Сказка для обречённых

В большом зале, где проводились практически все мероприятия Международной космической инспекции, было непривычно темно из-за траурных флагов, закрывших огромные панорамные окна. Плотная ткань почти не пропускала свет, более того, казалось, что она поглощает и тот, что испускали длинные змееобразные ленты на потолке. Зал не был пуст, сюда постоянно прибывали люди. Большая часть из них в традиционной для звездных инспекторов серо-голубой форме с синими рукавами. Гражданских было немного, они старались держаться вместе и подальше от стены, закрытой белым сукном, непривычно ярким и кажущимся неуместным для общей обстановки. У каждого из присутствующих на груди была прикреплена чёрная лента. Несмотря на всю официальность церемонии, журналистов не позвали. Основные мероприятия уже прошли на Земле, здесь же, в зале, всё организовали только для своих. Максимум, что можно было бы ожидать на следующий день — так это небольшую заметку от Международной ассоциации космонавтики на официальном сайте. Сергей Лазарев чуть потянул за галстук, ослабевая тугой узел. Дышать с каждой минутой становилось всё труднее. Не хватало воздуха и, казалось, само место давило не только морально, но физически, будто сдвигая стены со всех сторон. Сергей в этот момент искренне сочувствовал клаустрофобам, пусть и никогда не приписывал себя к ним. Он знал, что находится за белым сукном. После того, как в результате атаки космического корабля “Антарес” погибла база звёздных инспекторов, руководство приняло решение увековечить имена всех погибших в этом инциденте. Но имён оказалось так много, что большой зал в пору можно было называть мемориальным. Ещё никогда Международная космическая инспекция не теряла стольких своих сотрудников разом. Это была трагедия для всех и каждого, кто находился в этом зале. Расследование ещё не было завершено, Сергея Лазарева и Карела Зденека временно отстранили, именно поэтому они оба были в гражданском, как и сопровождавшая Зденека Марджори Хьюм. То, что её не арестовали и допустили к участию в мероприятии — маленькая победа Лазарева. Перед тем, как войти в зал, он шепнул Карелу, что будет ждать их снаружи после того, как всё закончится. Тот молча кивнул и крепко сжал руку Марджори. Она сторонилась людей и всё ближе жалась к нему, стараясь не смотреть на окружающую гнетущую обстановку. Марджори Хьюм сама попросила Лазарева о возможности поговорить с руководством о допуске. Несмотря на то, что с неё были сняты все обвинения, она чувствовала свою вину и считала, что обязана почтить память погибших. Наконец в центр зала вышло руководство Международной ассоциации космонавтики. По бокам их встали двое знаменосцев, каждый из которых держал флаг Международной космической инспекции с чёрной лентой, закреплённой на флагштоке. Глядя на вышколенных, подтянутых и с прямой как струна спиной знаменщиков, Лазарев и сам вскинул голову, смотря на руководство с плохо прикрытым вызовом в глазах, крепче сжав в кулаке кусочек шеврона с фамилией Скляревского — единственное более-менее уцелевшее в камере приёма энергии. — От имени Международной ассоциации космонавтики мы приветствуем всех, кто пришёл почтить память погибших коллег, — вступительное слово взял председатель. До сегодняшнего дня Сергей не видел его так близко, обычно это было через трансляции по станции. — Эта трагедия, конечно, нанесла серьёзный удар… Ещё никогда ассоциация не сталкивалась со столькими потерями. Нами было принято решение увековечить имена всех тех, кто находился на базе в момент атаки, — тут председатель взял короткую паузу, но Сергей заметил, как у того нервно дёрнулась челюсть, — а также того, кто погиб во время расследования, пожертвовав собой ради спасения своих товарищей. Сергей только сейчас понял, что до этого стоял затаив дыхание. И, как только важные для него слова были произнесены, он наконец смог набрать воздух в грудь. Он встретился взглядом с Карелом, тот чуть приподнял уголки губ и едва заметно кивнул. Они победили. Немногословный председатель закончил свою речь и медленно прошёл к стене, закрытой белым сукном. За ним, чеканя шаг, шли знаменосцы. Процессию не сопровождал марш, поэтому эхом по залу раздавались их шаги. И лишь когда они дошли до специальных подставок и воткнули туда флагштоки, председатель сдёрнул ткань. Тихий вздох нескольких десятков присутствующих оттолкнулся от стен, от панорамных окон, высвободился от чёрных полотен, которые тоже, словно по цепочке начали падать вниз, и исчез, растворившись под лучами солнца, озаривших зал. На стене отображался космос — звезды, галактики, туманности. И поверх, теперь навсегда отпечатавшихся на бескрайнем и бездонном полотне, фамилии и имена на двух языках: международном и на том, откуда был родом погибший. Комок подступил к горлу Сергея так, что он невольно погладил шею — настолько сильно свёл мышцы спазм. И, как и тогда, он снова услышал в своей голове: “Сергей, это я, Глеб!” ЧАСТЬ 2 — Сергей, погоди, — Луис Ревера в тот день, когда случилась трагедия, работал из Центра и координировал работу Лазарева и его команды. Сейчас же он перехватил Сергея, пока тот направлялся к выходу из зала, стремясь как можно скорее попасть на свежий воздух. — Я рад, что ты добился своего, Глеб бы сделал то же самое. — Не сделал, — резко сказал Сергей. — Он ослушался моего приказа. — Я понимаю, ты на взводе, — Луис вскинул руки, жестом попросив Сергея успокоиться. — Но я не могу осуждать Глеба за его поступок. Это было сугубо его решение. — Я не осуждаю его, — простонал Сергей так, словно повторял эту фразу тысячу и тысячу раз. — Я корю себя за то, что не поговорил тогда с ним. Должен был. Торопился. — Комиссия решит, — неопределённо пожал плечами Луис. — Я слышал, что они практически закончили. Как сам? Скучаешь? — Скучаю, — не стал кривить душой Сергей. — Оказывается, какой бы ни была большой квартира, но, по сравнению с космосом, она ничтожно мала. Борюсь с клаустрофобией. — И как? — понимающе спросил Луис. Сергей бросил тоскливый взгляд на стену памяти. Космический фон на ней двигался, жил, словно и был самим космосом. — Можешь не отвечать. Впрочем, — Луис аккуратно взял за плечо Сергея и отвёл его в сторону от основного скопления людей, будто не хотел, чтобы кто-то ещё слышал их разговор, — мне нужно поговорить с тобой о другом. Ты встречался с БМ после того, как вас забрали? — Нет, я не был на “Вайгаче” с тех пор, — настороженно ответил Сергей, и тут же спросил: — Что-то случилось? — Может быть и случилось, пока сами не можем разобраться, — сказал Луис. — Но я хочу, чтобы ты составил мне компанию и прошёлся до Центра обработок БМ. Сергей нахмурился. БМ, она же БЭВМ — Большая Электронно-Вычислительная Машина, обладала задатками искусственного интеллекта, которые, конечно, были далеки от разработки компании “Майнтхаус”, приведшей к трагедии и чуть ли не к катастрофе. Однако БМ имела жёсткие ограничения и была настроена только на считывание, обработку и передачу информации. Сбой или какие-либо сомнения в её работе могли нанести сильный урон расследованию. — А как быть с допуском, ведь я же отстранён? — поразмыслив, спросил Сергей. Луис тихо рассмеялся. — Ты плохо меня знаешь, Лазарев. Я уже обо всём договорился. Он протянул круглый жетон с эмблемой ассоциации, чтобы Сергей мог его прикрепить к пиджаку. — А ты и не сомневался, что я соглашусь, — буркнул Сергей. — Это потому, что как раз тебя я хорошо знаю, — развёл руками Луис. — Пойдём, я объясню по дороге. Чем больше погружал Луис Ревера в курс дела, тем больше Сергей Лазарев становился мрачнее. Всё началось с того, что когда сняли показания с записей БМ, выяснилось, что она перегружена. С учётом, сколько памяти и процессов она тратит на обработку информации, такое было возможно только в одном случае: БМ создала копию самой себя. Но зачем БМ понадобилось создавать копию? Никто не отдавал ей этого приказа, это было её решение, вызванное протоколами, как отмечено ею же, чрезвычайной необходимости. Такое возможно, если оригиналу грозила бы неминуемая гибель в результате взлома, проникновения вируса и других причин. Но на корабле к тому моменту исправно работала система “Платан”, и в создании копии БМ не нуждалась. Что уж говорить — даже когда “Вайгач” попал под атаку искусственного мозга, она не запустила протоколы резервного копирования своей системы. Но больше инженеров и программистов Центра удивило, когда они сопоставили время создании копии и запуска камеры приёма энергии. Получалось, что в тот момент, когда Глеб Скляревский жертвовал собой, становясь донором для создания помех импульсам, испускаемых искусственно созданным мозгом, БМ запустила протоколы резервного копирования, при этом их закодировав так, что пока никто не мог запустить их в систему. Там стоял какой-то особенный ключ, реагирующий на что-то извне, и любой взлом со стороны программистов выглядел как попытка влететь с разбега в глухую стену. — Это была не моя идея позвать тебя сюда, — не стал скрывать Луис. — Но у тебя светлая голова во всех смыслах. Кое-кто хочет, чтобы ты попробовал… я не знаю… поговорить с ней. — Поговорить? — Сергей опешил. — Луис, я не понимаю… — Пойдём, на месте всё увидишь. До Центра добирались чуть ли не бегом — Луис спешил даже на транспортной ленте, перешагивая через ступеньки, так, что Сергей едва поспевал за ним. Лишь в лифте, который вёл их не вверх, а вдоль по коридорам, они смогли перевести дух. Всё это время Луис больше ни о чём не говорил с Сергеем. Тот и сам притих, о чём-то задумавшись. В руке он по-прежнему сжимал кусочек шеврона с фамилией Скляревского. *** — Долго вы, — вместо приветствия ответили им, едва они вышли из лифта. — Извини, ждали руководство, — Луис поздоровался за руку с сидящим в кресле молодым человеком, по возрасту визуально не сильно старше всё того же Зденека. — Познакомьтесь, Томас Филиппс, специалист по работе с БМ. Томас, это Сергей Лазарев, инспектор первого ранга. — Временно отстранённый от работы, — напомнил Сергей, отвечая на крепкое рукопожатие Томаса. — Что тут у вас? — О, сразу к делу, это хорошо, — Томас подтянулся в кресле. — Что мы имеем: БМ, которую вытащили из “Вайгача”, когда он прибыл на ближайшую базу без людей на борту. Её резервную копию, которая была создана по протоколу Р-720К, “в случае опасности и неминуемой гибели”, бла-бла-бла, так… При этом резервная копия имеет специальный ключ-дешифратор, который не распознаётся извне и не подбирается известными нами системами взлома. Она на них просто не реагирует. Но зато мне удалось установить интересный факт: ключ не программируемый код. — Поясните, — сказал Сергей, затем добавил: — Пожалуйста. — Скорее какой-то звуковой файл, возможно, голосовое управление. Мы перенесли резервную копию на устройство БМ. Затем я попытался подобрать разные звуки, на которые БМ хоть как-то бы среагировала своей цветогаммой и сделал неожиданный вывод. Томас взял торжественную паузу, предвкушая реакцию его собеседников. — Не тяни, — укорил коллегу Луис. — Она реагирует на ваш голос, Сергей. Сергей встревоженно взглянул на Луиса. — Я должен был об этом подумать с самого начала, — Томас щёлкнул по панели с кучей кнопок, выбрав тумблер. Вместе с этим перед мужчинами открылось окно просмотра комнаты, в которой стояла БМ. Вокруг неё витала дымка цветогаммы, переливаясь всеми цветами радуги: система была в режиме ожидания. — Ведь на “Вайгаче” не так много людей и животных, чей голос мог бы послужить ключом. Но когда я об этом подумал — стало гораздо проще. Вот смотрите. Снова быстрый пробег пальцами по клавиатуре. “Второй пилот экипажа Глеб Скляревский” — раздалось из колонок. Сергей вздрогнул — ему было всё ещё тяжело слышать голос погибшего друга. БМ продолжила переливаться радугой. Томас снова набрал на клавиатуре команду. “Борт-врач экипажа Карел Зденек” — снова радуга. — И теперь… — протянул Томас в предвкушении. “От имени Международной федерации космонавтики к дежурству приступил инспектор первого ранга Лазарев” Цветогамма БМ пришла в движение. Облако закружилось, замерцало и покрылось красной дымкой. — Что это значит? — спросил Сергей. — Это значит, что голос подходит для ключа, но код, то есть фраза, не проходит идентификацию для открытия, — взволнованно ответил Томас. — Поэтому я попросил Луиса повлиять, чтобы вас привлекли к работе с БМ. Иначе мы просто не сможем получить доступ. — Вы уверены, что стоит её вскрывать? — недоверчиво спросил Сергей. — А если это ловушка разработки “Майнтхаус”? И после того, как она получит доступ, захватит все системы Центра? Вы отдаёте себе отчёт, насколько это может быть опасно? — Исключено, — отмахнулся Томас. — Образ мы перенесли на локальную систему, всегда можем отключить и уничтожить, если что-то пойдёт не так… — Вы не понимаете, с чем можете столкнуться! — взорвался Сергей. — Вас там не было! Вы ни черта не понимаете, насколько мощной была та система, как она меняла и подчиняла сознание людей! Марджори, Мичели, Дуглас, Стив: да, они годами были под её влиянием. Но Карел и я находились рядом с ней от силы несколько часов — и погибли бы, если бы не Глеб! — Успокойся, Сергей! — воззвал Луис. — Сергей, не нервничайте так, мы учли и это, — ответил Томас. — Поскольку мы не можем полагаться только на “эффект Орлова”, все, кто находится извне, защищены энергетическим экраном, при малейшей попытке влияния он создаст помехи, а затем мы просто уничтожим систему. Вот и всё. — Вот и всё… — Сергей устало провёл рукой по лицу. Он не мог сказать, что больше вымотало его: сегодняшнее мероприятие, общение с Томасом или новость о БМ. Он опустился в кресло, стоявшее неподалёку. Положил руки на подлокотники, откинул голову назад, упираясь затылком в спинку, закрыл глаза. Томас хотел что-то добавить, но Луис прижал палец к губам. — Не мешай ему, пусть подумает. Томас пожал плечами и развернулся к панели. ЧАСТЬ 3 — Мне нужно войти туда, — через какое-то время раздумий сказал Сергей. — В этом нет необходимости, — произнёс Томас. — У нас есть микрофон и… — Нет, — оборвал его Сергей. — Я либо иду внутрь, либо сейчас возвращаюсь обратно. — Странный вы человек, — Томас потянулся и зевнул. — То отчитываете меня как последнего мальчишку насчёт безопасности Центра, то мечтаете попасть за пределы воздействия защитного энергополя. — Сергей, ты действительно считаешь, что риск оправдан? — в голосе Луиса не было уверенности в правоте Лазарева. — Да. Нет. Сомневаюсь, — покачал головой Сергей. — Напомните, процесс создания копии начался во время запуска камеры приёма энергии? — Если бы точнее — когда в неё зашёл Скляревский, — на всякий случай Томас вывел на экран временную шкалу, на которой были расставлены метки и выделил две близко стоящие друг другу. Сергей громко щёлкнул пальцами. — В этом всё и дело, — он резко поднялся с кресла и подошёл к двери комнаты, за которой находилась таинственная БМ. — И прошу вас: не ведите никаких записей. Всё, что мы здесь услышим, не должно нигде сохраниться. — Но… — Томас хотел было возразить, однако ему на плечо легла рука Луиса. — Сделай так, как он просит. — Но это же нарушение протокола! — зловеще прошептал Томас. — Сделай. Под мою ответственность. Стоя перед дверью, Сергей впервые за сегодняшний день испытал волнение. Не лёгкое щекочущее ощущение, перемешанное с азартом и адреналином. А нечто тяжёлое, липкое, какое бывает перед ответственным экзаменом. Только тут не было экзаменаторов. Лишь он сам и догадка, которую стоило проверить. И возможный результат ему не нравился. Потому что подсознательно Сергей понимал, что прав. Под бурчание Томаса дверь отъехала в сторону, и Лазарев увидел БМ, только уже вблизи. Она ничем не отличалась от обычных БМ, которые стояли на патрульных кораблях, их физическая форма считалась универсальной, хотя и не лишённой творческого вдохновения создателя. Почувствовав вторжение в пространство, цветогамма БМ вышла из режима ожидания, но всё ещё продолжала переливаться радугой, просто несколько в ускоренном режиме. Дверь закрылась. Сергей выдохнул. Пора. — Глеб, это я, Сергей. Облако цветогаммы закружилось, замерцало и покрылось зелёной дымкой. — Сергей, это я, Глеб, ты слышишь? — донеслось откуда-то изнутри БМ — Чёрт меня дери… — восхищённо выдохнул Томас, продолжавший сидеть за пультом управления, отслеживая, как на экране заблокированные ранее файлы резервной копии БМ начали отвечать на запросы, приводя в движение внутренние процессы. — Скляревский, я тебя слышу, — произнёс Сергей через боль, потому что спазм снова обхватил горло. — Что…мы победили... У тебя всё получи…лось… — голос звучал слабо, обрывками, некоторые слова перекликались эхом друг с другом, поэтому некоторые слова приходилось додумывать. — У тебя всё получилось, — ответил Сергей, но его разум боролся с противоречием. С одной стороны перед ним стояла БМ, с ограниченной функцией, она не могла быть Глебом Скляревским. Но с другой… — Прости… Ослушался… Хотел спасти тебя, Карела… — Сергей хотел было крикнуть Томасу, чтобы тот что-нибудь сделал с колонками, но вовремя понял, что тут техника бессильна. — Я приказал тебе уйти с орбиты, — каждое слово Сергею давалось с трудом. У него вдруг ужасно заболела голова. — Я приказал. Тебе. Вернуться на базу. — “Вайгач” ушёл с орбиты… — Что в нём толку, если на борту не было тебя?! — “Эффект Орлова” истекал… Ты мог погибнуть. — Зато от тебя осталась горстка пепла и это… — Сергей протянул руку, раскрыв ладонь, показав БМ кусок шеврона. — Больно… Больше не могу… Прощай, Серёжа. Цветогамма начала переливаться, но при этом растворяться, гаснуть. — Нет, Скляревский, НЕТ! — Нет-нет-нет, НЕТ! НЕТ! — взвыл за панелью Томас, у которого прямо на глазах начали уничтожаться файлы. — Я так и знал, что что-то случится! — ГЛЕБ, ЭТО ПРИКАЗ! — из последних сил проорал Сергей, чувствуя, как холодный пот стекает у него по спине, а в голове его крик отозвался колокольным звоном. Дымка вспыхнула и растворилась, рассыпавшись на кучу мелких искорок, тотчас исчезнувших, словно фейерверк. — Сергей, система мертва, файлы самоуничтожились, — из динамиков раздался голос Томаса, полный отчаяния. В этот же момент в сторону отъехала дверь, позволяя Сергею покинуть помещение. Инспектор первого ранга Сергей Лазарев вышел наружу, только сейчас поняв, что за эти несколько минут его костюм промок до нитки от пота. Тело начало колотить мелкая дрожь. Он обернулся в сторону Томаса, перевёл взгляд на Луиса, затем всё куда-то уплыло, улетело в вверх, превратилось в космос, полного бесконечных звёзд, вспыхивающих и гаснущих. ЧАСТЬ 4 — У тебя сильное переутомление из-за стресса, который ты испытал сегодня, — голос Карела Зденека раздался откуда-то со стороны. Сергей приподнял голову, попытавшись выбраться из диагностического кресла, но в этот момент датчики противно запищали. — Прошу, не торопись, я ещё не закончил. Сергей чуть оттолкнулся, чтобы кресло развернулось в ту сторону, откуда звучал голос Карела, чтобы он оказался в поле зрения. На лацкане пиджака доктора был прикреплён знакомый жетон. — Расскажешь, что произошло? — Карел приподнял голову, встретившись взглядом с Сергеем. — Давай сначала ты, насколько всё плохо? — Тебе нужен отдых. За исключением небольшой гематомы на лбу, которую ты получил при падении и ударе об пол, состояние не критическое, хотя твоя нервная система испытала сильную нагрузку. К дежурству я бы тебя не допустил, уж извини. — Да нет, пожалуйста, — Сергей слабо улыбнулся, понимая шутку. Какие дежурства, если тебя отстранили. Затем коснулся шишки на лбу. Она немного побаливала, но пальцы нащупали шершавую поверхность лечебного пластыря. — Так что произошло? Томас, который возник за спиной Карела, кивнул, показывая, что ему можно сообщать. Сергей отвернулся, чтобы не смотреть на них, и уставился в потолок, покрытый змеевидными лентами, похожими на те, что он видел в зале. — БМ записала последние минуты жизни Скляревского, сохранила в виде своей резервной копии и зашифровала доступ ключ-фразой с помощью голосового модуля, настроенный на мой резонатор. — Хотите сказать, что это был не Глеб? А как же эти фразы, вы же разговаривали с ним! — выкрикнул Томас, чтобы Сергей смог его услышать. — Думал, что разговаривал с ним. У меня было время поразмыслить, вспомнить наш диалог. Если убрать мои фразы, получалось, что он не отвечал на мои вопросы, а просто говорил в пустоту. Каким бы ни был храбрым Глеб, ему было страшно умирать в одиночестве. Он представил, что передаёт мне сообщение. Но, видимо, когда начался процесс… расщепления, БМ поняла, что оно не сможет быть доставлено. Я помню, как тогда резко оборвался голос Глеба, но не обратил внимания. — Поэтому она приняла решение использовать протокол Р-720К? В случае опасности и… — Неминуемой гибели. Возможно, был сбой в работе БМ, хотя “Платан” и отличная защита, но в тот день мы все немного сошли с ума. — Погоди, — Томас не выдержал и подлетел к диагностическому креслу, на котором сидел Сергей. — Ты хочешь сказать, что она посчитала важным, чтобы ты услышал последние слова Скляревского? — Конечно. Он же обращался ко мне. — Чёрт возьми, — Томас схватился за голову. — А я-то уж думал… — Что она перенесла душу Глеба и записала её в виде кода? БМ не может быть настолько развитой системой, чтобы оцифровать наши души… К сожалению или к счастью. — Это было бы открытие века…. — мечтательно произнёс Томас. — Цифровое бессмертие… Это даже сейчас выглядит как сказка. — Тогда бы эти файлы уничтожил я, — серьёзно произнёс Сергей. — Я не мог бы допустить для Глеба такой судьбы — обречённо скитаться внутри системы, не имея тела, но помня всё то, что было. Помня то, кем он был, что чувствовал, что любил. Какая-то страшная сказка получается… *** Космос дышал и замирал, расширялся и сжимался. Он всё ещё жил, он был молод, хотя никто бы никогда не смог подсчитать, сколько времени прошло с тех пор, когда он впервые раскинул свои просторы. Когда он вообще начал существовать, и было ли вообще оно — это начало? Но каждое существо, которое появлялось внутри него, рождалось и умирало — оставалось в его памяти. Кто знает, когда они ещё получат шанс почувствовать это снова. Но пока он помнил каждого из них — шанс оставался. Возможно, это и было той самой сказкой для обречённых.