***
— Знаешь, Курильщик, ты совсем не умеешь врать. Изъяснялся Шакал, как обычно, на всю столовую, так, что даже Крысы порой удивлённо выдёргивали провода-затычки из унизанных кольцами ушей. — О чём это ты? — Ну вот, опять. Краем глаза Курильщик уловил заинтересованный поворот головы Лэри и по-кошачьи прищурившегося Сфинкса, но решил сделать вид, что не обращает внимания. Он, конечно, отлично понимал, что речь о сегодняшнем сне, но не обсуждать же его, тем более за столом. Кто-то из Крыс завопил, обнажая зубцы вилки, предназначенной, на самом деле, для запеканки, а не для такого же обезумевшего товарища. Смехом взорвался Пёсий стол. Зашуршали салфетками Птицы. Осуждающий взгляд Фазанов Курильщик просто почувствовал спиной — кажется, у него к этому уже был иммунитет, но вместе с тем и чуйка. А Четвёртая всё смотрела. Не пожирала, как это делала Первая в день перевода, но поддевала, будто беря на слабо. Давай, скажи им, что тебе приснился секс с Лордом. Чертовски захотелось подумать о чём-то ещё. Уверен, им тоже хоть раз снилось что-то похожее. Вот об этом точно не стоит размышлять. И точно не тут. В столовой — мысли о еде? Дальше думать себе Курильщик просто не позволил, расстроенно протягивая руку через весь стол за последним ломтиком зелёного яблока и сталкиваясь кончиками пальцев с тем, с кем сейчас даже взглядами не хотел бы пересекаться. Лорд скорчил лицо и отдёрнул руку, позволяя забрать фрукт. Конечно, теперь он и не подумает его коснуться. — Борьба за запретный плод до добра не доведёт, — всё так же легкомысленно хмыкнул Табаки, хрустя уже третьим яблоком. — Но вы, наверное, и так знаете. Лорд проигнорировал его, возвращаясь к отвратительного вида овсянке, даже её делая своим присутствием немножечко прекраснее. Он всё понял? Сердце загрохотало и провалилось куда-то в желудок вместе с яблоком, которое Курильщик от нервов даже не прожевал. Знает ли Эльф, сколько мыслей сейчас в его голове? Или он слишком занят кашей? Курильщик вздрогнул, когда за спиной одновременно загремели ножки стульев, отодвигаемых Первой. В какие-то дни — как сегодня — звуки прошлого особенно пугали его. Почему я не слышу будущее? Почему я его не вижу? Он кинул быстрый взгляд на элегантно закрывшуюся золотой прядью фигуру. Как звучит то, что сложно даже просто описать словами, не говоря уже о том, как сложно с ним говорить?***
Каждый день в этом месте сводил Лорда с ума. Он понимал, что уже не отвяжется от Дома и никогда не покинет его, что бы не случилось, но — поймите правильно — тонуть в мире фантазий было действительно страшно. И то, что ему это нравилось пугало ещё больше. Он хотел тут быть. Хотел чувствовать эту приятную вату (совсем не такую, как от таблеток) в голове. Сегодня он фантазировал о Стервятнике. Для разнообразия. Это не было чем-то вроде обычных мыслей о сексе, да и вообще мало включало в себя этот самый секс, даже если о нём непосредственно речь и шла — сложно объяснить. В любом случае, вы верно предположили — он думал о прикосновениях, стойком зелёном запахе кожи и дёргающихся от природы тёмных веках. Лишь однажды такие мысли закончились чем-то большим — Шакал Табаки. Всегда знающий обо всём и не знающий ничего, в тот день он всего лишь «подвернулся под руку», подставляя сухие губы-ниточки, улыбаясь чему-то своему и оставляя на чужой коже лишь призраки прикосновений. В ту ночь с ними произошло что-то не только необыкновенное, но и неповторимое, и Лорд не знал, откуда взялось подобное осознание. В Доме ему никто не нравился романтически, да и связывать себя с кем-то было просто глубже. Но даже так его мысли заполнял далеко не секс (или что-то большее, чем он).***
Мир вокруг был слишком маленьким — каждую секунду Курильщик задыхался в нём, судорожно хватая воздух губами в те моменты, когда на его вопросы отвечал хоть кто-то. Даже от Табаки можно было раздобыть немного информации о том, что раньше казалось всего лишь игрой. Если бы не эти крохи — его бы уже, наверное, заперли где-нибудь в Могильнике, плотно ассоциировавшемся с фазаньими осмотрами. — Как думаешь, Лорд бы мог подстричься? — выпалил он, не без помощи Македонского въезжая в комнату, где непривычно одиноко сидел Сфинкс, как и оригинал клички «сторожащий» общие покои. — А ты? — словно спящий кот, буркнул тот. — Смог бы? Курильщик дёрнул плечами, аккуратно опускаясь на общую кровать — он как всегда не понял, к чему эти вопросы. — Мне приснился стриженый Лорд, — нехотя пояснил он. — Вот я и задумался… — Перестанет ли он от этого быть красивым? Сможет ли смотреть в зеркала? Слишком прямой вопрос. Ощущения были сродни тем, что появляются, когда обжигаешься и отдёргиваешь руку, но на кончиках пальцев уже раздуваются мелкие пузырьки гибнущей кожи. — Он точно не перестал быть красивым, — наконец выдохнул Курильщик. — Но я не понимаю, как так выходит, разве такое бывает? Сфинкс, — он почти взмолился, принимая чашку ароматного чая от Македонского — Ты не подумай ничего такого, я просто хочу узнать и понять. — Совсем не обязательно, — на лице собеседника не промелькнуло ни тени улыбки. Он наконец заглянул в глаза Курильщика своими — пугающе-распологающими — изумрудами. — Для познания совсем не обязательно понимать. Македонский и ему сделал чай, наверняка заметив — Курильщик снова сдавленно выдохнул. На этот раз от чего-то нового.***
В последнее время он всё реже покидал комнату, лишь прислушиваясь к болтовне Табаки, чтобы из тонны ненужной информации выловить пару интересных новостей, а еще рисовал, очищая голову, заставляя руку саму выводить наброски-клише. Разноцветные, по карандашу на каждый, они наползали друг на друга, переплетаясь и путаясь точно так же, как путались мысли в уставшем от внешнего мира разуме. Всё это не было совсем похоже на Курильщика, но он не мог себя винить. Как вообще можно быть похожим на себя, если он уже и сам в себе не был уверен? С каждым днём ему всё больше хотелось задирать Лорда, привлекая тем самым внимание, как младшеклассники дергали за косичек младшеклассниц, и даже отдавая себе в этом отчёт, он никак не мог бороться с этим желанием. Это пугало, но зачаровывало так, как окутывал серо-голубой дымкой взгляд эльфийского принца, и со временем до Курильщика стало доходить, что проще просто сдаться на милость своим желаниям. И тогда перестало хватать фантазии. Понимание того, что Лорда он серьёзно достал, было почти с самого начала, но при таком раскладе остановиться было даже тяжелее. Вся эта ситуация напоминала старую добрую игру со стаканом воды и монетками — когда же проклятая плёнка преодолеет поверхностное натяжение и первые капли стекут на стол, объявляя о проигрыше? Курильщик не знал — и продолжал кидать металлические кругляшки, зачарованно наблюдая за собственным отражением в прозрачной глади. Он прищурился, рассматривая рыжий набросок чашки, полной остывшего чая. Его прототип стоял на расстоянии вытянутой руки от общей кровати. Пора уже пить его, а не придумывать невесть что, да и просить Македонского сначала сделать чай, а потом вылить, звучало как глупая идея. Курильщик нехотя покосился на Лорда, уже набрасывая черты его лица тёмно-синим карандашом прямо поверх оскорбленной таким раскладом событий чашки. Он не брался даже считать, сколько подобных наборов штрихов (не всегда удачных) сейчас находилось в его блокноте — именно поэтому черты лица состайника, идеальные, завораживающие и поразительно правильные, уже давно могли появиться где-нибудь в уголке, когда Курильщик туда даже не смотрел. Для хорошего наброска важно первое впечатления. Тут нужно отбросить построения, разрешая мозгу самостоятельно тренироваться во всём, что касается строения предмета и полностью концентрируясь на эмоциональной составляющей. Глаза на рисунке были злые. Как правдоподобно. Курильщик отлично знал о том, что Лорд не очень-то любит даже такие виды изображения, как личный рисунок, отображающий не только реальную внешность, но и представления художника о ней. А потому… — Перестань. Привычка Лорда говорить отрывистыми фразами вкупе со способностью перемещаться катастрофически быстрее ходячих пугала даже больше, чем его неожиданное появление всего в нескольких сантиметров от машинально двигающейся по бумаге руки. — Что именно? — Курильщик был вынужден признаться себе в том, что он скорее повредничал, чем действительно повёл себя рассеяно. — Рисовать. Прежде, чем последовала реакция, Лорд выбил блокнот из его рук, вместе с ещё большим напряжением образуя зрительный контакт. Неожиданно даже для самого себя Курильщик почувствовал приступ скептицизма. — Боишься, что покажу кому-нибудь? Он знал, что ждать можно чего угодно — и даже почти не вздрогнул, когда эльф приблизил свое лицо, прижимая чужое запястье к матрасу. — Это не твоё. Чёртово. Дело, — он отделял каждое слово, будто отсекая мечом. — И не твоё лицо. Курильщик сдавленно вдохнул. Это снова случилось. Он снова начинал терять слух, как зачарованный глядя на зелёные прожилки в каменном взгляде. Должно быть, я совсем потерялся, — сдавленно промелькнуло в голове уже в тот момент, когда он тянулся губами к губам Лорда. Когда же чужой язык провёл по замене того зуба, который эльф благополучно выбил несколько месяцев тому назад, мыслей уже не осталось.***
Ночь поедала каждого в стае без остатка, и Курильщик не впервые подметил, что тут тьма гораздо гуще, чем у Фазанов. Может, конечно, всё это ему только казалось, но как тогда объяснить то, что со своего места он не видел даже кровати Слепого? Лучше бы я спал, — он всё же открыл глаза, разочарованно понимая, что закрывать их обратно всё ещё не хочется, хотя по ощущениям с момента, как он лёг, прошло не меньше часа (что было достаточно сомнительно, ведь без часов он очень быстро потерял способность нормально оценивать временные отрезки). Он лежал на самом краю общей кровати, то изнывая от жары, то дрожа от холода, но по-прежнему не ворочаясь. Всё равно не поможет. А вдруг кровати Слепого вообще там нет? Вдруг она, вместе с остальными кроватями в той стороне комнаты, просто пропадает по ночам? И остаются только те, кто лежат в центре комнаты. Обрывая собственные глупые мысли, он всё же повернулся на другой бок… Сталкиваясь взглядом с немигающими серыми в ночи глазами. Лорд, не проронивший ни слова с дневного инцидента, молчал и сейчас. Его лицо было скрыто за всеобщей темной дымкой, но оно было достаточно близко, чтобы при желании можно было разглядеть его губы, ресницы и немного непослушные, но по-прежнему обезоруживающе прекрасные пряди волос, спадающие на лоб. Они просто молчали не разрывая контакта ни на мгновение — Курильщику даже показалось, что Лорд, будто ящер, ни разу не моргнул за это время. По его бедру поползла чужая рука, и на незаметную секунду змеино-остывшие глаза сузились, следя за реакцией — а он не знал, что делать. Намёк? Домогательство? А может, что-то ещё? Всё вокруг увязло в черноте и остановилось, оставляя в комнате лишь их двоих, а ещё руку с тонкими пальцами, почти сжимающую чужую пижамную штанину. И много-много мыслей, роящихся вокруг и видимых лишь самим Курильщиком. — Извини, — наконец выдохнул Лорд, и шёпот его прозвучал до ужаса беспристрастно. — Спокойной ночи. И отвернулся. А Курильщик очень скоро заснул.***
Всё, что случилось потом было слишком страшно и быстро, чтобы спокойно осознать это. И разговор с Чёрным совсем не помог. — Привет, — выдохнул Курильщик, почти не заботясь о проклятом запахе Могильника. Лорд с раскиданными по плечам волосами, в белой «рубашке заключённого» казался слишком чистым даже для этого места. — Привет, — ответил тот, то ли спокойно, то ли обессилено. — Сфинкс прислал? — Нет. Он подъехал ближе, аккуратно касаясь ладонями колёс, чувствуя себя слишком небрежным. — Тогда перелезай ко мне, — эльф кивнул на кровать, где было ещё полно места. — А… Разве можно? — Можно. Их дыхания сплелись, едва Курильщик коснулся хрустящих от чистоты простынь. Он снова ничего не понимал, но снова дотрагивался до того, на что раньше мог просто смотреть, и позволял чужим рукам быть там, где им нужно было быть, и забыл обо всех словах состайников, и вдыхал Лорда так, будто собирался делать это ещё много раз. Настоящий Лорд пах самым обычным мылом и ощущался щекоткой от языка. Его красота всё ещё завораживала, но теперь перетекла из визуального удовольствия в сенсорное, окутывая оба их тела и отмечая контрольные точки тяжелым дыханием — не громче. Курильщик не знал, сколько раз он замирал, прикрывая глаза и то ли засыпая, то ли оставаясь наяву с этими ловкими пальцами, тонкими запястьями и длинными светлыми волосами, вечно лезущими туда, куда не надо. А потом всё закончилось. Остался лишь амулет, набитый скорлупой, в руках Лорда, такой же одинокий и голый, как и он сам, путающийся в пустоте. Сжимающий в руках последнюю частицу Курильщика, которую он только мог отдать, утопая в чёрном, как ночная тьма, осознании. Та самая, что попрощалась с ними прошлой ночью. Там ему будет хуже, чем здесь. С этим ему будет лучше, чем без этого.***
Он знал лишь о двух выходах из Первой. Первым вариантом была смерть, а с ней в комплекте и траурные ленточки на спинках кроватей, и душераздирающие письма родителям, и, конечно, лицемерная скорбь в каждом из пятнадцати взглядов. Второй вариант Курильщик испытал о себе. Он не знал, что из Дома можно исчезнуть вот так. Македонский сочувственно заглянул в душевую комнату ещё раз. Должно быть, человек, под ледяной водой растерянно разглядывающий кусок ароматного мыла, действительно кажется ему как минимум чудаком, а как максимум — безумцем. Может, и остальные в стае сейчас смеются, поняв, как на Курильщика подействовал отъезд Лорда (он знал, что такая мыль совсем глупа, ведь скорбел даже вечно сходящий с ума Табаки, но не мог перестать думать о плохом). Очень некстати вспомнились слова Лорда из Кофейника в день их «нормального знакомства». Его могли забрать ещё тогда, если бы я сказал обо всём Ящикам. Холодная капля со слабыми привкусом ржавчины заколола язык. Хотелось рассмеяться, как бы показывая, что он окончательно съехал с катушек, но сил хватило лишь на кривую усмешку, которую при всём желании нельзя было назвать нормальным выражением эмоций. Эмоций, которых уже не осталось. Ещё очень хотелось закурить. При всей свободе, даже в Четвёртой нельзя было нарушать большинство законов физики, и сигарета тут никак бы не зажглась. А Лорд летал. Курильщик откинулся на холодный кафель, закрывая глаза. Как и вчера, он словно засыпал, но вместо вспышек и прикосновений чувствовал лишь холод и сильный, бесконечный шторм. Он уже терял людей однажды, но всё ещё не мог смириться с ощущением, что дальше ничего невозможно. Мира без Лорда не существует. Четвёртой без Лорда не существует. Его самого без Лорда не существует. Все эти глупые сны, где у эльфа были короткие волосы, выбитый зуб, злость во взгляде — всё это было предупреждением, которое Курильщик понял только сейчас. Теперь, когда он больше никогда не увидит точёные скулы и медовые локоны, с него будто сняли морок, и он всё осознал. Если бы он сразу сказал всё воспитателям. Если бы он выкинул красные кеды или хотя бы сжёг их в учительском туалете. Если бы он не заказал лунную дорогу. Лунную дорогу, за которую сам Лорд и заплатил — и речь шла далеко не о деньгах, которые он отдал Кролику в тот злополучный день. Курильщик почувствовал, что вот сейчас-то он и обязан съёжиться на отдающем льдом кафеле, заливая его огнём своих слёз, прижимая к груди покрытые мурашками колени, но вместо этого просто остался, лежать почти безжизненным телом. Ему не поможет время. Тут его даже не существует. Нужно признаться — рядом с Лордом было тяжело. Каково без него — узнать лишь предстояло.***
Каждый такой сон был для Курильщика мучением. Лорд дышит в его плечо, почему-то улыбаясь так, как улыбался лишь однажды — во тьме Могильника. Он делает это просто так, несмотря на то, что такая улыбка предназначена лишь для прощаний. Совсем глупо и не по законам. Курильщик-из-настоящего злится, но позволяет сну, единственному, что позволяет снова увидеть Лорда, окутать его с головой, коснуться до боли знакомых губ, прошептать в них что-то невнятное. Он делает то, чего никогда не случилось бы в реальности. Пробует на вкус мёд кожи, но не питается похотью, а просто чувствует любовь. Позволяет тысяче слов покинуть его рот, смотрит за реакцией и тоже улыбается. Улыбается так, как не улыбался ни в Первой, ни в Четвёртой. Последней разумной частью мозга Курильщик понимает, что за него мыслят, говорят и воображают настойки Табаки («Для лучшего контакта с царством Морфея!»), но он просто не может позволить себе проснуться.***
Где-то капала вода. Всё вокруг зеленело из темноты, распахивая перед любым гостем объятия окутанных лозами аккуратных жёрдочек, сейчас свободных от обитателей. — Жалко, что в комнате нельзя поставить фонтан, — мечтательно вздохнул Красавица, не замечая, как вода из леечки переливается за края горшка с кактусом. — Мы бы прямо из него могли поливать наши растения, и вообще… Конь фыркнул, отворачиваясь от зеркала, в котором снова не увидел ничего утешительного для собственной кожи. — Не хватало нам фонтана. С самой верхней жёрдочки послышался шорох. Вся стая замерла, с привычным им благоговением глядя на Стервятника. Тот оглядел комнату, как бы отвечая птенцам тем же, что они сейчас давали ему. — Полагаю, вы уже в курсе всех новостей, — он кивнул гордо ухмыльнувшемуся Коню. — Тогда другой вопрос. Вы хорошо ухаживали за гортензией? — Я недавно поливал её, — пискнул Красавица, озираясь в поисках цветка. — Ты ведь не обрывал лепестки или листья? Птенец испуганно завертел головой. — Она ведь ядовитая, да? — пропел Ангел, сосредоточенно рассматривая собственный рукав. — Потому вы никогда не дарите гортензии Крысам. — Верно, — медленно кивнул Стервятник, мягко постукивая по собственной трости и морально готовясь к ежедневной прогулке по Дома. — Боюсь, кто-то из них однажды подумает, что такая красивая вещь просто не может иметь ужасных последствий. Или узнает, но не остановится. Он выдержал паузу. Кажется, многие начали понимать, о чём речь. — Это и есть ваш сегодняшний урок, — Птичий Папа медленно прошаркал к двери. — Если что-то прекрасно — это не значит, что оно не убьёт вас. В комнату скользнул Пузырь. Он поднялся на цыпочки, шепча что-то на ухо вожаку. Тот кивнул, не показывая напряжения или удивления даже на мгновение. — Р Первый уже близко, — через пару секунд огласил он.