Amour et mort, rien n’est plus fort

      Ужасный длинный шрам пересекал его красивое лицо, рвано скользя от правой щеки до левого виска, словно тварь, нанёсшая его, хотела вычеркнуть Билла из картины мира. Ещё несколько шрамов, — следов от остальных когтей, — цепляли нижнюю часть щеки, шею… Флёр знала: это не всё. Билл не хотел, чтобы она видела его после ранения, боялся увидеть отвращение в её глазах, глупый… Но ей было все равно.       Она приходила к нему по ночам, пока он спал, и подолгу смотрела: на мягкий излом рыжих бровей, слегка подрагивающие из-за дыхания ресницы… на по-прежнему очень красивые, привычно манящие губы. Повязки, пропитанные пахучими мазями и следы от крови, даже после многочисленных перевязок просачивающейся через раны на груди и плечах. Флер безумно скучала по нему.       Она не боялась будущего, потому что знала: всё наладится, раз они живы. Самое ужасное позади. Но прямо сейчас, глядя на беспокойно спящего мужчины, она чувствовала, как сердце сжимают тиски боли и страха за него. Флер верила: он достаточно силён, чтобы принять нового себя, в конце концов, отчасти за эту силу духа она полюбила его когда-то.       Но захочет ли Билл принимать себя? Что она будет делать, если в очередной раз проберется к нему в комнату через охранные чары и увидит на кровати бездыханное тело? Флёр чувствовала, не в её силах это пережить. Она просто уйдёт вслед за ним. Но разве такую судьбу они заслужили? Ведь их жизнь, совместная и настолько желанно-счастливая только-только началась, Флёр не успела даже оглянуться на эти прекрасные воспоминания…       Её ресницы дрогнули, отпуская первую слезинку в свободное падение. Как никогда захотелось оказаться ближе к Биллу, вдохнуть запах огненных волос, согреться в жаре рук. Когда Билл попросил её не смотреть на него, подождать хотя бы, пока раны немного не затянутся, она пообещала себе, что даст ему это чувство спокойствия и не потревожит во сне, что он не услышит шороха её одежды, не увидит в темноте комнаты её силуэт и не будет, содрогаясь от ненужного отвращения к себе, думать о том, как выглядит в её глазах. Но сейчас…       Сейчас ей казалось, что ещё чуть-чуть, и она задохнётся от горя, от этой отвратительной выворачивающей все внутренности наизнанку тревоги за любовь всей своей жизни, которая не отпускала её с момента, как бледная и постаревшая разом лет на десять Молли сообщила ей, что на Билла напал оборотень.       Флер со всей осторожностью опустилась на кровать. Хотелось свернуться калачиком под боком Билла или просто прижаться всем телом, тихо вздохнуть и забыться безмятежным сном, но он мог проснуться, потому что слишком тревожно спал теперь: все время вздрагивал, ворочался, несколько раз даже что-то мычал. Это тоже её пугало, ведь ни разу за всё то время, что они делили друг с другом постель Флер не видела, чтобы его мучали кошмары. Поэтому она просто вытянулась рядом с ним на небольшом расстоянии, благо размер кровати позволял, подложила ладони под голову, как в детстве, и снова принялась рассматривать родное лицо.       Её дыхание плавно выровнялось, а веки налились свинцовой тяжестью, и Флер малодушно позволила себе насладиться тем чувством спокойствия, которое дарило ей присутствие Билла рядом, и прикрыть глаза на пару минут, чтобы потом встать и вернуться в свою постель.       Проснулась она от крика птицы за окном. Не сразу поняла, где находится. Слишком спокойно, слишком тепло… слишком похоже на то, словно Билл рядом.       Флер вздрогнула, в миг осознав: она по-прежнему лежит рядом с Биллом, но теперь гораздо ближе, так, что его рука, дотянувшись до неё, пока они оба спали, привычно обернулась вокруг ее плеч, прижимая ещё теснее. От повязок веяло смесью трав, но Флер сейчас не хотелось вычленять из этого запаха какие-то отдельные и думать о том, какие лекарства использовались для лечения Билла. Ей вообще ни о чем не хотелось думать, ведь тогда первой её мыслью было бы осознание того, что нужно осторожно выпутаться из таких необходимых ей объятий и уйти, пока Билл не проснулся… Да, определённо, любые мысли можно было отложить ещё минуты на две-три.       Но нет… Конечно, времени оказалось недостаточно.       Тело рядом вдруг очень сильно напряглось, и Флер сразу поняла, что это значило. Билл проснулся и заметил её… Черт. — Я… Я не смотрю, не смотрю, правда, — она зашептала, уткнувшись ему куда-то в подмышку, словно опасаясь, что громкий звук в конец разрушит атмосферу пошатнувшегося спокойствия. — Флер, — надтреснуто произнес он. — Дай мне несколько минут, и я уйду, — она сбивчиво заговорила, уже не боясь нарушить тишину, — Пожалуйста, Билл, не лишай меня этого, я так… так сильно скучаю… Ты же знаешь, как сильно я тебя люблю. Клянусь, я не буду смотреть, просто… дай мне несколько минут, прошу, иначе я взвою одна, без тебя.       Он не ответил. Молчание длилось долго, и Флер решила бы, что Билл снова уснул, если бы по ее руками не чувствовалась все это время железная скованность мышц.       Очень сильно хотелось поднять голову и посмотреть, открыты ли его глаза. Но Флер гнала эту мысль. Нельзя. Он не готов. — Как ты прошла через запирающие чары?       Сердце замерло. Вот сейчас он спросит, сколько раз она так к нему приходила, и у неё не получится ему соврать. — Твоя магия, mon amour , она истощена, — пояснила тихо.       Затем помолчала недолго и с надеждой добавила: — К тому же… она давно уже не видит во мне врага.       Билл снова ничего не ответил. Он не стал спрашивать, когда она впервые пришла к нему в комнату, а она не стала отвечать ему, что это произошло в первую же ночь после его ранения. Наверное, он и сам все прекрасно понимал.       Флер вздрогнула, когда на волосы ей ласково опустилась рука, совсем чуть-чуть, но этого хватило, чтобы Билл замер. — Прости! Я просто не ожидала… — сбивчиво пробормотала, ругая себя мысленно — Мерлин, какая же она глупая! — Ты теперь… ты меня боишься? — и столько боли в словах, что её сердце будто сотней игл враз пронзило.       Она не выдержала, вывернулась, прильнула к нему обратно и горячо зашептала в лицо, изо всех сил хватаясь за каменные плечи, будто под ними пропасть, и только он — её спасение: — Послушай! Mon amour, как я могу тебя бояться? Всех в этом мире, но только не тебя! Пойми же, ты в моём сердце навсегда, и мне не важно, как изменит тебя эта ужасная война. Я люблю тебя больше жизни, я не могу, не могу тебя бояться!       Его светлые брови отчаянно нахмурились, и он попытался от неё отвернуться, сдвинуть голову набок, так, чтобы большей части шрамов не было видно. — Mon amour, — печально повторила она, и потянулась к его волосам, чтобы привычным движением заправить их за покрытое веснушками ухо, но Билл мотнул головой в знак протеста.       Её глаза наполнились слезами, которые больше не было сил держать в себе. Флер опустила голову любимому на грудь, — на ту её часть, где не было страшных ран, — и молча заплакала. Её тело не содрогалось от рыданий, громкие судорожные всхлипы не вырывались из грудной клетки. Она надеялась, что Билл не заметит этой неожиданно выбравшейся наружу горечи, ему и своих переживаний было достаточно. Но он, конечно же, не мог не почувствовать, как растеклись по его домашней рубашке её слёзы. — Не плачь, — обреченно попросил он. Во всех его предыдущих словах не было столько надрыва, сколько в этих, — Пожалуйста, я не хочу быть причиной твоих слёз… — Так перестань от меня закрываться! — голос всё же дрогнул. — Не могу, — горько ответил, — ты — самое светлое и чистое, что есть в моей жизни, я не хочу, чтобы это проклятие распространилось и на тебя.       Билл замолчал, и она почувствовала, как он пытается выровнять дыхание. Флер побоялась, что всё-таки потревожила его раны, и приподнялась, сразу же наткнувшись на пронизанный болью взгляд любимого. — А вдруг я сорвусь? — озвучил он мысль, которую она всеми силами от себя гнала в эти дни, — Вдруг причиню тебе боль, Флер? Что, если я убью тебя и узнаю об этом, очнувшись утром в луже твоей крови?! Да и без этого… Ты готова отказаться стать матерью? Я не обреку своего ребёнка на… это. А терпеть вспышки необоснованного гнева с приближением полнолуния? Как я могу обрекать тебя на такую участь? Уезжай, я говорил тебе, уезжай к семье, или ещё дальше, туда, где и отголоски войны не слышны, оставь меня и живи полной жизнью!       Он хотел сказать ещё что-то, но Флер осторожно закрыла ему рот ладонью. — Не говори так, — со всей возможной твердостью произнесла она, — я понимаю, почему… Но не смей так говорить. Я тебя не брошу. Представь, если бы это я лежала здесь сейчас, изодранная и искалеченная, и просила тебя забыть обо всем, что между нами было, просто уехать и не возвращаться, ты бы послушался? Ты бы смог прожить жизнь, зная, что я осталась где-то там, далеко, погрузившись в боль и страдания? Молчи, я знаю, что нет.       Он только прикрыл глаза. Флер убрала руку и продолжила убеждённо: — Ты будешь принимать зелья. Если так боишься, мы можем запирать тебя где-нибудь на время полнолуния, накладывать самые мощные чары, и никакой беды не произойдёт. С гневом… Билл, я не девочка уже, я взрослый человек. Не решай за меня, с чем я справлюсь, а с чем нет. И в горе, и в радости, я хочу так… и никак иначе, ты разве не помнишь, как мы говорили об этом? А ребёнок…       Флер впервые позволила своему голосу утратить часть безграничной веры в свои слова. — Ты решил все, даже не попробовав жить по-новому. Ты правда думаешь, что это способно сделать нашего ребенка несчастным? Неужели мы не приложим всех усилий, чтобы этого не произошло? — Флер сморгнула слезы, но с голосом не справилась: он предательски сорвался на шепот, — Мы сделаем все возможное, чтобы жить счастливо вдвоем, и только если не выйдет, примем решение. — Флер… — Не закрывайся от меня. Мы всё решим. Мы живы, mon amour, это главное, ты слышишь? — Я люблю тебя больше жизни. Как я могу быть уверен в том, что смогу сделать тебя счастливой… теперь.       Флер резко выдохнула. Внутри на мгновение полыхнула злость на то, как опрометчиво Билл решил за неё, каким она хочет видеть своё будущее, однако вскоре это чувство полностью вытеснила нежность. Она снова попробовала прикоснуться к его огненным волосам, и на этот раз Билл не стал от неё отворачиваться, только продолжил смотреть обреченно-пронзительно. — Я не буду счастлива вдали от тебя. Никогда не смогу заменить тебя кем-то, не заведу семью, не найду себе места в этом мире, — Флер говорила уверенно, мягко перебирая рыжие пряди рукой, — Сколько мне пришлось убеждать тебя в том, что мои чувства не детская влюбленность, ты снова хочешь этого для нас? Я знаю, чего хочу для себя. С кем пойду по самому счастливому пути из всех мне доступных. И это ты, Билл, маггл, волшебник или оборотень. Как ты не поймёшь?       Он прикрыл глаза, и напряженные морщины на его лице чуть разгладились. Флер видела, как он неосознанно тянется за её прикосновениями, и это успокаивало скопившиеся внутри неё тревоги. — До сих пор не могу поверить в то, что ты со мной, — пробормотал, не открывая глаз. — А я в то, что нашла тебя.       Флер уже без опаски положила голову ему на грудь, вслушиваясь в мерный стук сердца любимого. — В твоём распоряжении были все мужчины этого мира. — Я хочу только тебя. — И это навсегда останется для меня загадкой.       Билл замолк. Они лежали обнявшись, в уютной теперь тишине, нарушаемой лишь шумом ветра за окном, и всё казалось не реальной жизнью, а счастливым сном. Долгожданным лучиком света в мрачной пучине военных дней.       Флер снова начала проваливаться в сон, когда Билл произнёс: — Я люблю тебя, Флер. Люблю, и это ничто не изменит. Я сделаю всё для твоего счастья, клянусь. Все, что в моих силах и даже больше.       Сердце привычно защемило. Она чуть приоткрыла глаза, нежно прикоснулась губами к его колючему от щетины подбородку и ответила, пытаясь вложить в слова всю ту бурю чувств, что бушевала сейчас в ее душе: — А я тебя. Что бы ни случилось, mon amour, я люблю тебя так, как никогда никого и ничто не любила. И у нас всё будет хорошо. Пока мы вместе, пока мы живы, Билл, всё будет хорошо.