our reality (is not reality)

— Море еще не успело согреться. И действительно: соленые волны щекочут лодыжки своей прохладой, а ветер издали приятно ерошит волосы свежими порывами. Вдали солнце лениво преодолевает горизонт, и небо багровеет, а облака становятся похожи на клубничную сахарную вату. — Тогда дадим ему время, — лениво, точно это самое солнце, отзывается Чиаки у него под боком. Ее голова покоится на чужом плече. Снова не выспалась? Неудивительно. Она не из тех, кто любит ранние подъемы, и то, что она решилась лично встретить рассвет, — удивительно в принципе, но, скажи Хаджиме это вслух, она бы обиженно надула щеки. Наверное. Солнце затапливает своим светом все вокруг. Чиаки жмурится и прячет лицо у него в плече. Хаджиме лишь смеется: — Ты ведь сама предложила встретить рассвет, а теперь отворачиваешься? Хотя смотреть вот так напрямую действительно сложно. Приходится усиленно щуриться, но Чиаки у него под боком вступает с солнцем в еще более активную конфронтацию, пряча глаза уже не только в чужой рубашке, но и в капюшоне своей толстовки. И как ей не жарко? — Я предложила лишь потому, что ты говорил, что любишь так начинать каждое утро. — Когда это я такое говорил? — брови сходятся на переносице. Но Чиаки, кажется, снова уснула. Хаджиме вздыхает. Море облизывает его голые ноги, отчего позу приходится сменить, поджав под себя ноги и не разбудив при этом Чиаки. Солнце над ними греет, но не сжигает, медленно подбираясь к своей наивысшей точке. Вдали он слышит пение первых проснувшихся птиц, а волны поют странную колыбельную. Чужая сонливость оказывается на редкость заразной. Хаджиме прикрывает глаза. Сквозь шум моря прорезается отвратительный писк приборов. Он слышит голоса. Знакомые. "Мы не можем войти в симуляцию повторно, чтобы вытащить его. Нам в любом случае не хватит людей для принудительной остановки программы изнутри." "Тем более он сам не захотел возвращаться. Если мы отключим его тело от приборов, это может повлиять на его ментальное здоровье вплоть до сильного шока и дереализации." "То есть ты предлагаешь просто оставить его там, Бьякуя?!" "Озвучь другие варианты, если не согласен с моим мнением." "Кто-нибудь из вас двоих пробовал связаться с Чиаки?" "Она не выходит на контакт. Из-за того, что теперь эта симуляция стала подчиняться Изуру, любая наша попытка что-либо изменить терпит крах. Он слишком упрям." "Не называй его «Изуру»! Прояви хоть немного уважения к чувствам Хаджиме!" "Такие эгоисты и трусы уважения не заслуживают." А? Голоса перешептываются, смешиваются. Мир рябит мириадами солнечных зайчиков прямо у него под веками, писк режет уши, пронзая мозг тонкими иглами. Внезапно мир обрушивается на него, разбивается об него, Хаджиме чувствует, как эти осколки царапают ребра. Он открывает глаза. Нет, не так. Изуру открывает глаза. Перед ним пустота. За ним пустота. Повсюду одна лишь пустота. И она, стоящая прямо перед ним, как призрак далекого прошлого, что никак не может отпустить. Она...? ... Кто она? — Давно не виделись, — она не улыбается. И глаза ее не улыбаются. Изуру не знает ее, но почему-то ему кажется это неправильным. Он молчит. Изучает ее черты лица, словно действительно сумеет запомнить их. Словно сумеет унести хоть что-то о ней из этого мира. Каплю воспоминаний. Фрагмент надежды. Чувства. И он вспоминает все, что произошло. Смерти, Осколки Отчаяния, Основание Будущего, Разрушители Мира. Чиаки Нанами. Наблюдатель Программы Нового Мира. Высокотехнологичный ИИ. Та, кто должна была исправить его. Проект провалился. Такого, как он, исправить невозможно. Невозможно удалить настоящее, заменив его на прошлое. Хаджиме Хината мертв везде за пределами этой программы. И даже так он сделал все возможное, чтобы предотвратить рецидив Самого Ужасного События в Человеческой Истории, заточив его, главную причину, здесь. — Я забываю каждую нашу встречу? — Да. Считай это чем-то вроде сна, в котором он вспоминает все произошедшее и о котором сразу же старается забыть. Изуру вздыхает. Так он теперь еще и на вторых ролях, став чем-то вроде отголоска сознания, что никогда не захватит контроль. Это утомляет. — Он не послушал тебя. — Он не послушал меня. — Тебе ведь известна настоящая причина? Чиаки по-прежнему не улыбается, сверля взглядом собственные ботинки. — Он сказал, что не может допустить твоего возвращения, — и молчание затягивается. Где-то вдали три голоса до сих пор оживленно спорят, практически заглушая ее слова, — а еще, что не может жить в мире, где нет меня. Догадаться было несложно. Хаджиме отвратительна реальность, где Чиаки Нанами не существует. Где он — и не он вовсе, а так, пустая оболочка, внутренности которой заменили в угоду Абсолютной Надежде, вычеркнув настоящего его со страниц истории, и представлять себя в виде этой грязной оболочки — страшно. Страшно просыпаться, страшно даже думать о той реальности, где нет ни ее, ни его, ни надежды на будущее. — И ты не будешь ему мешать? — У меня нет полномочий. Я больше не Наблюдатель. Всего лишь заблудшая душа, что пользуется всеми любезно предоставленными удобствами этого мира. — Потому что у тебя нет иного мира? — Потому что у нас нет иного мира. Изуру игнорирует тот факт, что ИИ способен называть себя "душой". Игнорирует и то, что он, по всей видимости, будет вынужден скитаться в этой пустоте и переживать бесконечный круг из общения с этой грустной девушкой, которая, вроде как, стала немного счастливее. И все лишь для того, чтобы снова все забыть. От одной мысли об этом ему становится скучно. Изуру закрывает глаза. Хаджиме открывает глаза. И смаргивает странное наваждение. Солнце сияет над головой, совсем рядом шумит море, а Чиаки под боком что-то лепечет во сне. Она предлагает кому-то расчесать его волосы? Пускай солнце и светит так ярко, что под веками остаются солнечные зайчики, море остается таким же холодным. Но это не так важно, ведь им предстоит пережить еще бесконечную вечность рассветов и ровно столько же закатов, так что оно точно успеет согреться, а Хаджиме и Чиаки успеют насладиться этим зрелищем в компании друг друга, не отвлекаясь на жестокую реальность и игры с чужими жизнями. Теперь у них предостаточно времени.