Розовый

— Пошевеливайтесь. Король Марионеток скрестил руки на груди, пристально и нетерпеливо наблюдая за тем, как его подчиненные возятся с украшениями в одном крохотном и совсем уж неприметном ресторанчике. Из всего многообразия различных заведений, что повсеместно встречались в торговом центре, выбор кукловода почему-то пал именно на это место. А почему же конкретно, он и сам не понимал — то ли из-за особой атмосферы, создаваемой находящимися здесь искусственными кустиками и мягким желтым светом подвесных ламп в миленьких округлых плафонах, то ли из-за чудесного вида, открывающегося с третьего этажа (где, собственно, и находился ресторанчик), — на внутренний дворик с высокой рождественской елкой, мерцающей мириадами разноцветных огоньков и окруженной ярким карнавалом из неоновых линий и надписей, которыми пестрил весь фудкорт. Манекены тем временем в торопях накрывали на небольшой столик, находившийся у панорамного окна с обзором на этот самый дворик, развешивали гирлянды и подметали, неумело управляясь с необходимыми инструментами своими спицеподобными конечностями. Некоторые из них, как ни трудно в это поверить, занимались готовкой — лично Король по очевидным причинам пищу употреблять не мог, а вот гостья, что должна явиться уже с минуты на минуту, — вполне. Молча наблюдая за данными процессом со стороны, кукловод неожиданно поймал себя на том, что уже в который раз отводит взгляд и нервно сверяется с электронными часами у самой дальней стены ресторанчика. Совсем на него не похоже. Куда делось его холодное безразличие ко всему окружающему? Откуда у него такая пунктуальность? У него, Короля Марионеток — того, кто обычно сам устанавливает правила и диктует их другим? Но сегодня все было совершенно иначе. Она обещала явиться ровно в пять. В Темном Измерении не существовало понятия времени как такого, нет дня или ночи, утра или вечера, однако некоторые монстры для большего удобства любили использовать человеческую систему измерения времени, состоящую из двадцати четырех часов. Марионеточник хотел бы причислить себя к исключениям, но опыт доказал, что в некоторых случаях все же стоит быть солидарным с большинством. Как, например, в этом случае. Новенький циферблат тусклыми красными черточками показывал шестнадцать-пятьдесят-пять. Король как-то весь напрягся и вновь приказал своим куклам поторапливаться. Его раздражало, что он вынужден подстраиваться под кого-то другого, и вместе с тем было ему крайне… непривычно. Весь сегодняшний день его переполняло какое-то странное чувство, и чем ближе подкрадывалось назначенное время, тем сильнее оно становилось. Внутри все трепетно колыхалось, точно неокрепший птенец, пытающийся выбраться из яйца, а от одной только мысли о приближающейся встрече по телу прокатывалась волна легкой дрожи. Если бы у Короля было сердце, он бы даже подумал, что еще немного и оно, или что бы там на самом деле ни было, выскочит из груди. Он прошелся взад-вперед, беспокойно постукивая пальцами скрещенных рук, все так же поглядывая на неспешно сменяющиеся цифры и раздумывая над тем, что же это, в самом деле, такое. Сразу вспомнился случай, когда он, находясь в шестом кошмаре по одному делу, невольно подслушал разговор двух медсестричек: одна из них, будучи, видимо, весьма чувствительной особой, ведала другой о своих переживаниях перед свиданием с каким-то — Король даже не утрудил себя запоминанием его имени — Золотым Наблюдателем. Ох, и намучался же он тогда, слушая эту смазливую ерунду… однако нельзя была отрицать, что ощущения, описанные той сестричкой, очень уж походили на ощущения, испытываемые кукловодом прямо сейчас, за несколько минут до рокового срока. Неужели это… волнение? Не может быть. Просто невозможно! Король Марионеток всегда являлся тем, кто не позволял себе лишних эмоций. Ни когда доверенная ему часть Загадки Небес находилась под угрозой похищения смертными (что случалось, к слову, неимоверно редко по сравнению с другими кошмарами), ни даже когда Малак, потеряв крупный деловой участок для заключения сделок, вымещал гнев на всем и вся подряд, включая собственных приспешников. Хладнокровию кукловода другие могли только завидовать — оно было таким же вечным, как гримасы отчаяния и ужаса тех жалких людишек, чьи лица он обращал в маски для своего наряда. Не уподобляться же ему, в самом деле, всяким там кроликам-психопатам и сбрендившим от мужененавистничества великаншам, не умеющим держать себя в руках, верно? Тогда, спрашивается, что же с ним происходит в эту самую минуту?.. Подобное ощущение настолько не вписывалось в типичный для него мир, что на секунду даже возникла мысль: а не заболел ли он часом? Кто знает, какая дрянь водится у тех канализационных уток, одна из которых в силу своей животной и безмозглой натуры как-то посмела приблизиться к Королю (за что впоследствии была им жестоко покарана) — в царстве демонов и самых разнообразных монстров даже манекены не застрахованы от всякого рода лихорадок и инфекций, чьими переносчиками эти гадкие птицы очень часто выступают. Однако затем поток его мыслей, немного побарахтавшись на одном месте, устремился в совершенно другое русло, и русло это, честно говоря, Королю совершенно не понравилось: что, если причиной сего назойливого и определенно не самого приятного чувства была вовсе не болезнь, а встреча, ради которой он сейчас здесь и стоит? «Какой бред», — подумалось ему. С чего бы ему так переживать из-за какой-то там встречи? Тем более встреча эта даже не деловая: коллега, что еще совсем недавно попала в ряды Малака, всего лишь предложила провести совместный вечер в кошмаре Короля, а тот из обыкновенной солидарности не стал возражать. В этой встрече точно нет чего-то такого, из-за чего стоило бы переживать. Во встрече, ради которой он зачем-то решил выделить целый ресторан. Во встрече, от которой у него трепещет грудь и дрожат пальцы. Во встрече, которая точно, определенно и сто процентов не свидание! По крайней мере… так властитель девятого кошмара сам себе твердил, дабы хоть как-то успокоиться. Противоречивость собственных мыслей выводила его из колеи, а некогда твердая уверенность в своей же непоколебимости стремительно испарялась, когда взору пустых глазниц вновь предстал злосчастный циферблат, что любезно оповестил о наступлении пяти вечера тусклыми огоньками-палочками и тихим писком.