What's Up, Danger?

Наруто, росший все детство сиротой, всегда обладал обостренным чувством справедливости. Будучи изгоем, он часто становился жертвой нападок и издевательств таких же одиноких и брошенных ребят, сам справлялся с обидчиками, а после, повзрослев и окрепнув, уже вставал на защиту младших и слабых, каким и он был когда-то. В двенадцать его забрал веселый и немного странный мужчина, любящий путешествия, романы и жаб. Одиночество Наруто закончилось, детский дом остался позади вместе со всеми недоброжелателями, но желание быть самым сильным, нужным, полезным кому-то никак его не покидало. В детстве мальчик мечтал стать полицейским, пожарным и любым другим, кто мог на все правах бросаться на помощь нуждающимся. Однако в восемнадцать лет планы изменились, и он подал документы на физический факультет — Джирайя, странствующий писатель и его опекун, им гордился. А в двадцать лет его укусил радиоактивный паук. Вселенная, похоже, услышала его, воплотив детские мечты, о которых Наруто уже позабыл. Он часто попадал в различные авантюры, но эта оказалась самой большой и опасной. В первые два дня после укуса его ужасно штормило, ломило, голова пульсировала, все это время он пробыл в страшной лихорадке, но после очнулся в больнице в подозрительно хорошем самочувствии, словно после крепкого здорового сна. За пару суток и без того седые волосы Джирайи, казалось, стали еще белее. Наруто помнит, каким потерянным он себя ощущал, когда не понимал, что с ним случилось и как теперь поступить. Однако тело, новое, крепкое, подтянутое, словно и не его вовсе, знало, что делать. Наруто заметно подрос на несколько сантиметров, разросся в плечах и набрал мышечную массу. Он и без того не был противником спорта, но теперь в зеркале отражался не просто растущий мальчишка, а настоящий юноша. Его тело, теперь мало знакомое, само потащило на крышу одного из заброшенных зданий, само пустило паутину в воздух и прыгнуло с обваливающейся черепицы. Былой страх высоты внезапно куда-то исчез, а вместо липкого ужаса по венам потекла эйфория, настоящий восторг и адреналин. Сердце ухнуло в пятки, в лицо забил ветер, а на губах расползлась улыбка. С тех пор события стремительно стали развиваться, и, если поначалу Наруто скакал по крышам и игрался с паутиной забавы ради, то позже он вдруг нашел необычным способностям более полезное применение. Кажется, в один из таких вечеров он спас девушку от зажавших ее в угол парней, подвесив их за ноги к фонарному столбу, а после стал намеренно летать по городу в поисках потенциальных преступников. В первую же неделю о нем начали говорить в СМИ и показывать на больших экранах, а еще через месяц о нем стали шептаться как о возможном герое. Известность быстро разносилась по Нью-Йорку, а затем и по всей стране, а вместе с ней стали появляться враги. Теперь помимо мелких нарушителей Наруто останавливал и более крупных, как, например, террористов или серийников. Наруто носил маску, настоящий удобный костюм и выглядел, как супергерой из комиксов, которыми зачитывался в детстве. Люди стали называть его Человеком-Пауком, вешать плакаты с его изображением у себя в домах и действительно любить. Детская мечта внезапно стала реальностью, а на плечи лег дополнительный груз ответственности, но Наруто с готовностью потащил его на своих двоих, будучи уверенным, что эта роль ему далась неспроста. Он сам решил стать Человеком-Пауком и помогать нуждающимся, сам взял на себя этот долг и вот уже три года с гордостью и удивительным энтузиазмом его выполняет. За всю его геройскую карьеру он повстречал немало отморозков, кровожадных, жестоких, сумасшедших и просто оступившихся на своем пути людей, но странных человекоподобных мутантов еще не видел. Все началось примерно четыре месяца назад, и без того шумный и полный криминала Нью-Йорк вдруг стали заполнять неизвестные до некоторого момента чудища, крушащие все на своем пути. Наруто боролся с трехметровой змеей, неким подобием Аквамена и еще с парочкой жутких монстров. За все это время стало ясно только одно — создает этих существ некто по имени Орочимару, который прячется неизвестно где и добивается неизвестно чего. Четыре месяца Наруто ищет хоть какую-нибудь информацию о нем и не находит практически ничего, кроме парочки биографических фактов: пятьдесят лет, холост, семьи нет, преподавал химию в местном университете, уволился год назад по собственному желанию. Не густо. А позже возник еще один фактор, не дающий покоя Наруто: в Нью-Йорке вдруг объявился его… двойник? Иначе как его назвать? Выглядит так же, как он, способности, на первый взгляд те же, кроме пары особенностей, только вместо яркого красно-синего костюма он носит обычный черный и зовет себя абсолютно по-дурацки: Веном. Наруто впервые увидел его в момент сражения с водным существом, напоминающим ему Аквамена. Незнакомец тогда вылез буквально из ниоткуда и помог в два счета управиться с врагом, а после сбежал, не сказав ему ни слова. Наруто только спустя еще парочку встреч смог выпытать у него имя. Вел он себя странно, все время молчал, был скрытен, а когда Наруто пытался что-то выведать у него, становился агрессивным, грубил и буквально с помощью черной паутины затыкал ему рот. И если в первый раз Наруто ему простил это, то на второй в долгу уже остаться не смог — так вошли в маленькую традицию их постоянные драки после совместных сражений. Но, надо сказать, действовал Веном на удивление профессионально, слаженно, не мешался под ногами, поспевал вовремя и словно мысли Наруто читал — иначе как объяснить их поразительное взаимопонимание на поле боя (и поразительное неуважение вне)? Однако, кем бы он ни был, Наруто знал точно — теперь его относительно спокойной геройской жизни пришел конец. И еще неизвестно, хорошо это или нет. *** Саске последние месяцы жил словно в кошмаре. Брошенный, загнанный в тупик, он бился об во все углы, как слепой котенок, и пытался найти выход. Маленький мальчик, которому с детства родители пророчили большое будущее, остался сиротой без опоры под ногами и какого-либо желания жить. У старшего брата полно своих забот, ему нет дела до каприз младшего, и тот находит утешение в учебе, науке, а затем и в любимом преподавателе, заменяющим ему родительскую фигуру. Только вот незадача — тот тоже покинул его, оставив одного в большом сложном мире. Саске с детства, еще до гибели родителей, интересовался наукой и затем уже по знакомой, протоптанной дорожке дошел до поступления на химический факультет, где познакомился с хорошим преподавателем и заодно нашел себе кумира, пример для подражания, опору и практически отца в одном лице. Профессор Орочимару многим не нравился из-за своей странной, жеманной манеры поведения, отстраненности и пронзительного, даже пугающего взгляда. Профессор вел себя порой немного грубо и высокомерно, выстраивая свои правила и не желая подчиняться чужим. Он горел своим делом, вложил многое в науку, посвятил ей жизнь и по праву занимал свою должность, за что его хоть и опасались, но все же уважали. Саске он нравился своим упорством, профессионализмом, заинтересованностью и любовью к химии. Уже с первого курса он набивался в любимчики и делал все, чтобы тот его заметил. Саске только с ним писал курсовые, ходил на консультации, открытые лекции, читал его книги и прочие исследования. Ему нравился его подход к преподаванию, практичный взгляд на вещи, ценности и даже та еле заметная толика безумия, одержимости своей работой. Уже на втором курсе Саске добился его расположения и трудился совместно с Орочимару над большим внеучебным проектом. Доверие и уважение профессора он ценил невероятно сильно и делал все, чтобы не подвести его. Но, как мы знаем, всему приходит конец. Саске не может дать четкий ответ, как и почему все так сложилось, и чья в этом вина. Юный, амбициозный, слепо восхваляющий его и закрывавший глаза на все «звоночки», Саске отказывался замечать очевидное и признавать правду, на которую смотрел сквозь розовые стекла. Кто знает, быть может прими он раньше безумие ученого как должное, случившегося можно было бы избежать. Однако теперь он способен лишь разгребать последствия и собирать осколки прошлой жизни. Сейчас Саске двадцать четыре года, он взрослый парень, но чувствует себя вновь восьмилетним ребенком, потерявшим отца и мать. Орочимару уже несколько лет вынашивал одну идею и буквально жил ею, чтобы однажды претворить ее в реальность. На протяжении всей своей жизни изучая человека и мир в целом, он осознавал, насколько ограничен обычный смертный в своих возможностях, начиная от довольно короткого периода жизни и заканчивая особенностями здоровья. Не все хотят по максимуму использовать все то, что дала им природа, вкладываться в развитие человечества и изучать грани дозволенного. Люди существа хрупкие, не совершенные, порой абсолютно глупые и ограниченные. Так почему бы не создать новый вид, улучшенный, превосходящий по силе и разуму обычного человека? Почему бы не вложиться в собственное будущее, позаботиться о потомках и доверить планету более надежным рукам? Саске правда считал это хорошей идеей и дни напролет проводил в лаборатории с Орочимару, разрабатывая и тестируя различные формулы. Прошло два года, когда их испытания наконец дали плоды. Саске добровольно подписал все бумаги, дав свое согласие на эксперимент, на случай, если что-то пойдет не так, и он пострадает или же вовсе погибнет. Он верил в творения своего профессора и рад был приложить к ним руку, а потому без страха и сомнения погрузился в большую прозрачную капсулу, через мгновение заполнившуюся газом. Поначалу все шло как надо, показатели были в норме, и Саске чувствовал себя в порядке, но затем колени вдруг подкосились от внезапно нахлынувшей боли, а голова едва не взорвалась от давления. Его трясло как в припадке, кровь в венах, казалось, забурлила и обжигала изнутри, отчего хотелось содрать кожу. Саске пытался кричать, звать на помощь, но из горла вырывались лишь хрипы. Так не должно быть, что-то явно пошло не так, и Саске боялся, что уже никогда не узнает, что именно произошло. Очнулся он привязанным к койке в лаборатории. Глаза, перевязанные какой-то тряпкой, ничего не видели, руки и ноги стискивали крепкие ремни, к горлу начала подкатывать паника. Он дергался, пытался вырваться, мычал от натуги и совсем ничего не понимал. От накатившего ужаса Саске не сразу разобрал шипящий, злой голос в голове, который с каждым мгновением становился громче: Убей, убей, убей их! Сожри, сожри, сожри! Убейубейубей! Тело словно стало легче, сильнее, и он без труда вырвался, сорвал ремни, повязку с глаз, а затем, пошатнувшись, вновь упал на каменный холодный пол. Голова кружилась, глаза болели и слезились, картинка плыла, и Саске не заметил, как кто-то подошел к нему сзади и воткнул в кожу шприц, как какому-то дикому животному. Он снова отключился. Мир, на который Саске всегда спокойно смотрел без очков, вдруг стал гораздо ярче, четче, словно кто-то поменял настройки и добавил качества. Глаза, слишком чувствительные к свету, с удивлением рассматривали каждую пылинку, каждую трещинку на потолке, отпечатки пальцев на стеклянных колбах, незаметные ранее морщины и поры на коже сидящего напротив профессора. Саске словно подсадили на сильные наркотики, прибавляющие красок жизни. Вместе со странно изменившимся зрением поменялось и его тело — привычная худоба сменилась на крепкие литые мышцы, исчезла сутулость, расправились широкие плечи. Саске недоуменно смотрел на себя в зеркало, а затем перевел взгляд на все это время молчавшего профессора. Орочимару уже в пятьдесят лет напоминал настоящего старика — тощий, сухой, с черными волосами, что местами уже тронула седина, длинными крючковатыми пальцами, сморщенным ртом и усталым, пустым взглядом. От когда-то гордого, самоуверенного, статного и уважаемого всеми профессора осталась лишь блеклая тень. Тогда Саске аккуратно присел на край постели, взглянул в отсутствующие покрасневшие глаза, едва дотронулся до острого плеча, чтобы обратить на себя внимание, и понял, что все их труды оказались напрасными. Ошибки в расчетах, сбой оборудования, неправильно выведенная формула или же это комплекс всех ошибок? Саске стал первым человеком, погрузившимся в эту капсулу, за что и поплатился: странные способности, почти как у всемирно известного Человека-Паука, а вместе с ними шипящий голос в голове и изменившиеся глаза. Казалось бы, все жизненные показатели улучшились, тело окрепло, и его вполне можно считать неплохим первым результатом, шагом к изменению человечества в лучшую сторону. Если бы не одно но: вместо желания расти, развиваться и совершенствовать мир Саске испытывал жгучую жажду мести, крови и убийства. Он превратился не в совершенное существо, а в настоящего монстра. Орочимару же на этом не остановился, и спустя время лаборатория наполнилась такими же «добровольцами», желающими быть полезными. Вот только Саске сомневался, знали ли подопытные, на что они шли, или же их заманили сюда обманом или силой. Выяснить это ему не удалось — после провала испытания с Саске у профессора словно весь мир вверх ногами перевернулся, добро сменилось на зло, белое на черное, друзья на врагов, а чистый разум, сдержанность и рациональность на пылкую ярость и сплошное безумие. Саске вышвырнули, как ненужную собаку, побитую и преданную, а после скрылись. Орочимару исчез, не оставив после себя никаких зацепок, бросил на улице использованного, дефектного ученика с дырой в сердце. Нью-Йорк стали атаковать неизвестные чудища, похожие на самого Саске, а навязчивый голос в голове становился все громче. Убей. Убей. Разорви на части. Отомсти им. *** Делить одно сознание на двоих оказалось не просто, но Саске не прекращал попыток вразумить непонятное существо в его теле и заставить перейти его на более разумную сторону. Поскольку он не знал природу возникновения этого голоса, как его контролировать и вообще убрать, Саске решил действовать старым, проверенным способом — разговором. И пускай он не был силен в переговорах, нынешнее положение заставило его в кратчайшие сроки стать практически настоящим мастером и суметь всюду находить компромиссы. Ну, почти. Просто без убеждения некоего в его сознании в том, что им нельзя есть любого, кто случайно наступит ему на ногу, Саске пришлось бы еще тяжелее. Вся его жизнь вновь пошла под откос, однако Саске нашел весьма действенный способ борьбы со стрессом и чувством вины за его сотрудничество с Орочимару — так называемое супергеройство. Все эти монстры определенно дело рук старого профессора, и Саске, чувствуя на себе ответственность за разрушения и жертвы, делает все возможное, чтобы как можно сильнее сократить их и наконец найти маразматика. Не то что бы он вообще собирался использовать свои способности по назначению, изначально в его планы входило лишь вечное затворничество и самобичевание, но груз вины и последствия экспериментов вынудили его найти хоть какой-то костюм и научиться бегать по крышам. Результаты потрясающие. Если бы не противный кровожадный сосед в его сознании, Саске подумал бы всерьез составить конкуренцию Человеку-пауку. Кстати о нем. Саске однажды, еще до всей истории с экспериментами, довелось увидеть его не только на фотографиях и видео, но и вживую и даже немного полетать с ним на его паутине — Саске тогда случайно оказался в гуще событий, а Паук его благополучно спас. Тогда он лишь хлопнул его по плечу, посоветовал быть осторожнее и улетел обратно разбираться с плохими парнями. Саске был ему благодарен, но только и всего. Всеобщему фанатизму он не подвергался, не скупал множество фигурок и трусов с его изображением, да и в общем-то относился к герою весьма нейтрально, полагая, что вся эта благотворительно продлится недолго. В обществе Паука считали невероятно отважным, смелым, благородным человеком, но вынужденное сотрудничество с ним показало, что национальный герой вовсе не так хорош, как о нем думают другие. Человек-Паук не обладал той харизмой, о которой говорили все, скорее, он просто вел себя, как идиот, и изображал крутого. Чувством юмора он был обделен, как и тактичностью, а еще имел просто бездонный желудок — Саске, летая по городу, случайно наткнулся на Паука, что висел чуть ли не верх ногами над трехметровой высотой и поедал уже четвертый по счету сэндвич. Он практически никогда не обдумывал заранее все свои действия и просто бросался в гущу событий, не заботясь о последствиях и при этом выходя сухим из воды. Саске такая опрометчивость и лишняя жертвенность казалась глупой — сам он всегда тщательно думал наперед и прикидывал, как ему стоит лучше поступить. В момент стресса или возбуждения голос в голове становился громче, заглушая своим шипением все здравые мысли, а потому приходилось действовать аккуратнее, чтобы никому не навредить. Саске не прельщало работать в паре с Человеком-Пауком, но его и не спрашивали. Паук действительно всегда приходил вовремя, где бы он ни находился, и Саске старался соответствовать и успевать прибегать на помощь, даже если не было никаких сил спасать чужую задницу в красно-синем костюме. Саске должен все исправить, найти Орочимару и заставить его прекратить проводить опыты над людьми. Орочимару сделал его монстром, пускай и не без участия своего ученика, и он наверняка знал, как от этого избавиться. По крайней мере, Саске на это надеялся. В работе с Пауком просто увеличивался шанс закончить со всем этим поскорее и не дать монстрам разрушить целый город. Человек-Паук хоть и был настоящим балбесом, но паутиной стрелял метко, не мешался под ногами, в буквальном смысле схватывал все на лету и ловко справлялся с врагами. Он сиял ярко, его любили, восхваляли, гордились им, и, наверное, за три года непрерывной службы он действительно заслужил всеобщее обожание. Однако это все равно не мешало Саске считать его придурком. Паук по понятным причинам вел себя слишком настойчиво, не знал слова «нет» и всегда пытался довести Саске до белого каления своими глупыми расспросами. Саске не желает вдаваться в подробности и рассказывать ему всю историю Орочимару, особенно его связь с ним и появление Венома. Они условились вместе защищать Нью-Йорк и искать любые зацепки, однако Паука такое не устраивало, и он жаждал узнать детали. После битвы Саске всегда был особенно уязвим из-за беснующегося Венома в его сознании, а потому всегда старался вовремя убежать от чересчур гиперактивного паучка. Однако тот периодически его догонял, давил на и без того расшатанные нервы, в результате чего оба потом заканчивали свое геройское дежурство валянием по земле и раздачей не совсем дружеских тумаков. После которых ты возбуждался, как течная самка. Заткнись, блять. Конечно же, Человек-паук начал подозревать его во всех темных делах, в сговоре с Орочимару, в нападениях на Нью-Йорк, и из-за этих обвинений Саске чувствовал себя еще гаже, а комок вины в горле становился все больше. Ведь он действительно работал с Орочимару, приложил руку к созданию всех этих монстров и в конечном итоге сам стал одним из них. Его бы под суд, да только сначала нужно устранить главный источник нескончаемых бедствий. Найдет профессора, там уже видно будет. Странно, но в присутствии Паука голос тоже прибавлял громкости, рассыпаясь звоном в ушах. Обычно Саске трясся в желании раскрошить кому-нибудь череп, откусить что-то, сломать, наорать, и с этим он медленно, потихоньку, но начинал справляться. Но рядом с Пауком Веном вел себя иначе: сначала замирал, как хищник, наблюдал за своей жертвой со стороны, прислушивался, выжидал подходящего момента, а затем резко и неожиданно нападал. Саске не знал, что хуже — мучиться от еле поддающемуся контролю потока агрессии или же от странного чувства, растекающегося по телу. Ему становилось жарко, как во время боя, подрагивали конечности, словно вновь начинался припадок, по венам растекалось что-то жгучее, тягучее, скапливалось внизу живота, хотелось содрать с себя нелепый черный костюм, чтобы тело нормально задышало. Привычное «сожри, сожри, сожри» отзывалось в висках не просто злостью и ненавистью, а чем-то вязким, обжигающим. Возбуждением. Помнишь, как тебе было хорошо, когда ты думал о нем? Как представлял, что он с тобой, трогает тебя, кусает так, как тебе нравится? Помнишь, как ты жадно стонал всего лишь от воспоминаний, в которых он геройски, в своей манере, спас тебя? Замолчи. Замолчи. Замолчи. Ты такой испорченный, жалкий… нуждающийся. Заткнись. Течешь, как сука, скулишь и ждешь, когда он сам к тебе придет. Нужно быть первым, самому взять его. Нужно быть хищником. В тот день они бились с по-настоящему огненной девицей — рыжеволосое детище Орочимару забавлялось огненными шарами, как в боулинге, вместо кеглей используя здания и живых людей. Она точно была сумасшедшей: хохотала, как ненормальная, запускала смертельные фейерверки и стремилась спалить весь город. Веном в голове Саске поливал ее всеми известными ему словами, и впервые парень был с ним солидарен. Он практически никогда не допускал осечек и всегда был осторожным, но в тот день весь мир, похоже, встал не на его сторону, из-за чего Саске едва ли не сгорел заживо. Человек-Паук вовремя сбил его с ног, обхватил за корпус, накрывая собой и скрыл в ближайшем переулке. Ударная огненная волна оказалась самой сильной, отчего даже дышать было трудно, казалось, они находились в задымленном здании. Саске пошевелился, почувствовав резкую боль в спине и бедре, а также странную тяжесть во всем теле. Когда дымная завеса чуть рассеялась, он увидел перед собой две большие белые линзы, которые разглядывали его на поиск повреждений. — Ты как, в норме? — спросил Паук своим привычным живым и ярким голосом, словно это не его сейчас чуть не снесла огненная стена. Саске не был в норме, но не из-за возможных травм или потрясения, а из-за несколько иной проблемы. Лучше бы он оказался без ноги, чем это. Придавленный к холодной земле крепким, подтянутым телом, Саске чувствовал на себе тяжелое дыхание сквозь маску, как поднимается чужая грудная клетка, насколько твердый у него живот, упругие бедра и… Шипение в голове затуманивало разум, хотелось провести рукой по литым мышцам, стянутым облегающей тканью, сильнее прижаться тазом, схватить за сильную шею и прокусить ее, пометить, чтобы все знали, кто это сделал. Мягкий бархатистый смех вытащил его из собственных удушающих мыслей. Паук опять шутил, а его скрытые маской глаза, казалось, смотрели на него с легким прищуром, улыбались ему. Саске тогда мигом пришел в себя, скинул Паука и на адреналине мигом расправился с огненной сумасшедшей. А затем позорно сбежал, слыша вслед очередные паучьи ругательства и обвинения, — он ведь даже спасибо не сказал за спасение. Зато Саске хорошо отблагодарил его наедине с собой, когда заперся в пустой каморке, временно служившей ему убежищем, содрал одежду и с наслаждением обхватил себя руками. Он представлял, как горячее дыхание опаляет уши и губы, как узкий таз прижимается к его бедрам, кружит, толкает, раскачивает его на мятых простынях и собственнически трогает во всех местах. Саске глушил позорные стоны в пыльной подушке и не заметил, как в голове внезапно все прояснилось, а жуткий кровожадный шепот растворился среди его фантазий. Его Веном, темный, бездушный, жестокий, тянулся к Пауку, яркому, отважному, и Саске не знал, что с этим делать. *** Наруто хоть и считал Венома настоящим засранцем, но не мог не признать его силу и умение и владеть своими способностями. Паук ничего не знал о нем, кто он, откуда, связан ли с Орочимару (Наруто был почти уверен в этом), какие цели преследует. Они не ладили друг с другом, но, когда дело касалось сражений, Веном будто менялся. Из раздражающей упрямой задницы он превращался в хорошего напарника, который всегда придет на помощь и лишь по одному взгляду поймет, что нужно делать. Именно в бою они достигали поразительного взаимопонимания, а затем своими же кулаками рушили его. Веном раздражал Наруто, но вместе с тем он не мог перестать думать о нем и пытаться разгадать его как сложный ребус. Веном был странным, отталкивающим, а также притягательным и ни на кого не похожим. Наруто не сомневался, что его новый «товарищ» такой же человек, как и он, а не какое-то инопланетное существо. Одно из очередных сражений помотало их так сильно, что у обоих костюм в некоторых местах трещал по швам. Наруто мог видеть израненную бледную кожу и немного лицо, такое чистое, словно сделанное из фарфора. Наруто смотрел в уцелевшие белые линзы и невольно про себя задавался абсолютно глупым и неуместным вопросом о цвете его глаз и волос. Наруто не мог скрывать — ему был интересен Веном и его скрытая маской личность. Быть может, он хотел бы с ним подружиться, узнать получше?.. Его даже начинали немного расстраивать их постоянные стычки и споры. Неужели ему так сложно перестать быть говнюком и нормально поговорить? Однако даже отталкивающая натура Венома не позволяет прекратить поднимать глаза к небу и выискивать его среди сияющих высоток. Вдруг он сейчас где-то сражается один? Наруто ведь как национальный герой обязан приходить на выручку всем, даже тем, кто этого не особо заслуживает. *** В тот день Наруто по обыкновению носился по университету, чтобы закрыть все долги, болтал с одногруппниками, а ближе к вечеру выполнял данное Цунаде обещание помочь ей по работе в магазине. Эти двенадцать часов были самыми обычными за последние три года, и он уже хотел было как прилежный студент выполнить домашнее задание и лечь спать, но внутреннее ощущение, предчувствие или же паучье чутье вынудило его достать из дальнего ящика костюм и отправиться на патруль. Он словно чувствовал странные вибрации воздуха, ощущал, что что-то здесь не чисто. И оказался прав — через пару минут загремело его позаимствованное полицейское радио, где шипящий голос офицера сообщил о неизвестном объекте, крушащем Бруклинский мост. Когда он пришел на место происшествия, Веном уже вовсю отбивался от ударов огромного верзилы. Большие нечеловеческие руки раздробили в крошку асфальт, из-за чего несколько машин столкнулись друг с другом и едва не перелетели через ограждение в Ист-Ривер. На месте работали спасатели и скорая помощь. Два автомобиля, привязанные паутиной к столбу, висели над проливом, не обошлось и без жертв. Наруто мигом сориентировался и принялся отвлекать на себя верзилу, пока Веном атаковал сзади. Справиться с этим объектом оказалось сложнее, чем с другими, из-за его габаритов и крепкой брони. Он был физически сильнее, крушил все, что попадалось под руку, но два паука брали ловкостью и скоростью. Они оба отвлекли его, а затем крепко связали паутиной. Что делать с таким трехметровым громилой, Наруто понятия не имел, но тут Веном вдруг подлетел к нему сверху, сверкнул своими на секунду ставшими красными линзами, и чудище вдруг начало таять на глазах, растворяться в каком-то дыме, шипеть и уменьшаться. Когда дым рассеялся, перед ними сидел вполне обычный парень, потрепанный, потерянный. Он растерянно оглядывался по сторонам, пока полицейские стягивали запястья наручниками и погружали его в машину. Во всей этой суматохе Наруто не сразу заметил, как исчез его «товарищ». Наруто глядел в темнеющее небо, пытаясь отыскать такую же черную фигуру, но сейчас это было практически невозможно — Веном словно был создан для ночи. Передав свои полномочия спасателям и медикам, Паук взметнулся вверх, красным пятном растворяясь среди высоток, и последовал за сбежавшим сокомандником. Если прислушиваться к чутью, того еще можно было догнать — все же оба Паука обладали примерно одинаковыми способностями. Наруто злился на него, про себя покрывая его различными нелестными словами, и чувствовал себя дураком-принцем из глупой сказки. Веном сбегал после каждого сражения, как Золушка после полуночи, а Наруто из любопытства (и вовсе не под действием идиотских чар) каждый раз преследовал его в надежде хоть на что-то. Наруто и представить не мог, какую же тыкву прятал тот, раз так отчаянно бежал от всех вопросов и прятался от него, как бродячий кот от ливня. — Чертов Веном со своими чертовыми тайнами, — рычит Наруто и едва не влетает в чье-то окно, когда замечается темное движущееся пятно. Попался! Паук прибавляет скорости, огибает рекламные щитки, пролетает над дорогой и кричит тому вслед: — Эй, постой! Ты почему про глаза молчал? Это что сейчас было? — впереди маячит угол здания, и Наруто, верно предугадав, подлетает прямиком туда. — Ты его загипнотизировал? А лазера и из глаз стрелять умеешь? Веном едва ли не врезается в него, и Наруто уже готов распахнуть руки для объятий, как вдруг Черный Паук подтягивается вверх и пролетает аккурат над его головой. — Да стой же ты! Погоня длится еще какое-то время, Наруто сам не понимает, почему продолжает впустую гоняться за тем, кто явно не желает его видеть, но азарт в крови так и бурлит, а под кожей все зудит в желании не сдаваться. Они уже оказались далеко за центром города, на улице окончательно стемнело, желтые огни освещали грязные дороги и невысокие заброшенные дома. Венома подводит либо усталость после сражения и бессмысленных игр в догонялки, либо само проклятие (а для его преследователя благословение) свыше, потому что в какой-то момент монстр в голове начинает трещать настолько громко, что он теряет всякую концентрацию и самостоятельно подставляется под удар. Саске падает на крышу покосившейся старой двухэтажки и тут же слышит громкий возглас Паука: — Что ты еще прячешь? Бронированную руку? Гранатомет? Может, и мысли читаешь? Наруто смотрит на него сверху вниз, приближается медленно, словно наслаждается видом лежащего перед ним соперника, и Саске не знает, куда себя деть. С одной стороны, хочется встать, убежать и скрыться от сияющих белых линз, а с другой, раскрыться, расслабиться, приглашающе развести ноги и показать себя, насколько он хочет, чтобы его наконец придавили к земле и содрали прилипающий к коже костюм. Еще немного, и он начнет биться, как в лихорадке. Здравый смысл с трудом пробивается сквозь недовольно стонущий в голове голос и Саске тяжело поднимается. Однако Паук оказывается быстрее и одним движением блокирует паутиной сильную руку, приклеивая ее к черепице. Саске знает, насколько крепки его нити, и злобно рычит, униженный такой простой уловкой. — Ты совсем рехнулся? Веном, будучи уже на грани, обессиленный долгой борьбой с самим собой, вскидывает вторую руку, чтобы атаковать в ответ, но и тут Наруто его опережает — Саске попался на те же приемы, которыми они действовали против врагов. Оба взвинчены, злы и едва контролируют свои эмоции. И если Саске еще пытается не впадать в крайность и не применять силу глаз, то Наруто, кажется, уже не хочет себя сдерживать. — Ну уж нет, придурок, сегодня ты от меня не убежишь, — Паук возвышается над ним, и Саске кажется, будто ему нравится смотреть на сидящего перед ним на коленях «товарища». Как и тебе, не так ли? — Что ты скрываешь? Этот парень с моста… вы что, с одного завода? У тебя ведь тоже что-то с башкой не в порядке, ты также пришел от Орочимару? Вынюхиваешь подходящий момент, чтобы напасть со спины? Или мне через пару месяцев еще одного Паука для подкрепления ждать? Наруто приближается к нему, склоняется, и если бы белые линзы могли хоть что-то выражать, он наверняка гневно смотрел бы на него, хмурясь и поджимая губы. Саске поймал себя на мысли, что хотел бы снять с него маску, чтобы увидеть искрящиеся эмоции в его глазах. Вот бы раздразнить его, довести до предела, чтобы Паук, и без того напоминающий пороховую бочку, выплеснул себя и выбил из Саске всю дурь. — Боишься, что тебя сдвинут с места и перестанут в жопу целовать? — Саске громко усмехается. — Что про тебя, великого Человека-Паука, забудут, и больше никто не будет питать твое тщеславие, а? Наруто в тот же миг бросается на его и хватает за грудки. — Что за херню ты тут несешь? — А разве нет? Кто делает все возможное, чтобы его заметили? Кто из кожи вон лезет, лишь бы привлечь к себе внимание? Да весь город украшен твоей рожой, на которую все дрочат, вот это тебе и нравится! Ты не какой-то эталонный супергерой, а обычный, черт возьми, хуе… Договорить Саске не успел — в лицо смачно прилетел кулак. Удар хороший, отрезвляющий, то, что надо. Жаль только, что Веному он вместо боли принес удовольствие. Наруто склоняется ближе и ядовито шипит чуть ли не в губы: — Я рискую жизнью для того, чтобы всякие придурки, подобные тебе или твоим дружкам, не лишали ее тех, кто слабее вас. Ответь, что они не наши дружки, иначе я оторву ему голову. — К тому же… — Наруто встряхивает его и почему-то медлит, глядя на него сквозь маску. Вот бы почувствовать на себе его взгляд напрямую, а не через ткань. — Может, это ты дрочишь на меня вечерами, а? Поэтому убегаешь каждый раз? Прячешься в ближайшем переулке, чтобы быстренько передернуть? Или же бежишь к Орочимару все докладывать? Скажи мне. Паук движется вперед, наваливается сверху, вынуждая Саске откинуться назад и чуть развести колени. Он бы и вовсе лег на спину, но с приклеенными паутиной руками сделать это не просто. Паук едва ли не садится на него, притирается своими бедрами к чужим, из-за чего Саске резко выдыхает. Наруто склоняет голову, прижимается ближе, и Веном чувствует его тело так, словно на нем нет костюма. Господи, как же хочется его раздеть и раздеться самому. — Скажи мне, — и резкий толчок тазом. Это была последняя капля — Саске резко вырывает руки, освобождая их от липких пут, с силой толкает Паука на спину, меняясь с ним местами. Наруто, придавленный к земле крепким телом, вовсе не сопротивляется, позволяет Саске сесть на его бедра и сдавить запястья над головой. Паук выглядит так, будто это он контролирует ситуацию, и, Саске уверен в этом, смотрит на него с насмешкой. Накаленный воздух между ними твердеет и звенит, как стекло, которое вот-вот разлетится на мелкие осколки. — Вот видишь, что и требовалось доказать, — Наруто громко усмехается, и остатки здравого смысла окончательно рассеиваются на частички. — Чертов выпендрежник, — рычит Саске, сильнее стискивая чужие запястья. — Красуешься на камеру, только и всего… я тебя, блять, ненавижу! Слышишь? Сожри, сожри, сожри его. Нам ведь было так хорошо, когда ты думал о нем, представлял его тело и руки, как он трогает ими тебя. Помнишь? Сожри, сожри. Наруто неожиданно сильно толкается тазом вперед, намекая на чужое возбуждение, и Саске едва сдерживает стон от осознания — так крепко стоит не только у него. — Настолько сильно, что хочешь трахнуть? У Саске, кажется, глаза горят красным от нестерпимого желания. В голове полный хаос, Веном орет так, что по ощущениям должен услышать весь город, в ушах звенит, а тело подрагивает. Он точно ненормальный, абсолютно неадекватный. Паук подозрительно спокоен, только провоцирует своей покорностью и будто ждет первого шага. Саске уже не может терпеть, прислушивается к крикам монстра, цепляет трясущимися пальцами край красной маски и чуть ее приподнимает, оголяя рот. Красивые губы изгибаются в ухмылке, приоткрываются, чтобы что-то сказать, но Саске за секунду обнажает нижнюю часть своего лица и с жадным стоном впивается в податливый рот. Наконец-то, боже, наконец-то. Саске даже не в состоянии подобрать слов, как он этого ждал. Не поддается описанию и то, с какой жаждой, голодом и вожделением он сминает эти мягкие губы, как с жаром скользит языком в рот, сжимает сильную челюсть и трется об него всем телом. Веном резко затихает, как зверь, который наконец заполучил свою добычу, его крики отдаются пульсацией в висках, но Саске уже не обращает на это внимание. Он млеет от крепкой хватки чужих рук на своей спине, талии и ягодицах, с охотой подается навстречу и без стеснения приглушенно скулит. Наруто сильнее выгибает шею, активно двигает челюстью и довольно улыбается. Надо же, такой скрытный, неприступный, холодный, он оказался отзывчивым, горячим и невероятно охотным для прикосновений. Наруто с трудом прерывает поцелуй, напоследок укусив за нижнюю губу, и улыбается. Дышать тяжело, но комок в груди, наоборот, распутывается и дарует облегчение. В темноте плохо видно, но Паук уверен, почти чувствует, как горят щеки напарника и блестят затянутые пеленой глаза. — Признаю, целуешься ты неплохо, но может быть, покажешь мне и другие свои навыки, м? — Наруто мягко, с нажимом гладит поясницу и склоняет голову, обжигая шепотом ухо. — Чур я сверху. «Меньше слов — больше дела», — думает Саске и ловко, но не без труда из-за подкашивающихся ног, поднимается, хватает Паука и тащит его на своей паутине до убежища. Благо, оно находилось неподалеку, и почти за пять минут они добрались до нужного места. Саске почти не соображает, ведет Паука за ограждение небольшого одноэтажного дома, где растянута огромная черная паутина, и кидает на нее парня. Добыча сама пришла в лапы хищнику, вот только Саске начинает сомневаться, кто кого поймал. — Милое у тебя местечко, — Наруто пружинит на паутине, намеренно ее раскачивает и с довольным видом укладывается, как на гамаке. — Специально для меня гнездышко свил? Я, честно, даже не думал использовать ее в таких целях. Саске фыркает и ползет к нему ближе, вновь нависая сверху. Лежать на огромной паутине действительно удобно и лучше, чем на пыльных простынях, которые Саске забывает менять из-за частых миссий. А здесь вполне неплохо отдохнуть и вздремнуть. Впрочем, сейчас он собирается заниматься далеко не этим. — Замолчи уже и используй свой язык по назначению, — ворчит он, укладываясь на чужих узких бедрах. — Ох, я на мгновение и забыл, насколько требовательная и нетерпеливая кошечка мне попалась, — Наруто через ткань мнет упругий зад и не желает убирать от него ладони. Кто же знал, что у угрюмого Венома такая хорошенькая задница. — Кошечка? — Ну а кто еще? — сильное тело в его руках выглядит слишком соблазнительно. Наруто не перестает ухмыляться и облизываться, представляя, сколько всего можно с ним сделать. — Черный, гибкий, строптивый, вечно шипит, убегает и не дается в руки. Настоящая дикая кошечка. Может, если я найду подход, ты и помурчишь для меня, а? У Саске невольно краснеют щеки от таких слов. Паук никогда не стеснялся в выражениях, и Саске обычно лишь закатывал глаза и не обращал на них внимание, но сегодня его тело особенно остро реагирует даже на подобные высказывания, вызывая дрожь и приятный стыд. Ну какой засранец. — В таком случае тебе нужно хорошенько постараться, — не остается в долгу он и переходит наконец к активным действиям. — Уверен, тебе понравится, — в слабом оранжевом свете фонарей Саске различает странные рваные полосы на его щеках, которые при улыбке напоминают лисьи. — Не поделишься? — он оглаживает их пальцем, проводит по контуру, огибает челюсть, рот и вновь трогает шрамы. — Только если взамен на какую-нибудь твою интересную историю. — Не дождешься, — Веном фыркает и неожиданно даже для самого себя обводит полосы языком, долго, словно пробуя кожу на вкус. Монстр внутри довольно урчит. Наруто смеется, не уходит от этих касаний, позволяя вдоволь облизать свое лицо, и одобрительно похлопывает по ягодицам. — Я смотрю, кто-то нашел у себя новый фетиш. Саске не отвечает, продолжая исследовать языком кожу и утоляя странный порыв. Идиотское желание Венома есть все, что попадалось на глаза, вдруг вырвалось на свободу, и Саске решил на этот раз ему не отказывать. Паука действительно хотелось съесть целиком и ни с кем не делиться. Собственническое влечение бурлило по венам, разжигало незнакомую до этого момента жажду и голод. От щек он наконец перешел к губам и с наслаждением прижался к ним, удовлетворительно мыча. Саске за всю жизнь целовался лишь пару раз, а о сексе и вовсе не стоило говорить — тот быстрый пьяный перепихон на вечеринке оказался очень скучным, как и его накуренный «парень». Какое-то время он и вовсе не думал об отношениях и быстрых связях, занятый работой и учебой, но сейчас… ему словно крышу снесло. Не осознавая, что он может быть таким требовательным, нуждающимся, Саске сходил с ума и уже не понимал, то ли это Веном так влиял на его сознание, то ли сам Паук действовал хуже любого наркотика. Поцелуи опьяняли, в животе все скручивалось в тугой узел, а в голове будто звенел колокол. Едва Саске потянулся к верхней части красного костюма, как его вдруг остановила чужая сильная рука и перевернула на спину. Наруто почти лег на него, придавливая своим весом, и протиснулся между разведенных коленей. Черт, да, вот так хорошо. — Забыл, кто из нас сверху? — Паук опалил дыханием красное ухо и прикусил оголенную кожу, а затем поддел пальцем черный воротник, чтобы присосаться к шее. Саске не сдержал легкого стона. Наруто раздевал его медленно, целуя каждый оголенный участок, кусая и оставляя следы. Саске в нетерпении хныкал и мычал, тянулся сам снять себя и его всю одежду, лишь бы поскорее быть кожа к коже и чувствовать друг друга без мешающей ткани. Ну почему он так медлит, черт его подери? — Может, мне связать тебя, чтобы ты не дергался? Что на это скажешь? Кажется, моя кошечка только этого и добивается, — Паук прижимается губами к торчащему соску, слегка прикусывает его, заставляя Саске вцепиться к покатые плечи. — Нравится, да? Любишь, когда тебя здесь трогают? Хотелось согласно заорать во весь голос, но Саске лишь кивнул и выронил очередной стон. Слишком нравится. Наруто кусал его за соски, гладил мягкими пальцами, перекатывал их, втягивал в рот и облизывал, заставляя Саске метаться по паутине и откидывать в наслаждении голову. От такого Венома, открытого, возбужденного, не скрывающего свои желания, кожа покрывалась мурашками, волосы вставали дыбом, а в паху так и вовсе все ныло. Наруто попалось в руки настоящее золото, чистое и никем не тронутое. Интересно, как выглядит его лицо сейчас? Наверняка все красное, с пухлыми покусанными губами и сверкающими глазами. Содрать бы эту маску, забыть обо всем, о том, что они герои и должны быть настороже и сохранять анонимность. О какой анонимности может идти речь, когда они собираются заняться сексом на огромной паутине за чертой города? Наруто бы обязательно рассмеялся от абсурдности всей ситуации, если бы не сходил с ума от желания сжать собственный возбужденный член. Наруто поцелуями поднимается выше, кусает за ключицу, шею, скользит языком по мочке уха и в ответ слышит сладкое мычание. Он хочет вновь впиться в алые губы, как вдруг замечает торчащую черную прядку, что выбилась из маски. У Венома, его напарника, черные волосы. Маленькая, ничего не значащая деталь, но как же она взбудоражила все нутро и заставила и без того бешено стучащее сердце забиться еще быстрее. Наруто, медленно, завороженно тянется к ней в желании прикоснуться, ощутить, насколько она мягкая, гладкая и, быть может, сдвинуть ткань чуть повыше, чтобы увидеть немного больше, но его запястье мгновенно перехватывают. — Нет, — Веном дышит тяжело, одурманенный ласками, но хватка его по-прежнему стальная. — Не трогай маску. Паук недовольно морщит нос и чувствует в груди укол разочарования. Веном прав, не стоит вот так просто открывать друг другу лица, но как же велик интерес узнать его получше. От мыслей его отвлекают горячие прикосновения и жаркий рот, жадно сминающий губы, и Наруто решает полностью раствориться в этих ощущениях. Он наконец снимает черный костюм, раздевается сам и прижимается к голой груди. Саске облегченно стонет, потираясь крепким истекающим членом о чужой, крупный и твердый, гладит мускулистое тело, царапает спину и в нетерпении ерзает. — Сожми… сожми его, — шепчет он, двигая бедрами, как бы намекая, чего именно хочет. Наруто по-лисьи улыбается, шрамы на его щеках изгибаются, а Саске вновь прижимается к ним губами. Он стонет, когда сильная ладонь гладит мокрую головку и обхватывает ее, прижимая к своему члену. — Вот так? — Паук с нажимом проводит пальцем по нежной коже, собирая вытекающую смазку и размазывая ее по всему стволу. — Да… — Или же так? — палец напоследок обводит член и спускается ниже, касаясь расщелины между ягодицами. — Скажи мне, ты трогал себя здесь, когда думал обо мне? Представлял, как я буду растягивать тебя, играться с тобой пальцами и толкаться в тебя? Кончал с мыслью о том, что хотел бы чего-то большего? Стыд заливал все лицо, уши, окрашивал шею и грудь, а член предательски дергался, отзываясь на каждое прикосновение. Бедра подрагивали, а сам он весь сжимался в ожидании болезненного и вместе с тем долгожданного проникновения. Наруто обводил тугой вход по краям, проходился пальцем вдоль, размазывая собранную с головки члена смазку. — Я жду ответа, иначе… — Паук вдруг убрал руку и отстранился, а Саске вмиг стало прохладно. — Продолжай! — выкрикнул Саске, не желавший еще больше мучиться. Хватит с него уже. — Трогал, везде трогал, и не раз, потому что, знаешь ли, кое-кто ведет себя слишком… невыносимо. А теперь верни руки на место. Наруто едва сдержал смешок. Он обязан в деталях запомнить эту ночь, чтобы потом во всех красках напоминать Веному о его поведении. Знал бы, что он такой, давно бы уже нагнул. — Как скажешь, моя кошечка. А теперь, будь добр, перевернись на живот. Саске покорно меняет положение, а нутро сжимается в предвкушении. Уже позабытый монстр внутри не просто довольно урчит, а спит, как свернувшийся в клубок котенок. — Молодец, — Паук ласково гладит по взмокшей пояснице, растирает спину и мнет плечи. Саске от такой нежности и сам готов замурчать. — Встань на колени и оттопырь свой прекрасный зад, давай. Боже, он точно сходит с ума. — Вот видишь, какой ты у меня послушный, а все строил недотрогу, — Наруто мягко трогает его ягодицы, а потом резко шлепает по одной из них. Саске вздрагивает всем телом, громко ахает от неожиданности и роняет голову. Теперь он точно пал настолько низко, насколько это возможно, подставляя задницу под горячие шершавые ладони. Перед глазами все плывет, член сладко пульсирует, истекая смазкой, ноги еле держат, но Саске только сильнее выгибается и стонет в голос, когда чувствует на себе влажный язык. Наруто с упоением лижет его, не стесняясь характерных звуков, обводит языком края дырки, смачивает вход и присасывается к нему, толкаясь внутрь. Упругие ягодицы идеально ложатся в руки, он мнет их, сжимает, аккуратно похлопывает, оставляя яркие следы и буквально ест его, не скрывая своего удовольствия. Если бы не чужие ладони, Саске давно распластался бы на паутине, не в силах самостоятельно удержать себя. Паук широко проводит языком по всей расщелине и отстраняется, облизываясь, чтобы аккуратно войти в него пальцем. Саске слегка неприятно, боль немного жжет, но приятные движения по члену отвлекают. Наруто вновь лижет, собирает смазку с истекающей головки и толкается уже двумя пальцами, растягивая и подготавливая. Саске нетерпеливо подмахивает бедрами и позорно хнычет, когда Наруто добавляет третий. — Черт, давай уже! Как можно его так долго мучить, зная, что он сохнет по нему уже достаточно давно? Саске скоро начнет сомневаться, в ком из них сидит настоящий монстр. — А вежливо попросить? — Наруто не сдается, толкается вновь тремя пальцами и любовно целует румяную ягодицу. — Голову откушу! Саске слышит довольный смешок и хочет снова огрызнуться, но, едва чувствует касание влажной головки, тут же замирает в предвкушении. Долгожданный первый толчок выбивает из него весь дух и спесь, заставляя становиться послушным и покладистым. Он столько времени представлял это, кончая лишь от собственной руки и никогда не оставаясь удовлетворенным, что теперь происходящее кажется нереальным. Наруто прижимается к нему тазом, погружаясь полностью, обхватывает поясницу и с натяжкой, плавно входит, ударяя по ягодицам. Черт возьми, именно так, как Саске и хотел. Все мысли окончательно превратились в кашу, а Саске оказался способен лишь на активные движения бедрами, да жалобный скулеж, перерастающий в стоны с каждым сильным толчком. Паук возвышался над ним, брал властно, делал так, словно знал, как именно ему понравится, и также не сдерживал стоны. Белая мускулистая спина красиво изгибалась, пухлая и упругая задница звонко ударялась об его бедра, а черные волосы еще больше выбивались из-под маски. Хотелось схватить его за загривок и потянуть на себя, заставив сильнее выгнуть поясницу, но вместо этого Наруто сменил позу и усадил Саске себе на колени. — Попрыгаешь? Саске и просить не нужно — он сам с удовольствием сядет на крепкий венистый член и запрокинет в наслаждении голову, обнажив шею, к которой тут же примкнут чужие зубы. Веном, словно утопающий, хватается за покатые плечи, крутит тазом и громко стонет на ухо. Он чувствует, что продержится недолго, и смакует каждый момент, каждый поцелуй, укус, хватку на талии и утробный рык прямо в губы. Саске чуть ли не вгрызается в податливый рот, когда рука обхватывает напряженный член и активно ей двигает, приближая к оргазму. Узел внутри затягивается все сильнее, нечто грозится взорваться на мелкие осколки, и любое касание, движение и толчок только приближает момент полного растворения. Саске заглядывает в белые линзы, гадая, с каким выражением Паук сейчас смотрит на него и едва сдерживает порыв сорвать красную маску и наконец раскрыть тайну. Он почти тянется к смуглому лицу рукой, когда узел вдруг распускается, а наслаждение скапливается в одной точке и выплескивается наружу. Саске впервые замечает звезды на небе и, он уверен, они также отражаются в чужих глазах напротив. Последний нежный поцелуй окончательно успокаивает внутреннего монстра, и Саске блаженно выдыхает. *** Наруто впервые так хорошо спал со времен укуса радиоактивного паука. Несмотря на утреннюю прохладу, он, совершенно голый и вне своей уютной постели, чувствует себя тепло и комфортно, прижимаясь к чужому телу. Веном сладко спит под его боком, иногда морщит нос и причмокивает губами. Ну само очарование. Наруто разглядывает его, наверное, уже добрых полчаса, с удовлетворением подмечая все оставленные им на белоснежной коже следы. Признаться, напарнику идут засосы (но при условии, что их оставил именно Паук). Маска, на удивление, оказалась прочной и не сползла ни во время сна, ни во время их ночных развлечений. Похоже, его товарищ настолько утомился, раз так крепко спит без страха оказаться разоблаченным, учитывая, насколько у Наруто чесались руки в желании ее снять. Пожалуй, они достигнут этого уровня отношений чуть позже — а пока достаточно лежать в обнимку и стараться не думать о ежедневном патруле. К слову, о нем. Умиротворенную, не разбавленную шумом города утреннюю тишину, вдруг разрушает шипение из ниоткуда взявшегося радио. От неожиданности Наруто подскакивает на месте, а вместе с ним просыпается и Веном, растерянно оглядываясь по сторонам. Голос полицейского сообщает об очередной аварии и пожаре, к месту происшествия уже спешат спасательные службы. Вот тебе и доброе утро. Наруто и моргнуть не успевает, как Веном вдруг начинает суетиться в поисках разбросанной одежды и кидает тому в лицо красный костюм. — Давай быстрее, у нас есть от силы минут семь, а то и меньше, — Саске едва ли не за секунду одевается и поправляет чуть сползающую маску. — «У нас»? То есть, теперь ты признаешь, что мы напарники? — Наруто не сдерживает смешка и тоже принимается приводить себя в порядок. — Это не отменяет того факта, что я по-прежнему считаю тебя идиотом. — Вчера ты не особо жаловался, знаешь ли. Веном фыркает в своей привычной манере и тут же взмывает в небо, скрываясь среди сияющего солнца и крыш. Наруто глупо улыбается и спешит за ним, на ходу что-то выкрикивая. Что ж, с ним придется сложно, но и Наруто не из тех, кто так просто сдается.