношение владельца жуткой ауры к себе, спокойно жался к спине теплым пушистым боком, одновременно заслоняя от палящего солнца своей громадной тушей.       На самой границе острого слуха зашуршала листва. Шел кто-то крупный, размером со взрослого человека, и при том явно не один. Гон принюхался – ветер дул в сторону незнакомцев, поэтому он сразу же направил в эту область свою ауру, оставив с десяток метров вокруг себя, ожидая нападения если не со спины, то сбоку, где он не защищен огромным раскормленным лисомедведем. Конечно, на Китовый остров очень редко могло занести профессионального нэн-пользователя, но вероятность отвлекающего маневра или засады никогда не равна нулю, если речь идет об охоте на лицензию “ослабшего однозвездочного хантера, почти инвалида”, некогда бывшего героем. По крайней мере, такие слухи про себя Гон услышал в порту, когда шел туда развеяться. Кто их пустил и почему они все решили, что за победу над Неферпиту ему присудили звезду, он не знал, но догадывался, что кто-то из старых знакомых заскучал и решил выкурить его с острова таким вот неприятным способом, через несчастные сплетни. И это было логично, ведь если Гон вернул себе нэн, он спокойно отобьется от неудачников, у которых не получилось пройти экзамен и которые теперь ищут способ получить заветный документ любыми доступными способами, даже если это будет кража лицензии у “молодого, но уже немощного ветерана муравьиной войны”. Он сам и решил, что если он стал настолько бесполезным после клятвы, что не смог бы вернуть себе возможность пользоваться аурой, то пусть его и забьют такие вот идиоты, как парни, приходившие на прошлой неделе. И за месяц до этого… И те, кто приходил еще полгода назад… Но нэн возвращено, хоть и ужасным трудом, а Кону понравилась новая подкормка. Жаль только, что растолстел.       Настигшее эн заставило пятерых пришельцев засуетиться, а после того, как Гон вложил в ауру совсем немножко жажды убийства, двое попадали на землю один за другим с перерывом в пол секунды. Он понял, что эти ребята совсем безнадежны. Трое, все трясясь, продолжили продвигаться дальше в лес, но в неправильном направлении. Так они в жизни его не найдут. Гон цокнул и встал с насиженного места. Кон заворчал, тоже услышав вторженцев, и вскочил, закономерно желая броситься и растерзать их, увидев реакцию своего человека.       — Лежи тут, я сам их прогоню. Потом можем пойти порыбачить, если хочешь.       Кон радостно боднул его в плечо лбом и упал спать дальше. Вот тебе и лесной владыка.       Начавший аккуратно идти в сторону прибывших Гон был спокоен так, будто вышел на простую прогулку. Он не чувствовал никакой опасности для себя, но было у него какое-то плохое предчувствие, будто есть здесь какой-то подвох. По крайней мере, если тут действительно есть прячущийся нэн-юзер, он сможет среагировать на атаку с десяти метров действия эн.       Довольно скоро впереди показалось три силуэта, осторожно крадущихся в тишине необузданного леса Китового острова. Два упавших в обморок парня растянулись на подстилке парой сотен метров ранее и не подавали никаких признаков возвращения в сознание. Какие нынче слабенькие претенденты на звание хантера.       Ещё в сознании были два парня и девушка. Один из них часто оглядывался, боясь каждого шороха, и размахивал ружьем вместе со своей длинной шевелюрой. Другой почти что бесстрашно шествовал куда глаза глядят и вроде как даже был уверен в правильности выбранного маршрута, разве что от любого звука безостановочно вздрагивал в такт своему пугливому приятелю. Девушка поправляла на голове солнечные очки и вечно почесывала укусы от успевших напиться ее кровью насекомых, тем не менее, на обстановку не жалуясь, хотя в гоновой ауре обычному человеку находиться было до дрожи страшно. Шли они молча, брошенных товарищей поднять не пытались. Понятно все с ними.       Вышел он из укрытия со стороны их спин. Заметят, нет…? Не спешат.       — Вы случайно не меня ищите? — он упер руки в бока, смотря на быстро обернувшихся ребят. Было видно, как они трясутся под слабым давлением ауры. Чуть постарше него, но опыта никакого. Печальное зрелище.       — Ты Гон Фрикс?! — самый смелый вышел вперед, заводя руку за спину в поисках спрятанного на поясе клинка. Медленно вытащил его из ножен, не показывая оружия врагу. Какой наивный парень.       — Да, а что?       — Отдавай лицензию и мы не убьем тебя! Мы все вооружены до зубов! Сдавайся! Ты не побьешь нас голыми руками! — второй парень смахнул волосы с лица и незамедлительно направил на противника ружье. Девушка полезла в сумку за пистолетом.       — А если не хочу? Может быть вы сначала попробуете ее отнять? — в эту же секунду прогремел ружейный выстрел. Хрустнула пара костей. Но не того, кого ожидалось. Девушка, так и не успев вытащить оружие, вскрикнула, пытаясь вырваться. Стоящий прямо за ней Гон и не думал отпускать сломанные запястья. Нож из рук одного из парней куда-то пропал. Другой обернулся на звук крика и застыл.       — Ну и зачем тебе огнестрел, если ты даже попасть не можешь? Давай-давай, пальни. Только в нее не попади, — Гон кивнул на ерзающую в его руках девчонку. Та сжала зубы, стараясь встать так, чтобы облегчить давление на лопнувшие кости. Больно было адски. Патлатый неуверенно направил на врага ствол. Оружие в его руках ходило ходуном. Парень, лишившийся ножа, выступил вперед и осторожно отвел направленное напарником на противника дуло, поняв, что откровенно запахло жареным, а с ними просто нагло играют, устраивая проверку на прочность смеха ради.       — Если ты не отдашь лицензию и не отпустишь нас, то твоя тетка умрет! Мой брат уже ее схватил и готов в любой момент снести ей башку!       В момент девушка завыла от боли и пала наземь, раскинув обезображенные, перемолотые в крошку кисти рук. Угрожающий, злобный поток ауры, как цунами, захлестнул и выбил ее из сознания. Прыжок. Вновь раздался грохот не попавшего в слишком быструю цель выстрела, на этот раз последний. Ружье треснуло и развалилось, а отсеченная “ножницами” голова длинноволосого покатилась по земле, разбрызгивая по траве кровь. Его тело глухо упало на лесную подстилку.       — Башку снести, говоришь? — Гон, намотав пряди на кулак, поднял за волосы отрубленную от тела часть, лицо на ней было искажено застывшим навсегда страхом. Ноги забрызгало кровью, — Что твой брат скажет, если я сделаю с тобой то же самое?       — Не смей! Не приближайся! — он выставил перед собой руки, приняв защитную стойку, — Если подойдешь, он точно убьет тебя! В этом году он почти прошел экзамен на хантера, он намного сильнее меня и быстро разделается с тобой!       — Ух ты, как интересно, — он покрутил в руках “трофей” и сшиб оставшегося легким зарядом “бумаги”. Тот влетел в дерево позади себя и растянулся на земле. Придется нести всю дорогу. Однако неприятно. Только бы не двинул копыта заранее, наверняка пара ребер сломалась, а то еще воткнется осколок куда не надо.       — Кон! — Гон свистнул, смотря, как из зарослей через несколько секунд вылетает радостное и огромное лохматое нечто, — Вот этого можешь своим притащить, — он указал кивком на безголовое тело, — а ее не трогай, она еще живая, может встанет. Скоро вернусь, — он потрепал друга свободной от груза рукой по морде и пошел к разлегшемуся под деревом.       Давно не виденный дом встретил зловещей тишиной. Тетя не суетилась вокруг, занимаясь домашними делами, а корзина с постиранным бельем лежала перевернутой на траве. Он вспомнил свое плохое предчувствие и понял, что сейчас оно обострилось сильнее всего. Человек на плече потихоньку приходил в себя. Гон небрежно скинул его на землю.       — Доброе утро, проснулся? — парень в ответ на вопрос только попробовал проморгаться, и, когда понял, где находится, решил предпринять попытку побега, однако быстро схватился за грудную клетку и упал обратно. Гон поднял его за шкирку, как нашкодившего кота. Парень натужно захрипел от скрипа ребер.       — Если на моей тете или бабушке будет хоть одна царапина, я обещаю, что потрачу столько времени, сколько смогу, до смерти пытая и тебя, и твоего брата, а потом захвачу еще и того, кто решил поживиться на моей семье и слил вам информацию. Понял, несчастный? — уже вставший на ноги и обхвативший начавшую синеть грудь руками, тот утвердительно замахал головой вверх-вниз, как испуганный болванчик, — Замечательно, пошли.       Эн снова заструилось вокруг, проникло в дом. На обоих этажах чувствовалось присутствие только одной незнакомой ауры, и то не ощущалось ни малейшего признака владения нэн. Тетя находилась на кухне, а за стулом, на котором она сидела, стоял мужчина, обхватывающий руками ее плечи. Бабушка сидела в своем кресле в этой же комнате, по-видимому, невредимая.       Резко распахнувшаяся дверь хлопнула так громко, что обернулись сразу все, а мужчина быстро выхватил из кобуры пистолет и незамедлительно направил дуло в сторону проема. Он, конечно, может и ожидал увидеть, как его бесполезный брат будет схвачен, но чтоб на этом несчастном недохантере не было ни одного серьезного ранения… А как же остальные из группы?       Абэ, увидев заведенную за спину руку Гона и заметив, как под его ногами постепенно собирается лужица натекшей с его ноши крови, поняла в чем дело и отвернулась. Не хотелось ей смотреть на подобное деяние, совершенное руками собственного правнука. Мито же, наоборот, во все глаза смотрела на своего сына и впритык не замечала всех странностей, только переживала за его сохранность. От искреннего волнения на ее измотанном лице Гону стало больно.       — Мито-сан, пожалуйста, не смотри, — он взглянул на нее так умоляюще, что она не смогла воспротивиться и потупила взгляд в пол.       — Слуш! Твои тетка и бабка в обмен на лицензию и этого идиота, как тебе такая сделка? — мужчина обвел комнату свободной рукой, направив пистолет Мито в висок. Та не вздрогнула, только тяжело сглотнула скопившуюся слюну.       — Лучше сюда посмотри, — Гон резким движением обнаружил перед врагом отсеченную голову. Та покачнулась на длинных волосах и уставилась стеклянными глазами, полными навечно запечатленного в них ужаса, прямо на застывшего в удивлении мужчину, — Мой вариант: вы оба выметаетесь отсюда навсегда, и тогда вас, так уж и быть, не постигнет такая же участь. Другого положительного исхода для вашего дуэта не будет, — он кинул обрубок обратно в дверной проем. Тот покатился по склону холма. В освободившейся руке Гона блеснул ранее отобранный нож.       — Ха! Одно мое движение и в голове этой сучки будет зиять дырка! Что ты можешь этому противопоставить? — он потряс оружием около Мито и опять поплотнее приставил его к чужой голове, издевательски отодвинув от лица рыжие волосы, как будто стараясь быть деликатным.       — Ты так сильно не боишься за своего брата? — Гон приподнял бровь.       — Да черт с ним! Лицензию гони! — он почти почувствовал, как под его рукой обмяк парень, потеряв последнюю надежду. Возможно, в хантере и проснулись бы нотки жалости, если бы он так сильно не был погружен в кипящую ярость. Все внутри словно клокотало, желая как можно скорее расправиться с наглыми вторженцами. Неудавшийся заложник вслед за отсеченной головой полетел вниз по склону, выкинутый прочь из дома, а лезвие ножа в эту же секунду под точным броском проткнуло насквозь руку, держащую пистолет у головы женщины. Рукоятка погрузилась в плоть на пару сантиметров. Мужчина заорал, что есть мочи, выронив собственное спасение. Предлога для сохранения ему жизни больше не было. Подбежав к корчащемуся и лелеющему у груди свою пробитую кисть ублюдку, Гон заломил его руки за спину и повел к выходу орущего матом мужика.       — Все хорошо, вы в безопасности, я сейчас уведу их обоих, — Гон посмотрел на поднявшую на него свой взгляд тетю. Та выглядела так, будто боялась своего сына сейчас больше, чем напавшего на нее до этого человека.       — Что ты с ними сделаешь? — ее голос, севший от волнения, прозвучал так тихо, что, не будь у Гона столь хорошего слуха, он бы и не услышал этих слов. Но Мито знала, что он понял ее вопрос, а позже сознательно его проигнорировал, когда никакого ответа не последовало.       — Вечером вернусь, — хлопнула закрывшаяся за ними дверь. Женщина встала, чтобы посмотреть, как они уходят, но в итоге сползла на пол из-за подогнувшихся из-за стресса ног. Абэ сочувствующе посмотрела на разбитую внучку.       — Ты правильно сделала, что не смотрела, не убивайся.       — А если это были бы последние секунды, когда я могла его увидеть? Мне не должно быть страшно, когда я смотрю на своего сына. Он не должен беречь меня от того, что видел сам, — она закрыла лицо руками, — Разве не я должна была его уберечь, раз мне выпала доля его воспитывать?       — Он уже достаточно взрослый, чтобы защищать тебя саму от внешних опасностей. И он только что это доказал.       — Но он уже кучу лет от меня скрывается! Как только ушел, так и началось! — Мито всплеснула мокрыми от слез руками. Глаза у нее покраснели, как и ярко-алые щеки.       — Дорогая, вспомни, чей он сын и успокойся. Мы его уже не изменим.       Мито вздохнула и нехотя кивнула, после чего наконец смогла подняться на уже не таких дрожащих ногах. Подошла к окну, но ожидаемо никого не увидела. Ушел.       Была уже ночь, когда наконец объявился герой появившихся сегодня на голове Мито седых волос.       — Завтра я уплываю, — прямо с порога заявил Гон, не глядя ни на что определенное, но быстро стараясь скрыться в глубинах уже чужого, но такого знакомого дома.       Сидевшая все это время на нервах женщина прямо-таки подорвалась со своего места.       — Как это уплываешь?! — она бросилась навстречу сыну, схватившись руками за его плечи. Чтобы посмотреть ему в глаза, пришлось задрать голову кверху. Только сейчас она поняла, насколько он сейчас другой. Конечно, он приходил в дом редко, но не настолько редко, как было, когда он находился вне острова, поэтому она и не замечала постепенно происходивших с ним изменений. Она никогда не забывала его конечной цели уехать, но и не думала, что это произойдет так скоро. Такими темпами прошло уже несколько лет, а она так и не была готова к его скорому отъезду.       — Я думаю, что сегодняшнее может повториться еще не раз, если я не покину остров. И ты, Мито-сан, тоже это понимаешь. Не думаю, что не найдется каких-нибудь придурков, которые сперва будут бить, а потом уже задавать вопросы, где я да где моя лицензия. Я уже взял билет на корабль. Мне нужно как можно скорее объявить о том, что я нахожусь где угодно, но не здесь. Иначе на вас опять нападут. Лучше я потороплюсь, не так ли? — он впервые улыбнулся в ответ на ее слезы, а его объятия все еще были самыми теплыми, что Мито помнила.       — Ты же знаешь, что я не хочу тебя отпускать.       — А ты знаешь, что по-другому не получится. Я буду писать почаще, хорошо?       — Но не с той же частотой, с которой ты объявлялся дома последние лет пять, понял? — она отстранилась, и, вытерев мокрые щеки, тоже улыбнулась.       — Обязательно буду писать тебе чуть почаще. Только не пей так много, а то прочитать не сможешь, — после этих слов Мито стукнула его по спине.       — Договорились.       Гон прервал их долгий зрительный контакт и отвернулся.       — Пойду собираться.       — Иди.       Мягко закрылась дверь. Мито закрыла руками рот. Она не хотела, чтобы ее сын слышал, как ее рыдания вернулись, нахлынув еще более мощной волной.       В своей комнате Гон сжал челюсти. Он не хотел, чтобы его мать слышала его задушенный вопль.