Особый день

Сегодня был особый день. Для Мо Жаня уж наверняка. Сегодня в гости к семье Сюэ приходил учитель Чу. Для самих Сюэ ни этот день, ни гость особенными не были, к своему неудовольствию выяснил Мо Жань. Для них вообще «особенных» гостей не существовало: казалось, что даже если на огонёк к ним заглянет сам президент со своим семейством, милая домашняя идиллия все равно не пошатнётся. Дядя все так же будет шуметь и смеяться, тетя угостит всех и очарует каждого своими прекрасными блюдами, толстый рыжий кот по-прежнему останется лежать на ручке дивана. Пожалуй, только Сюэ Мэн в своей привычной манере будет пытаться раскрыть ещё не выросший павлиний хвост и строить из себя невесть что. Мо Жаню на самом деле было бы все равно, окажись это президент. Ну что ему этот важный дядька, когда прям перед носом ароматные вонтоны с маслом чили или мясо, красное от приправ и соусов, от батарей веет теплом, а стол ходит ходуном от громогласного смеха дяди. Но ведь это был не какой-то там президент— это был учитель Чу, Чу Ваньнин! Самый красивый, добрый и умный человек из всех, коих Мо Жань перевидал за свою недолгую жизнь. И поэтому он даже не с утра, а с вчерашнего вечера решил, что упасть в грязь лицом ну никак нельзя. Вместе с ним это решил Сюэ Мэн, который видел учителя Чу гораздо чаще, чем вызывал у Мо Жаня нечто вроде ревности, и у братьев началась масштабная гонка за внимание ещё не пришедшего гостя. С самого утра они уже успели поцапаться в ванной — умываться двадцать минут к ряду, пытаясь и начистить зубы до зеркальной белизны, и вымыть за ушами без ссоры оказалось непосильной задачей. Потом их оттуда выгнали и они перебрались к себе в комнату и разругались уже там: не могли решить, кто будет застилать постели и собирать раскиданную по полу всякую всячину, а кто примется расчищать стол и вешать одежду. Мо Жань говорил, что книг Сюэ Мэна на столе куда больше, Сюэ Мэн говорил, что собирать разбросанные носки Мо Жаня не намерен. Компромисса не находили до тех пор, пока тетя снизу не крикнула, что никто их комнату проверять не намерен и не будет учитель Чу лазить по чужому дому. Что-то ещё про беспорядок и учителя добавил дядя, но это прозвучало удивительно тихо. После братья нашли новый предмет для спора — Сюэ Мэн заявил, что гораздо лучше знает вкусы Чу Ваньнина и сможет сделать ему хороший подарок. Это был уже удар ниже пояса, потому что Мо Жань действительно видел учителя всего несколько раз и пусть мог сказать о нем много хорошего, — что он невероятно добрый, что он очень умный, что он просто прекрасный, — но знать не знал, чем учителя порадовать. Беспомощно сжав кулаки в немом поражении, Мо Жань ушел вниз, оставив брата наверху заниматься подарком. Очень хотелось крикнуть ему пару ласковых, но он не уверен, что к выученным в приюте ругательствам здесь отнесутся положительно. В расстроенных чувствах Мо Жань зашёл на кухню и сразу же будто очутился в другом мире. С распахнутыми глазами он наблюдал за булькающей кастрюлей с бульоном, шкварчащей сковородкой с креветками, за духовкой, где на одном ярусе пеклась рыба, а на другом — баклажаны, за проплывающими клубами пара из ещё одной кастрюли и за умело лавирующей между всем этим тетей Ван, нарезающей салат. Она с привычным ей спокойствием, какое бывает только у опытных врачей, одновременно следила за каждым блюдом на кухне, не забывая подсолить бульон или заглянуть в духовку. Мадам Ван была сосредоточением спокойствия везде, хоть на кухне, хоть в операционной. Мо Жань восхитился. И тут же понял, что надо делать. — Тетя!— кто бы сказал ему раньше, что перекричать возню на кухне сложно, он бы не поверил. Что ж, сегодня все-таки особый день. — Тетя! Можно мне помочь? Мадам Ван отвлеклась от салата, смерила Мо Жаня взглядом и мягко улыбнулась, явив миру небольшие тёплые морщинки в уголках глаз. — Конечно, Жань-эр. Иди-ка сюда. Она оставила Мо Жаня дорезать овощи, а сама принялась за креветки и лапшу. Мо Жань, наверное, никогда в жизни над салатом так не старался, едва ли не высовывая от усердия язык. Черри, огурец, морковь, редис и много разных листьев — в одной большой прозрачной глубокой миске они казались яркими, сверкающими прохладой и свежестью каменьями, а капли бальзамического соуса на зелёных листьях были похожи на расплавленную медь. Потом Мо Жаня оставили смотреть за сочными, шипящими на сковороде в окружении болгарского перца и лука креветками, а потом доверили закончить блюдо и дожарить его с фунчозой. Ещё Мо Жань помогал заварить чай, расставить тарелки и палочки, наполнить стол блюдами и мисочками с соусами и закусками. Тетушка даже помогла ему приготовить печенья в форме лотоса и сказала по секрету, что это — самая любимая сладость учителя Чу. К работе даже присоединился Сюэ Мэн, пускай и без видимого удовольствия. Ему и особых задач не перепало, с особым злорадством отметил Мо Жань и посмеялся над уныло следящим за бульоном братцем. В шесть часов вечера раздался звонок в дверь и Мо Жань едва ли не подскочил и чуть не свалился с лестницы, спеша открыть гостю дверь. Впрочем, дядя его опередил и, когда Мо Жань с гулким ударом приземлился на ноги и нелепо взмахнул руками, на него уставились две пары глаз — карие, смеющиеся дядины и непроницаемо-чёрные Чу Ваньнина. Мо Жань под этим взглядом глупо встал и тут же оказался сметён Сюэ Мэном, который спустился по лестнице следом за ним и с воплями счастья кинулся к учителю. Буквально минутой позже Чу Ваньнин, недоуменно хмурящий брови, оказался окружён уже двумя скачущими от счастья мальчуганами и одним очень громким взрослым, который тут же утащил его на кухню. Ван Чуцин встретила его аурой спокойного счастья и тишины и умелым движением усадила расшумевшихся членов семьи за стол. Когда Сюэ Чжэнъюн достал белое грушевое вино, ужин наконец начался. Мо Жань наблюдал и почти не ел. Отчасти в этом виновато почти полное отсутствие хоть сколь-нибудь острой пищи на столе, но все же, даже если бы перед ним поставили все приправы мира, у него все равно кусок бы в горло не пролез. Вид учителя Чу, редко и тихо отвечающего что-то дяде в их взрослом и пока не особо интересном разговоре, уже был прекрасен. Вид учителя Чу, который уделял своё внимание не разговору, а еде, в приготовлении которой очень старательно помогал Мо Жань, оставлял внутри ощущение чего-то сладостно-нежного, воздушного и похожего на лёгкий-лёгкий аромат цветущей яблони, принесённый утренним ветерком. От этого чувства внутри все трепетало и румянец лез на щеки и Мо Жань старательно заталкивал в рот рыбу и креветки, чтобы отвлечь от себя внимание и посмаковать эту цветочную нежность внутри подольше. Он знал это чувство, оно появлялось каждый раз, когда он видел Чу Ваньнина, но отчего-то именно сегодня оно казалось куда сильнее. Пережёвывая лапшу, Мо Жань как раз размышлял о том, возможно ли опьянеть от аромата грушевого вина, которое так красиво блестело на губах учителя Чу, и как раз в этот момент дядя Сюэ вдруг предложил: —Юйхэн, а попробуй эти пирожные, Жань-эр их сам приготовил!— он заговорщически подмигнул Ван Чуцин и та лишь с деланным укором помотала головой, безмолвно обещая сохранить секрет о помощи племяннику с десертом. Чу Ваньнин заинтересованно взял пирожное и откусил. Мо Жань замер и, кажется, даже забыл как дышать. Это был первый десерт в его жизни и он чувствовал, что решается судьба не самого блюда, а его самого. И установившаяся за столом тишина совершенно не помогала его разыгравшемуся воображению, заставляя панически думать о том, удачно ли вышло тесто и не испортил ли он начинку. Чу Ваньнин прожевал, проглотил и, ощущая себя кем-то вроде верховного судьи в притихнувшем зале, прикрыл глаза и кивнул: — Неплохо. С этой короткой похвалой выдохнул не только Мо Жань, не только его братец и дядя с тетей, а будто бы все здание. Кухня снова наполнилась разговорами и стуком палочек о посуду, дядя снова оживил помещение своим зычным густым голосом, Сюэ Мэн снова нехотя жевал овощи, чтоб не расстроить маму и учителя, а Мо Жань с цветущим в сердце теплом наблюдал, как учитель Чу с порозовевшими от румянца щеками тянется за новым лотосовым пирожным. Сегодня действительно был особенный день для них обоих, но полностью осознают они это только много лет спустя.